День открытых дверей и занавешенных окон

"Мы – умы, а вы – увы", - сказал один словоохотливый поэт, который не принадлежит нашей организации, о чём я, как председатель, сожалею: нам бы такие рифмачи пригодились.
     Мы - это товарищество собственников жилья. Желая поддержать инициативу музеев столицы, ТСЖ объявило в нашем доме по улице Тихона Хренникова "День открытых дверей и занавешенных окон" (занавешенные окна свидетельствуют, что не всё у нас нараспашку).
     Экспозиция дома-музея действующая, интерактивная, каждый посетитель может принять участие в предлагаемых собственниками жилья творческих мероприятиях.
     Что можно посмотреть? Да много чего. Например, у Светланы Козолуповой. Она всю квартиру мрамором отделала. Это чтобы на века. Теперь жаждет похваляться содеянным: такого мрамора, как у неё, в московском метро не увидишь. Я, конечно, к ней наведался, осмотрел всё строгим оком и сказал, что если от чего и рухнет наш дом, так это из-за её мрамора. Такие нагрузки несущие конструкции вряд ли выдержат. А Светка сказала, что нагрузки здесь не причём, а это я из зависти говорю. Да только чему же здесь завидовать? Мавзолей это, а не квартира. Саркофагов не хватает с усопшими товарищами - не стану называть всем известные фамилии фараонов и других партийных деятелей.
     Рядом с Козолуповой живёт Сёма Букин, филателист. Марок у Сёмы видимо-невидимо, вся квартира ими забита – от пола до потолка. Кляссер на кляссере сидит, кляссером погоняет. Он и жену выгнал ("к чёртовой матери!" – его выражение), чтобы места было побольше – для марок. "Трудно, спрашиваю, тебе без бабы?" – Без марок труднее, - отвечает. – Марки и бабы – вещи несовместные, как гений и злодейство.
     И действительно, при таких деньгах, как у него, жена не нужна - лишняя тягомотина.
     В двадцать пятой квартире бывший таможенник живёт. Чичиков  его фамилия. Один в четырехкомнатной квартире. Так он ещё и соседнюю трёхкомнатную прикупил и всё своё личное пространство картинами заполонил – и коридоры, и кухни, и даже туалеты (один из них, предназначенный для посетителей – платный). Насчёт туалетов вы зря смеётесь: в квартире Татьяны Либерман в Нью-Йорке (Татьяна - предпоследняя любовь Владимира Маяковского) было множество полотен и графики Дали. Его рисунки висели даже в туалете. И он не обижался. Ему нельзя было обижаться: муж Татьяны творил ему имя.
     Картин у Павла Ивановича множество – любой краевой музей позавидует. В основном авангардисты - Ларионов, Гончарова, Филонов, Машков, Лентулов, Кончаловский, очень много набросков Павла Кузнецова того периода, когда он писал жизнь степняков, не потревоженную цивилизацией.
     И самое потрясающее: тут же, в одной комнате с мастерами авангарда, знаменитая античная парсуна, считавшаяся утерянной, красуется - "Леда, лебедь, рак и щука". Подлинник или копия – не знаю, но вещь знаменитая, редкая, как женьшень в Каракумах.
     На одной лестничной площадке с Чичиковым живёт Зинка Постулатова, толстушка-простушка из Урюпинска (то и дело поминает родимое урочище: "У нас в Урюпинске", да ещё и с таким оживлением, словно Урюпинск - пригород Парижа или даже сам Париж).
     Мастерица. Производит из соломки на заказ и "для души" различные штучные изделия – и шляпки, и корзинки, и хлебницы, и баны-жбаны-икебаны всякие. Этих поделок так много, что я волей-неволей испытываю опасение и без экивоков предупреждаю её: "Если мы вспыхнем когда-нибудь, то только из-за тебя". - Типун вам на язык! - отвечает соломенная вдовушка. – "Ну, если ты считаешь, что типун поможет предотвратить возгорание, тогда пожалуй".
     Ещё одна жилица из нашего дома, уроженка Дубровника, то ли Милена, то ли Милана, то ли вообще какая-нибудь Меланома или Мельпомена – точно не скажу, сама себя она называет Мила.
     Разводит собак далматинской породы. Вот и сейчас предлагает к реализации помёт: трёх мальчиков и девочку. "Я и сама из Далмации, говорит она. Ах, любовь, любовь, что ты делаешь, подлая!" О её любви я точно ничего сказать не могу, но вот то, что она отчаянная русофобка, знаю доподлинно. Да она своих взглядов и не скрывает. Однажды я не стерпел такого наглого её поведения. "Слушай, сказал ей, ехай в свою долбанную Далмацию, купи островок (там эти острова, как катышки на мохеровом шарфике) и живи, как тебе хочется – не мозоль глаза нам, истинным москалям. У меня от вас, гастарбайтеров, тошнотворное головокружение с утра и до вечера. Уё…ай и этих своих пятнистых пёсиков прихвати!"
     После этих моих слов она присмирела и поутихла - с ними, с обнаглевшими далматиками иначе не получится…
     Полосатые барбосы. Гуппи, данио и неоны. Меченосцы и пецилии. Тернеции и тетры. Умные аквари-умные рыбки.
     Когда-то Триумвиратов лососёвые разводил, теперь аквари-умными занялся. "Разницы никакой, говорит, рыбы они и есть рыбы – дикие и домашние, умные и не очень". Это он шутит, уж я-то знаю, какие усилия требуются для разведения рыб – сам рыболов со стажем, без подсказок кумекаю, как можно разведение рыб превратить в прибыльный бизнес, который, кроме радостных минут, будет приносить постоянный доход.
     В одной из квартир на верхнем этаже дома обитает, академик Вернисажев, знаменитый астроном. Устроил на крыше мезонин (с разрешения властей, разумеется) и разместил в нём списанные в обсерватории телескопы. Похвалялся, что оформил их, как морально устаревший инвентарь. На самом деле они ещё – о-го-го! Я обещал ему ввести плату, если желающих посмотреть на звёздное небо будет много – чтобы ограничить их количество. А если будет мало, отменю…
     Ещё один жилец нашего дома - почётный гражданин бывшего Советского Союза Дурды-Берды Эсенкулиев. Привёз ковровщиц из Средней Азии, и теперь эти невольницы стучат зубастыми колотушками без продыху. Сидят друг против друга, каждая за своим станком и ткут, одна – креативные, другая – эксклюзивные изделия. Тут же спят и едят на таких же коврах. Свет в комнате тусклый. Как они свои узелки вяжут - непонятно. Наощупь работают. Я ему, Эсенкулиеву, говорю: "Ты бы лампочки помощнее вкрутил – темень полная". - Буду я на них электричество тратить, - отвечает Дурды-Берды. - "Так ведь ослепнут же!" - Эти ослепнут - новых привезу, - заявляет. - Нас в Средней Азии, как пчёл на патоке. 
     Врезать бы ему, так ведь не имею права, хоть и председатель.
     В торцах нашего дома по архитектурному замыслу располагаются однокомнатные квартиры. В одной из них обитает непрезентабельная московская старушка. Волосы как лён, огромные серые глаза. Таких бабулек в столице, как в луже головастиков. Замшелая Варвара Никаноровна – в этом ряду: дай палец – руку отхватит.
     Пришла она ко мне жалиться. "Трудно жить стало, говорит. Денег ни на что не хватает: на хлебушек есть, на колбаску и маслице нету. И поправить положение нет никакой возможности. Я даже комнату сдать не могу по причине отсутствия лишней жилплощади. Другие мои сверстницы сдают, а я этой возможности лишена напрочь. Собянину писать без толку, я давно это поняла – учёная".
     - Ну да, - согласился я. - Нас у Собянина много – миллионами исчисляют жителей столицы. Всех не осчастливишь.
     - А разве он не разумел оного, когда на должность градоначальника соглашался? Я у него как-то материальную помощь попросила, так он меня в собес послал, а это всё равно, что на …
     Так что помощи мне ждать неоткуда. Вот я и пришла к тебе, может, ты мне советом поможешь или с нужными людьми сведёшь – связи у тебя обширные. Помоги, мил друг, я в долгу не останусь.
     - Почему же не пособить, - сказал я ей. - Пособлю.
     Ты, Никаноровна, верующая?
     - Пока нет, отвечает она, а чо надо-то?
     - А надо, чтобы ты отличилась на богоугодном поприще. Видишь ли, в чём дело, жильцы нашего дома люди занятые – им Богу свечку поставить некогда. Мало того, что не молятся, у Бога о наболевшем попросить не решаются – язык заплетается от усталости. Яйца красить разучились, куличи готовить не умеют. Атеисты, бля, как есть – атеисты!..
     Вот и посодействуй им приобщиться к церковной монополии, элементарным молитвам научи – так, мол, и так, слава Отцу и Сыну и Святому Духу, присно и во веки веков, аминь. Не всё же попам на прихожанах зарабатывать – отщипни и себе кусочек веры, маленькую такую кроху на пропитание.
     Прошёл год, и Никаноровна строга стала – не узнать. Собственная паства у неё образовалась. Я, завидев её, креститься начинаю - рука, во всяком случае, тянется. Никаноровна теперь типа пасторов, только те посредничают между богом и верующими, а она - между церковью и прихожанами…   
     Библиотекарь Айзек Азимов (у всех членов ТСЖ нашего дома, если кто не понял, фамилии благоприобретённые). В библиотеке у него 21 тысяча единиц хранения. Сплошь раритеты - первые издания "Горе от ума", "Кому на Руси жить хорошо", "История" Карамзина с пометками князя Вяземского и другие сокровища. "Откуда, интересуюсь, такие редкости?" - В книжных развалах, говорит, накнокал. Дурачьё избавляется от изданий, за которые знатоки платят баснословные деньги.
     В квартире 46 живёт Алёша Попович, сантехник от бога. От клиентов не знает отбоя. Дерёт втридорога. Самовлюблён до изумления. "Я, говорит, и на том свете буду за водопроводом и канализацией присматривать. У меня и предложения есть на этот счёт". Врёт, конечно, я точно это знаю, иначе мне давно бы уже сообщили. Кто-кто – батюшка из ближайшей церкви или Замшелая Никаноровна, та, которой палец в рот не клади – откусит.
     Пустоцветов Георгий Арамович, женатый на кариатиде. Без родительского благословения. Шутят, конечно, но массажист он от бога – к нему, чтобы размять косточки, такие люди приезжают, что страшно становится, когда нежданно-негаданно встречаешь их в нашем подъезде. А то, что у него руки золотые, я знаю по собственному опыту: он мне поясницу привёл в порядок, ягодицы и ахиллы.
     Этажом выше живут два брата-акробата Эндшпиль и Миттельшпиль из цирка, расположенного на проспекте Вернадского.
     Среди наших жительниц Мона Мамона, портниха, всех модниц в Центральном административном округе обшивает; Секельда Ольга Арутюновна, пацанистая девица, подростковая сущность которой вызывает оторопь; не скажу, что проститутка, но похоже на то; Сашка и Валерка, парикмахеры; почему-то все парикмахеры в нашем городе носят ярко выраженный нетрадиционный характер…
     Не все жильцы, разумеется, соответствуют тем требованиям, которые мы выработали для себя, чтобы с честью (во всяком случае, без обмана) нести звание дома-музея. Взять, к примеру, Златосербскую Риту Арнольдовну. Решила она сохранить свою квартиру в изначальном коммунальном виде. Произвела косметический ремонт.
     - Теперь, - уверила меня, - от посетителей отбоя не будет
     - Да кому интересна твоя обшарпанная под коммуналку фатера? – спрашиваю.
     - Иностранцам, - отвечает.
     - Ты бы глянула, как скученно живут люди в Италии и Испании. Для них наши развалюхи – роскошь!
     - Наши – роскошь?! – не поверила она. И тут же выкрутилась: – Тем более будут смотреть!
     И ведь смотрят!
     Или этого упомяну – как его? – Сидорова Димона. В бабушкиной квартире (царствие ей небесное!) два года назад он хостел организовал. Ныне эту доморощенную гостиницу закрыли, а сдавать помещения хочется, больше Димон ничего не умеет – только сдавать. Его бы комендантом Брестской крепости в своё время назначить – вот бы развернулся! От гастарбайтеров, говорят, во время войны отбоя не было. И все из Европы. Едва отвадили.
     Прибежал ко мне:
     - Подскажите, Валериан Чемберленович, как быть?
     - Как-как! продай - и все дела, коли собственностью распорядиться не умеешь. Я тебе и покупателя найду.
     Нашёл. Чичикову, библиофилу нашему, продал Димон бабушкину квартиру…
     Фойе третьего подъезда, мы переоборудовали под лекционный зал – небольшой (пять рядов из семи кресел), но уютный. Там с завидной регулярностью читают лекции наши активисты. Темы лекций – самые что ни на есть разнообразные, ну например: "Почему в Монголии не растут магнолии?" Шутка.
     В последний раз читали лекцию "Игра в серсо. История и перспективы". Вход платный – и что же вы думаете – зал был полный. Среди слушателей я заметил Никаноровну.
     - Ну и как, - спросил у неё, - понравилась лекция?
     - Та я не слушала – дрыхла! – весело заявила Никаноровна.
     - Почему же не слушали?
     - Та думала, что серсо это разновидность рулетки. А кольца мне на дух не надобны – какой от них прок?...
     И про себя, видимо, сказать надобно – чем я себе на жизнь зарабатываю. Если вкратце, не сочтите рекламой…
     А, впрочем, почему нет? Реклама – движитель торговли, а также тех начинаний, от которых спасу нет. И не предвидится.
     А зарабатываю я тем, что других поучаю. И дюже хорошо у меня это получается - по консалтинговым делам я дока. Какие советы даю? А всякие: и юридического, и экономического, и финансового порядков, подсказываю, как минимизировать затраты, как оптимизировать налоги, какому банку довериться, к какому адвокату обратиться. И вообще, свой адвокат и свой нотариус - это очень важно. Сейчас развелось столько нотариального хлама и юридического мусора, что не приведи Господи! (Сколько стоит адвокат на прокат? Вот то-то и оно!).
     Что делать со свободными деньгами, какие акции прикупить, с какими повременить.
     Деньги обязаны работать. Неработающие деньги – тунеядцы. Лукашенко на них нету!..
     Скажите, а Лукашенко склоняется или не склоняется? Вот и я не знаю, но лучше с ним не связываться – себе дороже. Объегорит, как пить дать объегорит! И обует! Контрафактную правду втулит. Ему это – раз плюнуть…
     Я бы с удовольствием занялся чистым консалтингом, отказавшись от председательских полномочий, да только члены товарищества категорически против.
     Так что в доме все при делах. Надомники на современный лад. И это ещё вопрос – кто создаёт рабочие места: я или государство вкупе с олигархами.