Встреча

Прошкин. Одноклассник мой. Отвечаю на звонок.

- Здорова! - голос в трубке восторженный, как в рекламе ненужных товаров.
- Привет, - говорю. Я ему, мягко говоря, не слишком рад. Причем, всегда.
- Узнал?
- Телефон мой тебя узнал. Я – нет.
- Приятно, что не удалил контакт, - говорит. Непробиваемый.
- Не успел, - говорю.
- Не успел... Ты всё такой же… - смеется. - Тебе, вообще, удобно разговаривать?
- Вообще, да. Привычный речевой аппарат.
- Речевой аппарат… - продолжает смеяться. - Слушай, ты вообще не изменился!
- Поверь, изменился. И, к сожалению, довольно сильно.
- Да ладно тебе! Такой же скрипучий, как был.
- Только скрип со временем усиливается. Ладно, ты же не это хотел обсудить, правда? Чего хотел? Не просто ж так позвонил.
- Почему не просто так? Может и просто…
- Если просто - тогда я сейчас не расположен. Давай как-нибудь в другой раз.
- Хорошо, перезвоню. – И бросил трубку.

Не люблю Прошкина. Он сладко-прилипчивый, как советская ириска. Других ирисок с тех пор не пробовал – не знаю, может что-то изменилось. Причем и сладость его эта какая-то приторная и ненастоящая - явно заменители. Со школы такой и не меняется. Сто лет его не слышал и не расстраивался.

Надеялся, что не перезвонит. Перезвонил. Тем же вечером.
- Здорова, - говорит. – А теперь удобно?
- Ну, увернуться, как я понял, все равно не получится. Так что считаем, что удобнее.
- Ну и хорошо, - я же говорю, непробиваемый. - Я чего хотел-то…
- Я думал, просто.
- Ну и просто тоже, - смеется. - Но звоню в первую очередь тебе сказать, что мы решили собраться. Тридцать лет как-никак. Ты как?
- Никак. Причем, ты знал это, когда звонил.
- Слушай, все-таки тридцать лет как мы…
- Мы – это кто? – перебиваю его.
- Ну, не начинай. Все наши.
- А все ваши, это, прости, кто?
- Да ладно! Это даже для тебя слишком!
- Ну мне, просто, интересно! Это ты продвигался по жизни под вывеской «наши», а я как-то ни с какими «нашими» себя не ассоциирую. А! – изображаю восторженное озарение. - Наши — это люди, которые меня встречают на улице и не узнают? Они? Угадал?
- Да ладно тебе, - говорит. – Перестань. Вся наша параллель собирается. Хотим отметить. Всех пытаемся собрать. Тебе, кстати, никто звонить не захотел - поэтому я.
- Потому что «наши», наверно?! – слово «наши» гротескно выделяю, как умею.
- Потому что ты такой… - секунду подбирает слово.  - …ядовитый. Наверно.
- А ты отважный и бесстрашный, я полагаю?
- Меня такой яд не берет! Я с такими людьми по работе пересекаюсь, что тебе и не снилось! Высокомерные идиоты. Встречал такую категорию людей? Вот это - действительно отрава! На их фоне твой яд – целебный, как пчелиный.
- Комплимент защитан, сладкоголосый. Но ты ж знаешь…
- Сейчас подожди. – перебивает Прошкин, и начинает играть музыка.

Бросаю трубку – еще я его не ждал!

Перезванивает.

- Прости, - говорит, - важный звонок.
- Куда ж важнее, чем наш?
— Это да, – как-то рассеяно отреагировал Прошкин. И после некоторой паузы снова бодро, как будто зарядился. - Короче, чтобы тебя не утомлять – ориентировочно в двадцатых числах ноября. Место еще окончательно не выбрали, но, думаю, это не существенно. Так что давай…
- Ты ж знаешь, что скорее всего не дам...
- А ты попробуй! В этом году, между прочим, планируется максимально полный состав. Все уже, вроде, свое отрожали, отсидели – так что препятствий стало меньше. Планируются даже те, о ком и думать не могли. Фистов, например, представляешь?! Как уж и кто до него дозвонился – не знаю, но, говорят, обещал быть.
- Мне эта фамилия ни о чем не говорит.
- Да ладно! Не знаешь, кто такой Фистов?
- А должен?
- Ты ж не из Лыковых, вроде, от цивилизации не отрезан. Как это могло мимо тебя?!
- Может и слава Богу? – начинаю раздражаться, не люблю дешевых интриг.
- Набери в поисковике «Фистов» – и тебе сразу все объяснят.
- А можно не буду? Не могу сказать, что мне очень интересно…
- Тогда краткая справка. Миша Фистов – человек приближенный…
- Ну хоть не приблизительный.
- А люди приближенные к самым что ни на есть… Ты понимаешь, что я имею в виду… Занимаются всем, и, что любопытно, всегда успешно… Вот такие, понимаешь, бизнес-гении, - смеется. – От шариковых ручек до космических кораблей.
- Я, конечно, телевизор принципиально не смотрю и новости не читаю, но про такого деятеля должен был слышать. Особенно, если учился в нашей школе. Это ж теперь, как пионер-герой в нашем детстве. В честь такого и школу назвать не западло.
- Вот и я удивлен, как это мимо тебя?! Тем более, - переходит на интригующий шепот, как он это себе представляет. Искуситель хренов. - Его больше всего знают по всяким частным, получастным военным делам. Ну, я там подробностей не знаю, но, короче, фигура, как говорится, «на слуху».
- А к нашему классу он какое имеет отношение? – спрашиваю. - Что-то я такого персонажа не припоминаю…
- Он в «В» классе учился класса до седьмого, кажется. А потом его родители куда-то забрали.
- Ближе мне человека просто нет! Теперь, конечно, приду – у нас с ним столько общего! – актерских навыков у меня никогда не было, поэтому сам чувствую, что наигранный восторг вяловат.
- А ты зря, кстати, - Прошкину, видимо, моих актерских способностей хватило. – Многие как услышали, что Фистов будет – сразу сказали, что придут.
- А так - колебались? А как сказали, что будет Фистов - «А, Фистов будет – ну тогда придем!», так что ли? Вот спасибо ему – прям, зацементировал наш дружный коллектив.
- Не совсем так – ты, как всегда, все выворачиваешь. Но, согласись, не каждый день…
- Не каждый день что?! – чувствую, что завожусь, поэтому останавливаю себя. Еще я с Прошкиным ничего не обсуждал. - Ладно, проехали, все, я понял. Информацию воспринял. Я с тобой столько со школы не разговаривал. Так сразу нельзя… С непривычки-то…
- Мимо, - смеется. Повторяю, он непробиваемый. – Ладно, давай. Надеюсь, увидимся.
- Надежды не разделяю. Пока.

Потом звонила Светка Фили... Фили... Как же ее фамилия? Забыл. Фили... Фили... Нет, не Филимонова. Филимонова у нас на курсе была. Фили... Ладно, вспомню, скажу. Хотя, зачем вспоминать? Сейчас-то у нее совсем другая фамилия! И номер у меня ее не был записан, так что я и не понял сначала, кто звонит. Взял незнакомый номер – часто по работе звонят с разных номеров. Короче, звонила Светка, тоже говорила, что «наши» собираются.
- Придешь?
- Свет, ну ты ж знаешь, что я на такие мероприятия не хожу!
- Так пора уже взрослеть! Что ты в своем юношеском коконе застрял? -говорит. - Нам уж под полтос, а ты все как замкнутый подросток. Ты, может, на кого-то обижен?
- Я?!
- Ну, или, я не знаю, что еще… Может…
- Не выдумывай, - говорю. – Просто, мне не любопытно, понимаешь?
- Нет, не понимаю. Столько лет прошло! Тебя ж не на пожизненное в одну камеру отправляют! На один вечер! Тебе не любопытно – другим любопытно, как ты теперь выглядишь, чем живешь. Слушай, сама сказала «под полтос», а потом как подумаю – аж…
Короче, дальше про возраст, про детей, про работу, про быт… Вспомнил!  Феропонтова! Что меня заклинило на «Фили»? Ладно, проехали. Короче, потом она снова вспомнила про встречу выпускников. Опять начала звать, говорила, что надо всем встретится. Что, мол, когда еще получится? Что всех разбросало, а годы уходят, и из учителей наших уже мало кто в живых. А из теx, кто жив - не все уже могут физически куда-то идти. Что согласились прийти пока только наша классная-русистка, физичка и географичка, которую все терпеть не могли. Зачем ее позвали - не понятно, но, типа, другие не могут – так хоть кто-то. Что еще ладно учителя уходят – но и из параллели уже далеко не все в живых.
- Свет, ну я не люблю такие сборища, ты ж знаешь… Я с кем из класса общался – с теми редко, но общаюсь. И то – по великим праздникам. А остальных не видел со времен школы! Мне и в школе с большинством поговорить было не о чем, а им со мной. А теперь это вообще, фактически, чужие люди…
- А ты и не пробовал, - перебила меня Света. – Знаешь, бывает так, что думаешь, что будет не интересно, а потом неожиданно оказывается, что очень даже и ничего. А особенно, когда ждешь, что будет плохо – неожиданно бывает очень даже. Кстати, даже Миша Фистов обещал прийти…
- Да что вы меня этим Фистовым заманиваете?! Я не помню, кто это! Даже как он выглядел! И про него мне ничего не известно! Да и вообще, что за приманка такая?
- Ну не интересно и не интересно – Бог с ним, - сразу сдалась Светка. – Короче, приходи, хочу тебя увидеть. Тебе этого достаточно?

Потом еще звонил Вася – друг мой школьный. С ним-то мы хоть связь поддерживаем. Не так часто, конечно, как сразу после школы, но все-таки.
- Пойдешь? - говорит.
- Нет. Что я там забыл?
- Блин, ну хоть меня поддержать. Мне тогда точно будет с кем общаться. А так – хрен его знает…
- Ну, сам не ходи.
- Я обещал, вроде… - говорит.

Сдав одежду в гардероб, я остановился, чтобы понять, куда идти. Мимо проходили какие-то женщины и немногочисленные мужчины, в которых я никого не узнавал. Может еще и потому, что свет был каким-то тусклым, приглушенным, что я не мог толком разглядеть их лиц. Женщины стояли около огромного зеркала, декорированного под барокко. Видимо, из-за плохого освещения они наклонялись вплотную к зеркалу, чтобы нанести последние детали макияжа, стоя при этом буквально плечо к плечу. Мужчины поправляли одежду и прически, стараясь разглядеть себя, выглядывая издалека через головы прильнувших к зеркалу женщин. В углу помещения открывались и закрывались двери с символическими изображениями половой принадлежности, из-за которых исходил непрекращающийся звук работающих сушилок для рук. Из-за широкого дверного проема в основной зал, обрамленного тяжелыми занавесями в стиле «дорого-богато», лились свет и музыка.

После почти сумрака гардероба свет в зале показался чересчур резким, так что я прикрыл рукой глаза и какое-то время привыкал. Вокруг ходили дамы с ярким макияжем и в вечерних, отсвечивающих мириадами блесток платьях. На их фоне мужчины, которые и там были немногочисленны, казались темными фоновыми пятнами. Все разговаривали стоя. Причем стоя близко друг к другу, чтобы было хоть что-то слышно на фоне пусть и не самой громкой музыки. Каждого вошедшего кто-то восторженно встречал. На меня не отреагировал никто. Я прошел по залу в поисках хоть какого-то знакомого лица, но всех этих людей я не знал. В итоге мне стало казаться, что я не туда пришел. Решил позвонить Васе - в конце концов, и из-за него, в том числе, я сюда попал. Вася трубку не поднял, видимо еще за рулем. Зачем ехать на встречу выпускников за рулем?! Но он, кажется, и в туалет на машине ездит, так что неудивительно. Но если бы даже он и ответил - я бы, честно говоря, в таком шуме вряд ли бы что-то услышал.

Я сделал еще один круг по залу, и снова меня окружали неизвестные мне люди. Какие-то компании уже начинали садиться за столы, продолжая что-то громко и радостно друг другу говорить. По их восторженным лицам и поведению было видно, что они очень рады видеть друг друга.

В углу зала напротив входа я заметил белый кожаный диван. Он был пуст, так как все толпились в центре зала. Я сел и стал ждать хоть кого-то из знакомых. С дивана было хорошо видно входящих.

Пересекая рубеж между тьмой гардеробной и светом зала, внося по пути последние штрихи к своему облику, поправляя, отряхивая, приглаживая или наоборот распушая, все буквально пару секунд искали знакомых, довольно быстро находили или находились, после чего следовали крики восторга узнавания, объятия, поцелуи и слезы радости. Я посмотрел на часы. «Еще минут десять посижу», - сказал я себе. «Если никто из знакомых не придет – пойду. Будет мне уроком».

Очередным вошедшим был мужчина в черном костюме. Он обратил на себя мое внимание тем, что не был похож на остальных мужчин, которые входили и выходили до него. Во-первых, он не был фоновым темным пятном. Он был ярким черным пятном. Черный пиджак был одет поверх такого же цвета рубашки и галстука. И подстать одежде – густые черные волосы, брови и глаза. Глаза я, конечно, разглядел лишь потом, на таком расстоянии это увидеть было невозможно. Но даже издали вошедший выглядел контрастно на фоне всего и всех. Как грач на снегу. Деталей его лица я тогда еще не разглядел, врать и забегать вперед не буду. Второе же, что отличало его от всех входящих – он не был встречен и узнан никем. Немного постояв, привыкнув к яркому свету и оглядев присутствующих, он почти сразу отправился к дивану, на котором сидел я, словно и не ожидал здесь никого встретить.

- Разрешите? – спросил он.
- Пожалуйста, - я указал на свободное место на диване, хотя это и не требовалось.

Он сел. Я еще раз взглянул на него. Издали он казался более моложавым, возможно, из-за подтянутого телосложения. Теперь же можно было разглядеть его лицо. Темные пышные вьющиеся, но не длинные волосы, в которых заметны единичные, но яркие на черном фоне росчерки седины. Гравюра шевелюры. Густые брови и настолько черные глаза, что границы зрачков даже не угадывались. Глубокие складки морщин на лбу, щеках и вокруг рта делали его лицо волевым, но уставшим. Типаж для Врубеля, если бы он писал «Демон уставший». Конечно, я сразу не стал разглядывать подробно его лицо, но и первого впечатления было достаточно. Потом оно лишь дополнялось деталями. Но если в целом - его лицо можно было бы охарактеризовать как усталая суровость.

Некоторое время мы сидели молча. Я поглядывал на часы. Десять минут, отведенных самому себе, истекли, и я добавил еще пять, потому как было глупо выделять вечер, расчищая его от бытовых и рабочих дел, добираться без машины, чтобы через десять минут уехать. Даже для меня с известной нелюбовью к подобным мероприятиям.

- Странное ощущение, - сказал человек, сидящий рядом на диване, при этом, не глядя на меня, что можно было воспринять как то, что он обращался к кому-то другому. – Никого не знаю из этих людей. Словно…
- … не туда пришел, - продолжил я фразу, тоже не глядя на него, а смотря на входящих в двери очередных красиво одетых женщин и оттеняющих их мужчин.
- Мне это вообще не привычно, честно говоря, - продолжил он. – Обычно слишком много внимания. Я, конечно, не актер и не певец, но иногда тоже хочется, чтобы его не было вовсе. И вот его нет вовсе. Не могу сказать, что это именно то, чего я хотел.
Я мимикой ответил, мол, бывает. Но с учетом того, что ни он, ни я друг на друга не смотрели, мой ответ не дошел до адресата.
- Я тоже здесь никого не узнаю, - после паузы сказал я. – Не могли же все измениться до неузнаваемости. Кого-то же я должен был узнать?!
- То, что я никого не узнаю – это можно понять. Я их всех с седьмого класса не видел. А вот то, что не узнают меня – это, прямо, новое для меня ощущение. Еще раз говорю, не то, чтобы у меня на улицах автографы просят… Но, просто, уже привыкаешь, что люди узнают, внимание к тебе приковано…
- Прошу прощения, но я, честно говоря, тоже не узнал, - я повернулся к нему. – А должен был?
- Не знаю, - от тоже повернулся ко мне. – Обычно, узнают. Фистов. Михаил, —он протянул руку для рукопожатия.

Я назвал свою фамилию и имя и пожал протянутую руку.

- Теперь понятно! – сказал я, - Мне про Вас твердили зазывалы данного мероприятия. Ваше присутствие, прям, макухой служило. Последний аргумент для сомневающихся. Чтоб уж точно клюнул. Но, извините, вспомнить по школе так и не смог, а в википедию решил не залезать. Так что узнать мог только по тем, еще школьным временам. Но не узнал.
- Предлагаю на «ты», раз уж мы, как выяснилось… - секунду он подбирал слово. – Однопараллельники, что ли. Хотя других здесь, вроде, и быть не должно.

Переход на «ты» не добавил живости разговору. Некоторое время мы сидели молча. Потом Фистов сходил к столику, принес бутылку минералки и два пластиковых стакана. Один протянул мне. За это время я в очередной раз посмотрел на часы – оставалось еще пара выданных себе минут.

- Все равно удивительно, - сказал Фистов, отхлебнув. Он смотрел по сторонам. Мимо ходили группки людей, не обращая на него никакого внимания. И это, видимо, его задевало.
- Ладно, - сказал я, еще раз посмотрев на часы, после чего хлопнув себя ладонями по коленям. – Я, пожалуй, пойду.
- Да посиди еще, - сказал Фистов, - все равно уж пришел. И мне не так скучно. Расскажи лучше, чем занимаешься?
- Как ты мог заметить – постоянно смотрю на часы, - ответил я.
- Оценил, - он ухмыльнулся. - Но ты ж понимаешь, про что я?
- Не знаю, зачем тебе это? Ты у каждого случайного встречного это спрашиваешь?
- Нет. Хотя, надо сказать, в последнее время проблема со случайными встречными.
- В любом случае, думаю, тебе это будет не очень интересно. Я, как и большинство – на галерах. Третий справа. Держусь за место и весло. На твоем фоне - блекловато.
- А с чего ты решил, что у меня карнавал?
- Ну, мне сказали, ты занимаешься… ну, что-то типа войной... Все с таким придыханием говорили, что ты собрался прийти… Война, почему-то, всех интригует.
- Я, как и все, занимаюсь деньгами, - отреагировал в неожиданную сторону Фистов. - Война только инструмент.
- Н-да, грязный, я тебе скажу, инструмент...
- Любой инструмент грязный во время работы, – перебил он и после некоторого раздумья. - Хотя соглашусь, что этот не отмывается.

На свою удачную фразу мимически он не прореагировал никак, и снова отхлебнул из пластикового стакана.

- Ты же понимаешь, что я по полям с автоматом не скачу? – продолжил он. - Люди себе придумывают то, чего им в жизни не хватает. А не хватает им движняка. И киношного героизма. Но это не про меня. Я, можно так сказать, клерк. Для меня это все обычный бизнес.
- Обычный бизнес… - я ухмыльнулся. – Звучит цинично.
- Так оно и на практике – цинично! Но когда было по-другому? Если это, конечно, не твоя война, где ты или твои близкие вовлечены с одной из сторон. В противном же случае - это только деньги или другие не менее прагматичные интересы. Так было всегда. Если посмотреть на все это отстраненно, сверху, - он поднял руку перед собой, кистью изображая подобие плафона, - это такая огромная международная корпорация. Причем командование участвующих сторон - не враги в привычном смысле, а, скорее, руководители разных подразделений. Типа, конкурирующих. Они могут встречаться, договариваться о правилах, условиях и уступках… Журить друг друга за нечестную конкуренцию…

Он сделал очередной глоток.
 
- Повторюсь, к этому можно относиться так, только когда не по тебе все это проезжает. Не по твоему дому, твоей семье, тебе лично. В этом случае, конечно, ситуация совсем иная. Хотя находятся, конечно, те, кто и в этих условиях, как говорится, сметану собирает.
- Ну, хорошо, ты с автоматом не бегаешь. Но ведь есть же те, кто бегает. У них есть семьи, дети…
- Есть, - односложно ответил Фистов. Я ждал, что он продолжит, но он не продолжил.
Мы помолчали.
- Не знаю, - прервал я молчание. – Мне всегда все это казалось отвратительным, а никаким не романтичным. Я же понимаю, что те, кто реально воюют – делают это в большинстве своем вынужденно. Я не беру в расчет психов. Вынужденно по-разному, но вынужденно. А вот те, кто это все устраивают – решают какие-то поставленные им или ими задачи… Звучит, вроде, одинаково, но это не так. И ведь понятно, же что это абсолютно две разных категории людей. Я имею в виду, тех, кто воюет, и тех, кто организовывает…
- Надеюсь, - прервал меня Фистов, - Ты сейчас не распахнешь рубашку, а под ней пацифика на полтела набита…
- Увы, не подготовился. Не был уверен, что приду… А так бы – непременно.

Он ухмыльнулся. Тем временем, к нам подошла женщина в красном платье со сложным декором из складок ткани.

- Мальчики, а почему вы тут одни сидите? Почему не идете ко всем? – спросила она.
Я не знал кто это, поэтому даже не нашелся, что ответить.
- А мы именно тут договорились встретится. На этом диване. Вот, ждем, - обезоруживающе улыбнулся Фистов.
- А с кем? - уточнила она.
- С нашими, - убедительно ответил Фистов, продолжая улыбаться.
- Удобно, - отметил я про себя.
Женщина, видимо, решила не продолжать уточнять, разочаровано пожала плечами и ушла.

- Всегда об одном и том же заходит разговор, - выдохнул Фистов, когда женщина ушла достаточно далеко, чтобы не слышать продолжения разговора. – Как будто других тем нет.
- Ну, ты сам начал с «чем занимаешься». Я тебя за язык не тянул, - ответил я.
- Это правда. Видимо, я и сам на этот разговор напрашиваюсь… Такая вот профдеформация.
- Мне вообще странно, что ты пришел на встречу с какими-то людьми, которых ты не видел уже черт знает сколько времени. И которые явно будут с тобой только и разговаривать, что о твоей, я не знаю, как это назвать… Профессии, наверно. Зачем тебе это? Ностальгия? Да ладно, не верю! Сам же говоришь, что чувствуешь постоянное внимание со всех сторон. Все знают, кто ты, как оказывается. Кроме меня до сего дня. Все, кто мне звонил, знают в общих чертах, чем ты занимаешься, и все возбудились по этому поводу. Странно…
- Что именно странно? – переспросил он.
- Мне, просто, всегда казалось, что такие люди… Я имею в виду, люди такого рода деятельности, как у тебя - мягко говоря, не очень публичны. И это - мягко говоря. И они если уж и засвечиваются где-то, то не по своей воле. Что у них свой достаточно закрытый круг общения, к которому они стараются не допускать никого. Подчеркну, стараются! Короче, что соколы к воробьям не спускаются.
- Все так, да не так, - ответил он.
- Это ты так ушел от ответа?
- Можно сказать и так.
- И, кстати, вот так: сам, без сопровождения. Так разве бывает?
- Как видишь. Хотя не совсем чтобы без сопровождения… То, что не видно – не всегда отсутствует.
В этот момент зазвонил телефон. Звонил Вася.
- Прости, - сказал я Фистову и показал останавливающую его реплику открытую ладонь, как автомобилисты благодарят друг друга за вежливость.
- Ты где? – обратился я к Васе.
- Я не приеду, тут… Не получается, в общем. Я потом объясню.
- Ты нормальный вообще?! Я ж из-за тебя…
- Не могу больше говорить. Давай, - сказал Вася и бросил трубку.

Я положил трубку, глубоко вздохнул, сделал недовольно-изумленное лицо и покачал головой, как будто в расчете на случайного, но благодарного зрителя.

- Это Вася был. Василий Шведов. Из нашего класса. Помнишь такого? - повернулся я к Фистову.
- Нет, не помню, - отозвался Фистов.
- Ладно, не важно. Короче, это он меня сюда вытащил, а сам не придет. Вот как это называется?
- Это называется по-разному. В зависимости от того, кто называет.
- Ну, не знаю… - я спрятал телефон.

На импровизированной сцене, не возвышающейся над уровнем пола, появился человек с микрофоном, видимо, ведущий вечера. Громкость музыки была сильно убавлена. Ведущий попросил всех усаживаться за столы, сдобрив свой призыв парой заранее заготовленных шуток, над которыми сам же и посмеялся. Люди начали садиться компаниями, которыми общались в центре зала, за столы. Появились официанты, которые быстро и ловко расставляли какие-то блюда.

- Давайте, давайте, побыстрее будем садится, - призывал ведущий в микрофон, - будем начинать. Время, как говорится, не ждет! Но вы это и сами поняли, увидев друг друга, правда?

За каким-то столиком ему хором ответили: «Правда».

- Я, пожалуй, пойду, - сказал я. – И так не очень хотел приходить, но переход в свадебно-юбилейный формат – ну вот, прямо, вообще…

Я показал ладонью у горла, символизируя начало переполнения.

- Ну, смотри сам, - ответил Фистов, - А так бы посидел еще. Знаю же, торопиться тебе сегодня некуда.
- Это правда, но и здесь - ощущение какой-то чужой свадьбы.
- Согласен.

Фистов, сидя на диване, выпрямился, вытянул шею и начал что-то высматривать на ближайшем столе, напоминая при этом суриката.

- Слушай, давай я пойду что-нибудь возьму поесть, выпить, и мы еще посидим? – видимо, изучив ассортимент стола сказал Фистов. - Еды – валом. Торопиться мне сегодня точно некуда. Ты как?
- Тогда может за стол сядем?
- Не, за стол не хочу. Там начнется жратва. Да и атмосфера будет потеряна.
- А что здесь другая атмосфера? Пять шагов имеют значение? – спросил я с иронией.
- Дело не в шагах. А в… в чем-то другом. Не хочу формулировать, - он поднялся, - Не уходи, я сейчас.

Фистов пошел к ближайшему столу, а я снова посмотрел на часы. Зачем я на них постоянно смотрел – ответить не могу. Больше походило на нервный тик. Васю я уже не ждал, временные рамки я себе тоже, вроде как, отменил. Вернулся Фистов. Он ногой придвинул откуда-то взявшейся стул и выложил на него плоды своей охоты.

- На вот, - сказал он.
- Неплохо, - сказал я. – Видно, что умеют руки загребать.
- В обычное время я бы такую шутку незнакомому человеку вряд ли простил бы. Да и человек мне такое, скорее всего, не осмелился бы… Но сегодня – даже смешно.

Программа вечера дошла до того момента, когда ведущий начал вызывать каких-то людей к себе, и они вместе что-то очень громко говорили и пели. Ведущий - восторженно, приглашенный – сконфуженно. Был слышен смех из зала.

- Я все-таки пойду, - сказал я. – Ухожу, как в опере. Акт третий, действие четвертое, те же, он уходит. Перекрикивать их не хочется.
- Ну, смотри сам, - снова сказал Фистов.
- Я, вот, только одну вещь у тебя еще хотел спросить. Может ты и не захочешь на нее отвечать. Но я спрошу, ты не против?
- Ты сначала спроси, а потом я тебе скажу, против я или нет.
- Я когда начал спрашивать про семьи тех, кто там воюет и погибает – ты меня оборвал. Если я правильно понял. Но мне все равно интересует этот самый пресловутый морально-этический вопрос. Совесть. Как угодно это назови. Как с этим живется?
- Ты спрашивал, не против ли я - против. Не хочу отвечать на этот вопрос, - сказал Фистов, но после небольшой паузы продолжил. – Но отвечу. Живется, как и всем остальным. Как врачам живется? У них много разного бывает.
- Нет, стоп. Ты не врач, не надо путать. Одно дело - врачебные ошибки или, я не знаю, что еще. Другое дело – война.
- Согласен. Но говорят, что врач должен быть отстраненным, если хочет продолжать работать и не сойти с ума. Я, как ты понимаешь, не про терапевта из районной поликлиники. Хотя и у них разное бывает. То есть врач не должен принимать близко к сердцу чужое горе и страдания. Иначе этой профессией лучше не заниматься. У нас – примерно так же.
- Как ты там говорил? Все так, да не так? – усмехнулся я.
- Еще раз: я в данном случае не про пользу, а про совесть. Ты ж об этом спрашивал?
- Про это. А с мальчиками кровавыми в глазах как?
- Поверь, их не больше, чем замерзших старушек в глазах коммунальщиков, - засмеялся он.
- Метко. Домашняя заготовка?
- Представь, нет. Сам удивляюсь, - ответил Фистов, продолжая улыбаться. – Видишь, как ты умеешь раскрывать таланты? А собрался уходить.
- Раскрывать таланты циничного юмора? Тогда я лучше в отставку.

Фистов ничего не ответил, потому что жевал что-то из принесенного. Я смотрел на его лицо. Даже в минуту разжевывания пищи или еще минуту назад, когда он смеялся над своей же шуткой – лицо его было жестким и уставшим одновременно. И грусть. Которую я, возможно, дорисовал сам.

- Скажи еще…
- Может хватит? – от прожевал и тянулся за чем-то еще. – Ты мне решил аппетит окончательно испортить?
- Скажи, - продолжил я, словно не услышав его реплики. – Ты боишься того момента, когда там у Небесных Врат начнут спрашивать?
- Перестань. Достаточно, - сказал он, остановившись, держа в руке вилку с чем-то наколотым на ней.
- Или ты, как ребенок? Закрыл глаза руками, и меня не видно?

Фистов выдохнул и положил вилку на импровизированный стол. Б4 – ранил. Лицо его стало еще более уставшим, чем было еще мгновение назад. Хотя еще секунду назад казалось, что дальше некуда.

- Что ты хочешь от меня услышать? Думаю, ли я об этом? Думаю. Что тебе еще сказать? Радует ли меня эта мысль? Сам как думаешь?

Фистов выдохнул, откинулся на спинку дивана и начал смотреть куда-то вверх.

- Знаешь, что самое интересное? – продолжил он, глядя вверх, словно и обращаясь к кому-то наверху. - Что цинизм по отношению к чужим жизням не работает по отношению к своей. Я знаю таких уж… прожжённых, ты не представляешь. Так вот, и они боятся. Боятся того, чем не могут управлять и что не могут осмыслить. Странно, правда? Казалось бы…
- Действительно, странно, - ответил я. – Мне всегда казалось, что для таких людей не стоит задачи отмыться. Не их категории.
- Отмыться? Это только в книжках: «Как из маминой из спальни…». Правила-то не оглашены.
- А нужны правила?
- А как же? Что в зачет принимается и принимается ли? Ну, деньги на храм, благотворительность, фонды всякие. Что еще?
- Может, прекратить заниматься тем, чем занимаешься?
- А вот это как раз я и не могу. Ты, просто, не понимаешь, о чем говоришь. Деньги на замаливание давать могу, а закончить – нет. Меня нет вне всего этого.
- Что значит, нет? Да у тебя, как я понимаю, уже столько денег и всего остального, что ты можешь уже ничем другим не заниматься. Просто жить себе спокойно в какой-нибудь средиземноморской деревне и наслаждаться жизнью.
- Если бы. Ты не совсем верно все понимаешь. Тут не все так просто, как кажется. Повторюсь, меня нет вне всего этого. Это такой механизм… Короче, я не могу просто так взять и уйти. Мне не дадут просто так уйти.
- Так и что Небесные Врата? – прервал я.
- Пока подождут, - ответил он.
- Ты ж понимаешь, апостолы в отличие от Мойдодыра не моют, а только проверяют чистоту. Как на входе в столовую в школе, помнишь, показывали, чистые ли руки? А с таким подходом - не отмыться никогда.
- Другого не дано. Как в школьной столовой говоришь? Будем надеяться, что, как и когда-то в школьной столовой, может удастся дежурным руки не показать. Большинство людей живет по такому принципу.

Он закрыл глаза и выдохнул. Б5 – потопил.

- Блин, чего ты не ушел, когда собирался? - сказал он, не открывая глаз. – Зачем я тебя удерживал? Взял, испортил вечер. Он и так-то, прямо сказать, был не очень.
Он открыл глаза. Посмотрел на меня своими черными глазами-колодцами и встал с дивана.
- Пойду, посмотрю, что там.

Он встал и пошел в сторону сцены. Я тоже встал, решив, что теперь уж точно пора домой. Посмотрев, на сооруженный Фистовым импровизированный фуршетный стол-стул, я решил, что надо бы все с него перенести обратно на ближайший столик. Взял в каждую руку по салатнице темного стекла с остатками еды, чтобы отнести на ближайший стол. И ба-бах!

Я проснулся от звука упавшей посуды. Некоторое время еще не различая сон и явь я был уверен, что разбил одну из салатниц. Сел в постели и еще некоторое время открывал и закрывал глаза, не до конца понимая, что произошло и происходит. В спальню заглянула дочь.

- Пап, Шпулька разбила кружку, которую вы около телевизора вчера оставили.

Я посмотрел на часы. Десять минут восьмого. Воскресенье.

- Чего не спится этой Шпульке? – сердито сказал я.
- Я уберу, - сказал дочь, и дверь закрылась.

Я потянулся за телефоном. И сразу полез в поисковик.

- Сонник что ли смотришь? - спросила сонная жена.
- Почти, - ответил я.

Фистов. Михаил Евгеньевич Фистов. Узкий лоб. Маленькие поросячьи, близко посаженные глаза. Жидкие русые волосы, отступающие перед появляющейся, тщательно маскируемой лысиной. И взгляд. В нем ни про Врата, ни про отмыться.


Во вторник позвонил Прошкин. Слишком много его вдруг стало.

- Здорова! - говорит. Отталкивающая восторженность.
- Привет, - говорю. – Что-то ты зачастил. У меня может случиться передозировка.
- Удобно говорить? – он как в танке.
- Я тебе уже шутил по этому поводу. Можешь взять из прошлого разговора.
- Ну и славно, - говорит, - Без твоих шуток даже лучше…
- Слышишь, Прошкин?! Ты ничего не перепутал?! Мало того, что у меня на твои звонки аллергическая реакция по всему телу, так ты еще и…
– Ладно-ладно, - примиряюще остановил меня Прошкин. - Я звоню спросить, ты решил что-нибудь по поводу встречи? Нам нужно примерно знать, сколько человек будет.
- Решил. Не пойду.
- Слушай, давай я тебе еще раз позвоню попозже. Подумай еще. Про Фистова почитай. Может, заинтересует.
- Можешь больше не звонить – не пойду, и не заинтересует. А с Фистовым твоим я уже пообщался.