de omnibus dubitandum 115. 62

ЧАСТЬ СТО ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ (1914)

Глава 115.62. ВООРУЖЕННОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ...
   
    ДУРНОВО Петр Николаевич (1842 - 1915). Из русского дворянского рода второй половины XV в. Окончил Морской кадетский корпус (1860) и Военно-юридическую академию (1870). Действительный тайный советник (1906). С 30 октября 1905 г. - управляющий, а с 1 января 1906 г. - министр внутренних дел. Одновременно с 30 октября 1905 г. - член Государственного совета. 22 апреля 1906 г. уволен от должности министра и пожалован в статс-секретари к Николаю II. Настоящая записка была подана автором Николаю II.

    А вот так о нем писали коммунистические источники: «Дурново Петр Николаевич (1842 - 1915) - русский государственный деятель, реакционер. С 1872, по окончании военно-юридической академии, служил в ведомстве Министерства юстиции. В 1881 перешёл в Министерство внутренних дел. В 1884—93 директор департамента полиции. С 1893 сенатор. С 1900 товарищ министра, а с октября 1905 по апрель 1906 министр внутренних дел в кабинете С.Ю. Витте. В борьбе против Революции 1905—07 применял жесточайшие репрессии. В 1906 приговорён эсерами к смерти, но приговор не удалось осуществить. С 1906 член Государственного совета. В международных вопросах придерживался германской ориентации.
   
    Приводимый ниже документ является ярким примером того, что альтернативные исторические развилки были, есть и будут, но непреодолимая инерция накопленных ошибок и "помощь" друзей наших близких, подчас делают практически невозможным изменение курса движения страны, даже если его пагубность очевидна!

БУДУЩАЯ АНГЛО-ГЕРМАНСКАЯ ВОЙНА ПРЕВРАТИТСЯ В ВООРУЖЕННОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ МЕЖДУ ДВУМЯ ГРУППАМИ ДЕРЖАВ
(Памятная записка (меморандум) статс-секретаря П.Н. Дурново императору Николаю II от февраля месяца 1914 года)
   
    Центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооруженной борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертельным для побежденной стороны. Слишком уж несовместимы интересы этих двух государств, и одновременное великодержавное их существование, рано или поздно, окажется невозможным. Действительно, с одной стороны, островное государство, мировое значение которого зиждется на владычестве над морями, мировой торговле и бесчисленных колониях.
   
    С другой стороны - мощная континентальная держава, ограниченная территория которой недостаточна для возросшего населения. Поэтому она прямо и открыто заявила, что будущее ее на морях, со сказочной быстротой развила огромную мировую торговлю, построила, для ее охраны, грозный военный флот и знаменитой маркой Made in Germany создала смертельную опасность промышленно-экономическому благосостоянию соперницы.

    Естественно, что Англия не может сдаться без боя, и между нею и Германией неизбежна борьба не на жизнь, а на смерть. Предстоящее в результате отмеченного соперничества вооруженное столкновение ни в коем случае не может свестись к единоборству Англии и Германии. Слишком уж не равны их силы и, вместе с тем, недостаточно уязвимы они друг для друга. Германия может вызвать восстание в Индии, в Южной Америке и в особенности опасное восстание в Ирландии, парализовать путем каперства, а может быть, и подводной войны, английскую морскую торговлю и тем создать для Великобритании продовольственные затруднения, но, при всей смелости германских военачальников, едва ли они рискнут на высадку в Англии, разве счастливый случай поможет им уничтожить или заметно ослабить английский военный флот.

    Что же касается Англии, то для нее Германия совершенно неуязвима. Все, что для нее доступно - это захватить германские колонии, прекратить германскую морскую торговлю, в самом благоприятном случае, разгромить германский военный флот, но и только, а этим вынудить противника к миру нельзя. Несомненно, поэтому, что Англия постарается прибегнуть к не раз с успехом испытанному ею средству и решиться на вооруженное выступление не иначе, как обеспечив участие в войне на своей стороне стратегически более сильных держав. А так как Германия, в свою очередь, несомненно, не окажется изолированной, то будущая англо-германская война превратится в вооруженное между двумя группами держав столкновение, придерживающимися одна германской, другая английской ориентации.

ТРУДНО УЛОВИТЬ КАКИЕ-ЛИБО РЕАЛЬНЫЕ ВЫГОДЫ, ПОЛУЧЕННЫЕ РОССИЕЙ В РЕЗУЛЬТАТЕ СБЛИЖЕНИЯ С АНГЛИЕЙ
   
    До русско-японской войны русская политика не придерживалась ни той, ни другой ориентации. Со времени царствования императора Александра III Россия находилась в оборонительном союзе с Францией, настолько прочном, что им обеспечивалось совместное выступление обоих государств, в случае нападения на одно из них, но, вместе с тем, не настолько тесном, чтобы обязывать их непременно поддерживать вооруженною рукою все политические выступления и домогательства союзника. Одновременно русский двор поддерживал традиционно дружественные, основанные на родственных связях, отношения с Берлинским.

    Именно, благодаря этой конъюнктуре, в течение целого ряда лет мир между великими державами не нарушался, несмотря на обилие наличного в Европе горючего материала. Франция союзом с Россией обеспечивалась от нападения Германии, эта же последняя испытанным миролюбием и дружбою России от стремлений к реваншу со стороны Франции, Россия необходимостью для Германии поддерживать с нею добрососедские отношения - от чрезмерных происков Австро-Венгрии на Балканском полуострове.

    Наконец, изолированная Англия, сдерживаемая соперничеством с Россией в Персии, традиционными для английской дипломатии опасениями нашего наступательного движения на Индию и дурными отношениями с Францией, особенно сказавшимися в период известного инцидента с Фашодою, с тревогою взирала на усиление морского могущества Германии, не решаясь, однако, на активное выступление.
   
    Русско-японская война в корне изменила взаимоотношения великих держав и вывела Англию из ее обособленного положения. Как известно, во все время русско-японской войны, Англия и Америка соблюдали благоприятный нейтралитет по отношению к Японии, между тем как мы пользовались столь же благожелательным нейтралитетом Франции и Германии. Казалось бы, здесь должен был быть зародыш наиболее естественной для нас политической комбинации. Но после войны наша дипломатия совершила крутой поворот и определенно стала на путь сближения с Англией.

    В орбиту английской политики была втянута Франция, образовалась группа держав тройственного согласия, с преобладающим в ней влиянием Англии, и столкновение с группирующимися вокруг Германии державами сделалось, рано или поздно, неизбежным.
   
    Какие же выгоды сулили и сулят нам отказ от традиционной политики недоверия к Англии и разрыв испытанных если не дружественных, то добрососедских отношений с Германией?
   
    Сколько-нибудь внимательно вдумываясь и присматриваясь к происшедшим после Портсмутского договора событиям, трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные нами в результате сближения с Англией. Единственный плюс - улучшившиеся отношения с Японией - едва ли является последствием русско-английского сближения. В сущности, Россия и Япония созданы для того, чтобы жить в мире, так как делить им решительно нечего. Все задачи России на Дальнем Востоке, правильно понятые, вполне совместимы с интересами Японии.

    Эти задачи, в сущности, сводятся к очень скромным пределам. Слишком широкий размах фантазии зарвавшихся исполнителей, не имевший под собой почвы действительных интересов государственных - с одной стороны, чрезмерная нервность и впечатлительность Японии, ошибочно принявшей эти фантазии за последовательно проводимый план, с другой стороны, вызвали столкновение, которое более искусная дипломатия сумела бы избежать.

    России не нужна ни Корея, ни даже Порт-Артур. Выход к открытому морю, несомненно, полезен, но ведь море, само по себе, не рынок, а лишь путь для более выгодной доставки товаров на потребляющие рынки. Между тем у нас на Дальнем Востоке нет и долго не будет ценностей, сулящих сколько-нибудь значительные выгоды от их отпуска за границу. Нет там и рынков для экспорта наших произведений.

    Мы не можем рассчитывать на широкое снабжение предметами нашего вывоза ни развитой, и промышленно, и земледельчески, Америки, ни небогатой и также промышленной Японии, ни даже приморского Китая и более отдаленных рынков, где наш экспорт неминуемо встретился бы с товарами промышленно более сильных держав-конкуренток.
   
    Остается внутренний Китай, с которым наша торговля преимущественно ведется сухим путем. Таким образом открытый порт более способствовал бы ввозу к нам иностранных товаров, нежели вывозу наших отечественных произведений. С другой стороны и Япония, что бы ни говорили, не зарится на наши дальневосточные владения. Японцы, по природе своей, народ южный, и суровые условия нашей дальневосточной окраины их не могут прельстить.

    Известно, что и в самой Японии северный Иезо населен слабо; по-видимому, и на отошедшей по Портсмутскому договору к Японии южной части Сахалина Японская колонизация идет малоуспешно. Завладев Кореею и Формозою, Япония севернее едва ли пойдет, и ее вожделения, надо полагать, скорее будут направлены в сторону Филиппинских островов, Индокитая, Явы, Суматры и Борнео. Самое большое, к чему она, быть может, устремилась бы - это к приобретению, в силу чисто коммерческих соображений, некоторых дальнейших участков Маньчжурской железной дороги.
   
    Словом, мирное сожительство, скажу более, тесное сближение России и Японии на Дальнем Востоке вполне естественно, помимо всякого посредничества Англии. Почва на соглашение напрашивается сама собою. Япония страна небогатая, содержание одновременно сильной армии и могучего флота для нее затруднительно. Островное ее положение толкает ее на путь усиления именно морской своей мощи.

    Союз с Россией даст возможность все свое внимание сосредоточить на флоте, столь необходимом при зародившемся уже соперничестве с Америкой, предоставив защиту интересов своих на материке России. С другой стороны, мы, располагая японским флотом для морской защиты нашего Тихоокеанского побережья, имели бы возможность навсегда отказаться от непосильной для нас мечты о создании военного флота на Дальнем Востоке.

    Таким образом, в смысле взаимоотношений с Японией, сближение с Англией, никакой реальной выгоды нам не принесло. Не дало оно нам ничего и в смысле упрочения нашего положения ни в Маньчжурии, ни в Монголии, ни даже в Урянхайском крае, где неопределенность нашего положения свидетельствует о том, что соглашение с Англиею, во всяком случае, рук нашей дипломатии не развязало. Напротив того, попытка наша завязать сношения с Тибетом встретила со стороны Англии резкий отпор.
   
    Не к лучшему, со времени соглашения, изменилось наше положение в Персии. Всем памятно преобладающее влияние наше в этой стране при Шахе Наср-Эдине, то-есть, как раз в период наибольшей обостренности наших отношений с Англией.

    С момента сближения с этой последнею, мы оказались вовлеченными в целый ряд непонятных попыток навязывания персидскому населению совершенно ненужной ему конституции, и, в результате, сами способствовали свержению преданного России монарха, в угоду закоренелым противникам. Словом, мы не только ничего не выиграли, но напротив того, потеряли по всей линии, погубив и наш престиж, и многие миллионы рублей, и даже драгоценную кровь русских солдат, предательски умерщвленных и, в угоду Англии, даже не отомщенных.
   
    Но наиболее отрицательные последствия сближения с Англией, - а следовательно и коренного расхождения с Германией, - сказались на ближнем Востоке. Как известно, еще Бисмарку принадлежала крылатая фраза о том, что для Германии Балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. Впоследствии Балканские осложнения стали привлекать несравненно большее внимание германской дипломатии, взявшей под свою защиту "больного человека", но, во всяком случае, и тогда Германия долго не обнаруживала склонности из-за Балканских дел рисковать отношениями с Россией. Доказательства налицо.

    Ведь как легко было Австрии, в период русско-японской войны и последовавшей у нас смуты, осуществить заветные свои стремления на Балканском полуострове. Но Россия в то время не связала еще с Англией своей судьбы, и Австро-Венгрия вынуждена была упустить наиболее выгодный для ее целей момент.
   
    Стоило, однако, нам стать на путь тесного сближения с Англией, как тотчас последовало присоединение Боснии и Герцеговины, которое так легко и безболезненно могло быть осуществлено в 1905 или 1906 году, затем возник вопрос Албанский и комбинация с принцем Видом*).

*) ВИД Вильгельм (герм.)(полное имя Вильгельм Фридрих Генрих цу Вид; нем. Wilhelm Friedrich Heinrich Prinz zu Wied; 26 марта 1876 — 18 апреля 1945) — первый и единственный князь (мбрет*) Албании. Представитель княжеского рода Видов, племянник Елизаветы, первой королевы Румынии.
* Титул мбрет в албанском языке соответствует титулу король, каковым Вильгельм Вид и считался внутри Албании, однако в международно-правовых отношениях он фигурировал лишь в княжеском достоинстве
   
    7 марта 1914 года князь Вильгельм Вид принял предложение занять албанский трон. К этому его подталкивала немецкая верхушка Австро-Венгрии, которая сумела в 1908 году аннексировать Боснию и Герцеговину, несмотря на противодействие Сербии и России. Австро-Венгрия стремилась расширить выход к морю путём усиления своего влияния на Албанию. Но здесь её интересы столкнулись с Италией, желавшей превратить Албанию в свою колонию, а также с Грецией, поскольку в Южной Албании (Северный Эпир) со времён ранней античности имелось влиятельное греческое меньшинство.
   
    Принц Вильгельм Фридрих Хайнрих Вид - первый международно-признанный монарх Албании, управлявший страной в первой половине 1914 г., родился 26 марта 1876 г. в германском городке Нойвид близ Кобленца. Он был третьим сыном пятого по счету принца Вильгельма Вида (брата румынский королевы Элизабет) и принцессы Марии Нидерландской (сестры шведской королевы Луизы). Его дедушкой по отцовской линии являлся принц Герман фон Вид, а бабушкой - принцесса Мария Нассауская, дочь герцога Нассауского Вильгельма и его первой жены принцессы Сакс-Хильдбургхаузенской.

    По материнской линии будущий правитель Албании приходился внуком принцу Фридриху Нидерландскому и прусской принцессе Луизе - дочери Фридриха Вильгельма III Прусского и герцогини Луизы Мекленбургско-Штрелицкой. Подобная богатая родословная сыграла ключевую роль, когда великим державам во главе с Германией и Австро-Венгрией пришлось в конце 1913 г. подыскивать кандидатуру на албанский престол.
   
    Вильгельм рано пристрастился к военной службе. Он служил в прусской кавалерии  офицером, а позднее поступил на службу в Генеральный Штаб германской армии, где в 1911 г. получил звание капитана. Это событие укрепило его позиции в глазах игравших ключевую роль в албанских делах держав Тройственного союза. Кроме того, важную роль сыграло личное ходатайство тети Вильгельма Вида - румынской королевы Элизабет.

    Заслышав, что великие державы ищут кандидата на пост албанского князя, она попросила одного из ведущих румынских политиков, будущего премьер-министра Таке Ионеску пролоббировать в европейских столицах кандидатуру племянника.
   
    Все эти факторы сыграли свою роль. Уже весной 1913 г. великие державы приняли принципиальное решение о назначении принца Вида правителем Албании, однако натолкнулись на его довольно неожиданный отказ.
   
    Тем не менее, после длительного обсуждения других кандидатур великие державы (а фактически Австро-Венгрия и Италия) вновь остановились на кандидатуре Вильгельма Вида. Особую активность проявляла австрийская дипломатия, всячески пытаясь убедить Вида принять албанский престол. Соответствующее решение великих держав было озвучено 3 декабря 1913 года. И на сей раз принц после определенных колебаний принял предложение.
   
    После прибытия в Дуррес Вильгельм правил Албанией в период с 21 февраля по 3 сентября 1914 года. В это время часть албанских министров начала активно сотрудничать с Италией, откуда были получены средства на организацию в Албании переворота. Воспользовавшись послаблениями со стороны Вильгельма, юг Албании оккупировала Греция.
   
    Опасаясь за свою жизнь, Вильгельм покинул страну и вернулся в Германию, где продолжал именовать себя «албанским князем». Несмотря на его кратковременное правление, Вильгельм формально оставался князем албанским более 11 лет, до 31 января 1925 года, когда на территории страны была официально провозглашена республика. Последние годы жизни Вильгельм Вид провёл в Румынии и был похоронен на лютеранском кладбище в Бухаресте.

Брак и дети:
   
    30 ноября 1906 года в Вальденбурге Вильгельм женился на Софии Шёнбург-Вальденбургской (1885—1936). У них было двое детей: Мария Элеонора цу Вид (1909—1956); 1-й муж (с 1937 года) - принц Альфред фон Шёнбург-Вальденбург (1905—1941), 2-й муж (с 1949 года)- Йон Октавиан Буня (1899—1977). Сын - Кароль Виктор цу Вид, «наследный принц Албании» (1913—1973); с 1966 года женат на Эйлин Джонстон (1922—1985)
   
    Русская дипломатия попробовала ответить на австрийские происки образованием Балканского союза, но эта комбинация, как и следовало ожидать, оказалась совершенно эфемерною.

    По идее направленная против Австрии, она сразу же обратилась против Турции и распалась на дележе захваченной у этой последней добычи. В результате получилось только окончательное прикрепление Турции к Германии, в которой она не без основания видит единственную свою покровительницу.

    Действительно, русско-английское сближение, очевидно, для Турции равносильно отказу Англии от традиционной ее политики закрытия для нас Дарданелл, а образование, под покровительством России, Балканского союза явилось прямой угрозой дальнейшему существованию Турции, как Европейского государства. Итак, англо-русское сближение ничего реально-полезного для нас до сего времени не принесло. В будущем оно неизбежно сулит нам вооруженное столкновение с Германией.