Вордсворт и Мильтон

ВОРДСВОРТ И МИЛЬТОН
Андрей Штерн

"Лондон, 1802"(в русской традиции "К Мильтону"  - стихотворение Уильяма Вордсворта, в котором он, восхваляя Джона Мильтона (1608-1674), одновременно по сути выносит страшный диагнох собственному народу. Написанное в уединении в Грасмире в указанную дату, оно было опубликовано в двухтомнике стихов 1807 года. Будучи одним из многих превосходных сонетов, написанных Вордсвортом в 1800-е гг., по форме это сонет Петрарки (1) с рифмованной схемой abba abba cdd ece. Стихотворение написано от второго лица и адресовано покойному поэту, наиболее значимому для Эдвардса своим библейским эпосом (2). Стихотворение преследует две основные цели, одна из которых - отдать дань уважения Мильтону, сказав, что он может спасти всю Англию своим благородством и добродетелью. Другая цель - привлечь внимание к тому, что Вордсворт считает хроническими проблемами английского общества. "Лондон, 1802" раскрывает как этическую позицию Вордсворта, так и его растущий консерватизм. ценности которого великий художник будет теперь постоянно стремиться донести до читателей.
Согласно Вордсворту, Англия когда-то была великим местом счастья, религии, рыцарства, искусства и литературы, но в настоящее время эти добродетели утрачены. Вордсворт может описать современную Англию только как болото, где люди погрязли в косности и эгоизме и их нужно учить заново нравственным нормам, чистоте и бескорыстию, таким вещам, как "манеры, добродетель, свобода, власть".  И он  начинает стихотворение с того, что хотел бы, чтобы Мильтон был жив сейчас, ибо "Англия нуждается в тебе". Это объясняется тем, что, по его мнению, Англия по сравнению с эпохой Мильтона морально глубоко разрушена, застойна и эгоистична. И поэт XVII века должен быть жив в этот исторический момент, потому что он нужен Родине.
В своей драматической вспышке Вордсворт буквально взывает к душе своего великого предшественника в гневе и отчаянии. Стихотворение начинается с крика: “Мильтон!". Выражая   свое желание, чтобы Мильтон вернулся на землю (вспомним, что считанными годами раньше к Мильтону взывал Блейк!), поэт и гражданин перечисляет пороки, разрушающие нынешнюю эпоху. Каждое почтенное учреждение - алтарь (религия), меч (армия), перо (литература) и камин (дом, семья) - потеряли связь с “внутренним счастьем", которое оратор считает специфически английским правом по рождению ("приданым"), точно так же, как Мильтон, который является поистине английским поэтом, вправе учить англичан и силе, и добродетели. С этой целью Вордсворт умоляет Мильтона почти мессиански "воскреснуть, вернуться к нам снова; и дать нам манеры, добродетель, свободу, силу".
В шести строках (секстет), следующих за первыми восемью (октава), Вордсворт объясняет, почему Мильтон мог прийти на выручку Англии. Душа Мильтона, объясняет он, была яркой и благородной, как звезда, и "жила отдельно" от толпы, не испытывая желания соответствовать нормам. Голос Мильтона, "величественный и свободный", могуч и чист, как гром моря, и потому естествен как Божие творение. Для Вордсворта уподобление природе - это наивысший возможный комплимент, и в то же время для него Мильтон - почти небесное, ангельское существо, способное к "жтвотворящим звукам" (3). Он необходим, чтобы поднять Англию из страшного морального падения, потому что он достаточно возвышался над обществом, чтобы не нуждаться в одобрении или компании других, чтобы прожить свою жизнь так, как он считал нужным. В то же время Мильтон никогда не пренебрегал естественной жизнью, а вместо этого "странствовал по обычному жизненному пути", оставаясь счастливым, чистым, воплощая "радостное благочестие", и в то же время скромным, принимая на себя "самые низкие обязанности". Он был человеком, при высокой нравственности не утратившим смирения, и именно этого уникального сочетания моральных качеств и добродетелей, считает Вордсворт, не хватило англичанам XIX века.
Стихотворение о Мильтоне считается одной из наиболее патриотических работ Вордсворта - с оттенком консерватизма, который овладел им в старости. Но был ли поэт национал-консерватором в современном смысле слова? Хотя в современную эпоху принято и, возможно, правильно приравнивать национализм к консерватизму, трудно предположить, что национализм функционировал таким образом в романтическом контексте. В патриотической позиции, предложенном молодым Вордсвортом, явно было нечто навеянное скорее Английской революцией, которая была для него альтернативой увиденному воочию в собственную эпоху на континенте - хотя он никоим образом не одобрял ни радикальных политических практик, ни непримиримости части пуритан. 
Сам Вордсворт в примечании к стихотворению подразумевает, что его можно было бы прочитать таким образом: "написано сразу после моего возвращения из Франции в Лондон, когда я не мог не быть поражен, как здесь описано, тщеславием и парадностью нашей страны ... по контрасту с тишиной и, можно сказать, запустением, которое произвела революция во Франции".  Морализм и национализм в дискурсе молодого Вордсворта звучат одновременно, хотя и не являются поводом для призыва к насильственному свержению социально-политического порядка, как это недавно было сделано во Франции. В намерения поэта явно не входило, чтобы стихотворение было истолковано таким образом, что очевидно из его раздражения и шока от запустения в соседней стране. Несомненная цель Вордсворта - вопреки революционному либерализму пойти другим путем, основанным на этике, человечности и близости к природе, и он говорит, как Мильтон отличался даже от своих современников с точки зрения этих добродетелей.
К 1800-м гг. первоначальный энтузиазм молодых английских интеллектуалов, приветствовавших революционный Париж, сменился горьким разочарованием вместе с осознанием прогрессирующего ухудшения ситуации в самой Англии, теряющей и неповторимый исторический облик с органическим природно-культурным единством, и древнюю христианскую духовность. В наше время здесь легко усмотреть истоки ненависти многих романтиков к промышленности, науке и капитализму - и проколоться, потому что ни акцент Озерной школы на нравственную личность, ни неприятие ею старинной феодальной спеси, милитаризма и расового превосходства, ни ценность христианского смирения и души простого человека не укладываются в антилиберальный дискурс.
Тогда чем же можно объяснить симпатию к этической строгости пуританизма у людей, чье доверие к республиканству уже было поколеблено эксцессами французского насилия, а в дальнейшем вообще сошло на нет? Чисто эстетическим подходом к художественному методу Мильтона вместе с чуждым последнему консервативным пафосом -  что, как показал канадец К.Мак-Кормак, заметно в "Прелюдии", где буржуазный Лондон уподобляется Пандемониуму в "Потерянном рае", а Робеспьер наделяется явно сатанинскими чертами (4)? До некоторой степени это так, и все же делать отсюда вывод, что Вордсворт счел пуританскую революцию столь же вредоносной, как 1789 год, не умнее, чем для марксистского литературоведения приписать Мильтону "симпатию" к дьяволу.
Отношение Вордсворта к Мильтону должно быть рассмотрено в более широком контексте, нежели чисто политический - в контексте основных регулятивов христианского мировоззрения. Позже, в 1833 г., в письме к Дайсу Вордсворт усматривал важнейшую особенность Мильтона во "всепроникающем чувстве внутреннего единства" (5) природы, человека и Бога, разорванном позднейшим скептицизмом и материализмом - которые были явно более неприемлемы для Вордсворта, чем эгалитарные идеи. Именно в секуляризации и безбожии, а не в антифеодализме он видел основное зло 1789 года, которого еще не было в религиозной по духу Английской революции. Пропасть, отделяющая современный мир от культуры Спенсера, Донна и Мильтона (6), во времена Озерной школы (до Дарвина и социал-дарвинистов!) была еще не так заметна. В англоязычном мышлении рубежа XVIII - XIX вв. продолжал существовать фактор, отвергаемый нынешним эволюционизмом - телеология, моральный смысл мироздания. Как известно, в этом акценте Вордсворт в итоге зашел несколько дальше, чем пуритане, и в итоге приблизился к мистическому пантеизму с реинкарнацией и другими идеями, неприемлемыми для библейского христианства. И тем не менее он винил именно секуляризм, а никак не инакомыслящих христиан в том, что для модерна человека стал окружать мертвый мир, с которым можно обращаться по своему усмотрению. Материализм если не философский, то практический (тем более что он оказался вполне приемлемым для оставшейся военной аристократии!), а никак не диссентеры создавали потогонную систему на фабриках и уродовали несравненную природу Англии. Точно так же у гностика Блейка, отстоящего от Библии куда дальше, прозрачно намекаемые (по крайней мере в "Иерусалиме"!) Бэкон и Гоббс, но никак не Мильтон - и наверняка не отцы Вестминстерской ассамблеи! - рассадники экоцида, ужасов промышленного капитализма и технологической безработицы, испытания которыми не выдержало республиканское сознание XVII века.    
С другой стороны, как пуритане, так и романтики-консерваторы в отличие от просветителей, опиравшихся на "естественную мораль", но не видевших ничего большего, не считали состояние Вселенной нормальным. И для Мильтона. и для Вордсворта мы живем в падшем мире, обезображенном грехом, нуждающемся в спасении и избавлении (7), где падение Адама сделало труд страданием - этим и объясняется пуританское принятие "низких обязанностей" (8). Мы привыкли считать, что именно эта психология, отсутствовавшая до Нового времени, сделала возможными капитализм и индустриализм, столь ненавистные романтикам, считавшим, что эти феномены прежде всего разрушают как природу, так и отношения между людьми. Однако убеждение в поврежденности человека грехом, которое Мильтон разделял с реформаторами, весьма существенно подрывает почву под буржуазной светской эсхатологией и по меньшей мере делает человеческую автономию и свободу жизнеустроения нереальной. Но по той же причине для Озерной школы, пусть и не разделявшей идеалов пуританской теократии, было невозможно превышение своих полномочий политической властью. В этом Вордсворт и его друзья, конечно, ближе к республиканцу Мильтону, чем к его противникам, и, став намного консервативнее, свою позицию в этом отношении почти не изменили (9). Причина здесь, конечно же, в библейском аннормализме и принятии - прямом у Мильтона, более опосредованном у Вордсворта - христианского учения о грехе, которое, как известно, К.С. Льюис (и здесь он прямо наследует пуританскому республиканству!) понимал как сильнейшее обоснование эгалитарности и возражение против любой нездоровой иерархии и авторитаризма ("Я демократ, ибо верю в грехопадение"). В такой перспективе, конечно же, даже экологический императив Озерной школы предстает скорее как отражение убеждения апостола, что под грехом человека "вся тварь стенает и мучается доныне" (Рим.8.22), чем просто как сельская идиллия, как выяснилось, вполне совместимая с варварским отношением к природе у вовсе не склонных (в отличие от духовных лиц) любоваться ею феодалов.
Сонет к Мильтону был произведением переходного этапа в творчестве поэта, двигавшегося от просветительских иллюзий к сознательному консервативному патриотизму, хотя и не всегда христианскому. Как показала "Прелюдия", в дальнейшем Вордсворт так и не смирился с тем, что ему не удалось дотянуться до масштабов интегрального видения природы, истории и веры у его великого предшественника (10). Стивен Фэллон (Ун-т Нотр-Дам), рассматривающий в "Невозмутимости влияния" многочисленные отсылки автобиографической поэмы Вордсворта на "Потерянный рай", усматривает в восприятии поэтом детства в Камберленде образ Эдема, а в описании Французской революции - целый спектр аллюзий на войну на небесах. Вместе с тем он считает романтический подход гораздо более интроспективным: "Прелюдия", как и ее великая модель, представляет собой эпопею о потерянном рае и его восстановлении с помощью духовной дисциплины /.../ Стихотворение Вордсворта может быть более очевидным в этом отношении, поскольку он явно фокусируется на “развитии ума поэта”, как говорится в подзаголовке прелюдии. Но Мильтон также фокусируется на том, что происходит как внутри его героев, так и внутри него самого, на “терпении и героическом мученичестве”, которые проявляются как пассивно, так и активно и которые характеризуют поэта, испытанного слепотой и политическим поражением... Наиболее значимыми действиями являются не боевые подвиги на службе нациям или народам, а воспитание души или разума, поскольку оно достигает спокойствия ума и открывает рай в повседневности"(11).
Завершая этот по необходимости очень сжатый обзор, отметим, что, как писал в своих "Заметках о Вордсворте" Брайан Филипс, "важно помнить, что, несмотря на весь акцент на чувствах и страсти, поэзия Вордсворта в равной степени посвящена нравственному добру. В отличие от более поздних романтических бунтарей и сенсуалистов, Вордсворт был озабочен тем, чтобы его идеи передавали естественную мораль своим читателям, и он не противопоставлял свою философию обществу. Идеальное видение жизни Вордсворта было таково, что он верил, что любой может участвовать в нем и что каждый будет счастливее, если сделает это. Гневные моральные сонеты 1802 года исходят из этого этического импульса и показывают, насколько неприятно было Вордсворту видеть, что его стихи оказывают большее эстетическое влияние, чем социальное или психологическое". Здесь сложно что-то добавить.

(1) Сонет Петрарки делится на две части: октаву (первые восемь строк стихотворения) и секстет (последние шесть строк). Сонет Петрарки может иметь несколько различных схем рифмы; в этом случае октава (которая обычно предлагает вопрос или идею) следует схема рифмы ABBAABBA, а секстет (который обычно отвечает на вопрос или комментирует идею) следует схеме рифмы BCCDBD. Цитаты и авторские примечания  по изданию 1807 года в факсимиле (L.,1984)
(2) О влиянии Мильтона на Вордсворта недавно появились работы Колина Мак-Кормака и Стивена Фэллона.
(3) Эмма Мейсон усматривает здесь неожиданную параллель к Откр.8.2 (Mason E. The Cambridge Companion to William Wordsworth. Cambridge,2010. P.54)
 (4) McCormack K. Milton and Wordsworth
(5) Цит. по: Owens T. Wordsworth, Coleridge and Language of Heavens. Cambridge,2019. P.83
(6) Ср. замечание в: Dolan J. Poetic Occasion from Milton to Wordsworth. L.,2000. P.4
(7) Grierson H.G. Milton and Wordsworth: Poets and Prophets. N.Y.,1938. P.VIII
(8) Simpson D. Wordsworth's Historical Imagination. L.,2014. P.5
(9) Еще в 1948 г. З.Финк в статье "Вордсворт и английская республиканская традиция" показал, что публицистическое наследие Мильтона, Гаррингтона и некоторых других деятелей Английской республики (но, заметим, никак не пуританское богословие!) спустя почти полтора века оказало заметное влияние на революционную Францию. Позже Николас Роу в работе "Вордсворт, Мильтон и политика поэтического влияния" (1989) описал, как знакомство молодых романтиков с политическими идеями Мильтона без их религиозной составляющей вдохновило их восторг перед революцией.  "После провала последующих политических революций и Вордсворт, и Мильтон обратились внутрь себя. Но там, где Мильтон стремился вступиться за « пути Божьи», Вордсворт обращался к тому, «что человек сделал из человека», и открывал собственную пророческую идентичность, воспевая «присущую разуму поддержку отношения к природе» (Р.18). С этим можно согласиться, лишь если речь идет об ограниченном периоде, ибо у зрелого Вордсворта и его друзей появляется намного более сложная религиозная картина мира.
(10) Jarvis R. Wordsworth, Milton and Theory of Poetical Relations. N.Y.,1991. P.80. Мы не склонны разделять, однако, гипотезу Н.Тротт о "внутреннем свете у Мильтона и Вордсворта", которая ведет к слишком натянутым в ряде случаев аналогиям с квакерами, чьи отношения с Мильтоном были сложными, а с Вордсвортом никакими (Trott N. Wordsworth, Milton, and the Inward Light // Milton, the Metaphysicals, and Romanticism. Ed.L.Low, A.J.Harding. Cambridge,1994)
(11) Fallon S. The Equanimity of Influence: Milton and Wordsworth. Вместе с тем нельзя не видеть разницы: "Для Мильтона, чья поэма основана на христианском мифе о сотворении мира, райской невинности, катастрофическом падении, нашем нынешнем падшем состоянии и обещании возрождения, рай достижим здесь, на земле, благодаря росту добродетели, обеспечиваемой Божией благодатью... Романтик Вордсворт, писавший более века спустя, адаптировал историю Мильтона о восстановленном рае посредством совершенствования ума и добродетелей в новом контексте, в котором природа и воображение будут играть ту роль, которую ранее играли Бог и благодать".

Пер. К.Д.Бальмонта:

Мильтон! Зачем тебя меж нами нет?
Британии ты нужен в дни паденья!
Везде заветов прошлого забвенье,
Погибла честь, померкнул правды свет.

Родимый край под гнётом тяжких бед,
В оковах лжи, тоски, ожесточенья.
О, пробуди в нас честные стремленья,
Стряхни могильный сон, восстань, поэт!

Твоя душа была звездой блестящей,
Твой голос был как светлый вал морской —
Могучий, и свободный, и звенящий;

Ты твёрдо шел житейскою тропой.
Будь вновь для нас зарёю восходящей,
Будь факелом над смутною толпой!