отрывок из Живи как знаешь

…На часах было, без малого шесть двадцать. Последние приготовления были закончены… - Крепко зашнуровав кроссовки упаковав папку с документами в дорожную сумку, он первым делом сунул руку в карман, нащупывая свой заграничный паспорт и вложенный в него заранее билет на самолет в Санкт-Петербург, - желая для верности лишний раз, удостовериться, что он на месте.
- Убедившись, что билет и паспорт по-прежнему находятся у него в кармане он, прихватив дорожную сумку и перевесив через плечо чехол с костюмом, как спринтер, претендующий на победу в Олимпийских играх в ожидании выстрела стартового пистолета готовый стремглав рвануть на старте, весь охваченный безысходным отчаянием с волнением стал ждать заветной секунды. Секунда ожидания, которая казалось вечностью, растянулась в пространстве и по мере того как приближалась эта секунда напряжение росло. - В голове его одна мрачная мысль сменялась другой. В лице его не было ни кровинки. Он не предполагал, что так трудно будет подойти к этой секунде. И вдруг он смолк, замер, вздрогнув от дурного предчувствия, неожиданно нахлынувшего с такой силой, что его обуял непомерный страх. В душу закралось сомнение и его снова охватило беспокойство...
- А вдруг полиция возьмет да и устроит засаду…? - сознавая, что опасность отнюдь не миновала, где-то в глубине сознания шевельнулась предательская мысль, и в эту секунду ему показалось, что весь его хитроумно задуманный план побега от преследуемой его полиции из собственного дома безнадежно провалится. Он знал, что ничем не сможет унять этот страх, - страх перед абсолютной неизвестностью - оставалось только ждать, что будет дальше. Разыгравшееся воображение то и дело рисовало самую худшую картину. Он под наплывом эмоций порожденных буйной фантазией ощутил мучительный приступ тревоги и на минуту поддался истерике. Ощущение безысходности в эту минуту терзало его душу. Ему пришло в голову, что он, словно приговоренный к смертной казни, ждет своего часа…
- А что если безропотно пойти в полицию с повинной и покаяться в содеянном преступлении подумал он. Быть может, чистосердечное признание послужит смягчающим обстоятельством в его проступке и облегчит его участь? А вдруг не облегчит? Где гарантии? Вдруг судьба не будет к нему столь благосклонна, и полиция, решив его наказать, отнесется к его проступку со всей суровой строгостью и призовет его к ответу? - мысленно чертыхаясь и безнадежно гадая, промелькнуло в голове. Ведь он понятия не имел, что его может ждать впереди и каким образом ему удастся выбраться из квартиры незамеченным. К тому же у него не было ни малейшей уверенности в том, что его распланированные ухищрения с такими маловероятными шансами на успех благополучно сработают. Кто знает, чем все это может кончиться. Никогда не знаешь, что эти изощренные в своих профессиональных натасках люди в своих таких для них привычных ситуациях предпримут и как все оно повернется. Если б только знать наверняка…
- И тут по совсем необъяснимой могущественной силе его мысли неожиданно приняли иное направление и помрачение прошло. С ним, как это ни странно произошла некая невидимая перемена. Самообладание вернулось к нему, и он отчетливо почувствовал внезапный подъем духа. Страх в нем увесисто уступил место решимости. Сомнения и колебания тут же остались позади. Критические ситуации всегда действовали на него мобилизующе...
- Овладев собой, он остановил яростный бег разума, и сразу решительно тряхнув головой, изгнал недостойную мысль прочь; - Ну, уж нет, дудки. Не на такого напали, - не дождетесь!Знаем мы ваши уловки… Просто так вам меня не скрутить…
- И сам себя, ненавидя за минутную слабость и одновременно понимая, что отступать уже слишком поздно он, устремив свой взгляд на дверь, стиснув зубы, замер в томительном ожидании…
- Выбора у него не было. Уравнение простое - свобода или небо в клеточку. К тому же все уже было хорошо обдумано тактически спланированно согласованно и решено, механизм его побега был запущен, маховик раскручен, - а раз дело было уже решено, то и не стоило бы медлить с развязкой.
Словом жребий был брошен, терять было нечего, все было готово и теперь, оставалось только ждать и довершить начатое.
- И все же где-то в глубине души винтясь, копошился червь сомнения. Но даже в смятении капитулировать он и не думал. Он просто смирился с происходящим; - что будет, то и будет что должно случиться, то все равно случится - в жизни каждого человека наступает момент, когда нужно покориться неизбежному. Чему быть, того не миновать…
- Каждый нерв, у него был как струна. Все его чувства обострены до предела. Сердце так и колотилось, но теперь в нем не было ни паники, ни страха…
- Довольно малодушничать! Не размышлять, что и где! Не рассуждать! Не отступать, не задавать себе лишних вопросов! Сейчас не время выбрасывать белый флаг и складывать оружие надо быть понапористее напоследок подумал он и с усилием призвав на помощь всю свою волю вооружившись терпением и приготовившись к самому худшему он, набрав полные легкие воздуха, сконцентрировался будто готовясь к прыжку, и поглядывая на часы, стал ждать... Чуть позже пришла последняя мысль - теперь успех дела решает только быстрота и если их все-таки засекут - значит, не повезло…
- Напряжение, достигло апогея, потянулись нестерпимо долгие секунды. Секунды шли и шли…
- А в то же время, нервно покуривая быстрыми затяжками, Рамиль сидел за рулем своего черного «BMW» с заведенным двигателем за квартал от дома Алана. Заблаговременно проявив изобретательность, предусмотрительно приоткрыв заднюю правую дверь в расчете на то, что та распахнется по инерции при торможении он, нервозно поглядывая на часы, готов был вот-вот на скорости ворваться во двор...
- Итак, все было готово. Час пробил…
- С военной точностью ровно в шесть двадцать четыре, щелчком, выстрелив в открытое окно окурком сигареты, татарин, с отвердевшим лицом, словно высеченным из мрамора, всем своим увесистым телом вдавил в пол педаль газа и с быстротой космической ракеты стремглав помчался к дому Алана...
- В тот же момент, мозг Алана послал сигнал - Твой единственный шанс! Не теряй зря времени! Беги…! - Его тело тут же свернулось, как пружина, а затем резко метнулось и он полный решимости, сделав над собой бешеное усилие, не теряя ни секунды, хлопнув за собой дверью, со всех ног ринулся из квартиры вниз по лестнице. Отчаяние придало ему силы. Буквально в три-четыре гигантских прыжка, с акробатической ловкостью как кенгуру перепрыгивая через лестничные перила марши и пролеты, он с быстротой падающего с заоблачных небес ястреба в считанные секунды камнем спикировал вниз и в мгновение ока очутился на первом этаже... Подумать только кенгуру и ястреб! Сочетание таких зоологических диковин конечно оригинальное, но в эти мгновения ему некогда было задумываться над этим!
- Одновременно, как и было условлено, они с татарином оказались в одной нужной точке и в одно нужное время. Рассчитав все до последней секунды прямо у дверей подъезда, татарин резко тормознул, и задняя дверца его черного «BMW» настежь распахнулась - да так, что ее чуть было, не вывернуло с корнем. Еще какое-то едва уловимое мгновение, и Алан крепко сжимая в одной руке дорожную сумку в другой чехол с костюмом плечом с размаха толкнув дверь выскочил из подъезда и нырком, юркнув как рыбка, пролетев и плюхнувшись на заднее сиденье автомобиля, почти задыхаясь, успел прохрипеть…
- Не останавливайся… - Гони-и-и-и…!
- Машина взревела мотором, татарин резко рванул вперед, задняя дверца автомобиля, подчиняясь физическим законам инерционно захлопнулась сама по себе и автомобиль, взвинтив скорость, молниеносно скрывшись из виду, унесся прочь... След простыл…
- Все это было проделано так стремительно, что ни кто в округе, даже ухом не повел и ни чего не успел заметить и тем более понять, а главное, как оказалось, их дерзновенный план сработал безупречно…

…По дороге в аэропорт, сидя полулежа на заднем сидении автомобиля, Алан не раз время от времени лихорадочно поглядывая назад, нервно озирался, для того, чтобы лишний раз убедится в том, что за ними нет слежки… - Ничего и никого не было. Ни одна машина их не преследовала. Все прошло очень гладко… - Тем не менее, у него стучало в висках. Кровь бурными толчками неслась по его венам. Сердце его колотило в ребра, грудь вздымалась и содрогалась. Его пальцы все так же крепко сжимали дорожную сумку и чехол с костюмом. Прерывистые слова с трудом вырывались сквозь тяжелое дыхание. Ловя ртом воздух, он чувствовал, как все его тело заливают струи пота. Но, невзирая на это, напряженно выпрямившись, нервно сжимая и разжимая пальцы, он со всей обстоятельностью, не упуская мельчайших подробностей, стал излагать Рамилю все то, что с ним произошло за последние часы. Рассказ был точен и последователен и сейчас, когда он в живых красках, описывая, рассказывал обо всем случившимся, ему казалось, что он пересказывает содержание какого-нибудь детективного фильма, и ему даже хотелось кое в чем подправить сценарий…
- Слушая его, татарин лихо гнал машину, сосредоточенно вертя баранку. Вид у него был напряженный и чрезмерно озабоченный. Он то и дело, не оборачиваясь, эмоционально сотрясая головой, с короткими сдерживаемыми вздохами выплескивал реплики, что-то вроде того, типа…
-  Да, ну на…! Не может быть…! - А ты не преувеличиваешь…?!? Может ты что-то напутал…, -втемяшил себе в голову или тебе это просто померещилось…?! Не могу поверить…!
- Произнося эти фразы он бледнел, зрачки его расширялись во весь глаз при этом его без того круглые глаза делались еще круглее, и эти огромные глазища с недоуменным выражением лица, чрезмерно выкатив бросали взволнованный взгляд на Алана отражаясь в зеркале заднего вида…
- Двадцать минут в пути до аэропорта не пропали даром. Мало-помалу тревога улеглась и за это время, компаньоны, успели обсудить сложившуюся ситуацию, в которой по своей небрежности, отсутствием чувства ответственности неблагоприятным обстоятельствам и трагическому невезению, а если сказать точнее по своей непростительной глупости, - по собственному признанию Алана он оказался в этой истории и навлек на себя эти самые неприятности. Больше чем когда бы то ни было, проклинал он свое самомнение, которое толкнуло его на эту дурацкую авантюру и если кто и был виноват в том, что произошло, так только он сам и хотя виноват был только он один, ответственность теперь легла на всех.
- Однако, так или иначе, нужно было действовать дальше. Здесь уже ничего нельзя было поправить и переиграть и, несмотря на всю нелепость происшедшего, надо было думать о завтрашнем дне и использовать ситуацию и время с наибольшей пользой. Что сделано, то сделано…
- Если отбросить все эмоции и посмотреть на вещи трезво было понятно, что от результатов поездки Алана в Санкт-Петербург, зависел их совместный с татарином бизнес, и упускать такой шанс, исходя из прагматических соображений означавшей деньги, было бы непростительной ошибкой или, по меньшей мере, глупее глупого. Ирония судьбы и самое скверное заключалось в том, что дилемма и без того непростая осложнялась еще и тем, что все предварительные переговоры с Санкт-Петербургом вел непосредственно Алан и вся документация по многообещающему контракту была оформлена на него и переложить полномочия возложив ответственность на кого-нибудь другого, практически не представлялось возможным. Оставлять же и эту никому ненужную головоломку с ночным происшествием, которая требовала безотлагательного решения, и от результатов решения которой возможно зависела судьба, свобода и будущее Алана, - тоже было никак нельзя. И этим двум неотвратимым событиям, нелепо, - суждено было переплестись между собой…

…Вскоре они добрались до аэропорта… - Оплатив тарифную таксу за платную автостоянку, автомобиль татарина медленно въехал на территорию привокзальной площади аэропорта и аккуратно притулился в свободной ячейке. Теперь уже в более спокойной обстановке, но
с взволнованными раздираемыми противоречивыми чувствами лицами друзья вышли из машины…
- Слегка прислонившись к машине, татарин сунул руку в карман, выуживая сигареты. Они закурили. Алан был мрачнее тучи. Он с беспокойством пытался представить себе, что теперь творится на уме у отца: лицо родного человека так и стояло перед глазами и у него тоскливо защемило сердце. Бледный и молчаливый от пережитого волнения хмуро понурив голову он, постоял пару минут поглощенный своими мыслями, потом, не докурив, неторопливо подошел к ближайшей мусорной урне и выбросил в нее дымящийся окурок. Затем, он выпрямился с долго сдерживаемым вздохом, дотронулся пальцами до слегка распухшей губы и неспешно обошел машину. Достав из кармана мобильник, он отыскал в списке контактов пару номеров влиятельных людей в городе и тихим, будто выцветшим голосом продиктовал их Рамилю…
- У меня тоже есть человек с нужными связями… - записав и сохранив информацию в своем смартфоне, вставил татарин - С утра начну названивать…
- Алан молча одобрительно кивнул, поправил ремень  дорожной сумки, и со словами - На вот, - держи на разводы… - протянул татарину запечатанный конверт, в который заранее вложил добрую пачку купюр в твердой валюте.
- Татарин, по обыкновению без лишних вопросов и, не говоря напрасных слов, взял конверт с наличностью небрежно сложил его пополам и беспечно сунул его в задний карман своих джинсов. Лицо его при этом было безмятежным…
- Пересчитывать не будешь, что ли…? - тихо спросил Алан, приглушенным голосом.
- Ты о чем? - дымя сигаретой бросив на него беглый взгляд, простодушно ответил тот…
- Если не хватит, то я добавлю…
- Алану ничего не оставалось, как только пожать плечами. Такой ответ нисколько не удивил его, так как оба они, уже достаточно давно знали друг друга и могли не объяснять своих настроений.
- Ладно, как знаешь! - с задумчивым видом сказал он и спустя мгновение, взглянув на наручные часы, промолвил…
- Ну, мне пора! Давай, до встречи! Все пошел, в общем, будем на связи…
- Они, по-братски обнялись, хлопнули по рукам, и Алан, закинув ремень своей дорожной сумки на одно плечо, а чехол с костюмом на другое начал было уже удаляться, как вдруг через пару метров замедляя шаг, он приостановился…
- Мгновение он недвижно стоял, будто невидимая рука неожиданно преградив дорогу, уперлась в его грудь, а затем он медленно развернулся и, посмотрев в лицо Рамиля ровным чуть громче обычного голосом добродушно проговорил… - Да! Рома! Постарайся держать моего отца в курсе всех дел... Сам знаешь, если что, - то он всегда посоветует…!
- О,key! - разберемся… - присев на крышку капота тихо почти про себя, кивнув курчавой головой и глядя в след уходящему другу, промолвил татарин…

…Стояло, удивительное, предрассветное утро и сейчас, когда до первых проблесков зари оставались считанные минуты, яснее стало видно величавое здание аэровокзала. Строение из белого мрамора сверкающего синего стекла и хрома производило внушительное, очаровывающее впечатление. Просвечиваясь голубоватым перламутром и наполовину перекрывая собой красную полосу на востоке возвещающую зарю, современная постройка напоминала собой огромную синюю птицу, будто бы изготовившись разбегающуюся перед взлетом, а бархатистая тень от него, расстилаясь почти по всей привокзальной площади, отдавала бирюзовым оттенком...
- Светало. Ночь кончалась, звезды заметно тускнели, небо становилось розовым. Луна медленно спустилась к горизонту, и наступил час предутренней прохлады…
- Время от времени суету и щебет пробудившихся ранних птах слоняющихся по ветвям близ стоящих склонившихся над привокзальной площадью деревьев, которые они облюбовали, заглушал отдаленный рокот взлетающих и идущих на посадку многотонных авиалайнеров. Но звук этих грохочущих машин нисколько не волновал пернатых - напротив пичуги, будто забавляясь своей трескотней, старались переспорить друг друга и шумы самолетов. Они суетливо хлопали крыльями, шныряли между раскидистых веток, и пронзительно перекликаясь, издавая свой веселый беззаботный гомон, - неотступно заставляли сами себя щебетать еще громче…

…Еще пара часов предполетных формальностей, плюс терпеливое ожидание посадки в огромном застекленном терминале-накопителе, где в оживленно-суматошном баре у мраморной стойки толпилось уйма пассажиров Алан, чтобы прояснить мозги не поборов искушение и поддавшись внезапному порыву, заказал себе сто грамм коньяку «Hennessy» c долькой лимона. Ему хотелось полностью вернуть себе хладнокровие, после всей этой ночной встряски…
- Потом еще какое-то время, короткая поездка в автобусе и он ступил на борт элегантного, рассчитанного на большие расстояния сверкающего фюзеляжем реактивного самолета. После удачного взлета, когда самолет медленно вырулил на взлетную полосу, потом разогнался, мигающая навигационными огнями взлетно-посадочная полоса под ним побежала, затем полетела вниз, шасси оторвались от земли и авиалайнер с ревом величественно взмыл в воздух он, перевел дух, ощутив временное облегчение, и молча прильнул к иллюминатору.
- К этому времени уже достаточно рассвело. Летнее солнце алым шаром всходило на востоке, и земля была хорошо видна. Внизу, под набирающим высоту крылом самолета в свете раннего утра лежал большой город с его пригородами. Сверху сквозь вольный прозрачный воздух виделись игрушечные домики городских окраин и как по тоненьким ниточкам дорог медленно двигались уменьшенные расстоянием муравьиные фигурки людей, катились крохотные снующие автомобили…
- Лайнер, забирая высоту, взмывал все выше и выше... Сразу за городом, ярко зеленея изумрудным покровом, простирались сочные травяные луга, и далее убегая к горизонту, лежала ровная как пластина бескрайне-цветущая степь. А уже в дальней дали, будто прощаясь с ним, тронутые первыми лучами восходящего солнца, прорезавшие утреннюю дымку отражаясь зеркалами, ослепительно сверкали вечные ледники величественных гор. - Под ровный гул реактивных двигателей «Боинг», как гигантский сказочный альбатрос набирал заданную высоту и, взяв курс, стремительно скользил на северо-запад...
- Табло «Пристегните ремни» над головами пассажиров погасло. Шум двигателей, стойкий, но не оглушительный, как бы отгораживал Алана от остального мира. Несколько успокоившись в нем, постепенно стала крепнуть уверенность, что больше с ним не приключится никаких бед. Шок от ночной встряски прошел и теперь, когда он уже был на борту воздушного судна, почувствовав, что первоначальное нервное напряжение, в котором он прибывал на протяжении последних часов, стало ослабевать он, слегка склонив голову, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, предался грустным размышлениям.
- А думать было о чем…! За последнее время он до того перенервничал, был настолько измочален что сейчас был совсем без сил, - он слишком выдохся, слишком устал, чтобы вынести еще какие-нибудь новые серьезные осложнения, хотя и понимал, что главная нервотрепка еще впереди. Прибывая в глубокой задумчивости, печальные мысли бродили в его голове. Его все еще по-прежнему не оставляло смутное беспокойство, дурное предчувствие беды и это ощущение, трудноопределимое или объяснимое, не покидало его. Он уже не раз задумывался - как задумался сейчас, сколько еще сможет выдержать его усталый мозг. Погруженный в свои тоскливые мысли, пригорюнясь стараясь представить себе, что его ждет в его безотрадном завтра после нагромоздившихся на него событий, сейчас он почувствовал себя обреченным грешным изгнанником, нещадно осужденным на вечные скитания, а в душе удушливую пустоту. В эту минуту раздумий ему казалось, что его безжалостно бросили на произвол несправедливой судьбы, и он ощутил себя болезненно одиноко, настолько одиноко, что это становилось почти физическим ощущением…
- Да, у него есть верные друзья и близкие родственники - только протяни руку. Но важна не эта близость. Она ничего не значит, когда человек замыкается в своем внутреннем мире, куда никому нет доступа, и где он остается один на один со своими воспоминаниями, с пониманием и сознанием происходящего, со своим страхом. Совсем один - с той минуты, как появился на свет и до самой смерти. Всегда, постоянно один… - Впрочем, как знать, быть может, все люди одиноки и тоже прибывают в таком же тупике, как и он, но то ли не осознают этого, то ли не хотят этого осознавать - даже в толпе...
- Спустя какое-то время, в глубине его сознания зажглась искорка воли и он, вырвав себя из пучины тоски и депрессии, открыл глаза и вновь посмотрел в иллюминатор. Пилоты, к этому времени прорезав быстро мчавшиеся облака, подняли авиа машину высоко в воздух и вывели ее в ясное синее небо, где в его бескрайних просторах пылало косматое солнце. Лайнер не качало, он летел легко и плавно, словно плыл по заштилевшему морю…
- Удобнее расположившись в широком мягком кресле в качестве пассажира бизнес класса, он с грустной улыбкой адресованной миниатюрной с тонкими азиатскими чертами стюардессе в ладно скроенной бежевой униформе с эмблемой авиакомпании на кителе, попросил плед и стакан фруктового сока.
- Объявившаяся перед глазами обаятельная девушка была совсем молоденькая со стройной гибкой фигурой, и такая загорелая, словно она все свое свободное время проводила на пляже. Танцующей походкой, словно претендентка на титул «Мисс Вселенная» она неторопливо шла по проходу вдоль пассажирских кресел и все ее движения, приводя в восхищение следивших за ней мужчин, отличались энергией и порывистой грацией.
- Несмотря на свое подавленное состояние, Алан остро почувствовал возбуждающий аромат ее молодого тела и заметил ее тонкие длинные пальцы с гладко отполированными бронзово-оранжевыми блестящими ногтями, которые вскоре легко и непринужденно раздвинули перед ним встроенный в кресло впереди сидящего пассажира столик и водрузили на него желаемый напиток. Проделывала она все это машинально, по привычке. После чего с озорной как у мальчишки почти детской улыбкой девушка, грациозно привстав на цыпочки, с профессиональной ловкостью изящным движением приоткрыла встроенный отсек над его головой и, вынув оттуда запечатанный в целлофановый пакет шерстяной плед, вскрыв, вежливо предложила его ему…
- Все тело у Алана ныло от усталости. Все пережитое утомило, хотелось отдохнуть. Его запас прочности иссяк. Нервы сильно сдали. Он был подавлен, изнурен, измучен, физически опустошен. На нем, естественно не могли не сказаться треволнения последних событий. Ночные поездки, безусловно, стоили ему большого напряжения. - Отпив несколько глотков, им тут же овладела смертельная вялость и он, отставив на столик недопитый стакан, ощущая как устали плечи и затекла шея, освободился от ремней безопасности, откинул спинку кресла, разулся и, завернувшись в клетчатое одеяло, вытянув ноги, безмятежно уснул.
- Насколько, Алан себя помнил, он никогда не мог уснуть в самолете. Но в этот раз голова его плавно ушла в подушку мышцы лица расслабились настолько, что даже слегка приоткрылся рот и он, закрыв усталые глаза, с глубоким вздохом провалившись в бездну дремотных иллюзий, словно отправившись на прогулку в прекрасную страну фантазий, мгновенно заснул, проспав как убитый, до конца перелета…
- Четыре часа в небе пролетели как одна минута…