Современное искусство Европы

Открытие в Москве выставки «Многообразие. Единство. Современное искусство Европы. Берлин. Москва. Париж» вызвало у меня огромное воодушевление по следующим причинам.
Во-первых, современное искусство, понимаемое, как Contemporary Art (то есть, пестуемое кураторами 20 важнейших институций Мира, такими как N.Y.MOMA, Beaubourg, Tate Modern, Ludwig Museum, Documenta, и др.), в последние годы в России находятся в загоне, и данная выставка, скомпонованная в Берлине, дает возможность (ныне редкую) заглянуть за КОВИДНЫЙ занавес, на современную европейскую арт-сцену. Разве по силе воздействия можно сравнить формат традиционной выставки живописи и скульптуры с выставкой современного искусства, где присутствуют и видеоарт, и инсталляция, и перформанс?
Во-вторых,  широта охвата, и большое количество авторов, предполагает максимальное разнообразие  представленных школ и индивидуальных техник.
Все это позволяло надеяться на получение грандиозной  эстетической встряски, которая, «обновив браузеры», заострила бы мою способность к восприятию и снабдила меня запасом жизненной энергии, которого бы хватило, по крайней мере, на несколько месяцев.
И вот я вступаю в залы Новой Третьяковки. Сразу при входе глаза разбегаются; слева мой взгляд падает на заснеженные ели; его тотчас втягивает в себя перспектива лесной дороги, и я не могу противиться притяжению грандиозной инсталляции Ансельма Кифера «Зимний путь». Она поражает своим натурализмом, который Киферу вовсе не свойственен. Постояв перед ней в радостном оцепенении, я вдруг вспомнил, что при входе боковым зрением схватил справа нечто примечательное, и направился обратно. Но по дороге мне попался шатер для демонстрации видео, и, отодвинув полог, я в него зашел. По экрану бежали пятна яркого света, выхватывавшего из кромешной темноты – то один, то другой – фрагменты какой-то белой скульптуры, которую приходилось по ним восстанавливать в своем воображении, и лишь через некоторое время удалось опознать человеческую фигуру с экспрессивно откинутой назад головой и с двухлопатковым веслом в руках. Это - видеопроекция работы Ильи и Эмилии  Кабаковых «Последний взмах. Памятник последнему человеку».
Отдав ему положенные почести, я вышел из шатра и подошел к заинтриговавшему меня произведению. Оно  напоминает модель прямоугольной кристаллической решетки  из 180 одинаковых  ячеек. Отличия от модели состоят в том, что в ее узлах вместо сфер, обычно изображающих атомы, расположены бесформенные куски бетона – обломки какого-то сооружения, а также в том, что металлическими штырями изображены только вертикальные связи между «атомами», а горизонтальные связи не проявлены. Из таблички следует, что это – инсталляция Моны Хатум; именно от нее можно было ожидать что-то подобное.
Дальше мое внимание привлекла  серия пластических работ Эрвина Вурма. Каждый из артефактов  похож на творожную массу, освобожденную от марли, в которой она была подвешена, чтобы сцедить жидкость. Его форма, напоминающая булыжник, с одной из сторон деформирована таким образом, что обнаруживает то выступающую из него крышу дома («Сидя на крыше дома Фридриха Ницше»), то веранду с балюстрадой («Родной дом Зигмунда Фрейда»), то разъехавшееся здание («Толстая вилла Ле-Лак»), или простую избушку («Дом Карла Маркса»). Из надписей следует, что произведения серии изготовлены не из творога, а из твердых материалов, например, из раскрашенной бронзы.
Пройдя по залу еще с десяток метров, я просто остолбенел от невероятного зрелища: богато меблированная комната положена набок, а именно: ее пол вместе со всем, что было на нем поставлено и положено, встал вертикально, а одна из ее стен легла горизонтально («Остальгия» Хенрики Науман). Крыша едет! (С моей точки зрения это – высшая похвала).
Потом мое внимание привлекла работа, блеснувшая невиданной простотой: висит на стене, лежит на полу, и свисает с потолка  бытовое барахло («Спальный мешок» Аннет Мессаже).
А вот, для разнообразия, упомяну и живопись - картину Георга Базелица «Ленин у прямого провода». От других работ этого известного мастера она отличается тем, что исполнена в пуантилистской технике, а также тем, что  не перевернута вверх тормашками, как издавна повелось у Базелица, а положена набок; для Ленина это подходит: пусть полежит.
Иду дальше по лабиринту залов; вот интересненькое: на блестящей поверхности большого стола расставлено 27 скульптур; каждая из них изображает полуодетого мужчину, ползущего на коленях с поникшей головой (Патрисия Карсенхаут «Моя вина»). Поза покаяния, ныне столь модная на Западе.
Передо мною современная классика: цикл картин Герхарда Рихтера «Европейские пейзажи»; на реалистический пейзаж (это цветная фотография) для повышения его выразительности масляной краской нанесены пастозные мазки. Временами кажется, что это – кровь, выступившая из порезов картин, и на них запекшаяся.
Среди экспонатов имеются прекрасные работы в области художественной фотографии, например: на обочине шоссе выставлены (по-видимому, на продажу) роскошные хрустальные люстры; за неимением лучшей опоры они подвешены на сделанных наспех деревянных времянках (Ольга Чернышева. «На обочине»). Это – красноречивое высказывание о положении современной элитарной культуры. Российское искусство, также, представлено серией цветных фотографий Бориса Михайлова «Советский коллективный портрет»; изображены типажи, изрядно подзабытые; не к ночи будут помянуты!
Еще одно произведение, на которое невозможно не обратить внимания: на полу в каре расставлены  тысячи полторы оловянных солдатиков; в некоторых местах их боевые порядки сломаны, и лежат убитые или раненые (Фернандо Санчес Кастильо «Мемориал»). Инсталляция допускает разные трактовки, и все они – печальные.
Проходя по анфиладе залов, экспонирующих произведения самых разных жанров, я  пересек обширное, на вид совершенно пустое помещение, освещенное резким, пронзительным и неприятным светом, в котором все – стены, пол, и проходящие по нему посетители кажутся потусторонними (Олавюр Элиассон «Желтый коридор»). Жутковатый эффект обеспечивается светом мощных галогенных ламп.
Финал экспозиции: здесь расположены произведения самых известных авторов.
Четыре картины Гилберта и Джорджа, занимающие целиком стены одного из залов, являются напоминанием: Живы классики! Они узнаваемы еще издалека, и мимо пройти – невозможно.
В трех картинах, на которых изображены  абсолютно пустые помещения («Доха» триптих, 2016) Люк Тюйманс, по - моему, достиг вершины своего творчества; в первый раз при взгляде на его холсты я не испытываю ощущения, что в них чего-то не хватает!
Если бы не надпись на табличке, гласящая, что автором пяти скульптур цикла «Сжимание» является Энтони Гормли, я бы об этом никогда не догадался, -  вместо вполне реалистических изображений человека, которые  он делал раньше, – огромные кубистские фигуры, в  условной форме демонстрирующие крайнюю степень отчаянья. Неужели, как и скульптура Кабаковых, это – проект памятника последним людям? Тогда для нас имеется повод для оптимизма: к моменту своей гибели люди станут  гордыми великанами!
Цикл из пяти объектов Рэйчел Уайтрид поразил меня своею философской глубиной. Если  изображением понятия ПРЕДМЕТА лучше всего  послужит  абстрактная геометрическая фигура, например – параллелепипед, то Уайтрид смогла создать предельно обобщенное изображение РУКОТВОРНЫХ ПРЕДМЕТОВ; эти четыре ящика, лишенные конкретики, не служат никакой цели, и вместе с тем, очевидно, что они созданы человеческой рукой согласно человеческому замыслу.
Видео Анри Сала «Если, и только если» долго меня от себя не отпускало, ибо оно таинственно. На экране – крупным планом показан инструмент  в процессе исполнения музыкальной  классики анонимным  скрипачом; по смычку направлением вверх ползет виноградная улитка. Я не понял смысла, вложенного автором в это зрелище, но оно завораживает!

Наступил вечер; музей готовился к закрытию. В приподнятом настроении я совершал пробежку по пустеющим залам, чтобы, окинув экспозицию последним  взглядом, подвести итог своим впечатлениям, и только теперь заметил надписи, выведенные  на стенах крупным шрифтом. Оказалось, что выставка  составлена из частей, раскрывающих   некие «актуальные темы», - такие, как, например, «политическая идентичность», «миграция», «гендер и равенство», «национальность», «территория и геополитика», «социальные конфликты» или «диалог». Что за хрень такая? Разве произведение искусства не служит единственной цели – искусству? Разве своею уникальностью оно не самодостаточно? Разве «как?» в искусстве не бесконечно важнее, чем «что?»?
Но то, что я смог насладиться искусством, не обращая внимания на постные мины, как бы выглядывающие из-за классифицирующих надписей в полной готовности  к назидательным речам,  меня  с их существованием примирило: да ладно, пусть!
Это ведь можно понять: серьезные люди заняты постройкой Евросоюза. Деятельность, направленная на реализацию утопии, как это в свое время было еще при постройке СССР, нуждается в духовных подпорках, - вот они и стараются взнуздать искусство и запрячь его в идеологию. Неплохо бы только постоянно помнить, что случилось с СССР!
                Декабрь 2021 г.