Конкуренция прелестной Джейми Френч

     Исходящая от самой красивой теннисистки вашей говнястенькой планеты гравитация неизбежно забрасывала меня на опять фальшивую грудь носастенькой фетишистки, вновь ненастоящей женщины с красивым хером, угрожая поколебать незыблемость Годохмы, не всекающей по - русски, поэтому, строго и собранно, как школярский ластик, такой, казалось бы, простейший прибор, позволяющий стирать напрочь все то, что предыдущие поколения двуногих умудрились наизображать на бумаге и даже столе, называемом студентами верно понимающей ситуацию М. Ю. Харвардской партой, помолившись Дите фон Тиз, восседающей попкой на колоссальной губной помаде, я принялся мастырить очередную конкурентную историю во имя любви и уважения к кому угодно, кто умеет делать ноли и единицы в придуманный мною уровень.
    - Кому угодно, вас сиясь, - прошептал неотчетливо косорылый майордом Советов Федераций, послушно пройдя принудительную лоботомию с сопутствующим тюннингом в армянской клинике внутренних дел пластиковой херургии  " Крымнаш и баш на баш ", проходя платежными Ведомостями ВЦИК как лицо неустановленное, но априори говенное, как и положено - покладено с прибором при режиме дураков и бандитов крайние тридцать лет, хотя правившие ранее большевики, надо сказать, отличались крайней щепетильностью к вопросам собственности, отрицая апрельскими ( о, девятнадцать и двадцать ! ) тезисами Ленина саму возможность украсть и спрятать, тыча оглоблей в обтянутую цветастой жакеткой грудь тети Вали Матвиенки с рожей такой, что экс - министр Фрадков тут же и закурил.
    - Ой, - изумился Старшой охраны, никак не привыкнув к модификациям начальствующих рыл, - это не Фрадков и тем паче не Матвиенка, майордом, это, мать вашу так, Швыдкой.
    - Га ! - заорал культурный завцеха, тувароведя антологию Райкина - старшего чехословацкими полуботинками.
    Ползущий по крутой наоткос крыше Кутафьей Штаубе чутко прислушивался к торжеству обреченного Швыдкого, мысленно вспоминая всех брошенных немецко - фашистскими оккупантами ( давно ) в колодцы, всех повешенных у райпо, всех расстрелянных ГПУ, всех раскулаченных и претерпевших умом Яши Потупчика, всю свою сознательную жизнь коммунара стеснявшегося пятой графы Кагановича, пока не выпер длинноносым  " Манлихером " на оперативный простор. Всмотрелся в цейссовскую оптику телескопического прицела и влажно осклабился, осознавая в полной мере весь историзм момента. " Ничо, - шептал пересохшими губами могучий старик, тихо дергая затвор, - щас мы тебя оприходуем ".
    - По фашистскому гаду, - прожужжал миниатюрный наушник в заросшем седастым волосом правом ухе Штаубе баритонцем Реброва, - пли, товарищ Штаубе. Сотри с лица земли несменяемого президент - диктатора и войди в хроники новым Освальдом.
    - Щас, - обещал Штаубе, как и пишущий эту хрень коала не умея отличить упомянутых чуть выше правительствующих уродцев, более схожих с надутыми велосипедным насосом футбольными мячами, нежели присущими двуногим личинами, кстати, пользуясь своим тайным влиянием на Потупчик, посоветую им всем надеть на рыла маски Зорро. Или противогазы. Короче, нечто такое, что позволит эстетствующему коале окончательно переселиться в лосангеловский особняк Марии Юрьевны на должность трахаля и мозгоё...а, так как от явно пидорковатого Гилкса ничего подобного не дождешься, а повторять судьбинушку Аньки Курниковой стремно.
    - Стреляй, сука ! - вклинился тоненький голос Сережи. - Мне Оля уже три раза успела отсосать, пока ты дрочишь, старик. Вали его к таким - то е...ням !
    - Щас, - шептал Штаубе, неожиданно всекая факт кончености патронов. Эта байда всю дорогу в советском кино, между прочим. Атакуют опасные немцы, советские стоят насмерть, даже не зная о наличии речки Волги, опровергая медицинский факт многомиллионной сдачи в плен во имя Мединского, но патроны у них постоянно, можно сказать, по жизни заканчиваются. Охает страшный всем торсом с головой неправильный Миронов, приговаривает : " Как с ими воевать - ту . Техника, опять же. Сила, бля ". Но подползает с кровавыми мозолями неизвестный зольдат и нашептывает на ухо Миронову анекдот про Вовочку. Как ему бойцы на батарее говорили, принимая поднесенные с прибором снаряды : " Зер гут, Вальдемар, зер гут ". Хрюкает со смеху неправильный напрочь и всегда Миронов, оборачиваясь репрессированным и на райской шарашке Королевым с вышибленными оказией и мусорами зубами. Все, буквально, весь зрительский зал, сука, рыдают, встают и поют гимн  " Верность режиму ".
     - Россия, хранимая, на х...й, бригада,
     Просрав достижения предков вовсю,
     Танцует средь снега ламбаду ...
     - Стреляйте же, просю, - проявляется нежно - сексуальный голосок рыжей Оли, - валите падлу уверенно. Вам памятник воздвигнут грядущие поколения, Генрих Иваныч.
     Вспоминает неожиданно старейший член мудацкой группы писателя Пелевина Штаубе про девятьсот пятый год. Свобода слова, газеты и журналы, бурления и погромы, карикатура  " Тронов не жалеть ! " Плачет расчувствовавшийся старик, прямо - таки рыдает и гордится, меж тем, тоже. Короче сказать, смею предположить, что он до сих пор там, на крыше Кутафьей, со времен подслеповатой Фанни Каплан терсится. И х...й на него. Потому как центральный террор Савинкова вовсе не имел под собой мысли тут же изменения строя или населяющих территорию двуногих, отнюдь. Его методы, как недавний бунт сторонников Трампа, наотмашь внушали властишке некоторые мыслишки, ништяково встряхивающие замшелые коррумпированные мозги, приводящие либо к усилению, либо послаблению, что также определялось сутью населяющих территории двуногих. И не хрен на зеркало пенять, товарищи, обнаруживая там скотскую физиономию многопоколенного холопа и выб...ка. Как говорится, не мы такие, а жизнь. Наверное, именно поэтому я и выбрал двадцать семь лет назад медленную опийную смерть, чего никому не желаю и не рекомендую, но этот выбор позволяет мне даже сейчас, когда завязал и почти не жив, срать и ссать по Генриху Иванычу на все виды гуманоидных обществ и государств, пребывая абсолютным антисоциальным элементом Янки Дягилевой, утонувшей как  " Курск ".