Сим победишь. Драма в двух действиях

Посвящается ветерану Великой Отечественной войны протоиерею Валентину Бирюкову.

Основное действие пьесы происходит летом 1942 года на южной линии обороны Ленинграда. Главные герои – шестеро бойцов артиллерийского расчёта. Столкновение разных характеров, мировоззрений, принадлежности к диаметрально противоположным социальным прослойкам и составляет основное содержание произведения. Комсомольский вожак, сын священника, хулиган, интеллигент, рабочий, профессиональный военный, все они, как обнаруживается в развитии конфликта, на самом деле объединены. Объединены эти люди не только стремлением к победе над врагом, но и теми глубинными корнями нашего Отечества, которые называют соборностью. Как ни заглушай и ни вырывай их, всё равно через некоторое время начинают пробиваться новые ростки из-под многовекового спуда. В финальной картине, когда богомолец и комсорг добровольно идут вместе снимать неразорвавшуюся авиабомбу с костёла под Кёнигсбергом – является точкой примирения, по сравнению с которым идеологические распри и «классовые» противоречия кажутся не существенными.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Артиллерийский расчёт:
С е р г е й, командир расчёта, сначала заместитель, 27 лет (1-й номер, наводчик),
Д м и т р и й, комсорг, 23 года (2-й номер, замковый)
В а л е н т и н, сын священника, 21 год (3-й номер, заряжающий)
Л е о н т и й, музыкант, 37 лет (4-й номер, установщик)
С е м ё н, из шпаны, 23 года (5-й номер, снарядный)
А л ё ш а, радиолюбитель, 18 лет (6-й номер, зарядный, подносчик)
Б о р и с, из грузчиков, 40 лет (появляется в последней картине)

С т а р ш и н а батареи, 40 лет
Ю л я, стряпуха и разносчица еды, 18 лет
С в е т а, фельдшер, 30 лет


ПЕРВОЕ  ДЕЙСТВИЕ

Первая картина

Июль 1942 года, южная линия обороны Ленинграда. Идёт артобстрел со стороны гитлеровцев.
Строящееся укрепление артиллерийской огневой точки, представляющее собой ряды (накаты) сложенных одно на другое брёвен. Уровень сцены является дном траншеи, тянущейся в правую и левую стороны, имеющей ответвления в целой системе ходов. Противник находится со стороны задника сцены.
Раздаются сплошные взрывы. Шестеро бойцов артиллерийского расчёта прячутся от взрывов в траншее. А л ё ш а лежит на животе, раскинув руки в стороны, как бы отдыхая от работы. Л е о н т и й – на боку, подперев голову ладонью и погружённый в свою думу. Д м и т р и й – на спине, побалтывая ногой на согнутом колене и выражая презрение к опасности. В а л е н т и н  лежит лицом вниз, прикрыв голову руками. С е м ё н сидит, прижавшись спиной к стенке траншеи, и курит цигарку. С е р г е й ползёт на четвереньках к своей сумке, достаёт флягу и жадно пьёт. Гимнастёрки у всех мокрые от пота, что заметно по тёмным пятнам на них.
Артобстрел прекращается и наступает звенящая тишина.

С е р г е й. Ну что? Отдохнули? Подъём! (Смотрит в бинокль в сторону противника.) Высунь голову в проём.
С е м ё н. Только и отдыхаем, когда лупят по нам.

Алёша снимает гимнастёрку и выжимает её.

Д м и т р и й (с папкой в руках). Сколько сегодня?
А л ё ш а. Двенадцать, тринадцать... Тринадцать капель. На две меньше, чем вчера.
Д м и т р и й. Потому что сачкуешь.
А л ё ш а. Да нет. Просто похолодало сегодня.
Д м и т р и й. Каждые день должен прибавлять по две капли. (Помечает в папке химическим карандашом, предварительно его послюнявив.) Понял? (Пауза.) Чего молчишь?
А л ё ш а (с иронией). Понял, товарищ комсорг.
Д м и т р и й (Валентину). Эй, третий номер расчёта! Не слышал команду «подъём»?

Валентин продолжает лежать в прежней позе.

С е р г е й. Перетрухал, что ли?

Дмитрий подходит к Валентину.

Д м и т р и й. Подъём!

Валентин встаёт, шевеля губами.

Д м и т р и й. Что ты там шепчешь?
В а л е н т и н. Да так.
Д м и т р и й. Уж не Богу ли молишься? Чего улыбаешься? Знаю, что ты из поповской семьи. Смотри у меня! И чтобы заявление мне написал сегодня же.
В а л е н т и н. Какое заявление?
Д м и т р и й. Прошу принять меня в ряды ВЛКСМ! Ясно?
С е р г е й. Хватит лясы точить, за работу! Сегодня надо закончить четвёртый накат и будем орудие устанавливать.
С е м ё н. Чтобы стрельнуть разок, как в прошлый раз, и в другое место канавы рыть?
Д м и т р и й. Не канавы, а окопы!
С е м ё н. Какая разница.
С е р г е й. Что ж делать, хлопцы? Когда надо – не всегда отрада. (Алёше.) Ну, шестой, хватай бревно и при за мной!

Алёша берёт бревно за один конец, Сергей за другой и несут его.

С е р г е й. Вот сюда! Ещё малость! И-раз! На месте как раз! Четвёртый, подкопай вот здесь, чтоб мышке не пролезть.

Леонтий берёт лопату. Дмитрий и Семён уносят носилки с землёй и камнями.

С е р г е й (Леонтию). Да не совковую, а штыковую.
В а л е н т и н. Давайте я! (Подкапывает в нужном месте.)
С е р г е й. Сразу видно, крестьянин.

Сергей и Алёша берут ещё одно бревно.

А л ё ш а. Ой!

Не удерживает свой край бревна, и оно падает.
 
А л ё ш а (показывая ладони). Мозоли кровяные.
С е р г е й (Валентину). Смени-ка его, третий!

Замком и Валентин кладут следующее бревно на накат.

С е р г е й (Леонтию). А ты что стоишь без дела, как девка бела?! Не знаешь, чем заняться? Возьми лом и подолби вон там грунт. Камни выковыривай! И в отдельную кучу их – пригодятся!

Леонтий берёт лом и уходит. Одновременно возвращаются Дмитрий и Семён с пустыми носилками.

С е р г е й. Чего так долго ходили? Живей надо!
С е м ё н. Мы артиллеристы, а не землекопы.
С е р г е й. Понимаю, что устали. Сделаны не из стали. Но если это не могёшь, значит... О! Жизнь свою загнешь.
С е м ё н (глядя вдаль). Всё! Шабаш! Обед идёт! (Алёше.) Эй, шестой! Скажи своей зазнобе, чтобы погуще суп варила! А то одна вода!
А л ё ш а. Почему моей?
С е м ё н. А чего покраснел сразу? Ну, раз она не твоя, то, значит, будет моя.

Появляется  Ю л я с широким бидоном и сумкой в руках.

Ю л я (несколько застенчиво). Здравствуйте. Берите миски, ложки и подходите ко мне.

Бойцы берут из её сумки миски, ложки и выстраиваются в очередь. Девушка разливает половником суп. Первый в очереди Семён.

С е м ё н. Погуще, погуще! Я работаю за троих! Чего одна вода опять?
Ю л я. Овощей осталось на один день, а командир батареи приказал растянуть их на три.
С е м ё н. А ему-то, небось, отдельно готовишь?
Ю л я. Нет, товарищ лейтенант питается как и все.
Д м и т р и й. Не задерживай очередь! Языками будут ещё чесать!
С е м ё н. Погутарить с мамзель – это святое, комсорг!
Д м и т р и й. Святое! Словечки-то какие отсталые, контрреволюционные... (Юле.) Спасибо.
Ю л я. На здоровье! Следующий! (Смотрит на руки юноше). Алёшка, что у тебя с руками?
А л ё ш а. Трудовые мозоли.
Ю л я. У меня с собой йод. Я обработаю, когда поешь.
А л ё ш а. Спасибо, Юля.
С е р г е й (получая свою порцию). Больному врач, голодному – калач.
С е м ё н. А нам опять хреначь.

Дмитрий и Семён едят в отдалении ото всех, и их не слышно остальным.

Д м и т р и й. Ты, я вижу, мужик боевой.
С е м ё н. Я-то? Да уж за себя завсегда постою. (Всматриваясь в лицо Дмитрия.) Ты что, черники обожрался? Где нашёл?
Д м и т р и й. С чего ты взял?
С е м ё н. Губы синие.
Д м и т р и й. Карандаш химический слюнявил. Писал много.
С е м ё н. Письма, что ли?
Д м и т р и й. Письма, письма.

Едят.

С е м ё н. Девушкам, небось?
Д м и т р и й. Кому надо тому и писал.
С е м ё н. Красиво пишешь-то? Написал бы моей Ленке.
Д м и т р и й. Сам напиши. В школе учился.
С е м ё н. У меня с грамотностью плохо. Одни ошибки. А Ленка у меня учёная, в техникуме учится. Скажет ещё, у-у-у, мурло необразованное!
Д м и т р и й. Мне бы с тобой с глазу на глаз поговорить?
С е м ё н. Говори. Никто не слышит.
Д м и т р и й. Расчётец у нас хреновенький. Один попович, другой музыкантишка, третий вообще сосунок. Замком тоже ни рыба, ни мясо. Одни шуточки-прибауточки, а толку нет.
С е м ё н. К чему клонишь, комсорг?
Д м и т р и й. Да вон второй расчёт уже орудие вкапывает. Третий – вообще почти готов к бою. А мы накаты никак не можем соорудить!
С е м ё н. У них земля мягше попалась. А у нас одни камни.
Д м и т р и й. И там камни! Просто идеологически все чужаки, вот и нет спайки. (Пауза.) Чую я... (Смолкает.)
С е м ё н. Чего чуешь-то?
Д м и т р и й. Чего-чего? (Тихо.) Вон в Ленинграде что ни день – диверсантов ловят. Ходят по городу в штатском да вынюхивают всё. Где какое ценное здание замаскировано да заводы военные. Потом передают немцам, куда бомбить.
С е м ё н (усмехнувшись). Думаешь, Валентин диверсант? Или наш юный радиолюбитель?
Д м и т р и й. Вот таких-то и вербуют, на кого подумать нельзя. А музыкант? Взрослый дядька, церковным хором руководил. Я на всех справки навёл! Присмотрись-ка к нему. Всё думает-думает свою чёрную думу. А заметит, что я на него смотрю, глазки-то так и забегают.
С е м ё н. Да нет. Вроде нормальный мужик. Немного чокнутый, правда.
Д м и т р и й. А когда разбитую деревню проезжали? Шестой приволок из развалин сломанный радиоприёмник. Зачем тебе? Чинить, говорит, буду. Вот и радиопередатчик уже имеется. И целая группа ряженых набирается. В общем, пятый... Забыл, как тебя?
С е м ё н. Семён.
Д м и т р и й. Ты, Сёма, посматривай за ними. Чего заметишь – мне докладывай.
С е м ё н. В доносчики записываешь?
Д м и т р и й. Ну, почему сразу в доносчики? Идёт война не на жизнь, а на смерть! А он – доносчики! Разведчик – вот верное слово.
С е м ё н. За здорово живёшь разведывать-то?
Д м и т р и й. Вроде не глупый человек, а порет какую-то чушь. Нет, не за здорово живёшь. Я всегда могу за тебя словечко замолвить. А могу и не замолвить. Могу и всю твою подноготную на белый свет вытащить. Думаешь, я не знаю, что ты судим?
С е м ё н (взволнованно). Так условно дали! Улица на улицу стенкой ходила! Все дрались!
Д м и т р и й. А ты заводилой был.
С е м ё н. Если надо, жизнь отдам! (Вскакивая.) Присягу давал. Исполню каждое слово!
Д м и т р и й. Ну-ну! Сядь, не надо так волноваться. Просто выполняй поручение комсорга. (Допивая суп через край миски). Командир-то наш не скоро поправится. И поправится ли?
С е м ё н. Да, шибануло его здорово.
Д м и т р и й. Подпиши бумажку. Ну, что не справляется наш зам. Нет у него врождённого качества руководителя. (Достаёт бумагу из папки.)
С е м ё н (читает). Это на Серёгу, что ли? Да нормальный мужик. (Понимая.) А! Никак сам метишь на вакантное место командира?
Д м и т р и й. Мне, Семён, необходимо побыть командиром расчёта некоторое время. Для характеристики. Потом в штаб. У меня там родственник. Дальний.
С е м ё н (удивлённо). Иди ты! Ну, если такое дело… Будет у меня в штабе знакомый.
Д м и т р и й. Сочтёмся. Мне свои люди тоже нужны. Вот здесь черкни.

Семён подписывает и тоже допивает суп из миски. Оба здесь же валятся на землю, чтобы отдохнуть.

А л ё ш а (возвращая миску с ложкой). Спасибо, Юлия. Сегодня я насчитал в супе семь морковок. На одну больше, чем вчера.
С е р г е й. Он у нас счетовод. Как увидит что одинаковое, давай считать.
Ю л я (смеясь). Давай, Алёша свои руки, йодом помажу.

Юля мажет ладони Алёши йодом.

А л ё ш а. Ой-ой-ой!

Юля дует на раны. В этот момент пациент целует её в губы. Юля взвизгивает от неожиданности.

С е р г е й. Раз! Ха-ха! Чего не считаешь, счетовод?
Ю л я (громко, чтобы подавить смущение). Товарищи, кто поел, миски и ложки ко мне!

Валентин и Леонтий сидят рядом.

В а л е н т и н (Юле). А можно пока у меня побудет одна тарелочка. Я верну сегодня вечером. Из неё же и поужинаю.
Ю л я. Только не забудьте.
Л е о н т и й (Валентину). Зачем тебе тарелка?
В а л е н т и н. Опыт один хочу сделать.

Валентин вынимает из кармана штанов сухой пучок травы, кладёт его в железную миску и начинает давить сено гирькой.

Л е о н т и й. Чего ты делаешь?
В а л е н т и н. Хочу попробовать, получится ли мука из сухой травы.
Ю л я. Какой вы чудак, Валя. (Громко.) Мисочки и ложечки ко мне!

Семён сдаёт сразу два прибора: свой и Дмитрия.

С е м ё н. Эх, один обман, что наелся. Только в животе урчит. (Напевая по-блатному.) Шёл я на танцульку, встретил тама Юльку! Кхе-кхе. Дальше не для ваших девственных ушей. Кстати, позвольте спросить, где вы изволите почивать?
Ю л я. Зачем вам?
С е м ё н. Интересуюсь, не холодно ли у вас? (Обнимает её за талию.) Могу погреть.

Юля вырывается.

С е р г е й. Пятый! Отставить!

Дребезжит рация.

С е р г е й (в рацию). Алё! Есть, товарищ лейтенант! (Бойцам.) Слушай, мою команду! В моё отсутствие все подчиняются второму номеру расчёта, комсоргу батареи Дмитрию Белову. К вечеру защитное укрепление должно быть готово! Второй, будь построже.
Д м и т р и й. Есть, товарищ замком расчёта! Я сам давно вижу, что надо построже.
С е р г е й. Пойдём, Юля, провожу.

Замком и Юля уходят.

С е м ё н. Вкалывай тут до потери пульса, а вечером в другую точку перебросят. Как пить дать! Для этого командир батареи и вызывал замкома. Предлагаю пока обождать. Работа не убежит. Правильно, солдатушки-ребятушки?!
Д м и т р и й. Ты у меня тут не саботажничай, Сёма!
С е м ё н. Да я просто бойцов проверяю на надёжность, товарищ комсорг. Ну, что, робя, за работу? (Алёше.) Эй, шестёрка, хватай-ка конец потолще!
А л ё ш а. Я не шестёрка.
С е м ё н. Ну, шестой или шестёрка – не всё ли равно? Судьба твоя такая, подносчик. А чего у тебя глазки-то гневом блеснули, когда я девку щупанул? Не твоя же, сам сказал. (Плюнув на ладони). Ну, взяли!

Берут бревно, несут на нужное место и укладывают.

Д м и т р и й (Алёше). В общем, шестой, пятнадцать капель пота с тебя. Будешь вкалывать, пока не накопишь это количество!
А л ё ш а (с преувеличенным подобострастием). Есть пятнадцать капель пота, товарищ комсорг!
Д м и т р и й (не заметив подвоха в тоне). То-то! (По-хозяйски идёт по траншее.)

Валентин что-то шепчет на ухо Алёше. Оба смеются.

Д м и т р и й. Отставить ржачку! (Замечает миску.) Кто посуду не сдал? Чья миска?
В а л е н т и н. Моя.
Д м и т р и й (глядя в миску). Что за дрянь? (Нюхает.) Травой пахнет. А гирьку где украл?
В а л е н т и н. В земле нашёл.
Д м и т р и й. Ты меня за идиота считаешь, что ли? Она же, как новенькая!
В а л е н т и н. Так начистил.
Д м и т р и й. Зачем?
В а л е н т и н. Траву толочь. Хочу из этой муки попробовать лепёшку испечь.

Дмитрий заливается смехом. Другие тоже похохатывают.

Д м и т р и й. Ты что, баран, траву жрать? Да уж. У нас ещё и умственно отсталые. В общем так. Ты брось эту свою хреновню и силы свои не трать зазря. Они для обороны Ленинграда нужны. Возьми лопату и вперёд! (Леонтию.) Четвёртый, ты держишься за лом, чтобы не упасть? Пойдём, покажу, как надо. (Кладёт папку в сторонку и берёт у Леонтия лом.)

Дмитрий и Леонтий уходят. Слышится голос Дмитрия и удары лома о камни.

Г о л о с  Д м и т р и я. Вот так! Вот так! Подковырнуть! И снова: вот так! Вот так! Понял?
Г о л о с  Л е о н т и я. Так точно!

Алёша снимает гимнастёрку, которую Валентин поливает из фляги водой.
Дмитрий возвращается.

А л ё ш а. Товарищ комсорг, я норму выполнил! Считайте капли!
Д м и т р и й. Ну, давай.

Выжимает намоченную водой гимнастёрку, с которой вода бежит ручьём. Дмитрий в недоумении открывает рот. Все смеются. Музыкант в отдалении заканчивает смех последним. Все оборачиваются в его сторону, слыша его одинокий смешок. От этого новый взрыв смеха.

Д м и т р и й. Смеяться?! (Быстро обсматривает каждого, как бы ища поддержки.) Надо мной?! (Наступает на свою папку сапогом.) Ё-моё! (Оттирает папку.) Это ты, Валентин, всё подстроил! Контра! Я тебе это припомню.

Раздаются сильные взрывы рядом.

Л е о н т и й. Ложись!

Все падают на землю.
Раздаётся ещё несколько взрывов.

А л ё ш а. Это артобстрел?
Д м и т р и й. Не похоже.
С е м ё н. Балуются фрицы.
Д м и т р и й. Ну-ка, кто-нибудь, возьми командирский бинокль да посмотри, чего там!

Валентин подползает на корточках к биноклю, осторожно выглядывает из траншеи и смотрит в сторону врага.

Д м и т р и й. Ну, чего увидел? (Пауза.) Оглох, что ли?
В а л е н т и н. Природа тут красивая. Любуюсь.
С е м ё н. Ну, болван! Объекты надо высматривать.

Валентин глядит в бинокль и привстаёт, подавшись телом вперёд.

Д м и т р и й. Не высовываться! Чего увидел?
В а л е н т и н. Мельницу. Ветряную. Правда, с одним крылом. Вот бы туда сползать!
С е м ё н. Муки по сусекам хочешь наскрести? Да там, поди, давно всё вылизано. В городе уже всех кошек сожрали, скоро на крыс перейдут.
В а л е н т и н. Жернова-то остались, чай. (Продолжая смотреть на мельницу.) Кому они нужны?

Появляется Сергей. Все принимают положение сидя.

Д м и т р и й. Какие новости? Опять будем перебираться куда-то?
С е р г е й. Нет. А новости такие. Переводят нашу батарею на гаубицы. Послезавтра привезут. Орудия серьёзные, нечета сорокопяткам. В три раза больше. Вот размеры. (Достаётся из сумки бумагу.) Будем расширять проём под гаубицу. Калибр 90 миллиметров. Знакома техника?
В а л е н т и н. Мы изучали в артиллерийской школе. Но стрелять не доводилось.
С е р г е й. Принцип тот же самый. Только громче палит, да снаряды потяжелей.
С е м ё н. Шестой теперь у нас штангистом станет.
С е р г е й. Ещё четверых бойцов должны дать, чтобы было по двое на один номер. А сегодня всем отдыхать! Мне ещё покумекать надо, как лучше сделать. Да, и ещё. Теперь у нас новый командир. Константина в госпиталь увезли. Вот вам урок. Не высовываться из окопа!
Д м и т р и й (в нетерпении). Кого назначили?
С е р г е й. Меня.
С е м ё н (тихо Дмитрию). Не успел, комсорг?
Д м и т р и й (подавленно). А заместителем кто будет?
С е р г е й. Ты, наверное.
Д м и т р и й. И наводчиком тоже? Потренироваться бы надо мне.
С е р г е й. Всё покажу. В бою пристреляешься. (Осматривает бойцов.) А где ещё один?
Д м и т р и й (кричит). Четвёртый! Ты чего там застрял?! Быстро сюда!
С е м ё н (глядя вдаль). Он нашёл чего-то.
Д м и т р и й. Ты чего это прячешь?! Сюда неси!
С е м ё н. Неужто на клад наткнулся? Чокнутым всегда везёт!

Появляется Леонтий с небольшой прямоугольной дощечкой, облепленной глиной.

Д м и т р и й. Что такое?
Л е о н т и й. Кажется, образ.
Д м и т р и й. Чего? (Рассматривает.) Икона, что ли?
Л е о н т и й (трёт пальцем доску). Божья матерь. (Трёт ещё.) Казанская.
Д м и т р и й. Да брось ты её! Подбирают всякую дрянь, а потом лишай или другая какая зараза! Дай-ка я ей запулю подальше!

Пытается вырвать икону из рук Леонтия.

С е р г е й. Отставить! Ну, нашёл человек. Жалко, что ли? Пусть будет.
В а л е н т и н (восторженно). Да это знамение, ребята! Явление образа Богородицы!
Д м и т р и й. Слышишь, товарищ замком, вернее, командир? Им только дай волю – сразу начинают разводить религиозную пропаганду! Контры!
С е р г е й. Может быть, икона представляет культурную ценность?
Д м и т р и й (как бы про себя). Посмотрим, посмотрим. Кто какой ценностью окажется. Цыплят по осени считают.


Вторая картина

У блиндажа в системе траншей. 
Глубокие сумерки. В глубине пара бревенчатых звеньев блиндажа, присыпанного землёй. В двух оконцах горит тусклый свет. На первом плане брёвна и перевёрнутые козлы для распилки стройматериалов. В стороне куча земли.
Алёша и Юля сидят на бревне, заменяющем лавочку. Рука Юли в руке Алёши.

Ю л я. Надо идти, а то фельдшерица хватится.
А л ё ш а. Она тебе начальница, что ли?
Ю л я. Шагу не даёт ступить. Куда пошла да где была? Как надзирательница.
А л ё ш а. Это хорошо.
Ю л я. Чем же?
А л ё ш а. А то крутятся вокруг тебя всякие.
Ю л я (польщённо). Только ты да этот мордатый. Как его? Сёмка.
А л ё ш а. Уже Сёмка?
Ю л я. Ревнуешь, что ли?
А л ё ш а. Ага.
Ю л я. Успокойся, он мне нисколечки не нравится.
А л ё ш а. Я это чувствую. Но всё равно противно, когда он к тебе лезет.
Ю л я. Ну, я побежала.
А л ё ш а. Ещё полчасика!
Ю л я. Увидят. Слухи пойдут.
А л ё ш а. Здесь не увидят. Спят почти все. А слухи и так уже идут.
Ю л я. Как?!
А л ё ш а. Люди не слепые. Юля... (обнимает её.)

Поцелуй.

Ю л я (после паузы). Так музыки хочется. Помнишь танго? Ну, ещё перед войной на танцплощадках играли? (Напевает.) Когда ты этот приёмник починишь?
А л ё ш а. Всё времени не хватает довести до ума.
Ю л я. Тихо! Кто-то идёт.
А л ё ш а. Давай вон там переждём.

Алёша и Юля поспешно прячутся за кучу земли.
Появляется Леонтий и присаживается на это же бревно. Он достаёт из-за пазухи икону и оттирает её тряпочкой.
С другой стороны появляется Валентин.

Л е о н т и й. Ну, достал маслица?
В а л е н т и н. У Юли спрашивал подсолнечного. Кончилось. А если попробовать машинным протереть?
Л е о н т и й. Нельзя.
В а л е н т и н. Почему? Нефть тоже из земли. А очень давно она даже растениями была. Ещё в школе учили. Лампадка-то у нас и на машинном масле горит неплохо.
Л е о н т и й. То лампадка, а то – образ! Вдруг краска облезет? Лучше и пробовать не надо. (Смотрит на икону.) Казанская Божья матерь. Кстати, скоро Казанская.
В а л е н т и н. Эх, как её у нас в деревне отмечали! Это наш престольный праздник. Аж за двести вёрст народ приезжал гулять!
Л е о н т и й. За двести? А где это?
В а л е н т и н. В Сибири.
Л е о н т и й. Тогда понятно.
В а л е н т и н. А ты откуда, Леонтий?
Л е о н т и й. Из Калинина.
В а л е н т и н. О! Большой город, областной! Я проезжал его на поезде, когда на фронт везли. (Пауза.) Мельница не даёт мне покоя, жернова её. Слазать бы туда, проверить. Только одному не под силу будет. Надо же их провертеть хотя бы один оборот. Вот если бы вдвоём. А, Леонтий?
Л е о н т и й (категорически). Нет, я не пойду. Это самоволка да ещё на линии фронта! Ты что?! Пристрелят ещё! Или фрицы, или свои же.
В а л е н т и н. Так ночью-то не видно.
Л е о н т и й. Нет, нет, и не приставай! (Пауза.)  А почему тебя поповичем зовут?
В а л е н т и н. У меня отец иерей. А вообще мы из Ярославской области. В 30-х вывезли всю семью в Сибирь. Леса там много, построились сызнова. Изба большая стала! Отец с мужиками церковь срубили. Хорошо было до войны. Голодали иногда. Но всё равно хорошо. Слава тебе, Господи! (Крестится.) А как война началась, в артиллерийскую школу послали учиться, а потом сюда вот. А ты, Леонтий, сам на попа похож. Тебе бы бороду да волоса длинные. Был бы вылитый батюшка.
Л е о н т и й. А я, Валя, регентом в церковном хоре был. У самого Александрова этому учился.
В а л е н т и н. У какого Александрова?
Л е о н т и й. У Александра Васильевича Александрова, который краснознамённым ансамблем песни и пляски руководит. Слыхал по радио, как поют?
В а л е н т и н (удивлённо). Слыхал! Вот это да! (Задумавшись.) Так он же, поди, в воинском звании?
Л е о н т и й. Наверное, уже полковник Красной Армии.
В а л е н т и н. Так ведь он это... атеистом, вроде бы как, должен быть?
Л е о н т и й. Эх, Валя, Валя! Молодой ты ещё, многого не знаешь. Он у нас в Твери всеми церковными хорами руководил до революции. Это сейчас Калинин, а раньше Тверь была.
В а л е н т и н. Слыхивал.
Л е о н т и й. Я ещё мальчишкой у него на клиросе пел. Потом Александр Васильевич консерваторию кончил в Москве. А в 18-м году  его сам патриарх Тихон назначил главным регентом храма Христа Спасителя. А ещё позже – всей Русской Православной  Церкви.
В а л е н т и н. Вот это да! Ну и ну!
Л е о н т и й. Одновременно он в консерватории преподавал. Профессором стал. Ну, и меня по старой памяти на дирижёрско-хоровое принял. Многому научил. Многое открыл для меня в музыке. Я и не подозревал, сколько всего вбирает в себя этот пласт бытия.
В а л е н т и н. Чего-чего?
Л е о н т и й. Пласт бытия.
В а л е н т и н (с большим любопытством). Чего вбирает-то этот...  пласт бытия?
Л е о н т и й. Так сразу и не скажешь, Валя.
В а л е н т и н. Да ты как-нибудь! Уж я постараюсь уразуметь.
Л е о н т и й. Ну, объединяет он как бы всех и вся. Связан с самым сокровенным, с истоками и корнями нашими. И человеческими, и божескими, и богочеловеческими. Как бы тебе объяснить? Возьмём того же Александрова. Слышу я в его обработках народных и солдатских песен тот же дух... соборности, что ли? Как и в церковном хоре.
В а л е н т и н. Соборности? Понимаю. Интересно ты говоришь, Леонтий! Так бы слушал и слушал. Неужто всё, что ты сказал, есть в музыке? Я ведь и сам чую, что много там всего, только сказать не умею, как ты. Слушаешь, бывало, как мать поёт или девки, слёзы так и покатятся. А тропарь какой подпеваешь или акафист в церкви, да вникнешь получше, так вся душа и затрепещет.
Л е о н т и й. Хорошо, что ты всё это чувствуешь. Не могу без музыкального инструмента. (Достав губную гармошку.) Пианино с собой не возьмёшь, а эта в карман влезает – удобно.
 
Играет на ней фрагмент акафиста к Казанской иконе Божьей матери. Валентин узнаёт мелодию и хлопает в ладоши от радости.

В а л е н т и н. И не узнать сразу знакомый тропарь-то! Чудно звучит он на губной гармошке.
Л е о н т и й. А вот это послушай. Александров сочинил.

Леонтий играет мелодию почти идентичную будущему гимну Советского Союза с 1943 года и, соответственно, гимну современной России.
В глубине вспыхивает огонёк цигарки – это кто-то сидит и слушает, покуривая.

В а л е н т и н. Хорошая музыка. Прямо торжество благодати.
Л е о н т и й. А знаешь, как называется? Попробуй отгадать?
В а л е н т и н (подумав). Должно быть, как-то связано со светлой седмицей. Нет, раньше. Вход Господень в Иерусалим!
Л е о н т и й. Не угадал, Валя. Это называется «Гимн партии большевиков».
В а л е н т и н (в удивлении). Неужто? (Крестится.) Да как же это?
Л е о н т и й (многозначительно). Музыка! Для неё слова человеческие не особо важны. Могут быть одни, могут быть другие. Главное, что уже внутри неё Слово Божье пребывает.
В а л е н т и н. Хороший гимн сочинил твой учитель. Даже лучше чем «Боже царя храни». Только ведь не по мощам елей-то.
Л е о н т и й (тихо). А может он этой мелодией с бесами борется.
В а л е н т и н (настороженно). С какими такими бесами?
Л е о н т и й. Ну, в них-то которые сидят.
В а л е н т и н (испугавшись). В большевиках, что ли?

Леонтий зажимает Алёше рот ладонью.

Л е о н т и й. Тс-с-с!
В а л е н т и н. Да уж! Спасибо, Леонтий. Ты мне на многое глаза открыл. (Пауза.) А нет ли музыки к тропарю праведной Иулиании Лазаревской? 
Л е о н т и й. Хм. Не знаю такой святой.
В а л е н т и н. Да как же не знать-то про такую женщину?! Она во времена Бориса Годунова жила в Муромской земле. Голод тогда случился большой. А она, Иулиания-то, богатая была. Так вот, распродала она своё имущество и давай на эти деньги голодных кормить. Всё извела до последнего грошика. Не на что и самой стало кушать. Тогда начала она траву лебеду сушить, муку из неё толочь да лепёшки печь. А от лепёшек-то будто бы свет шёл несотворенный. А когда ели их люди, то говорили, что ничего вкуснее не пробовали за всю свою жизнь.
Л е о н т и й. Хитрец ты, Валентин, искуситель, хоть и сын священника. Ладно, (ещё тише) сходим на твою мельницу.
В а л е н т и н (оживившись). Сегодня ночью самое время. Я всё обдумал. Только фонарь надо взять потихоньку у командира. А как все заснут....
С е м ё н (из темноты). Давно я вас слушаю, хлопцы. (Подходит.) Разговорчики-то ваши ух, какие контрреволюционные! (Смотрит на ошарашенных соратников.) Чего так испугались? Значит, есть из-за чего бояться. Вину-то признаёте. А теперь представьте, что бы с вами стало, услышь это Дима комсорг?
В а л е н т и н. Ты уж не говори ему, Семён.
С е м ё н. Ха-ха! Ну, ты наивняк! Ладно, канитель разводить не буду, спать хочется. (Валентину.) С тебя половину обеденной пайки. (Леонтию.) А с тебя – вечерней.
В а л е н т и н. Там и так есть нечего!
С е м ё н (осклабившись). Ну, я же по-божески, не всю пайку прошу.
Л е о н т и й. Это один раз?
С е м ё н. Вы меня не перестаёте удивлять. Из-за одного раза я бы и не подошёл к вам. Передал бы Митьке ваши разговорчики и дело с концом.

Появляется Дмитрий.

С е м ё н. А вот и он. (Дмитрию.) Лёгок на помине! Тебя только что вспоминали. (Закуривает новую цигарку.)
Д м и т р и й. Кто тут на гармошке играл? (Заметив в руках Леонтия гармошку.) Дай-ка! (Разглядывая.) Немецкая! Откуда у тебя фашистский инструмент?!
Л е о н т и й. От отца остался. Ещё с  Первой Мировой.
Д м и т р и й. А как новенькая. Разберёмся, где надо. Выясним и год выпуска, и как она к тебе попала. (Взрываясь.) Вражина! Я бы тебя на месте прикончил!
В а л е н т и н. Да он гимн партии большевиков играл!
Д м и т р и й. Молчи, попович! По тебе самому пуля плачет! (Подумав и взяв себя в руки.) Партии большевиков, говоришь? Ну-ка, гудни!

Леонтий играет гимн партии большевиков.

Д м и т р и й. Похоже... (Раздражается ещё больше.) А почему не отдыхаем? (Кричит.) Как завтра брёвна таскать будете?! Работнички!
С е м ё н. Да ладно тебе, Дима. Щас цигарку докурим, лягем. Погутарить бойцам тоже хочется малость.
Д м и т р и й. Через минуту чтоб были на нарах! (Выхватывает гармошку из рук Валентина.) А гармошку я покажу, кому следует.

Уходит.

С е м ё н. Хоть поняли чего? В общем, держись за меня, робя! Всегда прикрою.
В а л е н т и н. Я думаю, нас спасла музыка.
Л е о н т и й. Нет, только название, которое подействовало как магическое заклинание. Это уже магия.
С е м ё н (внимательно смотрит то на одного, то на другого). Так вы ещё и колдуны? Дела! Ладно, идёмте, а то разорётся ещё больше.

Семён, Валентин и Леонтий уходят.
Площадку ярко освещает запущенная ракета, и снова темнеет.
Слева появляются  с т а р ш и н а  и  С в е т а.

С в е т а. Ума не приложу, где она может быть? Все траншеи облазили, почти все блиндажи обыскали.
С т а р ш и н а. Не надо было.
С в е т а (удивлённо). Что не надо?
С т а р ш и н а. Бойцов беспокоить. Разбудила всех.
С в е т а. Как же иначе? А солдаты знать будут, что внезапная проверка всегда может случиться. От этого только дисциплина повысится.
С т а р ш и н а. Дисциплина! Отдыхать надо ребятам. Так и на каторге раньше не работали.
С в е т а. У вас, Павел Сергеич, всё поблажечки для них. Дешёвую популярность ищете? И так уже все вас отцом кличут. Куда больше? (Пауза.) Осталось два блиндажа обшарить. Меня больше интересует блиндаж первого расчёта.
С т а р ш и н а. Хватит народ полошить! Найдётся твоя Юля.
С в е т а. Вы ещё не знаете эту девку. Её родителей на воронке увезли. И эта туда же пойдёт из-за своей ветрености. Яблочко  от яблоньки недалеко падает. А слыхали, что в первом расчёте творится?
С т а р ш и н а. Нет. Что там может твориться?
С в е т а. Мутно там. Поповичи, интеллигентики.
С т а р ш и н а. А что, они не люди?
С в е т а. Скажу вам только как старшине, Павел Сергеевич. (Снизив тон.) По-секрету. Дмитрий Белов, комсорг этого расчёта и заместитель командира написал мне бумагу. О, там такое! И про Валентина Бирюкова, и про музыканта Леонтия Вострикова, и про радиста Алексея Першина, вернее, радиолюбителя, и про  Семёна Нижегородского.
С т а р ш и н а. Свет, а почему он тебе-то написал? Ты же у нас простой фельдшер?
С в е т а (уходя от ответа). А кому же ещё? Лейтенанту? (Рассмеявшись.) Он сам ещё ребёнок. Ну, пойдёмте в блиндажи.
С т а р ш и н а. Иди одна. Я здесь посижу. (Присаживаясь на импровизированную лавочку.) Какая лунная ночь! Вчера в это время бомбили, а сегодня тишина.
С в е т а. Я боюсь одна. Там одни мужчины да в трусах ещё. А я женщина как-никак. Я стесняюсь.
С т а р ш и н а. Не пойду, сказал.
С в е т а. Тогда дайте фонарь.
С т а р ш и н а. На! (Отдаёт фонарь.) Разглядишь лучше с фонарём-то. Мужчин в трусах.

Света с презрительным прищуром бросает взгляд на старшину и уходит.
Старшина смотрит на опрокинутые козлы, подходит к ним и переворачивает на ножки.
В оконцах блиндажа вспыхивает свет.
Старшина замечает валяющуюся лопату сбоку земляной кучи, идёт к ней. Вдруг взгляд его устремляется за вал земли. Он осторожно идёт туда, внимательно смотрит и наклоняется над объектом, который не виден зрителям. Старшина тихо смеётся.

С т а р ш и н а. Спят голубчики.

Он возвращается к козлам и прислоняет к ним подобранную лопату.
Из блиндажа доносится смех. Возвращается раздражённая Света. Оконца гаснут.

С в е т а. Хамы! Нет её там.
С т а р ш и н а. Да нашлась твоя Юля.
С в е т а. Где она?
С т а р ш и н а. Спят. (Спохватившись.) Спит.
С в е т а. Где? С кем?
С т а р ш и н а (указывая на кучу земли). Вон там.

Света решительно направляется к куче.

С т а р ш и н а. Да не буди ты их. Пусть ещё поспят. Ночь тёплая.
С в е т а (спящей парочке). Вы что, очумели?! Встать!

Алёша и Юля встают с заспанными лицами.

С в е т а. Как вы здесь оказались?
А л ё ш а. Мы...  спрятались.
С в е т а. От кого? Зачем?
А л ё ш а. Ну, чтобы не заметили, что мы гуляли после отбоя.
Ю л я. Да ещё музыка заиграла. Потом сказку начали рассказывать про какую-то Иулианию. Разморило, как в детстве...
С в е т а. Какая музыка? Какая сказка? Ну-ка, дыхните.

Алёша дышит Свете в лицо.

С в е т а. Теперь ты.

Юля тоже дышит в лицо Светы

С т а р ш и н а. Хватит, Света! Прекращай. Ну, заснули детки от усталости.
С в е т а. Я ищу её целый час! Всю батарею облазила! Это вы, Павел Сергеевич распустили всех! Пусть поспят, говорит! Три наряда им вне очереди, чтоб неповадно было!
А л ё ш а. Да вы успокойтесь, тётя Света.
С в е т а. Какая я тебе тётя? Мне всего тридцать лет! Я тебе ещё в невесты сгожусь!

Старшина смеётся.

С в е т а. Что вам показалось смешным?
С т а р ш и н а. Да проговорилась ты, что больше всего тебя интересует.
С в е т а. Меня ещё кое-что интересует. (Юле.) Про сказку и песенки ты мне расскажешь более подробно наедине. Я жду. (Резко разворачивается и уходит.)
С т а р ш и н а (Юле). Завидует она тебе.
Ю л я. Чему завидовать?
С т а р ш и н а. Молодости, красоте твоей. Ты уж её не расстраивай. Она на самом деле хорошая. Жизнь свою хочет устроить, да не получается. То сюда сунется, то туда. (Пауза.) Ну, теперь на боковую. Отдыхать!
А л ё ш а. Есть отдыхать, товарищ старшина!

Алёша и Юля идут в одну сторону.

С т а р ш и н а. Эй-эй! (Алёше.) Тебе туда!
А л ё ш а. Есть, товарищ старшина.

Алёша и Юля уходят в разные стороны.

С т а р ш и н а. Ох, сорванцы.

Вбегает Дмитрий.

С т а р ш и н а. А это ещё что?
Д м и т р и й (глубоко дыша после бега). Я... я к вам хотел. Доложить.
С т а р ш и н а. Откуда ты? Что случилось?
Д м и т р и й. Два бойца отсутствуют, товарищ старшина! Третий и четвёртый!
С т а р ш и н а. Это Бирюков и... Востриков?
Д м и т р и й. Да, они!
С т а р ш и н а. Может, где спят на травке? 
Д м и т р и й. Для сна есть нары, товарищ старшина. Они подложили под свои одеяла шинели, чтобы ввести всех в заблуждение. Я в полумраке и не заметил их отсутствия.
С т а р ш и н а. Ну, свежим воздухом захотелось подышать!
Д м и т р и й. Они вышли за линию фронта в сторону противника.
С т а р ш и н а (опешив). Зачем?
Д м и т р и й. Есть подозрение, что они...  шпионы.
С т а р ш и н а. Да что ты, Дима! Может, к девкам пошли?
Д м и т р и й. Какие девки! Там даже птицы не летают! Я думаю, Бирюков и Востриков направились к полуразрушенной мельнице. А оттуда будут подавать сигналы врагу с помощью фонаря, который они предварительно похитили у командира расчёта. Всё очень серьёзно, товарищ старшина. Прошу донести мою информацию до командира батареи.
С т а р ш и н а. Лейтенант приказал будить его только в экстренном случае. Трое суток не спал!
Д м и т р и й. Это и есть тот случай, товарищ старшина.
С т а р ш и н а. И что? Поднимать тревогу прикажешь? Будить бойцов? Нет у меня никакой уверенности, что ты говоришь. Шпионы! Тем более, Валентин и Леонтий. Нет, нет.
Д м и т р и й. Тогда я буду вынужден доложить товарищу лейтенанту лично.
С т а р ш и н а. Вот как? Мать твою...
Д м и т р и й. Чтобы не будить командира батареи, предлагаю проявить собственную инициативу: накрыть их прямо на мельнице. Оружия у них нет. А утром доложить лейтенанту о происшествии. Отличная ситуация, чтобы отличиться, товарищ старшина! Мельница недалеко.
С т а р ш и н а. Да видел я. Ну, Дима! (Подумав.) Ладно. Возьми ещё двух бойцов. Сходим. Но если их там не окажется, посидишь у меня на губе! Так вот!
Д м и т р и й (радостно). Есть, товарищ старшина!


Третья картина

Мельница. В середине помещения возвышается механизм для молотьбы с раструбом наверху. Его опоясывает помост, к которому поднимается лестничный марш. Чтобы засыпать зерно в раструб необходимо подняться по лестнице на помост. Под воронкой раструба – предполагаемые жернова, скрытые от зрителя бортиком. Под ними на 1-м этаже – ларь, куда ссыпается мука. Привода к ветряку нет. Вокруг разбросанный инвентарь: лопата, коса, грабли, лом и т. д. Самый внешний круг состоит из амбаров. Одна стена мельницы полностью разрушена. Она же является «четвёртой» стеной сцены, т. е. рампой. В помещение попадает лунный свет. Из-за отсутствия стены и крыши он освещает почти всё помещение. Временами яркости и графической контрастности добавляют запускаемые осветительные ракеты.
Появляются две мужские фигуры. Это Валентин и Леонтий. У Валентина перекинут через плечо узел из простыни, в руке фонарь.

Л е о н т и й. Выключил бы фонарь-то. И так светло как днём. Не дай бог заметят.
В а л е н т и н (выключив фонарь). Ба! Сколько пустых мешков! Теперь нам не понадобится простыня.
Л е о н т и й. Погоди радоваться.
В а л е н т и н. И даже коса есть! (Осматривает косу.) Теперь буду косить, а не руками рвать.
Л е о н т и й. Сколько же ты её рвал?
В а л е н т и н. Одну ночь рвал. За два дня высохла без ворошения. Жара-то какая была! (Пробует остриё косы.) Туповатая, правда, но ничего. Пойдёт! (Машет косой, будто косит.)
Л е о н т и й. Ты сначала механизм проверь, а потом строй планы.
В а л е н т и н. Сейчас проверим. А мукой-то как пахнет!
Л е о н т и й. Да, хорошо. (Заглядывая в амбар.) Хоть и вылизано всё давно, а запах остался.

Валентин поднимается по ступенькам на помост и заглядывает в раструб, освещая его внутренность фонарём.

Л е о н т и й. Ну, где твои жернова?
В а л е н т и н. Под раструбом должны быть. По идее.
Л е о н т и й. По идее? Так ты не знаешь?
В а л е н т и н. Не-а! Всего один раз на мельнице был в детстве. Ничего! Разберёмся!
Л е о н т и й (с досадой). Если бы я знал, что ты не знаешь... Ведь не хотел идти с самого начала. Предчувствие было нехорошее.
В а л е н т и н. Это суеверие, Леонтий. (Радостно.) Кажись, вот они!
Л е о н т и й. Кто?
В а л е н т и н. Не кто, а что. Жернова! Хе-хе. (Внимательно рассматривая, встав на четвереньки.) Как же они работают-то? Так. Надо рассуждать логически...
Л е о н т и й (решительно поднимаясь по лестнице). Дай-ка фонарь! (Изучает механизм.)
В а л е н т и н. Понятно, что вот это должно крутиться. (Пробует сдвинуть.) Не под силу. Я тут лом видел.

Валентин спускается за ломом и, возвратившись, вставляет его в нужное место.

В а л е н т и н. Давай-ка вместе!

Оба наваливаются на лом. Раздаётся скрежет.

Л е о н т и й. Смотри, не сломай!
В а л е н т и н. Оно и должно так скрежетать, когда зерна нет. Сейчас травы сыпанём. (Высыпает из узла в раструб сено.) Надо утрамбовать. (Утрамбовывает ломом в раструбе.) А теперь поехали!

Многократно поворачивают ломом жернов.

В а л е н т и н. Хорошо пошло! Ещё раз!
Л е о н т и й (поёт поставленным голосом). «Ещё разик, ещё раз! Эй, ухнем! Эй, ухнем!»
В а л е н т и н. Хорошо поёшь, Леонтий!
Л е о н т и й (продолжая). «Подёрнем! Подернем!»

Скрежет переходит в негромкое поскрипывание.

В а л е н т и н. Посмотрим! (Светит фонарём в раструб.) Леонтий! Нет травы-то! Смололи!
Л е о н т и й. Неужели?

Валентин сбегает вниз и заглядывает в ларь под механизмом.

В а л е н т и н. Вот она! (Берёт щепотку муки, растирает пальцами и подносит к носу.) Наша. Клеверком пахнет. Надо ещё провернуть, чтобы всё высыпалось.

Снова крутят жернов. Ракета ярко освещает помещение на несколько секунд. Увлекшись работой, бойцы не замечают луч фонаря направленный в их спины. Свет ракеты прекращается.

Л е о н т и й. Ты что, фонарь не выключил?
В а л е н т и н. Выключил.

Вдруг они перестают крутить жернов, вопросительно уставившись друг на друга. Луч фонаря освещает их профили.

В а л е н т и н (тихо). Чего делать-то?
Л е о н т и й. Вот и всё.

Г о л о с  и з  п о л у м р а к а (громко). Ханде хох!

Валентин и Леонтий поднимают руки вверх.

Г о л о с (тот же, с немецким акцентом). Спускайтесь медленно вниз!

Валентин и Леонтий с поднятыми руками  спускаются по ступенькам.

В а л е н т и н (тихо). Я не сдамся. Видишь тот проём? Если что, беги.

Из полумрака показываются Дмитрий, старшина, Семён и Алёша. Они находятся со спины нарушителей дисциплины.

Д м и т р и й (тем же голосом с немецким акцентом). Не шевелиться!

Он обыскивает сзади сначала Леонтия, затем Валентина, хлопая их по бокам сверху вниз. Вдруг Валентин быстро перехватывает его руку и делает болевой приём самбо.

В а л е н т и н. Беги!
Д м и т р и й (кричит от боли). Ай! Ты что, рехнулся?! Пусти! Попович чокнутый!
В а л е н т и н (отпуская руку Дмитрия). Свои! (Радостно.) Свои, Леонтий!
С т а р ш и н а. Погоди радоваться.
Д м и т р и й. Это да! Лучше бы ты немцам попался!
В а л е н т и н. Прости, Дмитрий. Я же не знал, что свои.
Д м и т р и й (трёт руку). Садюга!
С е м ё н (Валентину). Третий, а ты ничего в деле!
А л ё ш а (тихо Валентину). Здорово ты его!
С т а р ш и н а (устало и недовольно). Бирюков и Востриков, вы арестованы. Сдать оружие. Если есть. Нет? Тогда пошли. Вон, уже светает.
Д м и т р и й. Подождите, Павел Сергеевич! Мы ещё не разобрались!
С т а р ш и н а. В чём?
Д м и т р и й. Я же вам говорил. В причине, почему они здесь, за нашей линией фронта, ночью! Что, Востриков, попался? А глазки-то бегают! Ещё не придумал, чего врать будешь?
Л е о н т и й. Я никогда не вру.
С е м ё н. Да муку они хотели найти, лепёшек нажарить да пожрать.
Д м и т р и й. Втихаря от других бойцов! У, вражины! Что, снюхались интеллигенты и попы? Союз «мирты и шляпы», как писала газета «Правда»!
С т а р ш и н а. А мукой пахнет. (Валентину.) Где мука?
В а л е н т и н (показывая на ларь под молотилкой). Вон там.
С т а р ш и н а (Алёше). Загрузить муку… э-э… вот в эти мешки и снести их на кухню!
А л ё ш а. Есть, товарищ старшина!
С т а р ш и н а. Семён, помоги.

Алёша и Семён подходят к ларю с мешками и заглядывают в него.

А л ё ш а. А где мука-то? Тут нет ничего.
В а л е н т и н. Там, ниже.

Алёша перегибается через борт ларя, достаёт щепотку намолотой травы, нюхает. Семён тоже.

А л ё ш а. Эта, что ли?
В а л е н т и н. Она.
С е м ё н (хохоча). Так они травы намололи!
С т а р ш и н а. Сколько там?
А л ё ш а (светит фонарём). Может, с кило будет.
С т а р ш и н а. Не густо.
Д м и т р и й. Всё равно возьми! Как вещдок пригодится.
А л ё ш а. Куда её сыпать-то? В мешок?
Д м и т р и й. Да хоть в карманы засунь.

Алёша снимает пилотку и сгребает муку в неё.

Д м и т р и й. Арестованные, чего руки опустили? Вверх, вверх поднимите!

Валентин и Леонтий поднимают руки.

А л ё ш а. Не влезает всё. Надо ещё пилотку.
В а л е н т и н. Возьми мою.
Д м и т р и й. Да хватит для вещдока! Семён будешь конвойным. Не спускать с них глаз. Я пойду в авангарде. Строй-ся!
С т а р ш и н а. Хорошо командуешь, громко. Да ни к чему всё это сейчас.
Д м и т р и й. Надо. Сами потом увидите. Сёма, пистолет вынь.

Бойцы выстраиваются в колонну. Впереди Дмитрий, за ним двое арестованных, которых конвоирует Семён с пистолетом в руке. Далее Алёша с пилоткой, наполненной мукой, и старшина.

Д м и т р и й. Пшли! Раз, два, левой!
С т а р ш и н а. Может, ещё и песню прикажешь какую? Для триумфа твоего не плохо было бы! Ха! Диверсантов задержал!

Колонна начинает движение к выходу.
Вдруг Валентин страшно кричит.

В а л е н т и н. Ложись! Сейчас сюда снаряд прилетит!

Все шестеро бросаются в разные стороны и падают на пол, прикрыв головы руками. Так они лежат секунд десять. Но признаков опасности не появляется. Старшина приподнимает голову.

С т а р ш и н а. Артиллерийской вилки не было. Валя, с чего ты взял, что сейчас сюда снаряд прилетит?
Д м и т р и й. Да он смеётся над нами! Неужели не видно? Издевается, как над щенками!

Старшина поднимается.

С т а р ш и н а. Подъём, сорванцы!
В а л е н т и н. Не вставайте!
С т а р ш и н а. Да ты, Валя, действительно того…

Неожиданный свист снаряда, вспышка и оглушительный взрыв. В помещении поднимается пыль. Старшина падает.


ВТРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Четвёртая картина

В блиндаже. Помещение представляет собой бревенчатый сруб, почти целиком вкопанный в землю. Сквозь маленькие оконца вверху пробивается свет. По периметру располагаются четверо двуярусных нар. В середине наспех сколоченный стол и два чурбана для сидения. На столе горит керосиновая лампа.
Дмитрий лежит ближе к рампе, уставившись в одну точку. Командир сидит на противоположных нарах с другой стороны. Валентин и Леонтий занимают свои места в глубине. Алёша чинит приёмник за столом. Семён развязно прохаживается.

С е м ё н. Ну что, арестантики? Хорошо устроились? (Хохотнув.) Посадить в свой же блиндаж!
С е р г е й. А куда же ещё? Карцер пока не соорудили, а наказать надобно.
С е м ё н. Да какое же это наказание? Все работают, а мы лежим, отдыхам. Прямо дом отдыха. Красота!
С е р г е й. Обрадовались! Расскажите-ка лучше, за что я, мать твою, нахожусь под арестом? Заместитель командира расчёта, доложить по всей форме!

Дмитрий продолжает лежать не шелохнувшись.

С е р г е й. Встать!

Дмитрий переводит своё тело в положение сидя.

Д м и т р и й. Спать надо меньше, товарищ командир расчёта. Прошляпил всё.
С е р г е й. Как отвечаешь высшему по званию и должности?!
С е м ё н. А мы здесь все как бы разжалованные. Ровня, товарищ бывший командир.
С е р г е й (махнув рукой). Алёша, что произошло?
А л ё ш а (отвлекаясь от ремонта). Ну, Валя и Леонтий ушли в самоволку на мельницу, чтобы муку намолоть.
С е м ё н. Муку не молют. Мука – это уже смолотое зерно, болван.
С е р г е й. Там было зерно?
А л ё ш а. Да какое зерно? Траву мололи сухую.
С е м ё н. Сухая трава – это сено. Корм для скота. Чему тебя в школе учили, шестой?
С е р г е й. Старшину-то как ранило? Почему весь расчёт там оказался, кроме меня?
А л ё ш а. Так со старшиной-то все и пошли туда за Валентином и Леонтием. Снаряд попал в мельницу. Ну, и контузило Павла Сергеевича.

Г  о л о с  Ю л и: Алёша!

Все поворачивают голову к одному из оконцев.

А л ё ш а. Меня! (Вскакивает.)
С е р г е й. Дорасскажи сначала.
А л ё ш а. Да чего тут рассказывать? Принесли мы старшину в лазарет. А он очнулся уже, не хотел ложиться. Уговаривать даже пришлось. Доложили командиру батареи о происшествии. Он разволновался…
С е м ё н. Да озверел просто! Волнуются волнительные барышни.
А л ё ш а. В общем, весь наш расчёт под арест за нарушение дисциплины. Всё. (Направляется к оконцу.)
С е м ё н. Вот такая эпопея. Тебе-то, командир, и с постельки вставать не пришлось. Как почивал здесь, так и почиваешь. А нас чуть всех не убило. Чего психуешь? Желваки так и ходят ходуном.
С е р г е й. Позор-то какой! Не досмотрел я за вами, шалопаями.

Алёша через оконце тихо разговаривает с Юлей. Он просовывает ей свою пилотку.

А л ё ш а. Осторожно, не просыпь.
С е м ё н. Чего вы через окошко? Пусть сюда зайдёт.
А л ё ш а. Дверь заперта.
С е м ё н. Да она просто подпёрта поленом. (Громко в сторону оконца.) Юля! Отойми полено от двери и заходи к нам в гости! Потом опять подопрёшь, как было! (Подмигивая Дмитрию.) Позабавимся.
Г  о л о с  Ю л и. Я сейчас!
А л ё ш а. Не слушай его, Юля! Иди, куда надо!
С е м ё н. А куда это надо?
А л ё ш а. Куда надо, туда и надо.
С е м ё н. Да ты, я смотрю, осмелел, шестой?
А л ё ш а. Я и не боялся никогда.
С е м ё н (делая резкий замах рукой). Да неужели?! (Пауза.) Действительно, не боится.
С е р г е й. Эй, Семён! Приляг-ка, отдохни малость.
С е м ё н. Не спится мне. Не спится, товарищ бывший командир. Если б не война, ушёл бы из этого шалаша.
С е р г е й. Некуда идти. Сиди уж.
С е м ё н. Злоба какая-то меня заполонила. Любому глотку готов перегрызть. Эй, попович! Отчего это так?
В а л е н т и н. Не любишь ты никого.
С е м ё н. Как это не люблю? Вон, Юльку люблю. Да шестой мне дорогу перешёл. Как думаешь, побороться мне за свою любовь? Глотку шестому перегрызть?
В а л е н т и н. Она тебя не любит.
С е м ё н. Полюбит, когда снюхаемся. Я знаю, чего бабам надо. (Ложится на нары.) Эх, жрать хочется! (Поворачивается лицом к стене.)
Д м и т р и й. Слушай, командир. Лейтенант ведь даже не разобрался, кто прав, кто виноват. Всех гуртом посадил. А надо разобраться.
С е р г е й. Я виноват. Распустил вас.
Д м и т р и й. Да нет, не ты, командир.
С е м ё н (не оборачиваясь). Бывший командир!
Д м и т р и й. Я вот всё думаю, подождать ответа или самому уже начинать?
С е р г е й. Какого ответа?
Д м и т р и й (показывая пальцем вверх). Оттуда.
С е р г е й. Откуда оттуда? С неба, что ли?
Д м и т р и й (улыбнувшись). Можно сказать и так. Старшина-то сразу намёки понял. Догадливый. А тебя окружающая жизнь ничему не учит.
С е р г е й. Я намёков да выкрутасов не люблю. Говори прямо.
Д м и т р и й. Хочу устроить я показательный суд. Очень уж хочется.
С е р г е й. Над кем?
Д м и т р и й. А вон два гаврика лежат. Союз мирты и шляпы. Но сначала надо провести расследование. Так начинать? Всё равно пока делать нечего.
С е р г е й. Ну, попробуй. А я посмотрю.
С е м ё н (перевернувшись лицом к зрелищу). И я с большим удовольствием! А если надо будет (потирая кулак), то и горячее участие приму.
Д м и т р и й. Третий, четвёртый! Всё слышали?
Л е о н т и й. Слышали.
Д м и т р и й. Приглашаю вас за стол. Побеседовать с вами хочу. Ну, вставайте, вставайте.

Валентин и Леонтий садятся за стол.

Д м и т р и й. Шестой, будешь вести протокол.
А л ё ш а. Нет ни ручки, ни бумаги!
Д м и т р и й. Вот тебе мой карандаш и блокнот. А потом ещё отдельно с тобой погутарю.
А л ё ш а (смотрит на карандаш). Обмусолен весь. (Плеснув в кружку воды из фляжки, обмакивает химический карандаш и пробует, как он пишет в блокноте.) Дайте хоть приёмник уберу. (Убирая со стола приёмник.) Ещё доломаете вгорячах.
В а л е н т и н. Не починил ещё?
А л ё ш а. Паяльник нужен.
Д м и т р и й. Так вот, третий. Ты приёмчикам-то где обучался?
В а л е н т и н. В школе артиллерийской.
Д м и т р и й. Шестой, по твоей части. Считай.
А л ё ш а. Чего считать-то?
Д м и т р и й. Сколько раз соврут. Раз. Повтори.
А л ё ш а. Ну, раз.
Д м и т р и й. А теперь запиши: «Соврал, тире, цифра один, запятая». Вот видишь, Валентин, шестой зафиксировал, что ты уже один раз соврал. Я ведь тоже проходил артиллерийскую школу, и там не учили рукопашному бою.
В а л е н т и н. Так в нашей группе самбист один был. Научил нас трём, нет, четырём приёмчикам. Ну, на всякий случай. А ты думал, в немецкой школе диверсантов меня обучали?
С е м ё н. Ты их не поймаешь, комсорг. Они свои легенды вызубрили, не собьёшь.
Д м и т р и й. Ну, предположим. А фонарь зачем у командира украли?
В а л е н т и н. Не украли, а взяли на время. А для чего – понятно. Ночь была, темно.
Д м и т р и й. В такую лунную ночь всё было видно без фонаря.
В а л е н т и н. Не знали, что и внутри мельницы, как и на улице.
С е м ё н. Нет, бесполезно. Признания надо выбивать, а не выклянчивать. Вот был у нас участковый. Как двинет по роже, сразу во всём признаешься, даже чего не делал.
Д м и т р и й. Подожди, у меня ещё много козырей. А что скажете насчёт религиозной пропаганды?
В а л е н т и н. Ничего. Я в Бога верую, не скрываюсь. Молюсь себе потихоньку, про себя. Никто и не слышит.
Д м и т р и й. Чего у боженьки-то просишь?
В а л е н т и н. Ничего не прошу, кроме одного. Благодарю больше.
С е м ё н. За что?
В а л е н т и н. За всё.
С е м ё н. За то, что живёшь впроголодь, в грязи весь, убьют в любой момент?
В а л е н т и н. За то, что впроголодь да живу, что в грязи весь да умыться можно всегда, что в любой момент убить могут да не убили.
Д м и т р и й. Погоди ты, Сёма! (Валентину.) А ты скажи про это одно, которое у Бога просишь? Ну?
В а л е н т и н. Победы прошу. (Пауза.) А ты разве не просишь?
Д м и т р и й. Прошу. (Спохватившись.) Нет. Вернее, да… Не так сказал… (Психанув.) Ты мне эти свои уловочки брось!
Д м и т р и й (хохоча). Ну, цирк!

Командир тоже улыбаться.

Л е о н т и й. А ведь Валентин скрыл кое-что.
Д м и т р и й. Что? Выкладывай, четвёртый!
Л е о н т и й. Он за нас всех ещё молится, чтобы живые остались. И за тебя, Дмитрий, тоже.
Д м и т р и й. За меня не надо! Меня это оскорбляет, как атеиста. А вот то, что ты комсомолке Петровой крестик подарил – это уже подрыв коммунистической идеологии!
С е м ё н (с любопытством). Петровой? Кто такая?
Д м и т р и й. Неважно.
С е м ё н. Как это неважно? Ты со Светкой снюхался. Шестой у меня Юльку отбил. Это даже очень важно, комсорг!
Д м и т р и й. Это и есть Юля.
С е м ё н. Вон оно что! Так и Валентин к ней лыжи навострил?! Не любит, говорит, она тебя! Поздравляю! Теперь нас трое молочных братьев: шестой, попович и я.
В а л е н т и н. Больше. Все люди братья, Семён.
Д м и т р и й (стучит ладонью по столу). Хватит поповщины! Вернёмся к делу. (Взяв себя в руки.) Сколько у тебя припасено крестиков для втягивания бойцов в мракобесие? И где ты их прячешь?
В а л е н т и н. У меня только один был, на шее, с крещения ещё. Я его Юле и отдал. А себе деревянный сделал.
С е м ё н. Что, Дима, кончились козыри-то?
Д м и т р и й. Нет, не кончились. Я понимаю, что их голыми руками не возьмёшь. Ты им слово, они тебе десять. Чувствую, что врут! Вижу, что вот этот – главарь. (Показывает на Леонтия.) Попович только прикрытие. А штаб – в голове у четвёртого. У него большой опыт руководства! Можно сказать, возглавлял целую секту.
Л е о н т и й (испуганно). Какую ещё секту?
Д м и т р и й. Хор церковный! Та же секта. Разницы не вижу. Короче, я вас раскусил и всё вычислил. Цель ваша ясна – моральное разложение бойцов одной из артиллерийских батарей Красной Армии, то есть, нашей батареи. Все ниточки здесь сходятся. И религиозная пропаганда, и этот случай. (Командиру.) Многое им удалось. Смотрите, уже арестован целый артиллерийский расчёт – мы с вами. Но благодаря нам, нашей бдительности и находчивости…
С е р г е й (с иронией). Твоей, Дмитрий! Так бы уж и говорил.
Д м и т р и й. … и находчивости, вам не удалось главное. Вы не сумели обезглавить батарею. Да! На месте старшины должен был быть комбат! (Пристально глядя в глаза Леонтию.) Правильно говорю?
Л е о н т и й (смутившись). Каким образом?
Д м и т р и й. Вот ваш план. Отсутствие во время отбоя бойцов должно было вызвать тревогу. Так оно и случилось. Где вас искать, вы ещё раньше намёками, сушёной травкой в миске, смотрением в бинокль указали нам на мельницу. Стащив командирский фонарь, вы дали условный световой сигнал фрицам. И когда группа бойцов пришла на мельницу, она получила снаряд прямой наводкой. Это я тогда отговорил старшину сообщить лейтенанту о вашем исчезновении. Он, как горячий воин, пошёл бы во главе группы на поимку диверсантов. Как чувствовал! И тогда батарея лишилась бы командира. Как следствие – смятение, уныние, дезорганизация, моральное разложение, потеря воинского азарта  и уверенности в своих силах. Это уже были бы не вояки. А как разыграл-то! Сейчас сюда снаряд прилетит! Ложитесь, мол! Под дурачка заделался, чтобы и не подумали. А сам знал! С самого начала знал! Потому что сам и подстроил всё!
А л ё ш а. Валь, а как ты догадался, что снаряд прилетит?
В а л е н т и н. Как будто сказал кто-то. И сразу будто бы я увидел всё это наяву.
А л ё ш а. Вот это да!
С е р г е й. Совпадение. Ну, а теперь пусть выскажется другая сторона в своё оправдание.
Д м и т р и й. Зачем? И так всё ясно, как дважды два!
С е м ё н. Струсил?
Д м и т р и й. Опять слушать враньё, которое я уже разоблачил? Да, пожалуйста, если уж так хочется. Посмеёмся вместе.
С е р г е й. Начинай, Валентин.
В а л е н т и н (волнуясь). Нет, всё не так. Мы и не думали даже об этом. Придумки всё это, Дмитрий. Вот вам крест. (Крестится.)
Д м и т р и й (ухмыляясь). Убедительно?
С е р г е й. Четвёртый, может, ты скажешь пару слов?
Л е о н т и й. Я? (Подумав.) Скажу, если дадут.
С е р г е й. Смелее, смелее.
Л е о н т и й. На всю эту историю можно и по-другому взглянуть. Я начну немного издалека. (Задумывается.)
С е м ё н. Ну, чего тянешь? Жили-были!
Л е о н т и й. Жил-был… мальчик. В смутное время родился. Детки-то поначалу все хорошие, чистые душой. И он таким же был. Много всего мальчуган повидал. И голод, и разбой, и всякие бесчинства. И усвоил он себе одно правило на всю жизнь, чтобы выживать в плохое время, а в хорошее – жить припеваючи. А правило такое: нужно за сильного держаться, угождать ему. И делами, и словами, и даже мыслями, чтобы не проболтаться, в случае чего.
С е м ё н. Звали-то его как? Уж не Димой ли?
Л е о н т и й. Я и не помню. Да это не важно.
А л ё ш а (заинтересованно). Что дальше-то было?
Л е о н т и й. И вот, идёт он по жизни, следуя своему правилу. Но чтобы угодить сильному-то, нужно ещё к нему приблизиться, локтями потолкаться, ибо немало желающих, таких же как он. Тут уж всё сгодится: и лесть, и заискивание, и готовность пятки лизать господину, и отца родного с матерью продать.
Д м и т р и й (невольно). Врёшь, собака!
Л е о н т и й. Прости, легенда уж такая. Продал он отца-то, на воронке увезли, а следом и мать. Город Калинин, улица Пролетарская, дом… забыл. Да и не важно. Поощрил его сильный, похвалил, в пример поставил другим. И стал он маленьким начальником.

Дмитрий смачивает тряпку водой и прикладывает ко лбу и вискам.

Д м и т р и й. Душно что-то.
Л е о н т и й. А правило его так прижилось к нему, что стало плотью и кровью. Даже не думая о нём, выполняет его, как соловей поёт или пчела нектар собирает. И так он развернулся на своём месте, чтобы начальником стать побольше и этим ещё более приблизится к сильному, что совсем уже ничего святого у него не осталось. Одна только страстишка движет всем его существом, без которой он и жизни не представляет, она для него и есть жизнь. И ведь он уверен, что все так живут, а по-другому и быть не может. Люди для него – навоз, удобрение для подпитки этой страстишки. Вот и мы с Валей подпали под неё, и командир чуть не…

Дмитрий встаёт и медленно надвигается на Леонтия.

Л е о н т и й. Был бы сейчас у тебя нож, зарезал бы, и глазом бы не моргнул. Прости его, Господи! Не ведает, что творит! Разум совсем помутился.
Д м и т р и й (цедит сквозь зубы). Размажу.

Дмитрий делает ещё шаг, но вдруг останавливается и, пошатнувшись, падает на пол. Его трясёт как при эпилепсии.
К нему подбегают Алёша, Сергей и Семён.

А л ё ш а. Воды!

Сергей смачивает лицо Дмитрия. Его переносят  на нары.

С е м ё н. Выдохся второй. Уж больно круто взял изначально.
В а л е н т и н (после паузы). Ребята, а давайте друг друга по имени звать. Не второй, а Дмитрий. Не шестой, а Алёша. Ведь не трудно запомнить. Что мы как рубли под номерами-то?
С е р г е й. Верно говоришь.
В а л е н т и н. Так это… проголосовать надо. По-комсомольски.
С е м ё н (гогоча). Ну, ты даёшь, попович!
В а л е н т и н. Такой уж слой бытия, Семён.
С е м ё н. Чего-чего?
В а л е н т и н. Кто «за», говорю. Я – «за»! (Поднимает руку.)

Алёша и Леонтий тоже поднимают руки.

С е м ё н. Без комсорга такие вопросы решать нельзя.

Сергей тоже поднимает руку.

А л ё ш а. Я, как секретарь, завизирую общее решение комсорговским карандашом!
С е м ё н. Ладно, (демонстративно произносит) А-лё-ша! Посмотрим, что из этого выйдет. (Поднимая руку.) Только номера запомнил, теперь имена учи.
А л ё ш а. Принято большинством голосов. (Бросив взгляд на Дмитрия.) Один воздержался.
В а л е н т и н. Эх, ещё бы один вопросик решить заодно? А?
С е р г е й. Предлагай, коли дело, пока не отлетело.
В а л е н т и н. Ну, чтобы это… матом не ругаться.
С е м ё н (возмущённо). Как это? Ты что, красна девица? Нет, без мата нельзя! Особенно на войне. Ну, никак нельзя обойтись!
В а л е н т и н. А ты, Семён, про себя как-нибудь по-первости. Помаленьку привыкнешь. Человек-то ко всему быстро привыкает. Потом не заставишь тебя и слова-то хульного сказать. Сам удивишься!
С е м ё н. Даже фашистов нельзя будет покрыть?!
С е р г е й (строго). Про себя! Сказали же.

Входит старшина с медицинской повязкой на голове.

С т а р ш и н а. Ну, что, хлопцы, отдохнули? Собирайтесь.
С е р г е й (в растерянности). Куда?
С т а р ш и н а. Как куда? А кто работать-то будет за вас? К вечеру все огневые точки батареи должны быть готовы.

Все, кроме Дмитрия, кричат «Ура!» Бойцы начинают наворачивать на ноги портянки, навевать сапоги.

С т а р ш и н а. На гаубицы переводить не будут. Всё остаётся по-старому. А Дмитрий-то чего, захворал, что ли?
С е р г е й. Его, видать, тоже взрывом оглоушило. Правда, полегче, чем вас.
С т а р ш и н а (тихо). А ему это… уж не всыпал ли кто-то?
С е р г е й. Да что вы, Павел Сергеевич!
С т а р ш и н а. Фельдшера надо. Алёша, сходи за Светой.
А л ё ш а (вскакивая в одном сапоге). Есть, товарищ старшина!
С т а р ш и н а. Только не в одном сапоге.

Алёша надевает второй сапог и выбегает.

С т а р ш и н а. А тебя, Бирбков, вызывает командир батареи.

Все настораживаются.

В а л е н т и н. Прямо сейчас?
С т а р ш и н а. Да. Иди.
В а л е н т и н (понуро). Есть. Сейчас сапог натяну.
С е м ё н. Дали бы ему работы в два раза больше для наказания. Хоть польза была бы.
С т а р ш и н а. А ему и дадут сверхурочные часы. Ночные. Юля испекла лепёшки из его муки. Лейтенант отведал их и говорит, что вкусней пирожного. Решили мы ими, лепёшками-то, рацион солдатский пополнить. Сами знаете, что не хватает продовольствия. Коса, грабли, мешки на мельнице есть. Вот и будешь, Валя, поставщиком травяной муки для нашей кухни, конечно же, в свободное от артиллерийских дел время. Сколько тебе помощников нужно?
В а л е н т и н (радостно). Двое!
С т а р ш и н а. Почему двое?
В а л е н т и н. Потому что Бог троицу любит.
С т а р ш и н а. Хм. Мудрёно как-то.
В а л е н т и н. Так я же ещё третий! Пока двое жернов крутят, третий сено с поля подносит.

Входит Света с санитарской сумкой через плечо, следом за ней Алёша.
Дмитрий лежит с открытыми глазами и мокрой тряпкой на лбу.

С т а р ш и н а. Ну, ребятки, пошли! (Валентину.) А ты – к лейтенанту.

Все уходят, кроме Дмитрия и Светы.

Д м и т р и й. Письма отослала? Этого регента, Вострикова, надо сгноить! Недобитые буржуазные элементы калёным железом выжигать надо!
С в е т а. Ты здоров?
Д м и т р и й. Отошёл уже. В голове зашумело, упал.
С в е т а. У тебя нервный срыв.
Д м и т р и й. Я спросил, донесение отправила?
С в е т а. Да. Сегодня днём.
Д м и т р и й. Почему не утром?
С в е т а. Надо было всё грамотно и чётко сформулировать. Не твою же мазню посылать.
Д м и т р и й. Когда ожидать ответа?
С в е т а. Когда рак на горе свистнет.
Д м и т р и й. Я серьёзно, дура!
С в е т а. И я серьёзно. Если заинтересует, может быть, завтра, если не сегодня. А если нет, то можно и не ждать.
Д м и т р и й. Так ждать мне или не ждать?!
С в е т а. Тебе воевать надо, а не интриги строить. Ну, написал, совесть чиста. И забудь.
Д м и т р и й. Совесть? И ты туда же?
С в е т а. Куда?
Д м и т р и й. В бездну суеверия.
С в е т а. Если бы знать, какая бездна глубже.
Д м и т р и й. На то и бездна, что без дна.
С в е т а. Это точно. Вляпалась я. Теперь и не выберешься. Красивой жизни захотела, дура. (Горько смеётся.) За дополнительный паёк.
Д м и т р и й. Не хандри. И скажи всем, что я болен. Отосплюсь денёк-другой, подумаю.
С в е т а. Хорошо.
Д м и т р и й. Буду ждать. Надежда умирает последней.
С в е т а (внимательно посмотрев на Дмитрия и ухмыльнувшись). Оставь надежду всяк сюда входящий.


Пятая картина

Проходит неделя. Артиллерийские войска южной линии обороны Ленинграда совершают массовый артобстрел врага.
Кухня-столовая на открытом воздухе, прикрытая сверху маскировочной сеткой. Её полевой вариант как можно более приспособлен к стационарному. Посредине длинный стол и лавки вокруг него. В углублении отсек для приготовления пищи. Панорама практически та же, что и в других картинах на улице.
Юля в платочке, завязанном под затылком, расставляет на столе миски и раскладывает ложки.
Появляется Света и что-то говорит Юле, но голосов совсем не слышно из-за канонады. Света пытается объяснить стряпухе жестами слова, но Юля не понимает. Махнув рукой, Света пишет ей объяснение на бумаге.
Вдруг пушечные выстрелы смолкают, и наступает тишина.

С в е т а (очень громко). Неужели кончился этот ад?! Я чего хотела сказать-то? Когда первый расчёт придёт на обед…
Ю л я. Что вы кричите? Уже всё слышно.
С в е т а. Я кричу? (Смеётся.) Вот ведь! В общем, скажи косоргу, пусть зайдёт ко мне. Ответ пришёл.
Ю л я. Ладно.
С в е т а. Я возьму одну.

Света хватает лепёшку из корзины и откусывает.

С в е т а (жуя). Вкуснятина! Ну, я побежала. (Быстро уходит, уплетая лепёшку.)

Юля подбрасывает полено в топку. Появляются бойцы первого расчёта: Сергей, Валентин, Леонтий, Семён, Алёша, Дмитрий. Они усталые, но в приподнятом настроении от хорошо выполненной работы. Говорят также неестественно громко.

С е м ё н. Сколько же мы палили по времени?
С е р г е й. Почти пять часов подряд.
С е м ё н. Да уж!
Ю л я. Ну, наконец-то! Я уже третий раз подогреваю.

Алёша дарит Юле цветочек и украдкой целует в щёку.

Ю л я. Спасибо.

Юля втыкает цветочек сбоку платка и смотрится в маленькое зеркальце.

А л ё ш а. Как тебе идёт!
В а л е н т и н. Не зря говорят «звенящая тишина». Действительно звенит.
С е м ё н. Это у тебя в ушах звенит. У меня тоже. Да и у всех, наверное.
Л е о н т и й. Да, немцы от такого долго не очухаются.
С е м ё н. Если там вообще кто-то остался.
С е р г е й. У них народу побольше нашего. Одних убьют, других пригонят. Вся Европа здесь.
С е м ё н. Как всегда соберут кодлу, и на Россию.
Л е о н т и й. Просто боятся Гитлера, шкуру свою спасают.
Ю л я. Садитесь за стол. Почти всё готово.

Все рассаживаются за стол. Дмитрий держится особняком. Он садится за край стола в отдалении ото всех.

Ю л я (разливая первое по мискам). Щи из сочной крапивы! Сама рвала.
Л е о н т и й. Значит, ещё вкусней!
С е р г е й. Вот так щи, поди-ка, поищи!
С е м ё н. Эх, под такую закуску хотя бы грамм сто!

Бойцы быстро и молча едят. Слышен только стук ложек о металлические тарелки.

В а л е н т и н (предлагая Семёну миску). Сёма, половину тебе оставил. Будешь?
С е м ё н. Ты опять за своё? Сказал же ещё три дня назад. Прошу тебя, Валя, не напоминай мне больше об этом. Каюсь. Свиньёй был.
С е р г е й (жуя). Свинятя не станет телятей.
С е м ё н (серьёзно размышляя). Может, я и был всегда телятей в душе-то.

Алёша хватается за живот от смеха.

А л ё ш а. Ой, не могу! Телятя нашёлся!
С е р г е й (ласково). Телятя ты наш.
С е м ё н (обиженно). Да ладно вам! Только начнёшь серьёзно – они в смех всё превращают! Не серьёзные вы люди какие-то.

Появляется старшина с канистрой в руках.

С т а р ш и н а. Поздравляю, бойцы! Отстреляли на все сто! Давно такого праздника не видел!
С е м ё н. За эти сто полагается по сто.
С т а р ш и н а. И как ты пронюхал? Командир батареи приказал выдать каждому по сто грамм спирта в честь такого артобстрела. А потом всем отдыхать.
С е м ё н. Какая досада! Мы уже почти всю закусь съели!
Ю л я. Ещё целая корзина лепёшек!
С т а р ш и н а (открыв канистру). Ну, подставляйте кружки!

Идёт розлив спирта в подставляемые металлические кружки.

Ю л я. Дмитрий, Света просила передать, чтобы зашёл к ней. Ответ тебе какой-то пришёл.
Д м и т р и й (встрепенувшись). Это хорошо. (Поспешно встаёт.)
Ю л я. Да поешь сначала.

Дмитрий, расправив плечи, как заново родился, проходит к группе у канистры.

Д м и т р и й (осмелев). Налей-ка мне, товарищ старшина!
С е р г е й. Вот и Дима повеселел! Как потрудился, так и повеселился.
С т а р ш и н а. Значит, первый глоточек за нашу батарею!

Все делают по глотку, кроме Юли и Алёши.

С т а р ш и н а (Алёше). А ты чего? Пригубил бы ради приличия. Ладно, Юля.
С е м ё н. Он ещё маленький. (Тихо Алёше.) Мне отдай.
А л ё ш а. Размечтался! Мне спирт самому нужен.
С е м ё н. Так ты пьяница оказывается?
А л ё ш а. Радиодетали буду протирать.

Все смеются.

С т а р ш и н а. Да, Алёша, чуть не забыл. Вот, паяльник тебе достал. А так же олово и немного канифоли. (Вынимает подарки из сумки.) Правда, допотопный. Ничего, на огне нагреешь, и паяй на здоровье.
А л ё ш а. Спасибо, Павел Сергеевич! (Взяв подарки и кружку со спиртом.) Я пойду!
Ю л я. А лепёшки?!
А л ё ш а (на ходу). Оставь мне одну! (Уходит.)
В а л е н т и н. А сегодня ещё и Казанская!
С т а р ш и н а. Да ну?
В а л е н т и н. Можно мы с Леонтием второй глоток за икону Казанской Божьей Матери сделаем?
С т а р ш и н а. А почему только вы? Единоличники какие! Все выпьем маненько.
Д м и т р и й (разгорячённый спиртом). Так, так, так. Меня, комсорга, уже не стесняются. Артиллерийский расчёт в религиозную секту превратили. В открытую за Божью Матерь пьют! И это красноармейцы? Стыдитесь, смотреть противно.
С е р г е й. Это чего же тебе противно-то? Ты же родился в девятнадцатом году, когда всех младенцев ещё крестили. Значит, и ты крещёный!
Д м и т р и й (вспыхнув). Ну, знаете! Как хотите, можете пить за ваших божков. А я выпью за Коммунистическую партию, за Ленинский Коммунистический союз молодёжи, за Красную Армию! (Выпивает один.)

Возникает неловкая пауза.

В а л е н т и н (улыбаясь). Ребята, значит вы все тут крещёные? По возрасту так получается. Ты, товарищ командир, крещёный?
С е р г е й. Наверное.
В а л е н т и н. Павел Сергеевич – естественно. А ты, Семён?
С е м ё н. Кажись, да.
В а л е н т и н. Значит, не зря я вам всем крестики сделал. Деревянные, на шнурочках. (Вынимая крестики.) Правда, не освящённые. Ну, если негде, то это ничего. Возьми, Сергей, пригодится.
С е р г е й (смущённо). Спасибо. (Прячет крестик в карман.)
В а л е н т и н. Это тебе, Семён.
С е м ё н (рассматривая крестик). Умело смастерил. Я не комсомолец, надену. (Надевает крест на шею.) Мне нечего стесняться.
В а л е н т и н. А вам, Павел Сергеевич, надо?
С т а р ш и н а. У меня есть. Но давай. Уж больно хорош подарок-то при таких обстоятельствах. (Берёт крестик и кладёт в карман гимнастёрки.)
В а л е н т и н. Дима, ты не обижайся, я и для тебя сделал.
Д м и т р и й (взрываясь). Куда я попал, твою мать! Точно – секта! Долго я терпел! Но предел моему терпению кончился, и я это дело так не оставлю! Позор! Вместо того чтобы думать, как громить врага, как его победить, они крестиками балуются!
Л е о н т и й (не выдержав). Так ведь сим победишь!
Д м и т р и й. Кто сказал?
В а л е н т и н. Преподобный Сергий Радонежский Дмитрию Донскому, когда вдохновлял его на Куликовскую битву! Сим победишь, сказал он. То есть, крестом! И победил!
Л е о н т и й. Нет, Валя, сию фразу сказал римский император Константин Великий. Сергий Радонежский, конечно же, мог её повторить, ибо дела его не расходились с этими словами.
Д м и т р и й. Ха! Сами запутались! Опять императоры, тираны, попы... Контры! А сколько были биты с вашим крестом-то?! Не считал?!
Л е о н т и й. Биты были за дела неправедные, тем более с крестом совершаемые. За это святотатство и наказуемы были.
Д м и т р и й. А что ты скажешь татарам или казахам? Да вон Саиду и Мамеду из второго расчёта? Им чем побеждать прикажешь?
Л е о н т и й. Бог един. Пусть мусульмане побеждают с именем Аллаха на устах, евреи – с Иеговой, атеисты – с Родиной. Я только за. Но всем надо знать, что сегодня всё это одно. Этим и победим вместе!
С е м ё н. Хорошо выпутался! (Пауза.) Ну, что приуныли? За Казанскую!

Появляется Света.

С в е т а. Поздравляю, бойцы!

Все выпивают и благодарят, кто кивком головы, кто словом «спасибо».

С в е т а. Леонтий Васильевич, примите назад в полной сохранности. (Отдаёт Леонтию его губную гармошку.)

Леонтий в некотором удивлении принимает инструмент, подносит к губам, проходится по звукоряду и вдруг начинает играть мелодию для частушек. Семён идёт в присядку.

С е м ё н. А я ещё вот так умею.

Семён, присев, быстро выбрасывает из-под себя поочерёдно ноги.
Аплодисменты. Затем Сергей затягивает песню «Ах, ты степь, широкая». Леонтий сразу же подстраивается вторым голосом. Все слушают, а некоторые подпевают.

С в е т а (Дмитрию). Тебе Юля передавала, чтобы ты ко мне зашёл? Что у тебя с лицом?
Д м и т р и й. Отойдём. (Отведя Свету в сторону.) Здесь полная измена государственной идеологии! Надо бить в набат! Объявлять тревогу! Измена!
С в е т а. Остынь. Ответ не в твою пользу.
Д м и т р и й (не понимая). Какой ответ? Ответ? Подожди… Что там написано? Не может быть! Ты, наверное, не правильно поняла.
С в е т а. Всё я поняла. Востриков ученик Александрова.
Д м и т р и й. Какого ещё Александрова?
С в е т а (тихо). Александра Васильевича Александрова, создателя и руководителя дважды краснознамённого ансамбля песни и пляски. А это соратник самого товарища Сталина. (Ещё тише.) Даже среди приближённых к вождю, он занимает особое положение. А с Востриковым Александров даже дружил когда-то, а возможно они вообще родственники. Оба, между прочим, Васильевичи. Александров – это не настоящая фамилия, а псевдоним. Может, он тоже когда-то Востриковым был.
Д м и т р и й (в ужасе). Родные братья?!
С в е т а. Всё может быть. До конца ещё не разобрались. В общем, всё забудь и просто честно воюй. Мой совет.

Песня заканчивается.
Света подходит к группе бойцов.

С в е т а. Павел Сергеевич, плесни и мне!
С т а р ш и н а. Тебе ещё раненых перевязывать.
С в е т а. А то у меня спирта нет! Это я с вами хочу, за компанию!
С т а р ш и н а. Юля, дай ещё кружку.

Юля подаёт пустую кружку, в которую старшина наливает немного спирта.

С е м ё н (Свете). Разругалась с Димкой-то?
С в е т а. Можно сказать и так.
С е м ё н. Так давай со мной мириться.
С в е т а (смеясь). А мы разве ссорились? Ну, давайте, братцы, за победу!
С е м ё н (подмигнув Свете). И за тебя.


Употребляющие делают по последнему глотку.

С в е т а. Фу, фу! Лепёшками бирюковскими закусывайте!
С е р г е й. Да мы уже по второй уминаем.
В а л е н т и н. Почему бирюковскими? Юля пекла. Юлиными.
Ю л я. Иулианиными. Иулиано-Лазоревскими!
Л е о н т и й. Вот это точно! Молодец, Юля.
В а л е н т и н. Странно, что ты одного имени с ней. Будто та Иулиания и есть сегодня наша Юля. Тоже кормит. И крапивки нарвёт, и ягодок кружечку соберёт.
С е м ё н. Как вы с Леонтием всё умеете связать да через целые века. Фантазёры.

Входит Алёша с приёмником и ещё с каким-то устройством.

А л ё ш а. Починил! Ловит! Садитесь и слушайте!

Ставит приёмник на стол.

С е р г е й. А это что за мясорубка?
А л ё ш а. Динамо-машина для выработки электрического тока. (Подключает.) Ручная.
С е р г е й. Ну, ты даёшь!

Все присаживаются за стол  у приёмника и странного приспособления.

А л ё ш а (вращая ручку динамо-машины). А вы спереди приёмника колёсико крутите! Ловите радиостанции!

Валентин крутит колёсико. Слышится потрескивание, затем немецкая речь.

С е р г е й. Дальше крути!

Слышится русская речь

С е м ё н. О! Наши! Оставь!

Д и к т о р (из радиоприёмника). Послушайте выступление дважды Краснознамённого хора под руководством Александра Александрова. Стихи  Василия Лебедева-Кумача, музыка Александра Александрова, «Священная война».

Валентин радостно толкает рукой Леонтия, который кивает головой в ответ, мол, слышу.
Хор исполняет песню. Бойцы, стряпуха и фельдшер слушают её, затаив дыхание. На втором куплете Леонтий встаёт с места и слушает стоя. Затем встаёт Валентин, Юля и постепенно все остальные присутствующие. Последним поднимается Дмитрий. После окончания песни все продолжают молча стоять ещё некоторое время, как заворожённые.

В а л е н т и н (тихо). Соборность.
Л е о н т и й. Правильно подметил.

Вдруг Дмитрий, не в силах сдержать рыдания, закрывает лицо руками и убегает.

С т а р ш и н а. Пусть поплачет. Полезно иногда.
В а л е н т и н. Хорошо, что у него слёзы сохранились. Это большой дар. Через слёзы много плохого выходит из души.
С т а р ш и н а (после паузы). Ну, что, ребятки? Хорошо поработали, хорошо и повеселились. Даже поплакали маненько. Пора отдыхать. Завтра тоже тяжёлый день.
С е м ё н. И после завтра тоже тяжёлый.
С е р г е й. Что ж делать? Война. Пойдёмте.

Артиллеристы расчёта и Света, которой Семён шлёт воздушный поцелуй, уходят.
Старшина тоже собирается уходить, невзначай бросает взгляд на корзину с лепёшками и вдруг замирает. Он моргает, протирает глаза и снова пристально смотрит на корзину. Из неё идёт белый неяркий свет, будто отсвет.

С т а р ш и н а. Юля, иди-ка сюда.
Ю л я (подходя к старшине). Что, Павел Сергеевич?
С т а р ш и н а. Посмотри на корзину.
Ю л я (смотрит). Ну, посмотрела.
С т а р ш и н а. Ничего странного не видишь?
Ю л я (после паузы). Я думала, это только мне одной кажется.

Старшина достаёт крестик Валентина из кармана гимнастёрки, надевает его на шею и, перекрестясь, уходит.
Юля присаживается на скамью, вынимает из-за платочка подаренный Алёшей цветок, вдыхает его аромат и задумчиво улыбается. Если бы у неё на руках был младенец, то любители живописи узнали бы в ней «Петроградскую Мадонну»» К. С. Петрова-Водкина, только полную надежд и умиления.


Шестая картина

Май 1945 года. Пригород Кёнигсберга.
Все персонажи стали на три года старше. Бойцы артиллерийского расчёта раскатывают свёрнутый в рулон брезент. Они в одних гимнастёрках, на которых заметны медали. Шинели и вещмешки лежат рядом на земле. Валентин Бирюков с аккуратно подстриженными усиками наблюдает со стороны. Алёша, Семён, Леонтий и Борис (новенький), взяв кусок материи за четыре угла, натягивают его.

В а л е н т и н (считая). … три, четыре… Восемь кольев нужно где-то взять. Положите пока.
А л ё ш а. Я не понимаю. Ведь палатки обещали привезти. Зачем нам навес?
С е м ё н. Командир сказал, гроза будет.
Л е о н т и й. Да, не было ещё грозы этой весной. Люблю грозу в начале мая…
Д м и т р и й (Валентину). Товарищ, командир, я недалеко околицу сломанную видел. Разрешите набрать там кольев для навеса.
В а л е н т и н. А вдруг они нужны хозяевам?
Д м и т р и й. Да там руины сплошные. Всё давно травой поросло.
В а л е н т и н. Ну, ежели так, пойди, набери, Дмитрий. Восемь кольев! Справишься один?
Д м и т р и й. Да чего там? (Уходит.)
С е м ё н (глядя в даль). Леонтий, как, ты говорил, город-то этот называется? Берг какой-то. Киндер-берг, что ли?
Л е о н т и й. Кёнигсберг. Королевский город, если перевести на русский.
С е м ё н. Кё-ни-г-сберг. И не выговоришь. Валя, можно твой бинокль взять? Посмотреть охота на Конис… королевский город, в общем.
Л е о н т и й. Да, конечно.
С е м ё н (глядя в бинокль). Везёт же пехоте. В городе расквартировались. А нам в чистом поле приказано.
В а л е н т и н. Сам подумай, как мы туда с пушками-то припрёмся?
С е м ё н. Ага! Сругнулся! Слово нехорошее сказал!
В а л е н т и н (испугавшись). Какое?
С е м ё н (как улику). При-прём-ся!
Л е о н т и й. Это слово грубое, простонародное, но не матерное.
С е м ё н. Ах, вы хитрецы! А я ведь и такие словеса запрещаю устам своим извергать!
В а л е н т и н. Ты, Семён, молодец. Делаешь большие успехи.
А л ё ш а (с похвалой). Телятя наш.


 (Пауза.) А мне вот не идёт из головы бомба неразорвавшаяся. Видели, чай? Застряла на крыше ихней церкви?
Л е о н т и й. Это на костёле, что ли? Где здание верёвками огорожено?
В а л е н т и н. Да. Вон, в той деревне. (Показывает.) Видите, крыша черепичная возвышается? На ней. Наша авиабомба. Русская. Нам в артиллерийском училище на картинке такие показывали.
Б о р и с. Да, и у нас бывают осечки.
В а л е н т и н. Я не про осечки, Борис. Снять бы её надо, вот что. Ведь в любой момент может взорваться.
Л е о н т и й. Эх, Валя! Они столько наших храмов с землёй сровняли!
В а л е н т и н. Так не они. Военные. Видели женщин-то из этой деревни? Я сразу мать свою вспомнил, хоть и непохожие они на неё. Где теперь им Богу молиться?
Л е о н т и й. Они протестанты. Не нашей веры.
В а л е н т и н. Так тоже христиане, как и мы! (Пауза.) А вон Саид из второго расчёта – магометанин. Так что я ему с мечети бомбу не сниму, если надо? Сниму. И ты, Леонтий, снимешь. Я тебя знаю.
С е м ё н (не переставая глядеть в бинокль). О! Какие девушки в королевском городе!
А л ё ш а. Дай посмотреть!
С е м ё н. Тебе нельзя, женатик.
А л ё ш а. Я на замок хотел посмотреть старинный.

Незаметно для всех появляется старшина.

С е м ё н. Замок, говоришь? А, вижу его! Красивый, как на картинке. Разрухи, конечно, много вокруг. На, Алёша, посмотри. Только не долго.
Л е о н т и й. А ведь одно время Кёнигсберг принадлежал России. В восемнадцатом веке во время Семилетней войны. Да и вся восточная Пруссия присягнули нашей императрице Елизавете Первой. Жил здесь тогда великий философ Кант. Он тоже присягу давал. Был верен ей до конца жизни. Даже потом своему немецкому императору Фридриху Второму отказался присягать. Присяга на то и присяга, мол, что даётся один раз.
С е м ё н. Как же этот Берг опять в Германии оказался?
Л е о н т и й. Следующая императрица, Екатерина Вторая, отдала назад эти земли, хоть они и политые русской кровью.
А л ё ш а. Она чего, того была?
Л е о н т и й. Ну, как же! Она стала первой в мире женщиной-академиком за это. Академиком Берлинской академии наук. Да что я вам всё рассказываю! Почитайте в учебниках, если интересно.
В а л е н т и н. В учебниках такого не пишут, Леонтий. Ты уж не обижайся на нашу любознательность.
С е м ё н. Да чего тут говорить? Теперь снова наш будет.
В а л е н т и н (увидев старшину, который давно слушает разговор). Ой! Павел Сергеевич!
А л ё ш а. Старшина!
С е м ё н. Батя! Мы уж думали, и не увидимся больше с вами!

Бойцы окружают старшину и обнимаются с ним.

В а л е н т и н (радостно). Откуда вы? Как здесь оказались? Вчера только письмо ваше пришло из госпиталя. Читали все вместе. Посмотрели на число, а оно четыре месяца назад писано! Думали-гадали, где же он теперь Павел Сергеевич? А он – вот он!

С т а р ш и н а. Дорогие мои! Вы мне как дети... (Смахивает слезу.)

Возвращается Дмитрий с кольями.

С т а р ш и н а. И Дмитрий здесь! (Здоровается с ним за руку.) Только Сергея чего-то не вижу?

                П а у з а

Л е о н т и й. Погиб Сергей.

Все снимают головные уборы и стоят молча.

Д м и т р и й (совершенно искренне). Отличный командир был.

Семён, посмотрев на Дмитрия, ухмыляется.

А л ё ш а. Теперь Валя наш командир. Я – снарядный. А вместо меня Борис стал шестым номером.
Б о р и с (протягивая руку старшине). Борис.
С т а р ш и н а (пожимая руку и оглядывая Бориса). Не тяжело таскать-то? Не молодой уже.
Б о р и с. Да я грузчиком всю жизнь. Мне не привыкать.
С т а р ш и н а. Ну, добре. (Скручивая самокрутку.) А мне после госпиталя домой предлагали. Да боюсь я ехать в свой городок. Ни кола, ни двора... ни родных. Всё немец разбомбил. (Взяв себя в руки.) Вот и попросился я в родную батарею. Хоть конюхом, говорю, но туда! Не отказали. Сейчас только от комбата – тоже новенький. Вас заглянул повидать. А вы тут про Кёнигсберг рассказываете. Интересно. Впрочем, я в госпитале таких историй наслушался!
А л ё ш а. Расскажите!
С т а р ш и н а. Хе! Вот одна. (Закладывая приготовленную самокрутку за ухо.)
 
Все окружают рассказчику.

С т а р ш и н а. Лежал с нами один солдатик Вася. Мы тогда уже в Европу входили. Смотрит он – указательный знак. «Берлин 500 км» по ихнему написано. Он возьми да и подпиши снизу по-русски: «Доедем на х...» (Осекается.) Извиняюсь. У вас же не принято матом-то.

Бойцы смеются.

С т а р ш и н а. Так вот. Наши войска проезжают мимо знака, гогочут! Увидал эту надпись генерал. Кто это подписал, говорит, найти проказника и ко мне! Ну, нашли Васю, доставили к генералу. Бедолага сам не свой от страха. А генерал ему: «Вот тебе награда за поднятие боевого духа». И медаль ему!
С е м ё н. Вот это да! Да если бы этот генерал узнал про меня, так моя грудь вся была бы в орденах!

Взрыв смеха.

С т а р ш и н а. А вот ещё история. Это, Валя по твоей части. Да и Леонтия тоже. На Украине это было. Переводчик раненый рассказывал, который на допросе языка был. Фрицы устроили в очередном православном храме склад оружия. И вот к заведующему складом подходит женщина в монашеском одеянии и на чистом немецком говорит ему: «Уходите отсюда, иначе вам будет плохо». И в храм заходит. Немец за ней. Но как не искал её – не нашёл! Доложил начальству. Они подумали, что это партизаны, и приказали схватить бабу, если ещё появится. Смотрит заведующий в другой раз – опять она. Значит, выходит из храма и снова ему на немецком языке, уходите, мол. Заведующий с двумя солдатами пытались схватить её, но никак с места не могли сдвинуться. Тогда командир приказал в следующий раз стрелять монашке по ногам, чтобы взять её живьём и допросить. В третий раз немцы уже палили из автоматов по ногам женщины и видели, как пули били по мантии. Но та спокойно прошла мимо и скрылась в храме. Заведующий с солдатами затрепетали от ужаса. И вот командир отдаёт приказ, чтобы убрать из храма склад с оружием и больше не трогать женщину. Так как это, мол, русская Мадонна. А потом ещё, когда немцы отступали, авиабомба в этот храм попала. Пробила крышу насквозь, а не взорвалась! Вынесли её, взорвали в овраге. А говорят, чудес не бывает!
В а л е н т и н. Здесь тоже на одной церкви бомба за кровлю зацепилась.
Л е о н т и й (поправляя). На костёле.
В а л е н т и н. Хочу её снять. Наша бомба, русская.
С т а р ш и н а. Большая бомба-то?
В а л е н т и н (расставляя руки по-рыбацки). Да, может, с метр будет. Тонкая такая, с крылышками.
С т а р ш и н а. Фугасная. ФАБ-50, скорее всего. А значит, весит 50 кило. Опасное это дело.
В а л е н т и н (подумав, громко). Товарищи бойцы! Приказывать не могу. Кто со мной пойдёт добровольно бомбу снимать?
А л ё ш а. Я!
В а л е н т и н. Тебе нельзя. Тебя Юля ждёт беременная.
С т а р ш и н а. Да ты что?! Поздравляю, Алёша! А где она?
А л ё ш а. В Ленинграде осталась.
С е м ё н (ухмыльнувшись). Их наш комбат расписывал. На это он не имел права. Такой брак не действителен. Так что ты, Алёшка, холостой. А Юля твоя – свободная женщина.
С т а р ш и н а. Не беда. Потом распишутся, после войны. А Светы нигде не видно? Хотя её обычно бывает слышно за километр.
С е м ё н. Она тоже замуж вышла. Укатила с полковником. Уж не знаю, кто их расписывал. Может, конюх?
С т а р ш и н а. Ну, дай Бог. Может, найдёт своё счастье.
В а л е н т и н (думая вслух). Надо залезть на крышу, обвязать бомбу верёвками и осторожно спустить на землю. Это двое человек. И двое принимающих снизу.
С т а р ш и н а. Вверху нужен третий для подстраховки. Снизу тоже. Не мешок картошки. Эти 50 килограммов смерти тонной покажутся. Также нужна тележка на мягком ходу.
С е м ё н. Где ты её возьмёшь?
В а л е н т и н. Местные жители помогут. Как узнают, чего мы задумали – помогут.
С т а р ш и н а. Рядом с костёлом есть какой-нибудь овраг?
В а л е н т и н. Воронка есть от большой авиабомбы. Похоже, пятисотку сбросили.
С т а р ш и н а. Сгодится.
С е м ё н. Вот все там и поляжем под конец-то войны. Наши уже Берлин бомбят! Ладно бы в бою с врагом погибнуть. А мы немцам помогать идём! Нет, я не согласен. Пусть сами снимают, если им надо. А может, им и не надо совсем?
В а л е н т и н. Кто со мной?

Молчание.

В а л е н т и н. Значит, нет желающих?
Л е о н т и й. Семён прав. Всем хочется дожить. Мы не сапёры. Да из-за чего рисковать-то? И тебе, Валя, надо поберечься. Мать с отцом ждут, молятся за тебя.
В а л е н т и н. И ты туда же… Там ведь тоже Божья матерь ходила, раз бомба не взорвалась!

Дмитрий делает шаг вперёд.

Д м и т р и й (решительно). Я пойду с тобой.
В а л е н т и н. Ты?

Все в удивлении поворачивают головы в сторону Дмитрия.

С е м ё н (зло усмехаясь). Отличиться хочет напоследок. Грешки старые замолить. Идите, идите. (Ложится на брезент, подложив под голову свой вещмешок.)
В а л е н т и н. Пойдём, Дима. Посмотрим, что там можно сделать.

Валентин и Дмитрий уходят.
Через несколько секунд старшина торопливо идёт за ними.

Б о р и с. Эх, была не была! (Устремляется в сторону ушедших.)

А л ё ш а. Я чувствую себя дезертиром. Пойдём, Леонтий, подсобим. Как раз шесть человек будет.
Л е о н т и й. У меня пальцы немеют, Алёша. Отморозил я их в эту зиму. Вдруг чего-то не так сделаю, тогда точно на воздух взлетим. Там тонкая работа нужна, виртуозная.
С е м ё н. С Валькой-то ничего не случится. Он как заговорённый какой. Помните, на мельнице взрыв угадал? Если б он не заорал, что сейчас сюда снаряд прилетит, может быть, многих бы не досчитались. Потому и такой смелый. А эти на смерть с ним пошли, как пить дать.

Валентин достаёт из своего вещмешка икону и крестится.

А л ё ш а (глядя в бинокль). Вчетвером идут. Беседуют. (Продолжает смотреть.)

Начинает стучать сердце. Удары постепенно становятся громче и чаще, пока не сливаются в один высокий звук, напоминающий свист. Ослепительная вспышка, мощный взрыв, темнота. Свист не прекращается. Постепенно возвращается свет. Валентин лежит вниз лицом, закрыв руками затылок. Через некоторое время он поднимает голову, медленно встаёт и оглядывается.

Г о л о с  В а л е н т и н а. Что это за свист? Может быть, я оглох?

Валентин идёт вперёд к авансцене. Из одного его уха течёт струйка крови.

Г о л о с  В а л е н т и н а. Какие-то люди сюда бегут. А, это же мои бойцы. Алёша, Семён, Леонтий. Они что-то кричат. Громко кричат. Но я ничего не понимаю. Почему у них такие радостные лица? Я никогда их такими не видел. А может быть, мы все погибли и в раю? Нет, нет. Я жив. И они живы. Что? Ещё раз, ещё раз прокричите! Я прочитаю по губам! Как? П... по… бе… Победа?!
В а л е н т и н (кричит вслух). По-бе-да!

К нему подбегают бойцы: Алёша, Семён, Леонтий, Дмитрий, Борис и старшина. Все начинают обниматься друг с другом.

Д м и т р и й. Валя! Ты совсем не слышишь? У меня уже отлегло. (Чешет в ухе.)
В а л е н т и н. Уже чуть-чуть слышу. Теперь не важно. Пройдёт!
А л ё ш а. Ну, пойдёмте, герои!

Валентин садится на землю.

В а л е н т и н. Я посижу маленько.

Пушки дают холостые залпы. Затем раздаётся гром и начинается первая гроза в этом году.
Бойцы хохочут и убегают от дождя. Валентин продолжает сидеть, не обращая внимания на ливень.