Сирень

Это была середина мая. Уже совсем жарко, ветрено и солнечно. Учиться совсем не хотелось. Казалось, что каждая секунда, проведённая взаперти, в душном классе, среди всего этого жуткого шума - страшнейшая потеря в жизни.
 
Хоть Осинка и была неотъемлемой частью хаоса в 3в, но даже она иногда, обессиленная, садилась на свое место, закрывала ладонями уши и отворачивалась смотреть в окно.

Сейчас она снова смотрела, как много раз до этого, и вдруг в ее голове возникла мысль. Такая навязчивая и, что самое главное, настолько осязаемая, что не подняться с места и не начать воплощать ее в реальность, казалось, было просто невозможно!

Девочка легко подскочила с места прямо со звонком. Скорым широким движением закинула пенал в рюкзак. Учительница, Софья Андреевна, смерила ее взглядом, совершенно не поняв ее намерения. Осинка застегнула рюкзак и понеслась вон из класса. Вещи ее при этом остались на месте.

Целью девочки была доска расписания начальных классов. Она пробежалась глазами, увидела то, что ожидала увидеть, кивнула головой. Как она и думала, первые классы были уже свободны.

В этом году набрали целых четыре первых класса! Поэтому, в тот день, когда 3в освобождается одновременно с ними и вторыми классами, в раздевалке создается такое давление, что дети буквально вылетают через открытые двери на улицу. Но сегодня это было не так: у класса девочки было целых пять уроков, а у этих дикарей-первоклашек всего три. Осинка спустилась на первый этаж, и ее тут же подхватила гремящая река детских голов. Она опустила свою голову и немного скрючилась, чтобы не выделять свой рост.

Расслабленная майская атмосфера задела и охранника школы. Обычно Аркадий Михайлович, как настоящий Цербер, следил своими огромными влажными глазами за тем, чтобы школяры не покинули по собственному желанию раньше положенного срока сей чудный пятиэтажный корабль, вынужденный ежедневно, за исключением разве что выходных и государственных праздников, доставлять их в волшебную страну знаний. Но сегодня сама судьба благоволила девочке: охранник дремал с открытыми глазами.
 
Осинка оказалась на улице. Воздух ворвался в ее легкие, стало тепло и прохладно одновременно, в голову ударила волна свежести, роящийся гул школы сменил шепот ветра и далекий светлый смех. Беглянка раскинула руки и уже была готова закричать от радости. Ей казалось, что она может обнять весь этот огромный, блестящий стеклом окон и зеленью листьев мир. Она опустила руки, уперла их в бока, огляделась, а потом понеслась прочь с территории школы.

Нужно больше воздуха! Больше ветра! Больше жизни! Ветра и жизни! Качели!
Качели на дальней площадке! Легендарные. На них всегда была очередь. Какой-то дикий, ажиотажный спрос. Только на них, все желающие прокатиться, даже если бы забирались по пятеро, не смогли бы вдоволь накататься за год. Сейчас там, на дальней площадке, никого нет! Все в школе! Это же единственная и самая исключительная возможность!

Осинка была готова к тому, что сегодняшний день кончится скандалом. Она не была недальновидной, нет, она просто решила, что каким бы не был всплеск гнева дома, сегодня оно того стоит. Это была отчаянная уверенность. Это был бесстрашный порыв. Это был шаг, за которым лишь пустота. Но это все потом, а сейчас...

А сейчас мы катаемся на качелях. На лучших качелях района. На самых высоких, плавных и не скрипящих. И, более того, никто не сверлит взглядом лопатки, пытаясь мысленно столкнуть с них. Какое бесконечное удовольствие! Вот теплый ветер! Вот ласковое солнце! Вот она листва, зелень! Вот запах нагревающегося асфальта!

Осинка почувствовала, что хочет петь. И она запела. Она долго пела. Пока к качелям не подошел парнишка лет семи и не оперся на их основание плечом. Он сверлил взглядом. Он завистливо вздыхал. Он жадно желал лучшие качели района.

Внезапный зритель прогнал вдохновение: песня встала поперёк горла, ноги стали болтаться вразнобой, почувствовалось, что качели немного, но ощутимо вибрируют. Осинка нахмурилась.
- Отойди, пожалуйста, я скажу, если кто подойдет, что ты после меня! Честно!

- Нет уж, слезай. - Мрачно сказал парень. - Ты качаешься целую вечность!

- Да какая вечность!? Я только пришла!

- Я никуда не уйду. - Его намерение было несокрушимо. - Останавливай!

Осинка отвернулась от страждущего. Еще вот чего! Ни за какие сокровища мира она не слезет с лучших качелей района! Парниша, как хищная кошка, набросился на качели. Он выбросил вперед свои цепкие руки, его ноги заскользили по гравию, он сжал зубы. Он остановил их. Осинка, чуть не выпавшая из качелей по инерции, тоже стиснула зубы.

- Чтоб тебе пусто было!

Она бросила на мальчика ненавидящий взгляд, пару мысленных проклятий, но качели уступила. По правде, у нее уже кружилась голова, но она не признавалась себе в этом.

Девочка оглядела ту самую дальнюю площадку: конструкция из сваренных железных труб, вроде лазалки, качели по типу весы, карусель и детская беседка. Скучно. Лучшие качели района - единственная достойная внимания деталь площадки.

А что, если осмотреть нерукотворные богатства площадки? Взгляд девочки пошел по деревьям. И действительно, одно дерево, на другом краю площадки. Сразу за огромным, разлапистым каштаном шел невысокий заборчик, за ним сразу же дорожка, а за дорожкой начинались клумбы и кирпичная стена старого трехэтажного дома.

Девочка полезла на дерево. Довольно успешно. Оказалось, что этот сложенный из трёх переплетающихся стволов каштан довольно обжитой: сухие ветки ровно обрезаны,  округлые раны тщательно замазаны смолой или краской, чтобы дерево не заболело. На участках, где от дерева отставала кора и выступала лишь голая древесина, красовались надписи мелом и рисунки краской. К некоторым веточкам были привязаны паутинкой цветные ниточки и ленточки. Ворсистой веревкой было примотано и игриво ловило солнечные лучи старое, проржавевшее пятнами, зеркало. На одной ветке Осинка обнаружила легкий железный колокольчик: когда ветер трепал веточку, он тихо позвякивал.

Когда гудение в голове у девочки прошло, она спустилась из прекрасного гнезда (более точного описания и не найдёшь для этого непроницаемого короба из трепетных листьев и тонких ниточек. Было в нем что-то безопасное, уютное.) Спустившись, Осинка решила посмотреть на первый этаж этого длинного и старого кирпичного дома.

Скорее всего, в нем до сих пор коммунальные квартиры. Осинка не особо точно понимала, что это такое, но мама все время говорила, что они должны благодарить господа за то, что они живут в отдельной квартире, а не в коммуналке. Коммуналка была для девочки синонимом скорее болезни, беды, но не человеческой, а дома, ведь обычно всевышнего благодарят за то, что он отводит именно такого рода напасти.
“Дом выглядит бедовым, поэтому в нем коммунальные квартиры” - вот как рассудила Осинка. Она решила пройтись вдоль тропинки, будто просто так она гуляет, напевая песенку и держа руки за спиной в замке, а сама будет заглядывать в окна.
Итак. Она действительно сложила руки за спину. Между дорожкой и заборчиком площадки стоит и благоухает медом куст лиловой сирени. Ее удушливый запах просто сводит с ума.

Первое окно: до чудо-дерева далеко, метров пятнадцать, перед окном голая трава, в окне отражается Осинка и сирень, точно лиловые крылья маленького ангела. В глубине комнаты видно настольную лампу, книжный шкаф, с полочки свисает вымпел, на нем золотом вышито перо, написана мудреная аббревиатура, смысла которой девочка не знала. В комнате сумрачно, но уютно. Следующее окно было окном кухни. Дверцы кухонного шкафа исклеены наклейками, но открыты, на плите сковородка, на столе тарелка, в застывший по ее краю желток вклинились хлебные крошки, рядом полупустой стакан чая. Кто-то одинокий, мечтательный и сегодня утром явно торопился.

Как увлекательно. Вот это же настоящая жизнь! Интересно, если бы они с мамой жили на первом этаже вместо третьего, что бы о ее комнате сказал такой шпион, как она сама? Наверное то, что она играет на трубе (у нее над кроватью висит труба, но слой пыли на ней примерно сантиметр). Или он посмотрел бы внимательнее и увидел бы, что она ходит в музыкальную школу, отвратительно рисует и любит географию. Осинка подумала, что она производит хорошее впечатление своей комнатой. Примерно такое же хорошее, как и первые два окна в этом доме.

Следующие три окна: прямо рядом с деревом. Здесь, очевидно, жило много детей! Большая комната, которой принадлежали два окна, детская. Там три двухъярусные кровати, опоры которых ярко раскрашены углем и краской. На стене замерли цветные отпечатки рук. Какое чудо, словно больше и дикое племя. Третье их окно - кухня. Там, словно огромный паук, гремели кастрюлями, шумели водой из крана, стучали скалкой и хлопали дверцами шкафов две женщины. Они были очень похожи друг на друга, и общались или жестами или короткими репликами вроде: "солила", "горячее" и "попробуй". Запахи с этой кухни заставили желудок девочки сжаться. Ох и достанется же ей дома вместо ужина...

Однако, чем жёстче будет наказание, тем более важно насладиться сейчас всеми гранями свободы. Иначе в ее побеге не было смысла. Осинка вздохнула и пошла дальше.

Окно немного после дерева, лежащее глубоко в его огромной и влажной тени практически все время. Окно открыто нараспашку, но в его глубине теснится насыщенная темнота. Осинка нахмурилась. Ей сначала показалось, что комнату отделяет от нее плотная черная штора. Потом она списала непроглядную мрачность окна на тень дерева. Осинка пригляделась, подойдя к ближайшему к окну краю дорожки. Оказывается, она была отчасти права и в первый, и во второй раз: половину окна действительно закрывала слегка мерцающая стеклом, странная ворсистая ткань, а вторая половина пропускала ее взгляд в неосвещенную, очень тесную комнату, сильно заставленную темной мебелью, что уменьшало ее объем до размеров склепа. Да уж, это не совсем разумное решение для жильца. Хотя, если он вампир...

Девочка отступила на два шага от окна и оказалась на другом краю дорожки, что ближе всего к площадке. Она увидела движение тени, еще более темной на фоне комнаты. Схватилась за сердце.

Почему она решила, что тут живёт непосредственно вампир, было не ясно, но сама эта идея так ярко вспыхнула в ее голове, что она тут же приняла ее за плод логических рассуждений. За очевидную истину. А потом засомневалась. Следующее окно, последнее, должно быть кухней. Уж тут она и поймёт, кто такой человек-тень. Если она определила по первым двум кухням, что жильцы - люди, то жилец-вампир ее не проведет! Нет, нет, нет! Осинка все-таки отличница. Она уверенно двинулась по дорожке к углу дома, сошла с тропинки и сделала два уверенных шага к окну кухни.

Вампир. Однозначно.

Не могла просто взять и сама по себе темно-оранжевая штора на кухне рвануться влево, закрывая полностью обзор девочке. Она в ту же секунду вернулась на площадку, прямо по траве и через забор. Вышла на самую освещенную часть. Солнце приложило свои теплые руки к ее щекам, обняло за плечи. Девочка обернулась на дом, самая интригующая часть которого была сейчас закрыта чудо-деревом.

Жаль ребят, которые живут своим дружным племенем рядом с этим мрачным вампиром. Жаль того мечтателя-торопыгу. Он же, наверняка, будет возвращаться домой поздно, когда стемнеет... А с другой стороны, прожил бы он тут так много времени в полном порядке, если бы нападал на ближайших соседей? Едва ли. Значит, его цель, это...
Девочка огляделась. На площадке полно детей. Детей из других дворов, с соседних улиц... И все они сюда тянутся... Она развернулась и нахмурилась, глядя на лучшие качели района. На качелях сейчас висело пятеро. Она подошла к несущимся качелям с видом детектива, все еще продолжая хмурить брови. Ребята начали махать руками и кричать, мол, места больше нет, шестую не возьмем!

- Больно мне это надо! - Отмахнулась от них Осинка.

Ее серьёзно-раздраженный тон их удивил, но потом они начали смеяться. Ребята посчитали, что та притворяется, что не хочет кататься, чтобы покататься крутой. Она не отрываясь смотрела на бедовый дом. И вот Осинка поравнялась с качелями.
Боже мой! Да ведь отсюда прекрасно видно темное окно! Значит, из тёмного окна идеально видно лучшие качели района! Так вот оно что! Так вот почему эти качели такие! Не скрипят, не стучат, идеальной высоты для всех и каждого! О нет!
Осинка посмотрела на смеющихся ребят, продолжающих неистово качаться. Она была в ужасе.

- Ребята! Ребята! Прекратите немедленно! Это опасно!

Естественно, пятеро на качелях не восприняли ее серьёзно.

- Это опасно, ребята, послушайте меня!

- Отстань от нас, страшила!

Тот, что раскачивал стоя, показал ей язык. Его примеру последовали остальные. Осинка смотрела, как они корчат ей рожи.

- Да как вы можете? Я в третьем классе!

- А я в четвёртом! Здесь нет твоей власти! Пошла вон, страшила!

Раскачивающий стоя властно указал ей на карусель.

- Ну и пойду! - Сдалась девочка, но она все еще была в ярости. - Вот сожрёт он вас, я горевать не буду!

- О, Семен, да она это, того, с придурью! - Сказал четвероклассник своему другу, сидящему на левой половине качелей, худому мальчугану с коротким серым ежиком.

- С придурью!
- С придурью!
- Брысь, сумасшедшая!
- Кыш, страшила!
 
Кричали ей наперебой раскачивающиеся. Девочка посмотрела на чудо-дерево. И уверенно направилась к нему. У нее кипело.

- Вот возьму и попрошу вампира их съесть! Они идиоты. Идиотов есть всегда приятнее. Да-да, так я ему и скажу. Скажу, что умные дети, как я, нужны обществу, а те, кто ломает его заколдованные качели, дураки, их могло бы быть и поменьше. Главное в человеке это ум. Ну, и кровь... - Бурчала она себе под нос, но тут ее рассуждения остановил знакомый голос.

- Олеся!

В ее имени нет ни одного "р", но Дмитрия Павловича получалось рычать на каждой букве. Мужчина стоял в самом начале площадки. У него был портфель девочки. Сегодня он был обязан отвечать за жизнь и здоровье Осинки, поскольку мама была на суточной работе. Ох, и замечательно!

- Сюда, Олеся, живо!

Продолжал рычаще шипеть он, указывая пальцем перед собой, как собаке. Девочка подняла свои белесые брови и, глядя прямо в лицо Дмитрию Павловичу, сделала два умеренно широких шага к чудо-дереву. Глаза у мужчины раскрылись от смеси ужаса и удивления.

- Олеся, ты че, бессмертная!?

Она начала двигаться к дереву, не отводя взгляда от мужчины с портфелем. Ему запрещено ее наказывать, а когда мама вернётся, она будет уставшая, а когда мама отдохнет, преступление Олеси частично потеряет срок давности, да и занятия завтра и в музыкальной школе и в обычной... Она правда не знала, вообще не знала, зачем  злит Димитрия Павловича. У них вроде все было до этого момента относительно ровно. Он интересный человек и не плохой. Олеся неконфликтный, послушный ребенок, даже отличница. Но она все равно, словно кошка, влетела на каштан, а взбешенный мужчина в последнюю секунду ухватил бы ее за лодыжку, но в его руке был рюкзак. Он бросил его.

- Я не полезу за тобой на это чертово дерево, Олеся! Слезай, живо!

А она лезла и лезла, добралась до места, которое было похоже гнездо, но тонкая и мощная рука Дмитрия прорвалась сквозь зеленое дно убежища, и Олеся была вынуждена ползти выше. Она вырвалась на один из трёх стволов великолепного каштана. Схватилась за ветку...

Кто бы мог подумать, что помимо детей-сказочников из чудо-племени, на этом дереве развлекались еще и обычные, жестокие дети.

В эту секунду Олесе открылась грустная тайна чудо-дерева: на его великолепном стволе, что шел вдоль забора, на удобной ветке, за которую было бы так удобно ухватиться, и она ухватилась не глянув... Ее руку пронзила страшная боль. В эту ветку было вбито в общей сложности двадцать гвоздей. Кровавая и жестокая ловушка.
Оглушенная болью и собственным криком, девочка потеряла равновесие. Последней ее попыткой замедлить свое неминуемое падение было удержаться целой рукой за ствол дерева. По закону земного притяжения ее рвануло вниз всем ее весом. Она ободрала вторую руку о кору каштана и свалилась с высоты роста Дмитрия Павловича прямо на лодыжки, потом под удар попали колени, потом ее раненые руки схватили землю. Песок, камушки и веточки... Все это огнем обожгло ее маленькие белые ладони.
Осинка плакала довольно тихо. Ее подняли на ноги за шкирку. Ей было тяжело стоять. Дмитрий развернул ее за плечи.

- Какого дьявола?!

Он выставил на ребенка указательный палец.

- Мы договорились, что в мою смену все ровно! Это что за дела? Я бегал, как псих, по всему району! А если бы я тебя не нашел, ты, сволочь?! Что бы я твоей матери сказал, коза?! Мне вот эти проблемы вообще не сплющились!

Девочка метнула взгляд на руки. Покраснели манжеты ее розовой рубашки. Кровь. Она тут же метнула взгляд на бедовый дом. Черный квадрат распахнутого окна. Все как было, за исключением лежащей на подоконнике, словно на ручке кресла, очень длинной, худой и бледной руки.

- На меня смотри, малолетняя сука!

Она показала разъяренному Дмитрию ладони.

- Вот вообще не волнует! - Помотал головой мужчина, продолжая орать. - Сама виновата! Раз стоять можешь, значит ничего у тебя не сломано. Пошли домой.

Он запустил в девочку портфелем и двинулся с площадки в сторону дома. Осинка пару раз оглянулась на черный квадрат окна. Тонкие пальцы стучали по подоконнику, будто быстро играли на клавишах. Вампир был взбудоражен.

Они добрались до дома. Нахмурив свои серые брови, Дмитрий промыл ей ладони, обработал перекисью, спиртом, перебинтовал грамотно. У него на работе было недавно что-то вроде переэкзаменовки по первой помощи. Сейчас он благодарил господа за то, что их заставили начать во всем этом разбираться. Потом он погрел несчастному ребенку макароны. Ей было тяжело есть. Вернее, ела-то гадина за обе щеки, проголодалась она за время своего приключения страшно, но вот держать вилку ей было больно. Он сидел за столом, подперев своей жилистой рукой щеку.

- Почему? - Был его вопрос.

Олеся подняла лицо, она старательно дожевывала ужин.

- Не знаю.

Дмитрий потер глаза, всеми силами подавляя кипящий внутри гнев. Эта подавленность была хорошо заметна в его голосе.

- Ладно, я опять зверею… Иди к себе, уроки сделать, проверять не буду…

Она вскочила, положила тарелку в жестяную раковину и поковыляла в свою комнату.

На следующий день, Осинка вернулась из музыкальной школы. Мама, словно тигр в клетке, наворачивала круги по кухне с телефоном в руках.

- Как? Да зачем ты полез на это тупое дерево, Дима? В какой ты больнице? Нет, я приеду! Приеду и все тут!

Она обернулась на дочь. Тигр пошел на ребенка.

- Я не понимаю! Ты же абсолютно нормальный ребенок! Что на тебя нашло?! Дима упал с того дерева, когда вынимал из него гвозди! Ты довольна, Олеся? Все из-за тебя! Я еду в больницу!

Женщина выбросилась из кухни. Вскоре хлопнула за ней и входная дверь. Осинка отложила кейс с кларнетом, открыла кастрюлю. Борщ. Красный. Тягучий. Тёплый. Посмотрела на руку. Порезы. Красные. Горячие. Болят. Ее озарило.

- Вампир поранил Дмитрия Павловича. Гвозди на чудо-дереве его. Он ловит на них детей, забравшихся слишком высоко.

Это стало ясно, как день. Девочка закрыла крышку кастрюли, взяла из корзины на подоконнике огромную чесночину, взяла стеклянную банку с полки над раковиной, налила в нее воду из под крана, переоделась в белый летний сарафан. Хлопнула дверь.

Олеся стояла на дорожке перед чёрным квадратом распахнутого окна. Сегодня было облачно. Оранжевых мазков света не было на стенах бедового дома. Все было прохладным. Мрачным. Мертвым. Она подходила к окну. Ей было не по себе, раненые руки ее дрожали. Она выставила вперед, как щит, три сиреневых кисти, занявших место в банке из под маринованных огурцов. На шее у Олеси была чесночина. Она подошла к окну. Оставался всего шаг, словно на ступень, на жестяную коробку с песком и щебнем.

Перед тем, как позволить себе этот шаг, она осмотрелась: то, что она приняла вчера за штору, чёрную и со стекольным блеском, было водопадом черных ворсистых нитей. На нитях висели бусины. Круглые, вытянутые, пара даже квадратных с буквами. Все бусины разной высоте. Они и сверкали тогда на солнце. Теперь они были просто яркими пятнами. А то, что она приняла за мрак и нагромождение мебели - это были тоже нити. Они были повсюду в комнате. Обрезали границы белого потолка, сгущались непроглядным мраком к углам, тянулись во все стороны. Какая жуть. Это вампир, который решил, что он паук. Бывают ли пауки-кровопийцы? Наверное, да. Более жуткое сочетание и придумать-то сложно... Темная тень ворвалась в комнату со стороны кухни. Вытянутое лицо повернулось к окну.

- И что это значит, девочка?

Голос был холодный, сердитый, но моложе, чем у Дмитрия. Девочка держала банку в двух сантиметрах над подоконником, так и не решаясь ее поставить.

- Это выкуп. - Сухо ответила она.

Вампир подошёл к окну, оперся своими длинными руками о подоконник. Его локти мерзко выгнулись. По его лицу было невозможно определить возраст, зато прекрасно угадывалось настроение. Оно было паршивое.

- Ставь.

Букет сирени оказался на подоконнике. Он увидел чесночину. Повел бровью.

- Что ты хочешь за эту прекрасную сирень, девочка?

Осинка подняла на жуткого гражданина в окне глаза.

- Дмитрий Павлович должен выздороветь.

Вампир усмехнулся.

- Думаешь, я его поранил?

- Да, он хотел снять гвозди с чудо-дерева.

- Считаешь, причина в этом?

- Да.

- Потому что я вампир и мне нужно, чтобы такие как ты проливали кровь?

- Да.

- Я не вампир, девочка. - Расстроил ее вампир.

- Как так?
 
- Давай чеснок.

Его белая рука оторвалась от подоконника, локоть вернулся в натуральное положение. Она положила чесночину в его руку. Он продолжал смотреть с высоты окна прямо в глаза непонимающей Олесе. Она увидела его большие белые зубы. Они были человеческие. Гражданин в окне откусил вместе с остатками шелухи. Откусил, одним махом, с хрустом, как яблоко, четверть чесночины и начал жевать. Вампир бы так не сделал. Но и человек бы так не сделал тоже! Осинка часто заморгала, будто ей в глаза что-то попало. Он оторвал от подоконника вторую руку. Вынул из банки сирень, будто невзначай приподнял ее пышные кисти, на секунду прикрыл глаза, отложил в сторону аккуратно. Проглотил чеснок и запил водой из банки. Он долго пил, запрокинув голову, и шумно глотая. Его тонкая шея ходила волнами, как у белого гуся. Довольно бережно он вернул три сиреневых ветви в наполовину пустую банку.

- Я поранил его не за гвозди. - Признался человек в окне. Он немного наклонил голову в бок.

- Я подумал, - Его пальцы едва коснулись цветов. - это подарок. Ты пришла сказать "спасибо". Ведь я обидел того, кто обидел тебя. Я подумал, ты... жестока...

- Если вы не вампир, то кто? - По существу спросила Олеся. Голос ее ощутимо подрагивал. Жуткий гражданин быстро глянул на свою странную штору.

- Заберись повыше. На коробку. И посмотри.

Олеся сделала тот самый шаг. Крышка коробки страдальчески всхлипнула, но выдержала девочку. Теперь уже она положила свои забинтованные руки на подоконник.
Она увидела, что в комнате, черной паутиной абсолютно на всем лежат нити: часть из них натянута, словно струна, а часть свободно раскачивается. Где-то висят стеклянные и железные трубочки, так называемые китайские колокольчики, которые издают нежный звон, если их касается малейшее колебание воздуха. Слабый ветер, дыхание бедового дома, трогает их, как и бусины на странной шторе. Они поворачиваются, подрагивают, некоторые нити качаются, а некоторые висят спокойно, будто ничего не происходит. Это было очень непонятно, но в своем роде даже красиво.

- Вы паук-оборотень. - Сказала Олеся обгрызенной чесночине.

- Ну, почти. - Сдался мрачный гражданин. - Я городской маг ветра.

Осинка подняла лицо. У нее появилась тень надежды.

- Значит вы не злой? Дмитрий поправится? Вам не нужна кровь?

- Конечно поправится, деваться ему некуда.

- Хорошо. А лучшие качели района и чудо-дерево вы заколдовали?

- Нет. Качели ваши вообще не заколдованы: их просто смазывает моя соседка, та, что с оравой детей. - Он кивнул в сторону тех трех окон, где живет славное племя. - А вот чудо-дерево... - Человек поднял голову на роскошный каштан. - Это тоже их дело, они заколдовали его... да... Мне пришлось оставить там своего посла, чтобы его магия не мешала. А гвозди - это тоже дети, но другие, жестокие. Я думал ты тоже жестокая. Я думал сирень подарок... Прекрасная сирень за боль...
 
Он говорил это не девочке, а своей шторе. При этом, на последних словах он передвинул пару бусин, в дальнем верхнем углу. Где-то в глубине комнаты тихо зазвенело.

- Прекрасная за боль... - Прошептал он, опуская руки, заключая их в замок и снова оглядывая, внимательно осматривая всю картину на своей чудной шторе.

- Там колокольчик в ветвях, - Начала Осинка.

- А, что? - Он был занят, очевидно занят, но девочка не заметила этого. Когда занят чем-то очевидно странным, едва ли кому-то хватит уважения тебя не прервать.

- Колокольчик. На дереве. Это ваш посол?

- Да. - Он снова уставился на штору, пробежался по ней глазами. Девочке весьма ожидаемо захотелось повернуть круглую бусину. Она была шоколадного цвета с мерцающими золотом блестками. Такая красивая. Бусина просто умоляла ее своим глубоким мерцанием. Девочка оторвала ладонь от подоконника, маг не заметил этого, Олеся боязливо протянула палец и дотронулась. Бусина повернулась, нить качнулась, две бусины прямо там, где смотрел мрачный мужчина столкнулись: одна из них просто упала на другую.

- Ай! - Поморщился маг, смотрящий почти под потолок, и его взгляд тут же упал на отливающую золотом бусину. Потом на девочку.

- Иди прочь. - Его голос вернулся к тому, с чего они начали: холодный голос человека, у которого все паршиво. - Матери скажи, что банку разбила.

Осинка помотала головой.

- Я не вру маме...

- До поры до времени. - Он был мрачен и так страшен. Маг заглянул ей в глаза, девочка отпрянула. - Прочь, девочка! - Повторил он. - Или я выброшу сирень и убью твоего Дмитрия!

Угроза подействовала. Глаза у Осинки округлились, вот-вот она расплачется. Девочка оторвала руки от подоконника, сошла с коробки и побежала к тропинке. Олеся унесла ноги от бедового дома с невиданной прытью. Мгновенно добралась до своего жилища. Убрала в комнату кларнет, раскидала по столу тетради. Ее мучительно схватило за желудок. Она налила себе остывшего борща. Не успела Олеся его доесть, как домой вернулась мама. Она мгновенно ее расколола.

- Так. Еще раз. - Разрывала своим взглядом Осинку мама, девочка шмыгала носом и терла глаза.

- Маг ветра, я думала вампир. Он поранил Дмитрия. Я понесла сирень, он сказал, что он выздоровеет…

Женщина сложила руки, будто молилась. Она смотрела на дочь.

- Ты мне правду скажешь, Олеся?

- Это правда!

Мама поднялась и рванулась к входной двери.

- Что ж, раз правда, пошли к магу! - Она была в бешенстве.

- Нет! Нельзя! Он убьет Дмитрия!

- Он угрожал?

- Да!

- Тогда тем более пошли!

Словно осьминога из кувшина, мать вынула напуганную Осинку из квартиры. Девочка плакала не переставая, но поддавалась. Они шли на дальнюю площадку. К бедовому дому. Ярость женщины несла ее вперед, как комету. Страшную комету, но достаточно ли страшную, чтобы напугать гражданина из окна? Должно быть, ветер уже сказал магу. Что он сделает с мамой? Убьет? Олеся рванулась вперед. Мама побежала за ней.

- Не трогай маму, пожалуйста, не надо! - Кричала девочка черному окну из которого раздавался многоголосый колокольный звон.

В доме мага было очень шумно. Только вот на улице не было ветра. Будто не слыша этого безумного звона, две худые женские руки уверенно потянулись к шторе. Со свистящим звуком мама вырвала вместе с перекладиной черный каскад нитей. Они оказались на земле, на лужайке. Женщина топтала их ногами. Ее туфли вбивали в мягкую коричневую землю блестящие бусины. Колокольный звон замер. Черная тень поднялась с пола. Отняла руки от ушей. Рванулась к окну.

- Остановись, ведьма!  - С тенью ужаса сказал мужчина из окна. На него поднялись два сумасшедших глаза, полных страшной, разрушительной ярости.
 
- Слушай сюда, фрик, - Мама подняла палец на мага. - чтобы я тебя больше не видела, и не слышала! На дочь мою смотреть не смей! Я сегодня же напишу на тебя заявление в полицию! За тобой будут следить! У меня там связи!

Из соседнего окна выглянула взрослая женщина с большими зелеными глазами, мягкими плечами и высокой прической. В речи ее было меньше гнева, но он тоже был от всего сердца.

- Лучше бы полиция последила за вашим горе-древолазом. Какие слова он говорит ребенку! Если бы мою дочь кто-то назвал сукой, я бы вздернула гада на первом же столбе, как паршивого ниггера!

Воспользовавшись ступором женщины под своим окном, маг ветра перегнулся через подоконник и повернул лицо к соседке.

- Лариса Игоревна, перегибаете...

- Ты правда думаешь, что хочешь говорить со мной сейчас, Ян?

- Нет, Лариса Игоревна. - Он убрал голову обратно и исчез во мраке своей комнаты.

Мама еще долго ругалась на женщину в окне, изливаясь ругательствами и гневно размахивая руками. Она совсем забыла про мага, чуть не убившего ее мужчину. Забыла про причину, по которой он это сделал. Забыла все от злости.
Они покидали дальнюю площадку уже вечером. Мама очень ясно выразилась, что теперь Осинке запрещено туда ходить.

Примерно через три недели Олеся ослушалась маму. В тот же день, когда девочка впервые соврала ей прямо в лицо, она, сначала ужаснувшись, вспомнила о нем. Побежала на дальнюю площадку. Окно его было плотно закрыто, а квартира пуста. Олеся нагнулась и начала шарить в траве под окном. Ей так хотелось найти... Окно рядом открылось. Это была Лариса Игоревна.

- Ты ничего не найдешь, девочка. - Тихо сказала мягкая женщина Осинке. - Он ходил здесь с граблями три часа. Знал, что ты будешь искать. Он уехал. Иди домой. И не обманывай маму.