Глава 12. О сапожнике и пылающем кольце

На него смотрела малоприятная женщина — по крайней мере, так казалось в расфокусированных зрачках. Улыбнувшись, та, прикоснувшись шершавыми пухлыми губами ко лбу ведьмака, удалилась в темноту, силуэт её судорожно растворился.
Ратибор тихо простонал, так, что мог услышать лишь ещё один ведьмак или существо, обладающее сверхострым слухом, и рывком дёрнулся вперёд, вставая.
Он не смог сдержаться от разрывающей грудь острой боли и ничком повалился набок, сваливаясь с возвышенности — подобия кровати.
Удар пришёлся на колени и лицевую часть. Грудь вновь пронзило остриё, деревянный пол полыхнул горячей рекой под телом ведьмака. Рана открылась, заливая тёмно-алой кровью полусгнившие брусья. Он закричал.
Буквально через минуту послышались медленные приближающиеся шаги, тихие, осторожные, не спешащие. Ведьмака, развернув на спину, подняли за руки и ноги на кровать. Он не услышал приближение второго человека, потеряв достаточно сил; органы чувств давали сбои.
Ратибор потерял сознание.

Прошло более суток, когда ведьмак поднял настойчиво слипающиеся веки.
— Изрядно тебя жизнь потрепала, — послышался мужской голос откуда-то из глубины лачуги. — Удивительно, как ты смог выжить.
Ведьмак уловил тяжёлый запах трав, что как раз и привёл в чувство ослабшее сознание мужчины. Он поморщился, замотал головой, стремясь скрыться от надоедливой приторной смеси из манука, шафрана и багульника, но запах лишь нарастал: источник приблизился к Ратибору, навис над лицом. Густая дымная гуща водопадом скатилась на лицо ведьмака.
— Где я? — простонал тот, отворачивая голову от смердящего объекта.
Он не видел, но знал, почувствовал, что источник усмехнулся.
— Бликрей, если тебе станет от этого легче.
Ратибор был в замешательстве: последнее, что отпечаталось в его памяти — посещение короля Ахтияра Бедивира II. Как он прошмыгивал меж рыночных толп, устремляясь к тому, чего он сам не ведал.
Ведьмак не мог понять, как, во-первых, и зачем, во-вторых, он прибыл в портовый город Бликрей. Он просто-напросто потерял те воспоминания, где хоть на долю секунды мелькала чародейка — забота Иммераля.
Губы незнакомца растянулись в неприятной улыбке, оголяя ряд полусгнивших зубов.
— Легче не стало, — ответил ведьмак, замахиваясь пятернёй на предполагаемое местонахождение лица. Объект дёрнулся назад, громко засмеялся и дунул травяным дымом на Ратибора.
— За помощь расплачиваются иначе, — пригрозил незнакомец, голос его был рядом, но в тот же момент где-то вдалеке, удаляющимся из лачуги.
Ведьмака схватили за шею, вдавливая острый кадык в горло.
Ратибор подтянул колени к груди и, понимая, что не способен дать отпор невиданному противнику, обмяк, громко вскрикнул, принимая удар на грудину. Широкая горячая рука давила на грудь мужчины, целью которого было не сколько уничтожить ведьмака, сколько привести в чувство, искоренить безумство головы.
Убийца чудовищ расслабился, вернул тело в первоначальное положение, выпрямив руки вдоль туловища.
— Так лучше, — незнакомец замахал рукой перед носом ведьмака, развеивая травяной дым, что-то яркое блеснуло в зрачках Ратибора — отражение огня, исходившее от деревянного подсвечника. — Травы на тебя действуют иначе, по сравнению с другими. Точнее вовсе не воздействуют. Да и с такой раной ты достаточно бодр для обычного человека.
На Ратибора смотрели маленькие крохотные вдавленные в череп глазки старика. Взгляд его заменял слова, он знал правду. Поэтому, не боясь ножа под ребро, мужчина ответил:
— Ведьмак.

Старик являлся местным сапожником, но и не срамился браться за работу хирурга без малейшего образования. От местного люда было не отбиться.
Ведьмак узнал, что его нашла дворовая детвора, шнуруясь по затхлым обезображенным помоями улицам Бликрея, затем, поместив на телегу, запряжённой парочкой тюремных рабочих, отправили в госпиталь. Сёстры отказались брать ответственность за полуживого чужеземца, увидев раздробленное нутро в разорванной грудной ране Ратибора.
Сапожника кликали Третьяком — третий и единственный сын в своём роде — в тот жаркий душный день он, как каждый великомученик, ломающий хребет перед Господом Богом, неторопливо, отмахиваясь от надоедливых слепней, слетевшихся на смрадные воды Бликрея, отправлялся на послеобеденный молибден.
Поклонившись перед чёрным возвышающимся собором, он уже хотело было ступить на обколотую ступень божественного здания, но тихий протяжный стон, еле заметным эхом отдающийся из-за спутавшихся полузелёных кустов, высаженных вокруг собора, остановил Третьяка.
— Тогда я понял, — сапожник насадил мелкого жучка на крючок, замахнулся в бок и закинул поплавок в мутную воду, — ты не человек. Раны, что я штопал две ночи, кровь, что лилась рекой, та боль, кою ты глушил тяжёлыми вздохами…
Старик взглянул за слепящее солнце, шмыгнул носом и сплюнул на тихую водную гладь.
— Я благодарен вам. — Ратибор кивнул головой в знак вежливости, смахнул ползущих муравьёв с почти развалившегося сапога. — Но зачем?
Третьяк улыбнулся.
— Я в какой-то степени придерживаюсь знаков свыше. На протяжении нескольких недель людям не требовалась помощь, не то, чтобы они жили мирно и спокойно, не калечась — они гибли, как мухи, умирая в сточных ямах, заражая раны, метаясь в горячке и облёвывая всё, что находилось в зоне их видимости. Народ будто забыл обо мне, а я — я не рвусь туда, где меня не ждут.
Ведьмак молчал. В голове его крутилось множество вопросов, но он просто-напросто не мог их воспроизвести: они были связаны с прошлым Ратибора, которое Иммераль извлёк из черепной коробки убийцы чудовищ, навсегда стёр воспоминания, касавшиеся хоть в какой-то мере чародейки.
Руку мужчины что-то кольнуло, стянуло жгучей болью. Это было кольцо, казалось, готовое расплавиться в любую секунду. Ратибор зашипел, подавляя крик, готовый вот-вот вырваться из груди, дёрнул кольцо. Не вышло. Украшение намертво впечаталось в сухой палец ведьмака.
Не в силах противостоять нарастающей разжигающей палец до бела боли, мужчина присел, а затем вовсе повалился на затоптанную жёлтую приозёрную траву, надоедливая мошкара тотчас облепила обессиленное тело.
Третьяк никак не реагировал, лишь перекинул поплавок подальше от поросшего осокой берега.
— Интересная побрякушка, — сказал он. — Честно признаться, я хотел стащить её с твоей руки, но, как видишь, не удалось.
Ратибор начинал скулить.
— Орнамент схож с эльфийским, ручная работа, — продолжил старик. — Единичный экземпляр.
Третьяк покосился на корчившегося от боли ведьмака, неторопливо подтянул поплавок к себе, намотал верёвку на палку, закрепил ржавый крючок, присел рядом с Ратибором, закинув удочку на плечо.
— Похоже, его надели на тебя насильно. Я прав?
Ведьмак невнятно промычал, после чего потерял сознание.

В тускло-жёлтом свете ссутулилось обнажённое существо, кожа его обуглилась и почернела, обтягивая деформированные, не свойственные человеку остроконечные кости, из лба стремились два изогнутых чёрных рога — ладони две, не меньше, — длинный прямой нос, еле заметные очертания глаз, точнее чёрные ямки, переходившие в опухшую кожу глазниц.
Неведанное дёрнулось к Ратибору, он — не мог шелохнуться.
Протянув руку, лишенную кисти, к ведьмаку, создание помотала головой, практически лежавшей на выпученной треугольникоподобной груди, расправило массивные перепончатые крылья. Руки существа представляли собой разделённые лучевую и локтевую кость, что придавало созданию ещё более жуткий вид.
Лица ведьмака коснулся холодный металл: неведанное, на обрубленной руке, держало цепочку, заканчивающаяся деревянным крестом. Существо ехидно загоготало, прыжком приблизилось к Ратибору, задевая того распахнутыми крылья.
Ведьмак попытался ударить чудовище, замахнулся, но рука прошла сквозь тело неведанного, покрываясь тонкой пеленой.
Существо оттолкнуло мужчину, налегло сверху, вжимаясь острыми когтями скривлённых пальцев ног. Ратибор не сопротивлялся, принимая неравный бой с бесовым созданием.
А затем появилась беловолосая девушка, притягивающая и в тот же момент отталкивающая своей необычайной внешностью. По заострённым ушам можно было сказать о принадлежности к эльфийской расе, но орлиный нос шёл в противоречие с древнейшим народом Мира.
Незнакомка задрала подбородок, откинула волосы на спину, хватаясь глубоким декольте, и, коснувшись щеки ведьмака пухлыми холодными губами, прошептала:
— Kundifamana, A’mael, — голос её убаюкивал, лаская не привыкшие к тишине уши ведьмака.
Ратибор помотал головой, указывая на то, что не понимает её. Незнакомка кивнула, поджала нижнюю губу, стремясь найти выход из сложившейся ситуации.
— None, — сказала она, мотая опущенной головой. — None.
— None, — повторил Ратибор, понимая лишь это единственное слово, означающее «Нельзя».
Слабая улыбка появилась на лице незнакомки, расплываясь с каждой секундой всё шире и шире.
Мужчина, сам себе дивясь, улыбнулся в ответ. Ратибор уже давно забыл, что значит испытывать человеческие эмоции, не свойственные ведьмакам, в процессе мутаций которых теряли способность к самовыражению внутреннего Я. Но чувства навсегда оставались в сердцах ведьмаков, не покидая зачахший омрачённый эликсирами и снадобьями мышечный орган.
Ратибор потянулся к девушке, сжал тонкое исхудавшее плечо, наложив сверху крепкую мужскую ладонь, надавил, притягивая незнакомку к себе.
— Кто ты? — еле слышно спросил ведьмак. Их губы были в дюйме друг от друга.
— Morelleth, — ответила она, распахивая манящие пухлые губы.
Ведьмак улыбнулся, ощущая, как приятное, казалось когда-то, тепло разливается внутри, разжигая непотушенный пожар.
— Это сон? — Если и так, Ратибор не желал просыпаться.
Девушка пожала узкими худыми плечами, не зная, что ответить. Зажмурившись, она указала на закрытые глаза, затем на себя и снова помотала головой.
— Я не должен тебя видеть?
Отрицание.
— Кто-то не должен знать о нашей встрече?
Одобрительный кивок.
— Почему?
— None, — ответила она, как и полагалось.
Ведьмак тяжело вздохнул, вдыхая слабый запах эльфийки: приторно-сладкий, но при этом не отталкивающий.
— Всему своё время, верно? — произнёс мужчина вслух, поднимая взгляд на незнакомку.
Кивок, довольная улыбка.
Очертания лица девушки начали расплываться, превращаясь в первоначальное уродское существо.
— Не исчезай! — прокричал Ратибор, хватаясь за мутно-серую дымку перед собственным лицом. — Morelleth!
Но девушки уже и след простыл.
Существо вплотную сидело к ведьмаку, обжигая горьким утробным дыханием открывшуюся рану на груди.