Несчастный случай

Наверное каждый задумывался о различиях нашей физической и, спрятанной глубоко - глубоко, в самых потаённых уголках подсознания, психологической боли. И наверное каждый приходил к выводу, что физическая боль способна доставлять нам в сотни раз больше дискомфорта нежели внутренние душевные переживания. Но может ли произойти обратное? Бывают ли такие ситуации когда наша внутренняя, скрытая от внешнего мира боль раздирает нас сильнее, чем переломы и порезы?

I

День плавно подходил концу. Начинало смеркаться. В огромных стеклянных зданиях отражались красные лучи уходящего солнца. Город шумел. Из бара на перекрёстке, смеясь, вышли двое. Мужчина средних лет в темных джинсах и не застегнутой серой ветровке, из которой торчал ворот голубой рубахи. За ним вышла девушка. Ее роскошные русые волосы, которые стекали по плечам кожаной коричневой куртки, мигом подхватил тёплый ветер. На первый взгляд казалось, что ей было лет двадцать восемь, но на самом деле ей было уже за тридцать. Синие джинсы выдавали ее прекрасную фигуру, а блеск карих глаз кричал о парочке выпитых коктейлей.

Этот вечер явно удался. Они смеялись как дети. Приметив замечательную погоду, у обоих в головах родилась идея не садиться в душное такси, а наоборот, прогуляться пару кварталов до дома, наслаждаясь красками изредка пожелтевших деревьев, шепчущих о неумолимо приближающейся осени.
- Может прогуляемся? - спросил мужчина, поглаживая свою ухоженную бородку.
- Я не против - скромно улыбаясь ответила девушка. 

Влюблённые отправились вдоль по улице, минуя один перекрёсток за другим. В этот вечер кавалер не сводил глаз со своей возлюбленной. На её развивающиеся волосы, ее лёгкость и внутренний свет, сияние янтарных, когда на них попадал свет, глаз. Пусть они были женаты почти четыре года, сегодня было так прекрасно, будто это их первая встреча. Гуляли, разговаривали, шутили и обоим хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался. Хотелось успеть сделать что-нибудь веселое и беззаботное, будто этот вечер больше никогда не повторится.

Пока они общались и неспешно приближались к дому на улице стемнело. До нужного им здания оставалось буквально перейти дорогу, но мужчина в серой куртке обратил внимание, как его спутница засмотрелась на цветочный киоск. Это был его шанс сделать вечер ещё более запоминающимся.
- «Я на секунду...» - бросив эти слова куда-то в воздух, он в эту же минуту уже стоял рядом с киоском и спрашивал ее любимые розовые пионы.
Когда, словно школьник, довольный покупкой он решил догнать свою спутницу, то увидел, как ее за руку уводит за угол какой-то амбал. Все, что случилось далее, запомнилось герою только обрывками. Но эти моменты навсегда врезались в его память. Падающий на землю букет, удар ножом в область живота, будто нарочно стоящая здесь стеклянная бутылка, удар кулаком и поздно приехавшая скорая помощь и патрульный автомобиль.

II

Позже во время допроса и суда эти картинки всплывали в моей голове снова и снова. Как же было тяжело принять тот факт, что эта трагедия случилась именно со мной. Допрос прошёл очень быстро, следователь то и дело задавал вопросы, вроде: вы нанесли несколько ударов, после чего погиб некий Александр, носивший кличку Штырь? Вы оказали сопротивление сотрудникам полиции во время задержания? В ответ доносилось только одно тихое: «Да...». Позже молчаливый адвокат, который взглянул на меня только один раз, когда вошёл в комнату, видимо согласный с ходом расследования и уверенный в своих силах доказать в суде невиновность находящегося под следствием человека, пожал руку следователю, подписал какие-то бумаги и удалился. Я так и не запомнил его имени.

Время перед судом тянулось крайне долго. Было страшно, будто какое-то предчувствие гложило изнутри. В голове у меня была только одна фраза, которая сопровождала всю череду этих сумасшедших событий: Господи, за что мне все это?
- Леонид Николаевич, вы согласны с обвинением? Леонид Николаевич - снова повторила судья.
- Да, ваша честь - придя в себя, ответил я.
- Обвинение просит избрать меру заключения в колонии общего режима сроком до пяти лет - продолжила она монотонным голосом.
- Да как же это? - вскрикнул я, соскочив с места.

Тут я понял, что адвокат вовсе не собирается мне помогать. Его молчание выглядело настолько нелепым, что он был похож на овцу, которая смотрит на поединок собаки с волком. При этом участь ее заранее предрешена, ведь она будет съедена, независимо от того, кто выйдет из этого сражения победителем. Я тут же решил спасать себя сам.
- Ваша честь, выходит, что человек, напавший на нас, если бы он был жив, получил бы такое же наказание? Да что у вас тут происходит? Прошу вас, будьте благоразумны. Вы же давали клятву - защищать права невиновных и искать справедливость! - твердил я, стоя за решеткой в зале суда.
- Подсудимый прекратите кричать, иначе объявлю неуважение к суду! - громко пригрозила женщина в чёрной мантии. Ее явно задели эти слова.
В это время зал начал гудеть.
- Вы же должны понимать, что все это произошло случайно! Что мне было делать в этой ситуации?! - негодуя продолжал я.
- Тихо! Тихо! - судья стучала молотком по столу, уже не сдерживая себя, и кричала так громко и устрашающе, что затих не только зал суда, а казалось и все здание.

Спустя время ее честь вынесла приговор:
- Суд принял решение признать Крестова Леонида Николаевича виновным в убийстве гражданина...  - с какими-то особым наслаждением она выговаривала каждую букву и продолжала ломать мою жизнь:
- На основании статьи 108 УК РФ назначить заключение в колонии общего режима сроком до пяти лет и восьми месяцев, с возможностью досрочного освобождения.

Когда она закончила выносить приговор, я был не в себе от данной несправедливости, мое лицо было белее молока, глаза будто наполнялись кровью. Я перестал сдерживать себя и закричал на весь зал:
- Идите вы к черту! Если вы сейчас же не измените решение, я покажу вам, что такое настоящий ужас, вы ещё своё получите! Захлебнётесь в собственном болоте...
- Немедленно, выведите заключённого из зала суда! - выкрикнула судья с покрасневшим от удивления лицом.

Но меня было не остановить, когда меня выводили в наручниках из зала суда, я был в бешенстве. Пройдя несколько длинных коридоров мне стало легче, тут один из охранников в чёрной балаклаве тихо произнёс:
- Ты будь поаккуратнее с такими словами в камере, а то до отбоя не доживёшь.
Только спустя время я понял, что это была не угроза, а хороший совет. Ведь в камере слушать меня никто не хотел, да и разговаривать было особо не с кем, зато возможность получить своё за лишнее сказанное слово висела над каждым, попавшим сюда, человеком.

III

Будучи измученным собственными мыслями, в камеру я входил словно дикий загнанный зверь, не зная чего ожидать от этих людей. Заключённые здесь были абсолютно разные, кто-то смирился и тихо отбывал свой срок не выделяясь и не привлекая лишнего внимания, кто-то гордо ходил и осматривал каждого человека, будто видел их впервые, и искал, что ещё можно с них урвать. Обычно таких людей останавливали более авторитетные заключённые, показывая свою власть.

Оказавшись здесь впервые, я поймал на себе несколько осуждающих взглядов. Было понятно, что некоторые уже наслышаны обо мне и о моей истории. Положив вещи на свободные нары я услышал, как сзади ко мне подошёл человек.
- С тобой люди поговорить хотят... - оборвал слегка сутулый, улыбчивый человек.

Все, попал - подумал я. «Господи, за что мне это все?!» - проговорил у себя в голове и пошёл с этим человеком. Вдали этой комнаты был импровизированный «круглый стол», за которым собрались несколько человек, двое сидели во главе, четверо находились рядом и были рады находиться именно здесь. Из них кто-то стоял облокотившись на двухэтажную кровать, а кто-то сидел на краю и пристально слушал, о чем говорят те двое.

Разговор начал невысокий коротко стриженый мужчина, позже я заметил, как он немного прихрамывал. За все время, что мне пришлось наблюдать за этим человеком, его угрюмое лицо ни разу не выдало даже малейшей эмоции.
- Говорят, что ты Штыря на тот свет отправил... - но тут его перебил сидящий рядом седовласый мужчина. Он был лет на десять старше невысокого, возможно поэтому и пользовался большим уважением со стороны сокамерников.
- Да подожди ты с этим. Как звать-то тебя? - неожиданно поинтересовался он.
- Леонид. Да все случайно произошло, не думал я никого убивать... - начал я оправдываться, но тут же вспомнил, что с этими людьми надо быть более уверенным, мужественным, не показывать свои слабые места, а главное, своё страх.
- Ты чего гонишь, фофан?! - продолжал угрюмый. Как ни странно, именно Угрюмым его звали в преступном мире. Похоже, что эта особенность была приобретена в результате какой-то травмы лицевого нерва или инсульта. Одно могу сказать точно, эти люди пережили очень многое, видели жизнь и смерть, поэтому их лица выглядели каменными, а головы начинали седеть слишком рано.
- Ладно... кончай базар, Угрюмый - с упреком сказал Седой и тут же продолжил, обращаясь ко мне:
Ты иди пока, занимай место - и тут же как бы невзначай спросил:
Как дальше жить думаешь?
Этот вопрос скорее был не о том, как я собираюсь побороть все это и жить, зная, что от моего удара погиб человек, вопрос был о том, собираюсь ли я примкнуть к преступному миру и встать на большую дорогу разбоя.
- Тихо жить и работать - ответил я и ушёл.

Ночью меня вместе с одеялом стащили с кровати и начали избивать несколько человек. Я сразу понял, что это было наказание за смерть их человека, но сделать ничего не мог.

IV

После неудачного приветствия, очнувшись в больнице утром я был удивлён, что они меня не убили. В это время рядом сидел сутулый врач. От него пахло табаком, а под глазами были мешки, сказывалось ночное дежурство.

- Лежи - лежи - приговаривал он, потом добавил:
Здорово они тебя - заметил врач, потом спросил:
- Блатные?
- Да - сухо ответил я. Немного погодя я решил спросить:
- Доктор, почему не убили?
- Трудно сказать прямо сейчас. Они своё дело хорошо знают, били аккуратно, а убивать у них не принято, но избили знатно. Видать серьезно ты им дорогу перешёл.
- Из-за меня погиб человек, которого они хорошо знали...
- Штырь... - перебил он.
- Знаю я это все, слышал. Ты и в суде вон какую штуку выкинул. Видимо решили приструнить тебя. Кому ты какое зло хотел показать? Себе только хуже сделал.
- Да ничего я не хотел показывать. Обида меня взяла. Хотел, чтобы они задумались, какую подлость совершают, ведь сами это болото создают. Все это случайно произошло... - говорил я, пытаясь, привстать.
- Лежи, не вставай - оборвал доктор.
- Он в тот день забрал у меня самого дорогого человека. О том, что он мою жену убил, никто почему-то слова не сказал, а за этого душегуба люди стеной стоят. Почему у нас все так происходит? - спросил я, сдерживаю слёзы и не ожидая ответа.
- Знаешь, за все время, что работаю в больнице, каждый раз, имея дело с такими случаями, я привык думать, что это не обходится без божьей помощи, значит это твой крест и тебе придётся его нести на себе. Обратись к вере и попроси прощения за все свои грехи. Тогда и жизнь твоя изменится в лучшую сторону и...
- Доктор, не надо мне именно сейчас говорить о боге. Я крещёный, но со мной все это сделали люди также верующие. Мне нет пути в эту камеру, в следующий раз все равно вернусь сюда, либо убьют, либо повешусь...
- Что ты? - не желая этого слушать, перебил меня собеседник.
- Я тебе так скажу, надо быть сильным. Гони эти мысли, не для того я тут над тобой сижу. Несправедливость - она везде есть, от нее не спрятаться, мы встречаем за жизнь много подлых людей, но она даётся нам всего один раз, поэтому и надо жить, это лучше...
- Валентин Григорьевич - шепнула только что вошедшая мед сестра
- Все, мне пора, а ты лечись и живи дальше - сказал он напоследок и ушёл, оставив после себя чувство незаконченного разговора.

Осмотревшись, я увидел несколько больничных коек, стоявших вдоль стены, все те же решётки на окнах и молодого паренька, который что-то рисовал. Провалявшись ещё пару часов, я наконец заснул, но через пол часа проснулся услышав сиплый голос. Какой-то подозрительный тип пытался приставать к молодому художнику. У него не было определенной цели, просто хотелось ради развлечения спровоцировать того, кто заведомо слабее. Паренёк, лежавший в это время на койке, старался ничего не отвечать, ведь за каждое, сказанное им слово, к нему цеплялся бледный, вечно кашляющий мужик, в растянутой майке.

Нельзя было просто отвернуться и не слушать обоих. Кое-как, держась одной рукой за живот, другой за спинку кровати, на которой висела моя рубаха с личным номером шестьсот тридцать девять. Я встал с жутко скрипящей койки, подошёл к парню и сказал:
- Тебе же четко сказали, отвали! - в этот момент меня скручивала дикая боль внутри живота.
- Ты чо, фуфел, тебе досталось мало или чо?! Ну-ка скройся! - злобно ответил заключённый своим мировом голосом.
- Сказал же тебе, отстань от пацана... - прервавшись на кашель продолжал я.
- Лады, позже с тобой поговорим, посмотрим, что Седой на это скажет - пригрозил мне человек в растянутой майке.

V

Вечером нас с молодым художником отвели обратно, в камеру. Добравшись до кровати картина повторилась. На этот раз ко мне подошёл человек, с которым у меня произошёл неприятный разговор в сан части.
- Ну что, пошли, сейчас тебе объяснят кто ты есть и где твоё место - пригласил он меня к «круглому столу».
Вновь стоя перед людьми, которые имеют право решать судьбу других, мне было не так страшно, как вчера. Пока мужик в растянутой майке сиплым голосом пытался жаловаться, я старался лучше рассмотреть Седого. Что его сподвигло, выбрать такую жизнь? Почему спустя года он продолжает этим заниматься? Эти вопросы крутились у меня в голове. Когда подошла очередь «старших» принимать решение, что делать со мной, Угрюмый сразу выкрикнул:
- Седой, я сразу сказал, мочить его надо... Ты смотри, что он творит! Он же наших не уважает, думает, что ему все с рук сойдёт. Чего смотришь? Да я тебя, паскуда, за Штыря на ремни порежу...
- Ну-ка хорош! - выкрикнул Седой, потом продолжил:
- Кончай этот базар. Мокрушником стать захотел? Он своё за Штыря уже получил. Тот сам виноват, на деле погорел и аба. А что за парня заступился, молодец, смелый, таких уважаю. Жора, свободен. - обратился он к тому самому заключённому в растянутой майке.
Немного потупив взгляд тот ушёл. С ним решил уйти и Угрюмый, ударив рукой по кровати и бормоча себе под нос что-то невнятное.

Помолчав, мой заступник вновь заговорил:
- Я смотрю, ты мужик честный, справедливый. Извини, что так встретили, но ты сам понимать должен, такие правила. Все таки ты одного из наших на высший суд отправил.
- Он мою жену ножом ударил - собрав в кулак силы, я терпел боль, от которой дрожали суставы, и с трудом сдерживал слёзы.
- Такая жизнь у нас нынче - будто оправдывая этот поступок говорил Седой, потом продолжил:
- Иди, отдыхай, тебе сейчас лежать надо, потом с работой определишься.
Ничего не ответив, я тихо ушёл.

Всю ночь в моей голове отрывками крутились воспоминания с того места. Каждое мое действие, я пытался понять одно: было ли в моих силах что-то изменить, сделать так, чтобы она осталась жива? Ничего я не мог сделать. Все произошло так, как оно произошло на самом деле. Немного погодя, картинка сменилась. Действие обезболивающего прекращалось, боль напирала при каждом вздохе, но меня это уже не особо беспокоило. Я был где-то далеко в своих мыслях и был рядом с ней. Каждый момент из нашей совместной жизни прокручивался заново, словно фильм. От нашего знакомства, до последнего дня, когда мы выпивали в баре, шутили и смеялись. Ее глаза, бархатный голос, я помню все, ведь был без ума от нее. И от этого мне становилось только хуже. Вскоре, незаметно для себя, я уснул.

На следующий день во время прогулки лысый худощавый, с больным видом человек, подкрался ко мне со спины и ударил чем-то острым. Лысый парень, которому не было и тридцати, но на первый взгляд казалось, что ему все сорок, успел когда-то в пух и в прах проиграться в карты Угрюмому, за что ему и выпало это задание - избавиться от меня. Чтобы отдать свой долг, ему пришлось пойти на такой отчаянный шаг. Шансов выжить в подобной ситуации у меня было крайне мало, организм был слаб и не успел до конца восстановиться. Я упал. Пролежал там около десяти минут, но мне тогда казалось, что это была целая вечность. На моих губах застыла одна фраза: «Господи, прости...» Лишь один человек, заметивший неладное вызвал охрану. Молодой художник, с которым довелось познакомиться в сан части. Моему, уже знакомому доктору оставалось только констатировать результат. Когда же об этом узнал Седой, перед тем, как опрокинуть в себя чёрную жидкость из металлической кружки, он сказал так:
- Жалко мне этого мужика, хороший он был, честный, сейчас это редкость...

И только спустя время судмедэкспертиза покажет, что у Штыря была врожденная патология стенок сосудов, которая усугублялась с годами. Такого человека легко мог убить даже обычный кашель и это заключение стало бы билетом на свободу для заключённого 0639, ведь его могли без особого труда оправдать. Вот только оправдывать уже было некого.