Картинка в окне

Небольшой деревянный дом, чудом сохранившийся среди бетонных многоэтажных коробок, смотрелся немного кукольно и сказочно, но в то же время органично с детскими площадками, украсившими в последнее время пустынные дворы. Этот дом молодые мамочки часто использовали в воспитательных целях, заселяя туда кто Бабу-ягу, кто Нафаню, кто Карабаса-Барабаса, и пугая, что этот персонаж заберет к себе дитя, если тот не будет слушаться.  Перед домом сохранился маленький палисадник, где летом росли золотые шары, ставшие редкими для города цветами. Цветы были высокие и закрывали окна, обрамленные синими резными наличниками. Никого не интересовал человек, живущий в этом доме, хотя окна многих квартир смотрели на него. Люди жили за плотными шторами своими мирками, безразличные к происходящему рядом.
Житель же этого дома, восьмидесятилетний Сергей Иванович, последние года три вынужденный передвигаться в инвалидном кресле, имел большую слабость наблюдать за проживающими в домах с огромным двором посередине. Жену он похоронил, сын давно уехал и жил своей семьей, а он наотрез отказался покидать родовое гнездо, изрядно повоевав с властями города, желающими снести и этот последний домишко спального района. Впоследствии поняли, что проще оставить как есть, чем бороться с инвалидом, мол, со временем само все решится. Раз в неделю Сергею Ивановичу соцработник приносил продукты и необходимые лекарства, купленные строго по списку. Больше его никто не беспокоил, и старик после завтрака занимал наблюдательный пункт у окна.
До обеда он наблюдал за малышами и их мамами, критиковал и тех, и других. Ругал матерей за то, что так нарядно одевают детей, а они ничего не берегут и пачкают в песочницах, за то, что некоторые нерадивые мамаши много курят или болтают по телефону, а в это время их дети падают со своих велосипедов, рвут одежду на горках. Когда мамы уводили детей, он успокаивался, выбрасывал из головы все, что видел и ехал на кухню готовить обед. Делал это неспешно, всячески тянул время до вечера, иногда включал телевизор и спорил с ведущими политических передач.
И вот наступал вечер, любимое время Сергея Ивановича. Он подъезжал к телескопу, старинному инструменту из дуба на деревянных же штативах, купленному по случаю у знакомого антиквара давно, когда еще ходил ногами. Собирался на старости лет поглядывать на звезды, но земное и мирское оказалось ближе и понятней. Прильнув к объективу, пробегал наспех по знакомым окнам, лишь иногда задерживаясь у не затворенных шторами, и направлял взор на любимое окно на третьем этаже. И ждал. Пауза порой затягивалась, но это время было временем его фантазии: в чем будет одета, закурит ли сигарету, подойдет ли парень…
Старик сам не заметил, как стал зависим от этого, но вот уже второй месяц жил ожиданием вечера, и погружался в действо за чужим окном, словно попадая в свою молодость.

— Красавица моя, ну, здравствуй! Какое на тебе шикарное платье сегодня! – старик настроил максимальное увеличение телескопа и теперь наслаждался картинкой в окне. А девушка будто специально поворачивалась то вправо, то влево, то потянувшись куда-то в сторону, а то наклонив голову набок и что-то внимательно рассматривая в окне, а то и став спиной, при этом был виден чудесный вырез, демонстрирующий ее стройность и гибкость. Она небрежно бросала фразы через плечо кому-то вглубь комнаты, порой пожимая плечами и манерно поправляя волосы. А иногда она курила, изящно держа тонкую сигарету и затягиваясь как бы нехотя, что старик, всячески ругающий курящих мамаш, этой женщине прощал и это! А вот появился парень, прильнув к ее спине. Его старик не любил рассматривать, и считал просто дополнением, фоном картинки в окне. Вскоре мужчина обнял женщину за плечи и увел от окна.
— Как мало я ее сегодня наблюдал, — подумал с сожалением старик и поехал в спальню.

Назавтра все повторялось, и следующим днем, и через неделю. Менялись только ее наряды, да и объятия стоящих в окне становились горячее. Старику это не нравилось, он ворчал что-то себе под нос, но продолжал смотреть. Но вот однажды мужчина в окне вдруг резко рванул на девушке платье, и она осталась абсолютно голой.  Старик вначале опешил, а потом засмущался, почувствовал, как кровь прилила к лицу и закололо в области сердца. Но картинка в окне быстро менялась, и он увидел, что между ними завязалась потасовка, что девушка чему-то сопротивляется, а потом пропала где-то внизу, а вместо нее появился парень, который взмахивал руками и хватался за голову. Старик отпрянул от телескопа и поехал на кухню за нитроглицерином. Когда вернулся, окно стало темным от задвинутых штор. Он понимал, что там, за окном, что-то произошло, но что? Уже было поздно, в окнах домов напротив гас свет, и старик отправился спать в полном смятении чувств.
— Все завтра будет ясно, — успокаивал он себя. Но наступило завтра, а ничего не прояснилось, более того, в её окне никто не появлялся, даже свет не загорался. Потянулись долгие дни тревоги. Старик даже как-то нарушил свое молчание и обратился к соцработнику: «Вы не знаете, в соседнем доме ничего не произошло?». Тот с удивлением посмотрел и ответил вопросом на вопрос: «А что должно было произойти?». Старик опустил глаза и поспешил закрыть за ним дверь.
Прошел почти месяц с того дня, как вдруг Сергей Иванович днем, когда равнодушно смотрел на резвящихся детей, заметил, что кто-то стоит у окна той квартиры. Он быстро приник к объективу телескопа — там стояла она! Старик заулыбался и почему-то помахал рукой. Девушка отпрянула от окна. У Сергея Ивановича поднялось настроение и совсем не хотелось ворчать.
Вечером старик услышал стук в дверь. Он настороженно подъехал к двери, спросив, кто там.
— Это я, соседка из окна напротив!
Сергей Иванович трясущимися руками отворил засовы – перед ним стояла она, живая, молодая, красивая! Он заулыбался, приглашая девушку. Она вошла, толкнув его кресло, и сразу с порога заговорила, чеканя каждое слово:
— Ну что, доволен, мерзкий старик! Зачем лез ко мне в окно со своим телескопом? Думал, за цветами не видно?
— Что случилось?               
Но девушка не дала ему сказать.
— Еще спрашиваешь, что случилось! Это ты виноват! Заметил небось, что нас давно не было?
— Заметил, я волновался…
— Раньше надо было волноваться! Ты знаешь, кто такие пранкеры? Да ты и слова такого не знаешь! Так вот, мы с моим парнем развлекались. Мы разыгрывали перед тобой спектакли, а ты слюни ронял, да?  Как ты нас разглядывал! Ждал, небось, горяченького.
—  Доченька, послушай!
—  Какая я тебе доченька, я тебе во внучки гожусь. Но мой парень заигрался, он захотел большего, он решил тебя шокировать…заняться сексом перед окном.
Девушка облокотилась о стену, потом медленно сползла по ней и села на корточки. Она стала говорить тихо и медленно, как бы вспоминая:
—  Я сопротивлялась, и тогда он стал меня бить головой об пол... Я потеряла сознание, а он вызвал полицию и скорую. Нас увезли в разные места. Я долго лежала в больнице, и последствия еще неизвестны.  А он в СИЗО, под следствием. Вся наша жизнь под откос из-за тебя, инвалида-маньяка.
— Я не маньяк.
 Девушка снова повысила голос:
—  Ты хуже, ты преступник, ты своим любопытным носом влез в нашу жизнь и испортил ее, а еще испортил моего парня, он был совсем другим…
—  Я даже не знаю, как тебя зовут.
—  А тебе это и знать не надо. Я твоя совесть, живи теперь с ней, сколько протянешь!
Она ушла, напоследок поддав ногой инвалидное кресло.


Старик слег, а вскоре его забрал сын, вывезя и некоторые вещи. А однажды приехал экскаватор, и дети с интересом наблюдали, как дом, которым их пугали, развалили и сровняли с землей, как будто его и не было.