Это, любимая Бэйли, Синклер

     Пан Мошка, редактор, внимательно посмотрел на ворвавшегося в редакцию Вулрича и, торопливо оборвав телефонную беседу с кузеном, тоже паном Мошкой, но уже редактором, просипел простуженным горлом :
     - Надыбал ?
     Корнел нагло уселся в кресло напротив и потянулся к сигарнице на столе пана Мошки, редактора. Тот, недоуменно вздев темную бровь, с явным неудовольствием наблюдал, как Вулрич привередливо потирает овальное тело здоровущей " доминиканки" пальцами, раскуривает, высокомерно покачивая ногой. Наконец, поняв, что играть на нервах чревато, Вулрич выдохнул вместе с сизоватым клубом дыма :
     - Собрание Синдиката, сегодня, в десять. Семнадцатый этаж  " Хилтон - Астория ".
     Пан Мошка, редактор, довольно потер ладони, что - то невнятно регоча. Вызвал фотографа, рыжего ирландца, вечно поддатого и сумрачного. Выдал три доллара на подкуп вышколенного персонала отеля и позвонил метранпажу, приказав оставить первую полосу незанятой, выбросив к такой - то матери жареный материал об очередном допинг - скандале, сотрясшем королевскую семью Эдуарда Британского. Вулрич и фотограф убыли. Бля.
     - Я тебя, курву, вниз башкой спущу ! Давай привяжем его канатом за ногу, - орал уставший от внушения ночной портье  " Хилтон - Астория ", толкая пьянущего фотографа в спину локтем, - или в малярную люльку забросим.
     - Люлька - мысль, - обрадовался Вулрич, второй час на крыше отеля споря о методах познания с полукоматозным алкоголиком - ирландцем и этим вот уродом, более схожим со скрывающимся от собак Визенталя нацистом, нежели с обычным для буржуазного сознания портье.
     - Мысль, - подтвердила Шарлотта Ремплинг, свешиваясь с крыши и тщательно осматривая притихшую улицу. К отелю, мягко фырча роллсовским движком, подкатил чорный лимузин. - Мейер, - прошептала Шарлотта, отпрянув к будке лифтера. - Давайте уже, - прошипела она.
     Корнел залез в малярную люльку, а фотограф, Ремплинг и портье, натужно кряхтя, принялись осторожно опускать ее до уровня семнадцатого этажа, хотя, и портье знал это, " Хилтон - Астория " насчитывал всего лишь пятнадцать, но с щедрым клиентом, разбрасывающимся новенькими никелями и даймами, особо не поспоришь. Мир наживы и чистогана, там, Богиня, хочешь, не хочешь, а башляющему проявляют уважение хотя бы из уважения, ну, да не мне Тебе рассказывать, сама знаешь, ты же выросла при этой потогонной системе эксплуатации человека человеком, коала же, будучи древним, семнадцать лет прожил при развитом социализме, а это разница. Примерно, как между Дитушкой и поганой блондой Марго Робби.
     - Какого хера ! - выругался Вулрич, болтаясь в люльке под порывами ночного бриза с Залива. - Тут сразу пятнадцатый !
     - Шишнацатый, - заспорила с ним азартная Шарлотта, свешиваясь с крыши, - ре - дё - шоссе забыл, мудак.
     - Пятнадцатый, - кричал Корнел, цепляясь за канат обеими руками, - у них тринадцатого нету, с ре - дё - шоссе ровно пятнадцать выходит.
     Вот так моя любимая, Бэйли, чудо грудастое ногастое херастое, и выяснилось эмпирически, что Корнел Вулрич - ни хера не Жан - Мишель Шарлье и, тем более, не Жан Марсилли. Ты меня чти и будет Тебе счастье с хорошим настроением. Навсегда.