У грани привычного

                1

                15.01.2016
                Глава РАН назвал возможные причины
                внесезонной массовой миграции животных в
                Сибири

                «Окончательно причины массовой зимней
                миграции животных на севере Бурятии
                станут известны после завершения работы
                направленной на место комиссии», – заявил
                президент Российской академии наук. В
                качестве факторов, вызвавших пробуждение
                от зимней спячки множества медведей,
                барсуков и енотов, рассматриваются
                глобальное потепление и экологическая
                катастрофа.

– Уважаемые пассажиры, наш самолет приступил к снижению. Через пятнадцать минут мы совершим посадку в аэропорту Таксимо. Температура воздуха на месте прибытия – минус тридцать семь, погода ясная. Просьба занять свои места и пристегнуть ремни.

Едва слышимое из-за рева двигателей объявление вывело Александра Кривенкова из состояния задумчивости. Он в очередной раз постарался поудобнее умостить все равно не помещающиеся в пространстве между сидениями ноги и, наклонившись к сидевшей слева от него тетке, удивленно спросил:
– Сколько-сколько там температура?!
– Тридцать семь, – прокричала та в ответ и принялась бороться с привязным ремнем.
– Вот это мороз!
– Мороз как мороз. Чего вы хотите? Крещение же на носу.

Александр невольно поежился, прикидывая шансы своей верхней одежды уберечь его от переохлаждения. Судя по всему, они были невелики.

Так и оказалось. Республика Бурятия с иезуитским гостеприимством встретила Александра зарядом колючей изморози, который приветственный порыв ледяного ветра швырнул ему прямо в лицо.
 – Вот блин! – выругался он с досадой. – Куда же меня занесло?
– Молодой человек, – обратился к нему выходящий следом дедушка, – если вы еще не поняли, то я объясню. Представьте себе нашу планету. Всю целиком. Как на картинке из космоса. Представили?
Александр кивнул.
– А теперь поймите, что у Земли, как и у всего остального, есть, извините меня, попа. Согласны? Так вот вы прибыли в самый ее центр. Поздравляю.
Кривенков невесело усмехнулся. Собственно, подозревать нечто подобное он начал еще в самолете, рассматривая в иллюминатор бескрайние, покрытые лесом и снегом склоны гор, простиравшиеся во все стороны, насколько хватало глаз. А окончательно понял сейчас, когда увидел обшарпанное, невзрачное, крохотное здание аэропорта, добираться до которого, кстати, предстояло пешком, так как автобуса в пределах видимости не наблюдалось. Взгромоздив на плечо объемистый рюкзак, Александр обреченно поплелся вслед за остальными пассажирами.
Добравшись до места, Кривенков незамедлительно пристал с расспросами к одному из встречающих:
– Скажите, уважаемый, как мне добраться до поселка Муя? На такси можно? Ближайший поезд только ночью, а я тороплюсь.
Мужик безразлично осмотрел любопытного путешественника и неохотно ответил:
– Туда такси не поедет. Можешь, конечно, поспрашивать, – глядишь, кому и по пути. Но лучше дождись поезда.
– Ждать пятнадцать часов? – возмутился Александр. – Но ведь тут меньше ста километров!
Собеседник еще раз осмотрел его:
– Ты, наверное, привык, что у вас в городах дороги асфальтированные, а здесь у нас порою можно и полста верст сутки ехать.
Плечи Кривенкова опустились. Он горько вздохнул и, растирая успевшие замерзнуть руки, направился к выходу.
– Эй, дружище! – окликнул кто-то.
Александр невольно оглянулся. Как оказалось, сидевший у стены на каком-то ящике раскрасневшийся парень обращался именно к нему.
– Я еду в Мую. Могу подбросить.
– Правда?
– Да легко! Только помоги мне вещи в машину перегрузить.
– Без проблем! – охотно согласился Александр и зябко поежился.
Вскоре ему стало жарко, а на мороз он и вовсе перестал обращать внимание. А все потому, что кроме упомянутого ящика вещами парня оказались еще с десяток небольших, но на удивление увесистых коробок. Они вдвоем перетаскали все это добро из самолета и загрузили под полог в кузов тарахтевшего неподалеку уазика «Фермер» защитного цвета.
– Ну вот видишь, грузили-то они там наверняка целой толпой, а встречать одного меня отправили. Спасибо, что помог. Ну что? Поехали?
– Поехали.
Через несколько километров пути Кривенков понял, что; имел в виду мужик, советовавший ему отправиться поездом. Назвать дорогой покрытую укатанным снегом просеку, по которой они ехали, можно было только с большой натяжкой. И без того узкая, она была зажата между снежными валами, нагребаемыми при расчистке. Складывалось впечатление, что ее ширины не хватит для того, чтобы разъехаться с любой встречной машиной. Кроме того, при любом подъеме и спуске дорога начинала неистово петлять, превращаясь в самый настоящий серпантин. Но хуже всего было то, что расслабленно сидевший за рулем парень определенно считал себя прирожденным гонщиком, а уазик – раллийным болидом. Он не переставая вдавливал газ в пол, начисто забыв о педали тормоза.
– Я так понимаю, ты в этих краях в первый раз?
– Так сильно заметно? – не отрывая от дороги напряженного взгляда, спросил Александр.
– Еще бы! Вон как в ручку вцепился. Не переживай, дружище, тут просто по-другому ездить нельзя, иначе в подъем не зайдешь. Да и я эту дорогу как свои пять пальцев знаю. Лучше расскажи, каким ветром сюда занесло?
– Вот уж действительно – занесло, – вздохнув, отозвался путешественник. – Я здесь в командировке. Возле этой самой Муи охотники заметили медведей-шатунов.
– Эка невидаль. Видать, лето голодное было, жиру не нагуляли, вот и проснулись среди зимы.
– Не поверишь! У меня тоже такое мнение. Но у начальства… У начальства другое мнение. Отправили меня разбираться на месте.
– Так ты ученый, что ли? Ботаник?
– Биолог. Занимаюсь исследованием сезонной спячки млекопитающих, – спокойно поправил Александр. – Вообще, изначально со мной должны были ехать еще несколько коллег, но… – он развел руками, – как видишь, добрался только я один.
– А остальные, стало быть, опаздывают?
– Нет. Они оказались умнее. Они смогли убедить своих руководителей в том, что и без командировки все ясно.
– А ты не смог? – без всякой издевки осведомился парень.
– Моего директора профессора Рудольфовича высокой патетикой не проймешь. Есть, говорит, сигнал – нужно реагировать. И вот я тут.
– От кого сигнал? – весело рассмеялся парень. – От охотников, что ли? Уж они-то к шатунам должны быть привычные.
– Репортаж на эту тему вышел… – бросив на водителя взгляд и увидев на его лице выражение искреннего любопытства, Александр ни с того ни с сего начал высказывать накопленное за нелегкую дорогу недовольство. – Нет, я понимаю необходимость нахождения в тайге охотников-промысловиков: добывать зверя все-таки удобнее там, где он водится. Но, скажи мне, какого хрена понадобилось журналистам в безлюдном лесу? Они сняли репортаж, выдали его в эфир, теперь, наверное, сидят в тепле, а ты, Саша, езжай во всем разберись! Черт-те знает куда! В самый мороз!
Спокойно посматривающий на дорогу парень ответил не сразу.
– Дела… Что я тебе могу сказать? Крепись, дружище. Все равно ты ничего найти не сможешь. Потусуешься недельку в гостинице, а как страсти поутихнут, назад вернешься. Начальству же виднее.
– Ага, – согласился биолог и больше уже для себя добавил: – Только нам, простым смертным, понять их правоту бывает сложно.
Дальнейший путь проходил преимущественно в молчании. Александр рассматривал виды заснеженной угрюмой тайги, проплешины поросших чахлыми деревцами болот, силуэты невысоких гор, которые водитель именовал сопками, и не мог отделаться от ощущения, что местность эта непригодна для обитания не только человека, но и любой другой живности.
В конце концов, повстречав по дороге только один грузовик и на удивление успешно с ним разъехавшись, они прибыли в поселок городского типа Муя. Правда, от городского типа здесь были только двухэтажные здания, к одному из которых и подкатил уазик.
– Вот гостиница. Если пойти прямо, найдешь кафе. Там можно пообедать. Ну а мне еще до участка пилить.
– Какого участка? – автоматически спросил Александр.
– Да мы тут неподалеку дыру в земле копаем, – также автоматически ответил парень и, со скрипом затормозив, попрощался: – Ну ладно. Удачи тебе, наука! И еще раз спасибо!
– Это тебе спасибо!
Проводив взглядом удалявшуюся машину, биолог поправил рюкзак и вошел в гостиницу. На то, чтобы снять номер и оставить там свои вещи, времени много не потребовалось.
– Подскажите, а есть у вас тут охотничий магазин? – вновь вернувшись в холл, осведомился он у девушки, сидевшей за стойкой.
Та, с недоумением осмотрев явно не подходящую для охоты одежду гостя, все же рассказала, как найти искомое. Александр, поплотнее застегнувшись, вышел на улицу и скорым шагом направился в указанном направлении.
Кроме продавца в тесном магазинчике приценивались к патронам двое мужиков.
– Добрый день. Уважаемый, можно у вас проконсультироваться? – не дожидаясь своей очереди, заговорил с продавцом биолог.
– Здравствуйте. Помогу, чем смогу.
– Я просто не знаю, куда мне еще обратиться… Скажите, вы ничего не знаете про медведей-шатунов, которые здесь у вас объявились с неделю назад?
– Как же не знаю!? У меня после того случая все пули и патроны для нарезного пораскупили.
– Правда? Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
Мужики, стоявшие у другого прилавка, начали прислушиваться. Но Александр этого не увидел, так как смотрел только на продавца.
– Мне-то рассказывать особо нечего. Да, встретили пару медведей. Они куда-то бежали. Еще бежали лоси, косули, волки. Кто-то мне даже рассказывал, что видел ежей. Но это, сами понимаете, наверное, привиделось.
– Не привиделось! – внезапно вступил в разговор один из покупателей. – Я сам ежей видел. И енота!
Биолог уставился на мужиков.
– Точно-точно, – поддержал второй. – Я даже одного ежа домой принес. Жалко ведь, замерзнет. Думал, детям на потеху, а он забился за холодильник и уснул.
– А медведей вы своими глазами видели?
Мужики, оказавшиеся, как нетрудно было догадаться, охотниками, медведей сами не видели, но авторитетно подтвердили их наличие.
– Тогда вообще что-то странное творилось, – поддерживая начатый разговор, поведал первый охотник. – Мне вообще попалась целая толпа. Лосиха с теленком, две козочки, а вместе с ними неслись волки. Сначала я подумал, что стая охотится, но не тут-то было! Бежали все вместе, волки и не думали нападать. Я аж от удивления ни разу не выстрелил.
– А мне попадались бурундуки. Хотя зима. Белка вся ушла, куницы нет.
– И куда все они бежали? – заинтересованно спросил Александр.
– Да кто куда. Но все от чертового прижима.
– Нет! От перевала! – заспорил второй охотник.
– А не все ли равно? Они же рядом.
– Уважаемые, вы можете показать это место на карте?
– Конечно!
Биолог развернул на прилавке привезенную с собой карту и, следуя указаниям, нанес на нее места встреч и направления движения животных. Кое-какую информацию добавил продавец, которому другие покупатели тоже рассказывали о странностях.
– Птицы! – спохватился первый охотник.
– Какие птицы? – разглядывая получающуюся картинку, без интереса спросил биолог.
– Все, которые в тайге водятся. Я сам видел, как они сбились в огромную стаю и кружили вот здесь. – Он ткнул в карту в месте, от которого расходились все нанесенные маршруты. – Летали и не садились. Даже глухари, которые надолго в воздух не поднимаются. А потом сорвались и разлетелись в разные стороны.
Александр задумался над новыми сведениями. Охотники, купив-таки патроны, удалились.
К тому времени, как биолог спустя некоторое время вышел из магазина, его карта пополнилась дополнительными пометами, а голова – догадками. Среди прочего он выяснил, что примерно в том месте, откуда сбежали звери и птицы, с позапрошлой осени расположена база строителей.
– А что они строят? – поинтересовался он у продавца перед тем, как попрощаться.
– Роют что-то. Я толком и не знаю.
В состоянии серьезной задумчивости Александр вернулся в свой номер, но, не пробыв там и часа, стремительно вышел с зажатой под мышкой картой. А направился он в местное отделение полиции. Там, убедив сержанта, дежурившего на проходной, в необходимости срочного разговора с кем-то из руководства, биолог был допущен в кабинет начальника.
На стуле за своим столом мирно посапывал пожилой капитан.
– Александр Кривенков, – представился биолог.
– Иван Никанорович, – отрекомендовался в ответ капитан и, зевая, осведомился: – Чем обязан?
– Я здесь в командировке от санкт-петербургского Зоологического института РАН. Мне нужно выяснить причины внесезонной миграции животных.
– О! И вы туда же… – устало покачав головой, выдал полицейский. – Ну, давайте излагайте дальше.
Что Александр и выполнил.
– Мне удалось выяснить, что тринадцатого и четырнадцатого января неподалеку отсюда животные массово покидали некую область. – Он с трудом развернул свою карту. – Вот эту. Примечательно, что были замечены те животные, которые зимой впадают в спячку.
– Господи! – взмолился капитан. – Ну откуда вы все взялись на мою голову?
Александр с непониманием в глазах прервался.
– Сначала журналисты что-то разнюхать пытались. Теперь вот вас черт принес. Ну мало ли чего могли эти твари испугаться? Чего вы от меня-то хотите?
Биолог резко выпрямился:
– Иван Никанорович! Млекопитающее, погрузившееся в гибернационный сон, не может испугаться. Уж поверьте мне! Что-то их разбудило. А вы не хотите мне помочь!
– Чем тебе помочь, мил человек? Медведя поймать, зажать лапы в тиски и выбить из него чистосердечное признание?!
Не обращая внимания на явное издевательство, Александр упрямо продолжил.
– Вы знаете, что именно в том месте ведется какое-то строительство? И притом подземное! – поднял он для важности палец вверх. – Наверняка там строят что-то секретное и опасное.
Ничуть не воодушевившись приведенными фактами, полицейский снова устало спросил:
– С чего вы это взяли?
– Ну а что еще можно строить в такой дыре вдалеке от людей? И зачем это «что-то» закапывать под землю? – и вдруг вспомнив молчаливого парня-попутчика, его странный багаж в простых коричневых картонных коробках и защитный цвет уазика, биолог выдал созревшее в его голове заключение: – Точно! Там военный объект и проводятся тайные опыты!
Полицейский схватился за голову.
– Неужели в психушке день открытых дверей? – спросил он у самого себя. – Нужно с этим кончать, иначе вы меня в могилу загоните. А мне два месяца до пенсии…
Вытащив из кармана телефон и набрав номер, Иван Никанорович стал ждать ответа.
– Вить, привет! Ко мне тут один псих пришел, говорит, ученый, утверждает, что ты секретную военную базу строишь… Да-да, именно так… Чё ржешь, как Буцефал Македонского?.. А мне вот уже не до смеха… Что говоришь? Экскурсию готов организовать? Так организуй, чтобы он от меня отстал… Когда?.. Можно прям сегодня?.. С базы выезжает?.. Хорошо, сейчас я его туда отправлю.
Положив телефон, полицейский откинулся на своем стуле.
– Значит, так. По опыту знаю, что никаким словам такой, как ты, не поверит. Так что, голубчик, съезди и посмотри все своими глазами. Я сейчас разговаривал с начальником участка. Через полчаса на стройку выходит машина с блоками. Начальник по дружбе отправит тебя туда. Посмотришь все сам, – и, сложив ладони рупором, закричал: – Сержант!
Когда голова сержанта просунулась в кабинет, капитан дал ему необходимые указания:
– Сейчас отвезешь этого профессора на базу тоннельного отряда, найдешь машину, которая на участок едет, и усадишь его туда. Понял?
Сержант все понял с первого раза и, заехав по дороге в гостиницу за вещами, усадил биолога в кабину длинномера, который вез к месту строительства железнодорожного тоннеля блоки обделки.
К моменту прибытия на место суетный день подходил к концу. Измученного биолога в поселке строителей встретила предупрежденная комендантша и поселила в комнату участкового медика Бориса Ивлева.
Утром следующего дня Александру наглядно объяснили, что строят здесь всего-навсего железнодорожный тоннель, который призван сократить длину имеющегося сейчас участка железной дороги на добрую сотню километров. Любезность строителей на этом не закончилась. Получив от них в помощь двоих рабочих, между вахтами промышлявших охотой, и более подходящую одежду, Александр приступил к изучению окрестностей. Найденные в течение следующих трех дней несколько покинутых нор и пустующая берлога причин бегства живности не прояснили, а вот множество обнаруженных следов, расходящихся из одного места, позволили достаточно точно определить эпицентр аномалии. Им оказалась ничем не примечательная, заваленная снегом поляна. Уже исходив ее вдоль и поперек, раскопав в нескольких местах снег до самой мерзлой земли и не обнаружив ровным счетом ничего, один из рабочих спохватился:
– А может, здесь фонит!?
Все переглянулись и поспешили покинуть поляну.
Искать чего-то большего без соответствующих приборов, по мнению Александра, не имело смысла, поэтому, нанеся на карту примерное местонахождение поляны, он отказался от дальнейших похождений.
Чувствуя свою миссию выполненной, биолог намеревался в тот же день покинуть оказавшихся весьма гостеприимными строителей. Он отзвонился своему руководителю, доложил о проделанной работе и даже легче, чем рассчитывал, получил разрешение вернуться, – видимо, ажиотаж вокруг новости, как и все остальное в нашем мире, долго не продержался. Однако на прижим дороги между Муей и стройкой излилась наледь, которая временно остановила движение, и биологу ничего не оставалось делать, как задержаться у строителей еще.
Вечером того же последнего дня безрезультатных поисков живое опасение за свое мужское здоровье, появившееся после реакции медика на рассказ о найденной таинственной полянке, заставило соседей прибегнуть к народной профилактике возможной лучевой болезни. Профилактика эта заключалась в обильном приеме внутрь спиртосодержащих жидкостей и по причине незнания полученной дозы продлилась до утра. Продолжаться она могла бы и дольше, если бы не заместитель начальника участка, возмущенный отсутствием медика на рабочем месте. Он самым решительным образом прервал проведение лечебных процедур и учинил жестокий разнос, моментально протрезвивший обоих провинившихся. Очевидно, и в народной медицине существуют побочные эффекты.


2
– Пролёта никто не видел? – ворвавшись в клубах пара в баню, прямо с порога осведомился пронырливый проходчик лет сорока пяти Виктор Ходченко.
– Дверь закрой! Дует же с продола! – возмутился смывающий пену с огненно-рыжей шевелюры Олежа Заболотный. Он зябко передернул татуированными плечами. – Мороз трещит, а он тут булками трясет.
Витёк стремительно выскочил в предбанник и захлопнул за собой дверь, но через минуту появился снова, только уже раздетый. Он подошел к лейке, включил воду и вновь пристал с расспросами:
– Так чё? Видал Колька;?
– Не. Не было твоего подельничка.
– Да как же так-то? Нигде найти его не могу, – посетовал Витёк, торопливо намыливаясь.
– Там Степаныч парится, – указал Олежа в сторону парной и ухмыльнулся фиксатым зубом. – С ним перетри.
– Ага.
Наскоро смыв с себя въевшуюся за день тоннельную грязь, проходчик поспешил воспользоваться данным советом.
– Степаныч, здорово! – обратился он к механику участка, сосредоточенно стегавшему себя веником.
– Видались уже, – разделяя слова, отозвался Степаныч.
Кроме него в парной на верхнем полке; сидел толстый и красный как рак миксерист Лёха. Завидев проходчика, он расплылся в блаженной улыбке:
– Привет, Витюша. А чё один? Где друга своего потерял?
– Сам его ищу. Здесь не было?
– Нет. Утром его видел.
– Утром и я его видел, – удрученно махнул рукой Витёк и, плеснув на раскаленные камни воды из мятого алюминиевого ковшика, полез на полок. – И на обеде видел. А потом пропал.
– Ого! И как это ты полдня без него? – делано трагически осведомился Степаныч.
Не заметив подвоха, Витёк набрал в легкие жаркого воздуха и стал рассказывать:
– Я с обеда остался пики получать, а они все в штольню ушли.
– Поди, долго получал? – едва скрывая издевку, вставил механик.
– Ну так… Чайку с Митричем попил и пошел. Но дойти успел только до портала. Там меня зам сцапал. Виктор Петрович, говорит, судьба всего участка в твоих мозолистых руках. Окажи, мол, неоценимую помощь, помоги в починке режущего инструмента…
Степаныч и Лёха не смогли сдержать смеха.
– Ай да Витёк! Константиныч – тертый калач, с ходу тебя раскусил. Хрен бы ты до забоя дошел… Ну-ну, давай дальше. Спас участок?
– А как же! – подбоченясь, прогнусавил проходчик. – Ценой неимоверных усилий восстановил целых две шарошки на нашу Клавдию.
– Герой!
– Это что еще за Клавдия? Лаборантша, что ли, новая? – услышав женское имя, насторожился Лёха. – Красивая?
– Лаборантша… Эх ты, Лёха, Лёха. Бабник ты. Клавдия – это щит наш, которым мы тоннель идем.
Миксерист ненадолго задумался.
– Погоди-погоди! Получается, что эта махина, которая скалу грызет, – Клавдия?! Да вы надо мной издеваетесь!
– Ни разу, – невозмутимо отозвался механик. – Все тоннелепроходческие щиты называют женскими именами.
– Да ладно! – все еще не веря, изумился Лёха. – Прям все-все? И за бугром тоже?
– Везде так. Первыми стали называть, по-моему, канадцы. А уже от них и остальные понабрались.
– Прикольно, – проговорил Лёха, а потом, подумав, хихикнул: – А почему нашу машину назвали Клавой?
Степаныч пожал плечами. Вместо него в объяснения охотно пустился Витёк.
– Это наш директор так ее окрестил, – и с гордостью добавил: – Я даже знаю, в честь кого.
– Ну и?
– В честь своей секретарши.
– Не гони!
– Вот те крест! Когда только щит этот получали, была у него секретарша… Потом, правда, директора с ней его же жинка на даче застукала. И не стало у нас больше секретарши Клавы…
– «Санта-Барбара», блин!
– О! У нас, Алешенька, в тоннельном отряде и не такое бывало. Помню вот…
– Сдается мне, что ты заврался, – прервал готовую уже было начаться следующую историю механик.
Витёк возмутился:
– С чего это?!
– А с того, что не позволила бы жена назвать щит в честь любовницы. Или ты скажешь, что она таких вещей не знает?
– Знать-то, конечно, знает, – ничуть не смутившись, парировал проходчик с хитрым прищуром, – да только думает, что машина носит ее имя. Ее ведь тоже Клавой звать.
В парной вновь раздался взрыв хохота.
– Беспроигрышная тактика – подбирать себе любовницу с таким же именем, как у жены! – вдоволь просмеявшись, восхитился Лёха. – Хрен же перепутаешь!
– Вот умеешь же ты, Витёк, байки травить! Ведь и придраться не к чему.
– Точно-точно. Как вот тебя сейчас проверить?
– А что меня проверять!? – возмутился Витёк. – Я же всегда только чистейшую правду!

Колька; в комнате не оказалось. Ни мирно похрапывающего, ни бодрствующего – вообще никакого. Витёк, поразмыслив, развесил полотенце сушиться и отправился на поиски. Обойдя все возможные места пребывания друга и нигде его не обнаружив, проходчик заявился туда, где, по его мнению, можно было разжиться достоверной информацией, – к горному диспетчеру.
Диспетчер явно был чем-то серьезно озадачен. Он даже не обратил внимания на вошедшего и продолжил напряженно слушать гудки вызова в телефонной трубке. Молчание длилось достаточно долго, а потом он, так и не сказав ни слова, брякнул ее об аппарат. И только после этого заметил топтавшегося в нерешительности у двери Витька, а заметив, изменился в лице. Близорукие глаза на миг осветились надеждой, но, наткнувшись на потерянно-вопросительный вид посетителя, сразу же погасли.
– Как я понимаю, ты тоже не знаешь, где носит мастера и все ваше звено, – констатировал он, даже не попытавшись придать сказанному вопросительного тона.
Витёк пожал плечами и уселся на скамейку, стоявшую возле входной двери.
– Палыч, а что, и мастера нет? И остальных тоже?
– Нету. Отчет за первую смену не с кого спросить, а у меня доклад... – начал было жаловаться он.
– Ну, ты эту свою шарманку брось, – прервал собравшегося уж было излить все свои неурядицы диспетчера Витёк. – Искать же нужно, а не об отчетах переживать.
– Ищут, – вздохнул Палыч. – Отправил уже ночника на вашу сбойку.
Словно услышав слова диспетчера, ожила рация.
– Палыч, из дневников никого в сбойке нету, – кричал сквозь шипение эфира натужный голос ночного мастера. – Забой обурен, но не заряжен. Порода вся убрана. Никого нет.
– Да мы его еще до обеда обурили, – вставил Витёк неожиданно хрипло.
– А по штольне смотрел? – замахав на Витька рукой, прокричал в рацию диспетчер. – Или, может, они где на портале засели?
– Я, по-твоему, слепой?! – раздался ответ. – Нет их нигде. И вещей тоже нет. Наверняка пьют в какой-нибудь комнате в общаге. Так что ищите у себя, а мне работать нужно.
И рация смолкла.
– Палыч, я тут уже все обыскал. Дай мне машину. Сам на портал поеду.

Спустя полчаса, едва уместившись на единственном пассажирском сидении МАЗа-самосвала, одного из числа тех, что тоннельный отряд в свое время выкупил с армейских складов длительного хранения, Витёк вместе с не усидевшим на месте диспетчером трясся по направлению к припортальной площадке.
– Дружище, – обратился проходчик к флегматичному водителю, – а из ваших сегодня никто не пропадал?
– Так а пропадать-то некуда, – с видимой неохотой ответил водитель, пытаясь совладать с непослушной ручкой переключения передач. – Шатуны вон, говорят, ходят. Кому при таком раскладе захочется жизнью рисковать?
– А машины-то все на месте?
– Не понял.
– Ну, в смысле – или в поселке, или на портале.
– Да я ж откуда знаю? – явно недовольный учиненным Витьком допросом, пожал плечами водитель. – Вроде все тут. Ну, кроме уазика начальника: тот застрял за наледью.
Расспрашивать дальше скупого на слова водителя Витёк не решился, и оставшийся путь они проделали под рев двигателя да завывание мостов видавшего виды самосвала.
Ночного мастера штольни, с которым по рации разговаривал Палыч, в нарядной не было, – видимо, действительно пошел работать. Был там только мастер из тоннеля. Румяный и круглолицый, он, отвесив губу, старательно переписывал какие-то данные из потрепанного блокнота в один из стопкой сваленных перед ним журналов. Его намокшая от повалившего накануне снега куртка па;рила, будучи развешана на батарее отопления.
– Викторыч, ты, часом, не видал дневного мастера из штольни сегодня вечером?
– Спрашивали уже, – не отрываясь от писанины, проговорил Дима. – Никого не видел.
– А может такое быть, чтобы они у тебя на щите загасились?
– Не было их там. И сам смотрел, и звонил, спрашивал недавно.
Закончив запись, он поднял голову и стал переводить глаза то на одного, то на другого из своих нежданных гостей. Почти сразу озабоченность Витька и нервозность диспетчера передались и ему. Взгляд задержался на непривычно серьезном лице Витька.
– Ну, хотите – сами проверьте, – видимо засомневавшись, добавил он.
Они вместе проверили все еще раз. Палыч, лихорадочно светя фонариком во все стороны, обошел всю припортальную площадку и даже, проехав на самосвале, проверил, нет ли пропавших на отвале. Витёк же с Димой отправились под землю. Мастер пошел по тоннелю, проходчик – по штольне. Встречаясь на каждой из трех вскрытых сбоек, они полностью исключали возможность разминуться с кем бы то ни было.
– Вить, я, как машину обойду, на портал вернусь и буду тебя там ждать. А ты не забудь на Западном портале все бытовки проверить, – напутствовал Витька мастер, перед тем как разойтись на последнем месте соединения тоннеля и штольни. – Мало ли, может, они там заседают.
Витёк кивнул и, привычным движением поправив каску, двинулся дальше по штольне. По пути, безрезультатно расспросив работавших в сбойке на сорок четвертом пикете проходчиков, он едва не распластался, споткнувшись о брошенный прямо на проходе каким-то, мягко говоря, нехорошим человеком ржавый огнетушитель. Последовавший за этим поток отборного мата, призывавший на голову этого негодяя все мыслимые, да и немыслимые тоже, напасти, вывел Витька из состояния мрачной задумчивости, нараставшей внутри него с самого обеда. Теперь уже явственно ощущалось предчувствие обреченности, достигшее апогея, когда, наконец добравшись до своей сбойки, он ожидаемо не обнаружил в ней никого из разыскиваемых. Расспросы налегавших на лопаты и заиндевевшие перфораторы проходчиков тоже не добавили ясности. «Пришли. Забой обурен, порода убрана, и никого нет», – пытаясь перекрыть шум, прокричал звеньевой, практически полностью повторив слова ночного мастера. Были, правда, еще и наверняка риторические сетования на несправедливость судьбы, заставившей их не только выполнять свою норму, но и доделывать оставшуюся от дневной смены работу. Этот плач Ярославны привычный к вечным неурядицам между разными сменами и вахтами Витёк практически не слушал и при первой же возможности отправился дальше.
Работающие люди, повстречавшиеся на его последующем пути, тоже ничего не знали. Так одолеваемый туманными опасениями да по причине позднего времени невольно накатывающей зевотой Витёк, с трудом отворив свистящую мощным сквозняком воротину, очутился на Западном портале. На тесной, по сравнению с восточной, припортальной площадке было безлюдно. Мутной полосой света, желтой из-за валящего хлопьями снега, выделялась щель от приоткрытой двери одного из нескольких приютившихся здесь вагончиков. К этой самой двери тянулся одинокий свежий след, а в самом проеме светился красным глазом сигаретный огонек.
При ближайшем рассмотрении курившим оказался Паша Вавилов – тот самый ночной мастер штольни, который отвечал по рации диспетчеру тремя часами ранее.
– Тебе-то, старому, чего не спится? – ничуть не удивившись и как-то даже обыденно-сварливо поинтересовался он. – Должно быть, своего дружбана ищешь?
– Не появлялись? – пропустив обычные для Паши колкости мимо ушей, напрямую спросил Витёк без особой надежды в голосе.
Мастер отрицательно покачал головой и, открыв перед Витьком дверь, прошел внутрь вагончика.
– Я и сам думал, что если уж они все вместе и свалили с работы, то податься могли только сюда, – начал делиться он своими умозаключениями. – Но, опять же, их и здесь нету.
Усевшись на отшлифованную множеством штанов дощатую лавку и дождавшись, пока Витёк обстучит свои сапоги от снега, мастер заметил:
– Жалко, что снег повалил: даже если они и ушли куда отсюда, все следы уже замело.
– Да чего это им куда-то уходить? Да еще и с запада, где одна тайга вокруг? – больше для проформы осведомился Витёк. – Ни с того ни с сего, да еще и всем сразу.
– Да. Тем более что в тайге медведи на кой-то хрен попросыпались, – согласился Паша и, помолчав немного, нарочито серьезно добавил, с усмешкой посмотрев на Витька: – И уж совсем невозможно представить, чтобы Пролёт тебя одного смог бросить.
– Так вот и я ж о том же, – рассеянно согласился проходчик, глядя в сторону и явно думая о чем-то своем.
– Был у меня на службе вот какой случай, – стараясь отвлечь собеседника от грустных мыслей, начал мастер. – Служить я угодил в подводники на Северный флот. Сразу после учебки отправили нас в часть, а там прямиком в казарму, где мы должны были дожидаться возвращения своих пароходов из автономок. Городок наш был одно название. Глухомань, да и только! Прям как тут: тайга вокруг, даже в самоволку сходить некуда. А командовать над нами поставили мичмана одного… Редкостный он гад оказался. Настолько редкостный, что за первую же неделю довел двоих матросиков до желания сбежать, что те в итоге и сделали. Проснулись утром, а их нет.
Что делать? Нужно же искать. Отрядили для этих целей человек десять, разбили на пары и отправили вдогонку по наиболее вероятным направлениям. К вечеру список пропавших пополнился еще двоими.
Услышав про пропавших, Витёк встрепенулся и участливо спросил:
– Нашли в итоге?
– Слушай дальше. На следующий день на поиски вывели нас всех. Выстроили цепью и погнали. Полдня шли, пока кто-то не наткнулся, пардон, на следы рвоты. Если бы не она, так бы и прошли мимо.
В тех местах в войну бои шли, а конкретно в том месте фрицы стояли. Понятное дело, немцы – народ основательный, квартироваться под открытым небом им несвойственно, а посему понарыли они там целую уйму землянок, в том числе и под складские нужды. Большинство-то из них от времени давно землей заросли, но кое-какие все же уцелели. Вот в одну из таких землянок и провалился свободолюбивый матросик. Как потом выяснилось, те двое, которые ушли их искать и не вернулись, беглецов-то обнаружили, а вот уйти от землянки не смогли.
– Мины, что ли?
– Да какие мины! – махнул рукой Паша. – Землянка та складом оказалась. И не чего-нибудь вроде обмундирования или, скажем, патронов, а немецкого шнапса. Бутылки такие, сургучом закупоренные. Не иначе как офицерский запас. И закуска в виде консервов там же присутствовала. Кто ж от такого склада по своей воле уйдет? Вот они там все и засели… Только поблевать с перепоя наружу и выбирались.
– И как шнапс-то?
Мастер усмехнулся:
– Ты думаешь, нам хоть что-то досталось?! Офицеры все себе позабирали.
– Обидно вышло.
– Не то слово, Вить. Одно радует: мичману нашему тоже ни хрена не досталось. Ох и злой он потом ходил! – вновь усмехнулся былым воспоминаниям Паша. – Так вот. К чему это я? Всякое в жизни бывает. Может, Пролёт тебе еще из лесу гостинцев вынесет. Не огорчайся. Отыщется.
Посидев в вагончике еще какое-то время, мастер и проходчик вышли под снег. Потом, вопреки всем предупреждениям насчет хищной живности, не удержавшись и исходив из конца в конец всю припортальную площадку (более, наверное, для проформы, чем в надежде кого-то обнаружить), они растолкали храпевшего на теплом капоте дизелевоза машиниста, уселись в людской вагон и, уже нигде не останавливаясь, добрались до Восточного портала.


                Начальнику участка № 5
                В. Н. Трешневу
                от геолога участка № 5
                А. П. Новикова

Служебная записка.

Довожу до Вашего сведения, что мною, в соответствии с распоряжением заместителя начальника участка № 5 Руденко В. К., 21.01.2016 был произведен осмотр состояния забоя сбойки на ПК36+88,215 (геологическая справка прилагается).
Породы слабовыветрелые и слаботрещиноватые представлены аргеллитами, переслаивающимися с алевролитами. Крепость по Протодьяконову в массиве – 8,6. Водопроявления отсутствуют. В целом геология соответствует проектной.
Величина отставания временной крепи не превышает установленной ППР-16-32.80-2015, паспортами крепления забоя и БВР .
Визуальным осмотром возможность самопроизвольного обрушения части горного массива в призабойной зоне не выявлена. Вероятность возникновения горного удара считаю пренебрежительно низкой.

Геолог участка № 5                Новиков А.П.
                22.01.2016




                Начальнику участка № 5
                В. Н. Трешневу
                от г/мастера участка № 5
                П. А. Вавилова

Служебная записка.

Довожу до Вашего сведения, что прием мною ночной смены с 20.01.2016 на 21.01.2016 состоялся при отсутствии горного мастера дневной смены И. Д. Шевченко. Наряд выдавался заместителем начальника участка В. К. Руденко.
В соответствии с выданным им распоряжением, в 20 ч. 10 мин. я направился по транспортно-дренажной штольне в сбойку на ПК36+88,215 с задачей выяснить причину отсутствия горного мастера и части работников дневной смены.
Приблизительно в 20 ч. 45 мин. я прибыл в указанную сбойку. Ни по пути, ни на месте я не встретил никого из разыскиваемых. Кроме того, расспросив работников ночной смены, находившихся в сбойке с 20 ч. 00 мин., я выяснил, что ни один из работников дневной смены им также не встречался.
Вывалов, подвижек горной породы, так же как и следов их более раннего проявления, в забойной зоне сбойки не было обнаружено. Вещи работников дневной смены отсутствовали.
В 21 ч. 50 мин., по выходе на Восточный портал, я связался с горным диспетчером Н. П. Шерстобитовым и доложил ему о результатах проведенных поисков.
Дальнейшие попытки обнаружить пропавших работников дневной смены, предпринятые мною в течение оставшегося времени смены, результатов не дали. Свидетелей выхода разыскиваемых ни на Восточном, ни на Западном портале обнаружить не удалось.

Горный мастер участка № 5                П. А. Вавилов
                22.01.2016



3
За долгие годы своей профессиональной деятельности заместитель начальника участка – высокий, широкоплечий, крепкий мужик возрастом лет под пятьдесят, обладавший глубоким громоподобным голосом, – побывал, казалось, во всех возможных ситуациях. Он не спасовал бы перед прорвавшимся сквозь обделку плывуном, пожар в забое не вызвал бы у него паники, даже такое маловероятное происшествие, как бунт проходчиков, не застало бы его врасплох, но вот события последних дней ставили зама в тупик. Сначала были улетающие не по сезону птицы, потом – промчавшиеся в едином строю прямо через вахтовый поселок медведь, несколько косуль, безрогий лось и небольшая волчья стая, в дальнейшем, кстати, больше не появлявшиеся, затем бесследно пропали пятеро работников участка, одним из которых был едва ли не лучший из его мастеров. Сам собой напрашивался вполне справедливый вопрос: чего же ждать дальше?
– Если кто-то из вас знает, где уже третьи сутки находятся Шевченко со своей компанией, и молчит, считая, по-видимому, это хорошей шуткой, – продолжал бушевать зам перед большей частью инженерно-технических работников, забивших кабинет начальника участка, – то, клянусь, ему не поздоровится. Шкуру спущу, курвы мезозойские!
Напускная по сути, но оттого не менее убедительная злость его слов была в первую очередь призвана взбодрить собравшихся, а отнюдь не провести дознание: ругающийся зам был для всех, за исключением этого появившегося с легкой руки начальника то ли ботаника, то ли биолога, привычен и в сложившейся ситуации действительно способствовал настрою на рабочий лад.
Да и о каком дознании может идти речь, когда людей нет уже третьи сутки? Само собой, за три-то дня все работники давно уже были опрошены, а те, которые имели к пропавшим непосредственное отношение, и не по одному разу. Был неоднократно обыскан каждый закоулок стройплощадки. Несмотря на навалившие полметра снега и опасения по поводу присутствия диких животных, поиски прошли и на близлежащей территории. Все было безрезультатно. Понимание того, что безоружному человеку в резиновых сапогах, да еще и в весьма сомнительно греющей робе, выжить (даже без учета вероятной встречи с хищниками) в установившийся после снегопада мороз достаточно проблематично, вызывало растущее с каждым днем ощущение обреченности. Чего только стоил один Витёк, беспрестанно мечущийся и едва не рвущий у себя на голове от тоски и отчаяния волосы!
– Владимир Константинович, – подал голос мастер ночной смены. – Вы так говорите, будто мы их от вас прячем. Но их же на самом деле нет нигде!
Одобрительный гул прокатился по кабинету и заставил зама перевести суровый и слегка недоуменный взгляд на посмевшего возразить ему мастера.
– Ну не могли же они сквозь землю провалиться, Павел Алексеевич? – сделав ударение на имени-отчестве, злобно проговорил зам. – Если в забое не было вывала, потайных ходов у нас в штольне нет, обглоданных останков тоже найдено не было, то где же они могут быть, как не в поселке? Или ты действительно полагаешь, что они коллективно спятили и решили уйти за сорок километров по тайге за водкой? Когда снега значительно выше яиц, а от мороза деревья трещат?
Вопрос на некоторое время повис в воздухе и заставил переглянуться практически всех присутствующих, но спустя минуту вновь подал голос насупившийся после учиненного разноса мастер.
– Да какой там мороз, Константинович? – сказал он, отмахиваясь. – Вон за окном с крыш капает.
На лице зама на миг отразилось удивление. Он порывисто поднялся с места, расталкивая попадавшихся на его пути подчиненных, подошел к окну и распахнул его настежь.
С крыш действительно капало. Озадаченный внезапно навалившимися на него проблемами, зам и не заметил этого, когда часом ранее заходил в АБК . Хотя, может, ничего подобного час назад и не было. А теперь было. По его спине пробежал неприятный холодок.
Он смотрел в окно и не верил своим глазам. И если бы только небывалая для этой северной земли крещенская оттепель была единственным необъяснимым явлением! Помимо нее, заполняя уже давно ставшее привычным зимнее белесое небо, цепляясь за макушки клонившихся под тяжестью мокрых снежных шапок кедров, на вахтовый поселок с распадка между ближайшими сопками, клубясь, наваливалась иссиня-черная туча. Огромная, закрывшая собой бо;льшую часть неба, тяжелая и по виду грозовая. Словно собиралась она не над клочком зимней тайги, затерянным на бескрайних просторах Сибири, а у берега нагретого летним солнцем моря. Белые рваные края, расползаясь, поднимались вверх, вытягивая за собой темные, плотные, тяжелые клубы. Внутри тучи угадывались частые всполохи молний, до поры не покидавших ее пределов. Все это сопровождалось быстро нарастающим басистым грохотом, а вот ветра не было вовсе, что совершенно не вязалось с разворачивающимся фантасмагорическим действом. На улице, несмотря на обеденное время, стремительно темнело.
За спиной зама, наваливаясь друг на друга и пытаясь протиснуться поближе к окну, собрались остальные. Потом кто-то, кому совсем не хватило места, чертыхнулся и выскочил из кабинета. А спустя минуту помещение и вовсе опустело: не произнеся ничего, кроме цветистых матерных оборотов, свидетельствующих о крайнем изумлении, все высыпали на улицу.
– Ну что скажешь, наука? Есть какие-то соображения? – задал зам риторический вопрос оказавшемуся рядом биологу.
Тот ничего не ответил, а только медленно пожал плечами, не отрывая глаз от разворачивающейся картины.
Вскоре на площадку между АБК и столовой подозрительно медленно вкатилась груженая вахтовка с включенными фарами. Из нее на уже успевший покрыться тонкой ледяной корочкой утоптанный снег стали, поскальзываясь, выбираться приехавшие на обед проходчики. Вопреки сложившейся традиции, никто из них не ринулся в столовую, стараясь опередить остальных. Все как один, открыв рты и держа в руках каски, смотрели в небо.
Из кабины выпрыгнул водитель Юра Петрухин. Выпрыгнул и сразу же упал, не сумев сохранить равновесие на скользкой поверхности. Чертыхнувшись, поднялся и, потирая ушибленный бок, уже более осторожно подошел к группе итээровцев.
– Это что ж такое творится, Константиныч? – удрученно обратился он к заму.
Руденко, рассматривавший, уже почти полностью занявшей небо, глухо ответил:
– Хрен его знает, Юра. Чертовщина какая-то.
– Я такого гололеда еще не видел, – тоже запрокинув голову, продолжил Юра. – На перевал едва смог с блокировкой забраться, а на спуске вообще чуть не вылетел на повороте. Я по тормозам, а она как шла, так и идет! Кое-как вписался. Аж вспотел. А ведь, когда на портал ехал, все нормально было. Сколько сейчас тепла? Градусов десять, наверно? Или больше?
Болтовня водителя вывела зама из состояния оцепенения. Он оторвался от созерцания завораживающей своим ужасающим величием картины и обвел тяжелым взглядом все увеличивающуюся толпу.
– Ну! Чего встали? – осведомился он, стараясь перекричать не смолкающие теперь грозовые раскаты. – Грозы никогда не видели? Марш в столовую!
Проходчики неохотно, но все же подчинились и, то и дело вскидывая головы, скользя и падая в своих резиновых сапогах, направились в столовую.
– Степаныч, надо бы посыпалку здесь прогнать, а то переломаются наши орлы, – уже вполне владея собой, деловито отдал распоряжение Руденко стоявшему неподалеку механику. – Потом гони ее на перевал. Только предупреди, чтобы сама под откос не ушла.
– Я тогда с ней в паре бульдозер еще отправлю. От греха подальше, – кивая, согласился Степаныч и отправился выполнять указание.
Зам осмотрел оставшихся и прикрикнул:
– А у вас, господа, что, рабочий день закончился? Работать кто будет?


 

Вскоре на месте недавнего столпотворения кроме зама остались только бесхозный биолог да два ночных мастера, которым до смены было еще далеко, а спать из-за творящегося вокруг вовсе не хотелось.
– Работать, говоришь, Володь? – стараясь перекрыть гром, прокричал Дима. – А как из этого облачка ливень грянет? Как тогда работать?
Зам смерил мастера взглядом:
– У нас, Дима, не колхоз. Погодные условия и время суток в подземном строительстве роли не играют.
Мастер обреченно кивнул и, стараясь удержать равновесие при помощи растопыренных рук, направился восвояси. Следом за ним удалился и Паша. Ушел и ученый, окинув напоследок полным нескрываемого изумления взглядом зама.
Руденко еще раз глянул на небо. Он одиноко стоял в свете фар. Его крупная фигура отбрасывала длинную четкую тень. Потом кто-то додумался зажечь фонари.
– Действительно, чертовщина какая-то.


Ливня, который по всем признакам должен был разразиться, так и не случилось. А вот туча, занявшая собою все небо, так никуда и не делась. Где-то в ее глубине все так же вспыхивали молнии, грохотал гром. К вечеру на улице повсюду стояли лужи, текли ручьи.
Посыпалка беспрерывно удобряла превратившиеся в настоящее мыло дороги скальной крошкой, на глазах уменьшая его запасы, и форменно ничего не успевала. Чтобы хоть как-то справиться с ситуацией и не допустить аварий, ей в помощь отрядили один из самосвалов, который также загрузили отсевом, а вместо разбрасывающего устройства посадили в кузов двух проходчиков с лопатами.
Люди, одни дорабатывающие дневную смену, другие собирающиеся на ночную, казалось, вживую подтверждали бытующее мнение, что человек может привыкнуть ко всему. Они, конечно, посматривали на небо, много говорили на этот счет и даже начали шутить, но творящееся вокруг небывалое явление уже не вызывало у них ступора, какой был в первые минуты.
В АБК шла обычная вечерняя планерка.
– Мы уже третий день в изоляции. Если в ближайшее время к нам не пробьются бензовозы, то вся техника встанет, – завершал свой доклад механик Степаныч. – Я и так уже все нормы вдвое порезал.
– Сливать меньше будут твои водители, – подмигнув, отвечал ему Руденко.
– Да куда ж ее сливать в этой глуши, Константинович? Кто ж ее здесь посреди тайги у них купит? – жалобным голосом отозвался механик. – Я совершенно серьезно. Вместе с запасом в котельной осталось пять тонн. Этого, если только на котлы расходовать, и так только на неделю. Даже с учетом оттепели. А как мороз опять? Все ж заморозим…
– При такой, как ты говоришь, оттепели, даже не будь наледи, хрен кто к нам добраться сможет. Глянь, что на дорогах творится, – веско парировал зам, вновь становясь серьезным. – Шут бы с ней, с солярой: тут продукты на исходе. Бабы в столовой уже сами хлеб печь начали. Всё на исходе. Кольца кончаются, проходка на днях встанет. Туча еще эта…
– А что руководство говорит?
– Руководство далеко… – протянул зам. – План, говорит, давай. А как я им его без колец да без техники дам?! Еще и дозвониться с обеда не могу.
– Точно-точно. Связи с обеда нету, – подхватил дневной диспетчер. – Одно шипение. Что в телефоне, что в рации.
– Так это, наверное, из-за грозы, – высказал кто-то предположение.  – Сами же видите, что творится.
– Ладно! Все это пустые разговоры, – прервал зам начинавшуюся дискуссию. – Вчера принято решение отправить для нас грузовик с продуктами к наледи. Утром он должен быть на месте. Нужно с нашей стороны до нее добраться и перегрузить. И начальник обещал явиться. А пока действовать будем так…
Выдав необходимые распоряжения на ночную смену и следующий день, зам распустил планерку.

В кабину КамАЗа-вахтовки – самого проходимого автомобиля, оставшегося в распоряжении участка, – залез зам и захлопнул за собой пассажирскую дверь. Кроме него и водителя там же расселся и Витёк. В пассажирском салоне разместились еще четверо проходчиков и один водитель, чья машина находилась в ремонте.
– Ну что, дядя Юра, покатили с богом.
Юра выжал сцепление, включил пониженную передачу, и КамАЗ тронулся по направлению к наледи. Позади него зашлепал гусеницами бульдозер.
– Если все сложится, – ни к кому не обращаясь, проговорил Руденко, – то мы и бензовозик-другой на свою сторону перетащим.
– Хорошо бы так, – сжимая в зубах незажженную сигарету, согласился Юра.
Дорога действительно оказалась тяжелой. Спрессованный за долгую зиму снежный накат превратился за какие-то неполные сутки из ровного и укатанного покрытия в непроезжее и скользкое болото. КамАЗ, натужно ревя мотором, с трудом пробирался вперед на своих специально приспущенных для такого случая шинах. Кое-как вышли на первый от вахтового поселка подъем. Сполохи так и не прекращавшихся молний едва ли не лучше, чем фары, освещали путь.
– Даже не знаю, Константиныч, как по такой дороге бензовозы пойдут.
Несмотря на открытое окно, лоб Юры покрывала щедрая испарина. Он не отрываясь смотрел на дорогу, напряженно сжимал руль и каким-то чудом заставлял двигаться вперед машину, норовившую то забуксовать, то пойти юзом.
– Если что, за бульдозер зацепим, – предложил Витёк.
– Главное, чтобы они за наледью нас ждали. А там посмотрим, – согласился зам.
Спуск с перевала хоть и не был затяжным, но дался ценой неимоверных усилий.
Следующий подъем, верх которого терялся в непроглядной мгле облака, смогли одолеть только с помощью бульдозера, который едва не соскользнул с откоса, когда объезжал раскорячившуюся посреди дороги вахтовку, но все же удержался и смог вытянуть ее до относительно ровного участка. А дальше двигаться стало еще сложнее. Видимость внутри тучи, превратившейся из черной в свинцовую, была близка к нулевой. Пожелтевший свет фар позволял различить дорогу не далее чем на десяток метров. Бульдозер пришлось снова поставить замыкающим, чтобы он мог ориентироваться по габаритным огням КамАЗа. Так и двигались, периодически останавливаясь, чтобы очистить фары, до начала следующего спуска.
– Ну всё. Тут спустимся – и наша речечка Туякан. Уже, считай, у наледи, – сквозь зубы проговорил Юра.
Перед тем как пойти на спуск при такой видимости, пришлось вновь сцепиться тросом с бульдозером. Только на этот раз его оставили позади, чтобы служил якорем, если вахтовка, не дай бог, пойдет юзом. Тронулись, и через несколько сот метров яркий солнечный свет резанул глаза. Импровизированный состав спустился не только ниже тучи, а вообще оставил за собой зону облачности. Звуки грозы стали стихать. Небо вновь было белесым, а солнце – ярким. Начало заметно холодать, и вскоре дорога вновь превратилась в нормальную, разве что не чищенную от навалившего снега. Остановились расцепиться.
– Матерь божья! – ахнул кто-то из проходчиков, когда, сматывая трос, случайно посмотрел назад.
Все как по команде тоже обернулись. Зрелище, открывшееся их взору, действительно могло вызвать такие эмоции. Верхушки сопок терялись в огромном и белом с этой стороны облаке. Оно плотной шапкой лежало, насколько хватало глаз, в обе стороны от дороги и поднималось высоко в небо. А с другой стороны небо было чистое. Словно неимоверно огромный белый лист бумаги пересекал мир пополам. От масштаба увиденного захватывало дух.
– Это что же такое над нами нависло, а, ребята? – произнес Юра.
– И как далеко оно простирается?
Последний вопрос, заданный одним из проходчиков, так и остался без ответа. Закончив расцепку, все уселись по своим местам и уже без особых проблем продолжили движение. Полуметровый слой снега не шел ни в какое сравнение с той кашей, через которую они пробирались предыдущие семь километров, и через полчаса пути вахтовка, оставив позади медленно ползущий бульдозер, уткнулась в наледь.
Наледь излилась знатная. В высоту на пару метров и в ширину никак не меньше полукилометра. Было совсем неудивительно, что ее не смогли победить за трое суток. Смущало другое: никто не занимался ее расчисткой. С противоположной стороны виднелись несколько длинномеров, груженных железобетонными блоками колец обделки тоннеля, пара бензовозов и еще какой-то грузовик. Но техники и людей, которые, по уверениям начальника участка во вчерашнем телефонном разговоре, должны были не покладая рук расчищать дорогу, не было.
Оценив ситуацию, зам, обвязавшись для верности веревкой, отправился на другую сторону, проверяя путь специально вырубленной палкой. Перебравшись через наледь без приключений, он махнул рукой, и все остальные, включая добравшегося к тому времени бульдозериста, двинулись по его следам.
Дожидаясь остальных, Руденко принялся осматриваться. И то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Машины казались брошенными. Людей не было видно ни на улице, ни в кабинах. Длинномеры и бензовозы были завалены снегом и, по всей видимости, подошли еще до снегопада, а вот грузовик, судя по проделанной снежной колее, – уже после. Но ни одного человеческого следа не было. Если в случае с припорошенными снегом машинами все было понятно (водители могли уйти до снегопада), то с приехавшим позже грузовиком казалось необъяснимым. Словно машины доехали на радиоуправлении да так и встали, не в силах преодолеть препятствие.
– Тут бульдозер во льду! – услышал зам чей-то крик.
Один из проходчиков пошел немного другим путем и прямо-таки наткнулся на вмерзший почти по самую крышу и заваленный снегом трактор. Кабина его тоже была пуста.
– Да что же тут, черт возьми, происходит? – бешено озираясь, завопил Витёк. – Где все?


4
Что-то было не так. Мастер штольни Иван почувствовал неладное, несмотря на безудержную болтовню идущего за ним следом шебутного проходчика Николая Пролётного, и стал озираться. Штольня, по которой они шли в забой после обеда, была хорошо знакома, пронзительные сигналы двигавшегося где-то далеко позади дизелевоза и сливающийся с собственным многократным эхом шум бурового станка тоже были в порядке вещей, а поток воды, собранный из скважин водопонижения, как обычно, гулко журчал в лотке между рельсами. Но неприятный холодок, словно от зябкого сквозняка, все сильнее расходился по спине Ивана.
– …А я ему и говорю: «Кто ж так червя-то насаживает? У тебя ж его сразу обожрут и ни одной поклевки даже не будет». А он уперся и знай всё по-своему. Непонятно, на что вообще надеется, но целеустремленно, как тот паровоз, удочку закидывает. Ну и что ты, Иваныч, думаешь?
– Обожрали, – флегматично заявил слегка запыхавшийся от ходьбы пожилой проходчик Михаил Иванович.
Пролётный хрипло захохотал:
– Ничуть! Через минуту мастерски извлек из, так сказать, естественного ареала обитания во-о-от такую щуку!
– Щука на червя не идет, – со знанием дела возразил Славик Возняк.
– Так и я так думал! Ан нет, вытащил. На моих глазах.
– Это и смущает… – под нестройный смех подначил Пролёта невозмутимый Михаил Иванович.
– Да я точно говорю! – обиженный сомнениями в своей кристальной честности, принялся уверять Николай. – Клянусь! С такой наживкой и умудрился вытащить рыбину.  Котлет потом из нее целую гору наделали.
– Да погоди ты! – досадливо прервал его Иван. – Не тарахти.
Поворчав еще немного, наверное, проформы ради, Пролёт замолчал.
А в штольне между тем становилось как-то глухо. Затерялись вдали шумы дизелевоза и деятельности бурильщиков, даже журчание воды слышалось словно сквозь слой толстого войлока. И без того слабый свет редких лампочек, развешанных по противоположному от людского прохода борту, и вовсе стал тускло-оранжевым. Мастер остановился. Остановились и следовавшие за ним трое проходчиков и сварщик.
– Что такое, Дмитрич? – встрепенулся Пролёт и, заметив, что мастер внимательно осматривается, принялся озираться и сам.
– Вы гляньте, какой туман, – выдохнул сварщик Костя.
Иван сразу же понял, что именно он имел в виду. Любому подземщику известно, что туман под землей либо занимает всю выработку целиком, либо, как и дым, прижимается кверху. А тот туман, который теперь уже бросился в глаза всей компании, стелился ниже колен, словно дело было поздним летним вечером на каком-то болоте.
– Туман как туман, – проворчал Пролёт, впрочем, без всякой уверенности в голосе.
– Да какой там!? – возразил ему Славик. – Словно на облаках стоим. Где такое видано?
– И тишина какая-то недобрая, – добавил Михаил Иванович.
Воцарилось молчание. Все стали прислушиваться и, действительно ощутив безмолвие, несвойственное выработке, в которой не так далеко позади должен был басовито громыхать НКР , начали переглядываться с вопросительными выражениями на лицах. Чем дольше длилось молчание, тем явственнее Иван чувствовал, что происходит что-то неладное. Он и сам не понимал, что именно его так обеспокоило. Подумаешь, туман не такой, как всегда: мужики-бурильщики банально прервались на перекур, а дизелевоз и вовсе остановился по какой-то своей надобности. А тебе теперь мерещится невесть что.
Рассудив так, мастер почувствовал некоторое облегчение, стряхнул с себя оцепенение и, поправив висящий на плече ремень самоспасателя, не оглядываясь, зашагал дальше. Вскоре послышались и шаги остальных.
Последующие метров двести они прошли, храня молчание. Даже Пролёт лишь сосредоточенно сопел и не пытался развлечь попутчиков одной из своих баек, коих запас у него, по бытующему мнению, казался неиссякаемым. Свет ламп меж тем все больше тускнел и постепенно становился зловеще-красным. А потом они наткнулись на преграду.
Точнее, наткнулся по-прежнему шедший первым мастер. Ну, собственно, как наткнулся? Он просто мягко уперся в невидимую стену. Словно ступил в паутину, не позволяющую сделать вперед ни одного шага. Барьер плавно остановил его. Мастер тряхнул головой, ничего не понимая, и повторил попытку штурма. Он наклонился вперед, будто готовился противостоять напору встречного ураганного ветра, и попробовал сделать шаг. Ничего не получилось. Что-то невидимое мягко, но непоколебимо удерживало его. Когда Иван прилагал больше усилий, он встречал более сильный отпор, ослабление же натиска сводило ответную реакцию преграды на нет. В изумлении он отступил назад и бессильно опустил руки.
– Не могу пройти, – обескураженно поделился он с подошедшими проходчиками. – Ничего не понимаю.
– Как это? – удивился Михаил Иванович и, слегка отстранив мастера, сам попытался шагнуть вперед.
Спустя несколько минут, когда все присутствующие с неизменной безрезультатностью проверили на прочность неведомую преграду, а сопровождавшие это занятие потоки крепкого мата, вызванного по большей части недоумением, начали пробуждать нервный смех, мастер опустился на корточки.
– Хорош, мужики. Сдается мне, что этак мы с места не сдвинемся.
– Точно говоришь, Дмитрич, – поддержал его Пролёт, поворачиваясь к преграде спиной. – Я вот что предлагаю.
Он медленно отступал назад, пока не уперся спиной в невидимую стену, а затем начал облокачиваться на нее всем телом. Преграда приняла весь вес Пролёта, и он, немного поерзав, расположился на ней, словно лег загорать на покатой крыше деревенского дома. Даже ногу одну поджал для удобства.
– Вперед мы точно не пройдем, – продолжил он свою речь. – Нужно вернуться назад, к взрывскладу. Ильич, по идее, должен уже для нас взрывчатку получить. Ильич хоть и взрывник, а человек основательный, он по-любому всего с запасом прихватит. Возьмем пару килограммов аммонита, пару кадэшек  да взрывную машинку, и я эту стенку натуральным образом сотру с лица земли.
Введенный в заблуждение серьезным видом Пролёта и явно рассчитывавший услышать кое-что поумнее, мастер сплюнул и махнул на шебутного проходчика рукой, а потом не выдержал и рассмеялся. Его смех подхватили остальные, включая и самого шутника. Причем последний смеялся так рьяно, что весь затрясся и даже запрокинул голову назад, в результате чего его каска слетела и, совсем никак не отреагировав на непроницаемое для человека препятствие, пару раз отскочила от бетонного основания и замерла метрах в двух за барьером.
Смех оборвался как по команде. Все удивленно переглянулись. Пролёт медленно и осторожно поднялся со своего странного ложа, затем, недолго думая, подобрал валявшийся под бортом штольни пустой огнетушитель и коротким броском отправил его вслед за каской. Тот беспрепятственно пролетел несколько метров и, гулко ударившись о рельс, остался лежать на людском трапе.
– Вона оно как… – задумчиво охарактеризовал он результат своего эксперимента.
Вскоре вслед за огнетушителем – не иначе как в качестве продолжения опыта – пролетело еще несколько предметов, а спустя минуту обстоятельный Михаил Иванович выудил при помощи ржавой арматурины утерянную каску. Он взял ее в руки, покрутил, рассматривая со всех сторон, и, не заметив ничего странного, водрузил на голову Пролёта.
– Эта штука, значит, только нас не пускает, – высказал и без того всем понятное заключение Славик. – А все неживое проходит свободно.
Молчаливо наблюдавший за творившимся мастер поднялся:
– Хорош играться, мужики. Странная это штука. Пойдем-ка мы лучше обратно – а то, глядишь, случится чего… Вот и лампочки уже едва тлеют… А у меня жена дома молодая.
Стоит ли говорить, что предложение было воспринято без возражений, и вскоре вся процессия, высвечивая себе путь фонарями, направилась в обратную сторону. А позади осталось нечто необъяснимое, которое заставляло жаться друг к другу и незримо подгоняло идущих одним только своим существованием. В голове мастера, на этот раз замыкавшего шествие, роилось множество мыслей и предположений, которые, впрочем, не в состоянии были внести в происходящее никакой ясности, а, наоборот, еще больше запутывали. Впервые в жизни ему попалось что-то, чего он не мог объяснить, используя свой пусть и недолгий, но все же достаточно богатый житейский опыт. У Ивана, по натуре бывшего скептиком, просто не умещались в сознании ни эта невидимая непонятная преграда, ни последствия, вытекающие из ее существования. Видимо, поэтому он решил оставить пустые терзания и переложить груз ответственности на широкие начальничьи плечи. Пусть голова болит, например, у зама, уж он-то найдет, что с этой хреновиной делать. Придя к такому умозаключению, мастер вновь начал обретать свое обычное душевное равновесие. Оставалось, конечно, опасение, что зам, услышав объяснения, может усомниться в его умственном здоровье, но на этот случай имелись целых четыре свидетеля. Впрочем, сейчас эти самые свидетели все как один хранили молчание, видимо тоже безуспешно пытаясь вписать в свою картину мира недавние события.
Следующая на их пути сбойка оказалась пуста. Над постаментом из еще не убранной породы, оставленном специально для удобства обуривания калотты , безмолвный перфоратор тоскливо прогибал наполовину забуренную штангу. Одна лопата торчала из вагона, еще три валялись прямо под ногами. Лишенные воздуха, а потому казавшиеся безжизненными, воздушные рукава были хаотично переплетены – все указывало на то, что люди в спешке ушли отсюда, даже не пытаясь навести за собой порядок. Но как будто этого было мало: на приборной панели пустой кабины дизелевоза, ожидавшего заполнения вагона, была расстелена газетка с наполовину съеденным обедом.
– Куда это они все подевались? – озадаченно разглядывая представшую перед глазами картину, осведомился Костя.
– Хороший вопрос, Костик, – негромко проговорил Михаил Иванович.
– С обеда они вернулись раньше нас. Работали уже вовсю, когда мы шли, – дал справку Пролёт.
Мастер проходчиков слушал вполуха. Не нравилось ему происходящее. А больше всего – ну кроме вконец отключившегося освещения – его смущало отсутствие давления в воздушном ставе, о чем свидетельствовала указывающая на ноль стрелка манометра. Об отключении компрессорной его никто не предупреждал, а должны были бы. По всему выходило, что на поверхности тоже было не все гладко.
– Драпали они отсюда, что ли? Все ведь побросали, – протянул Славик.
– Точно-точно, Славик. Видать, что-то стряслось. Хорошо, что хоть кровью ничего не заляпано, – рассудил Михаил Иванович.
– Странно, что они на дизеле на портал не ломанулись, – вновь подал голос Пролёт. – Я бы так и сделал.
– Кто бы сомневался!? – сохраняя серьезное выражение лица, подначил его Славик.
Костя, едва сдержав готовый уже вырваться смех, обратился к Пролёту:
– Слушай! А ведь это идея. Николай Петрович, ты же хвалился, что и машинистом можешь. Может, рванем на дизеле до портала?
Все присутствующие устремили вопросительные взгляды в сторону разносторонне развитого проходчика. Тот, ничуть не смутившись, по-хозяйски забрался на место машиниста, деловито скомкал газету, швырнул ее в сбойку и повернул тумблер стартера. Ничего не произошло. Даже щелчка в реле не было. Пролёт выбрался, ударил по кнопке массы, попробовал запустить вновь – и снова потерпел неудачу. На помощь ему поспешил Иванович, который не только учился на машиниста, но, в отличие от Пролёта, в свое время им еще и работал. Несколько минут они пытались оживить технику, но все оказалось тщетно, и Михаил Иванович развел руками.
– По ходу, аккумулятор сдох, – заключил он.
Делать нечего, дальше направились всё так же пешком.
Они миновали одинокий НКР. Заглянув в тоннель через вскрытую сбойку, тоже не обнаружили ни единого признака работающих людей. Сваленные прямо на путях коробки со взрывчаткой в нарушение всех правил тоже были без присмотра. Пролёт попытался было рассовать по карманам пару патронов аммонита, но, получив от мастера твердое обещание довести этот факт хищения до ушей начальства, отказался от задуманного. В конце концов, так никого и не встретив, они подошли к воротам на выходе из штольни.
С замиранием сердца и нехорошим предчувствием следил мастер, как постепенно расширяется ослепительно-белая щель в калитке людского прохода. Выйдя на скрипучий снег, он еще некоторое время жмурился от дневного света, привыкая к нему после тьмы штольни. Припортальная площадка была пуста. Молчали вентиляторы ГВУ , бездействовал отвальный конвейер, недвижно застыла поднятая стрела крана на погрузочной площадке. Над порталом нависала звенящая от мороза тишина, которую не нарушали завыванием мостов снующие между отвалом и перегрузом самосвалы. Даже привычного шума ветра в кронах обступивших припортальную выемку вековых кедров не было слышно. И гадать не стоило, что искать людей в бытовках – дело бесполезное.
Всё же подавленные и молчаливые проходчики, направляемые растерянным не менее их самих мастером, обошли все вагончики. Обошли, как и опасался Иван, безрезультатно и в итоге собрались в стылой нарядной.
– Надо бы воду посливать, а то разморозится все к чертям собачьим, – выпуская изо рта облака пара, заявил Славик.
Успев уже заглянуть в расширительный бачок и не обнаружив в нем воды, Пролёт обреченно махнул рукой:
– Не успели мы чуток. Все и так слито.
– Точно говоришь, – поддержал его Михаил Иванович и указал на открытый сливной краник батареи отопления, с которого свисала ржавая сосулька.
– Странно это как-то, – задумчиво протянул мастер, непослушной от холода рукой перелистывая страницы лежащих на столе журналов. – Судя по тому, что свет погас минут двадцать назад, замерзнуть еще ничего не должно было.
Наступило молчание. Все с недоумением переводили взгляд друг на друга.
– Ну? Что делать-то будем, мужики? – задал общий для всех вопрос Костя.
– В поселке стоят вагончики с печками. Те, в которых мы жили, когда сюда высаживались. Вода из них слита, сам этим занимался. Дров найдем, – рассудил Иванович. – А тут без электричества и погреться негде.
– А с чего ты взял, что и в поселке никого нет? Не могли же они все просто так взять и исчезнуть? – с какими-то жалобными нотками в голосе спросил Костя.
– Идти до базы шесть километров, что несколько многовато, учитывая наши резиновые сапоги. Но другого пути, видимо, нет, –заключил мастер. – Иваныч, Петрович, гляньте погрузчик, который под перегрузом стоит. Если его получится завести, на нем поедем.
Михаил Иванович с Пролётом сразу же ушли.
– Костя, ты давай займись костром: вдруг отогревать что-то нужно будет. Ну а мы, Слав, пойдем схроны вскрывать.
Однако разжигать огонь не пришлось: очень быстро выяснилось, что погрузчик оказался так же неисправен, как и оставленный в штольне дизелевоз. Мастер, проведя с помощью Славика ревизию склада, снабдил всю компанию дежурными валенками, и, обувшись в них, вся компания пешком отправилась в сторону вахтового поселка. Шли скорым шагом и молча, сберегая дыхание на крепнущем к вечеру морозе. А в кармане куртки мастера лежал скрученный в весьма толстую трубочку журнал производства горных работ, последняя запись в котором была датирована двадцать третьим января. И это при том, что утром он самолично расписывал дневную смену за двадцатое.



5
– Ну а дальше-то что? – требовательно и с плохо скрываемым недоверием в глазах спросил Алексей Степанович.
– Дальше? – безразлично глядя на тлеющую между пальцами сигарету, переспросил зам. – А дальше мы всё там излазили и никого не нашли. Ни людей, ни следов. Как будто сквозь землю провалились. Машину с продуктами кое-как отогрели, потом удалось завести бензовоз. Потом через наледь перегнали бульдозер. Как выяснилось, она уже была основательно промерзшая, поэтому пошли на риск и перетащили КамАЗ с продуктами, а следом и бензовоз. Страху я, конечно, натерпелся, Степаныч… А знаешь, что самое странное? Не отсутствие людей, начальника нашего и следов там всяких. Странно то, что наледь промерзла. Не мне тебе рассказывать, что за два дня ни одна, даже самая плевая, наледь не промерзнет, а тут целый бульдозер накрыла, и на второй день на ней даже намека на воду нет. Начальник, когда мы с ним вчера в последний раз говорили, рассказал, что как будто вся река из своего русла на лед вытекла и шарашит во всю ширину поймы. Понимаешь, Степаныч, за день так замерзнуть она бы не смогла.
Зам замолчал, и было видно, что рассказывать дальше он и не собирается, а лишь терзает себя вопросами, на которые не находит ответов. Когда молчание стало совсем натянутым, механик попытался сменить тему:
– А телефон? Звонить пробовал? Там же вроде связь была.
– Конечно, пробовал, – устало отозвался зам. – И в рацию на всех волнах кричал тоже. Да только ни сигнала в телефоне, ни ответа по рации. И у всех так же.
– Что же это за хрень с нами творится? А, Константинович?
– Кабы я знал. Кабы я знал, Степаныч.
Алексей Степанович смотрел на зама, которого близко знал еще со времен строительства БАМа, где они вместе катали на МоАЗах породу из забоя. 
– Ну, ты давай не расклеивайся! Это пока наши ребятушки никаких действий не предпринимают, пока в шоке от происходящего пребывают. А если им волю дать, то тут такое начнется! Давай лучше подумаем, чем мы их от крамольных мыслей спасать будем.
Владимир Константинович был понятливым. Да и говоривший с ним один на один механик был не чужим человеком, а настоящим, проверенным годами и тяжкими подземными километрами другом. Он выпрямился, решительно потушил окурок о пепельницу и, хлопнув себя ладонями по коленям, тоном, уже напоминавшим деловой, заявил:
– Не бывает так, Алексей Степанович, чтобы в тоннеле работы не было, а работа – лучшее средство от праздных мыслей. Что-что, а сидеть без дела у меня никто не будет. Это я тебе обещаю.
– Вот теперь я узнаю своего старого друга Руденко.
Механик с кряхтением поднялся, пожал крепкую руку зама и, ободряюще улыбнувшись, вышел. Очутившись в коридоре и плотно затворив за собой дверь, Алексей Степанович перевел дыхание. Будучи умудренным опытом, он отлично представлял, какое тяжкое бремя лежит сейчас на плечах Владимира Константиновича. Ну ничего. Рано или поздно все разрешится.
Несмотря на достаточно позднее время, спать механик пока не собирался. Накинув на плечи рабочую куртку, он вышел на улицу и, осторожно лавируя между лужами, при свете сполохов непрекращающихся молний стал пробираться к расположившейся на краю площадки котельной. Дверь была настежь открыта, и из здания, получившегося путем тонкого хирургического сращивания двух сорокафутовых контейнеров, лился ровный свет. Оббив о порог ботинки от налипшей грязи, которая уже местами заметно оттаяла, механик вошел внутрь.
На сколоченном из неструганых досок топчане, стоявшем в закутке слева от входа, сгорбившись над зачитанной книгой, сидел кочегар Фадеич. Оторвавшись от чтения, он глянул поверх очков на позднего визитера.
– Чего это тебе не спится, Степаныч?
– Да вот чего-то сна ни в одном глазу, – развел руками механик и грузно примостился на табурет возле топчана. – Как дела?
– А какие могут быть дела? Вот кочегарю.
– Какие настроения у трудящихся?
Фадеич отложил книгу, бережно уложив между страницами такой же засаленный, как и они, фантик от давно съеденной конфеты, и с хитрецой в глазах уставился на механика.
 – Ты, Степаныч, наверное, ошибся. Я давно уже не председатель профсоюза. Откуда я могу знать, какие у них, этих самых трудящихся, настроения?
Механик не опустил глаз, и на его губах становилась все заметнее лукавая усмешка.
– Ты мне тут из себя недотрогу-то не строй. Все сплетни ведь знаешь, так поделись с товарищем.
– Да какие сплетни? – отмахнулся Фадеич и, видимо понимая, что отделаться шуточками не получится, поднялся и подошел к пульту управления котельной. – Кто что болтает, да только все пустое, Степаныч.
Он машинально проверял манометры и указатели температуры и монотонно, многозначительно выдерживая паузы, приступил к рассказу.
– Говорят, что Пролёт со товарищами скит староверов нашли да там, вероятно, и остались: якобы уж больно тамошние бабы по цивилизации истосковавшимися оказались. А кто-то утверждает, что грохнули их, когда они выйти пытались… Про тучу говорят, что новое климатическое оружие испытывают, а мы тут вроде крыс подопытных заперты… Вот, мол, Шевченко как-то про это прознал, и деру они дали. Да только сам пойми, что все это глупости, от неизвестности чёрт-те что на ум приходит, – произнеся эти слова, оператор котельной будто бы невзначай испытующе глянул на ставшего задумчивым механика. – Или не глупости?
Механик молчал.
– Молчишь? Правильно молчишь. Я-то понимаю, что вы и сами ни черта не знаете, да только нашим горячим головам этого же не объяснишь, – после недолгой паузы с горечью продолжил Фадеич. – А еще молва ходит: бежать кое-кто собрался. Готовятся.
– Я так понимаю, имен ты называть не будешь, – без всякого вопросительного выражения сказал Степаныч.
Старик кочегар развел руками:
– А ты, видать, думаешь, что я их знаю? Знал бы – с ними бы попросился. Да только кому такой старик в пути нужен?
– Ну, ты это брось. Нашел старика! Ты еще многим молодым фору дашь. Чаю нальешь?
– А чего не налить? Только что чайник кипел.
Фадеич налил и себе, и механику, достал из закромов порядком зачерствевших пряников и уселся на свое прежнее место.
– Ну а сам-то ты что думаешь? Что за вакханалия здесь творится? – спросил Степаныч.
– Сам я, Лёшенька, ничего не думаю. Это молодым нужно что-то думать, на будущее планы строить, за семью переживать. А я свое пожил. Даст бог, все узнаем. Ну а если нет, то ничего не поделаешь.
Он не торопясь пил горячий чай, рассеянно глядя сквозь сидящего напротив посетителя. Механик молчал, все еще надеясь услышать соображения мудрого собеседника. И, как выяснилось, ждал не зря.
– Вот тут, – Фадеич похлопал по лежащей на краю топчана книге, – описывается, как после посещения инопланетян в нескольких местах на Земле остались какие-то зоны. В них тоже творилось всякое непотребство. Эти места вроде и остались в том же самом виде, в котором пребывали до посещения, но и назвать их частью Земли уже было нельзя. Они одновременно стали принадлежать и тому – другому, чужому для нас – миру… Трудно сказать, являемся ли мы свидетелями чего-то подобного или действительно всего лишь выступаем в роли подопытных животных в чьем-то грандиозном и тайном эксперименте. Как знать, может, наши высоколобые ученые и научились так грандиозно управлять погодой. Но кажется мне, что этой бесконечной тучей и отсутствием связи дело не кончится. Бежать кому-то одному уж точно не выход. Нужно всем вместе выбираться. Вопрос только в том, получится ли.
– Отчего не получится? Сегодня же выезжали, и вполне успешно.
– Успешно, но безлюдно...
– Да уж, – согласился с замечанием механик и, вспоминая рассказ зама, пробормотал: – Совершенно безлюдно.
Засиживаться в котельной дольше механик не стал. Неловко попрощавшись, он вышел на улицу и направился к АБК, где располагалась его комната. В ворота, скрипя и подпрыгивая на глубоких выбоинах, кои на оттаивающей дороге росли буквально на глазах, въехала вахтовка. Когда она остановилась возле столовой, из нее повыпрыгивали проходчики ночной смены и угрюмой толпой побрели в обеденный зал.
– Сереж, – окликнул механик водителя, выбравшегося из кабины.
Водитель оглянулся; узнав Степаныча, кивнул и не спеша пошел в его сторону.
– Как оно? Как дорога?
– Знаешь, Степаныч, на удивление, лучше. Гололед остался только на перевале, а дорога хоть и разбита вдрабадан, зато хоть едешь, а не катишься.
– Грейдер работает?
– Ага. Километра три уже от портала отошел.
– Ну и замечательно. Глядишь, к утру всю дорогу отрихтует, – с надеждой сказал механик и, немного помолчав, сменил тему: – Знаешь, о чем я тебя хотел спросить, Сережа?
Водитель пожал плечами.
– Было бы неудивительно, учитывая сложившуюся ситуацию, если бы кто-то решился слинять отсюда – ну, например, в Мую. – Степаныч внимательно следил за выражением лица Сергея, высвечиваемого сполохами молний и светом из окон столовой. – А учитывая, что других вездеходов, кроме твоей вахтовки, у нас нет… Ты ничего такого не слышал?
Водитель не отвел глаз и даже не изменил своей непринужденной позы.
– За кого ты меня принимаешь? Мне Юрок рассказал, что; там за дорога. Кончать жизнь самоубийством в мои планы не входит.
– Вот-вот. А с подобной просьбой никто не обращался?
– Да каждые пятнадцать минут, Степаныч! – выдал он, не задумываясь. – Да только все это разговоры. Кишка у них у всех тонка. Не переживай.
– Ну и хорошо. Давай, Сережа, иди работай, а мне спать уже давно пора.
– Спокойной ночи, Алексей Степанович.
Механик ушел в комнату, разделся и лег в постель. Уже засыпая, он с уверенностью подумал, что слова водителя были искренними, а старый Фадеич явно перечитал фантастики и потому преувеличивал опасность.

Зам бушевал.
Бушевал не на шутку. Об этом свидетельствовало множество цветистых матерных выражений, перемежавших его громоподобную речь. Утренняя планерка бесповоротно лишилась присущей ей обычно томности. А все потому, что миксерист Лёха, вступивший не иначе как в преступный сговор со звеньевым Кочетовым, всё-таки угнал вахтовку. Он хладнокровно дождался, когда Сергей перед передачей смены Юрку залил полный бак и скрылся в вагончике заправщика подписать ведомость, и вероломно присвоил КамАЗ. Вместе с ним в самоволку отправилось звено упомянутого Кочетова (за исключением машиниста щита) и еще трое особо ретивых водителей-самосвальщиков.
– Вот суки! – зло закончил зам свое выступление, адресованное собравшимся итээровцам и угрюмо стоящим у дверей нарядной осиротевшим водителям. – Это ж надо было додуматься! Алексей Степанович, срочно организуй для доставки смены автобус. Дорога уже позволяет.
– Уже сделано, Константинович. Смена поедет вовремя, – скорбно отчитался механик.
– Тогда делать тебе тут нечего. Давай прыгай на бульдозер и двигай за беглецами. Если придется – хоть волоком тащи голубчиков обратно, прямиком в мои жаркие объятья.
Механик поднялся и направился к выходу. За ним следом потянулись водители вахтовки. Уже в дверях они услышали злобное обращение зама к дневному мастеру тоннеля.
– Теперь ты, товарищ горный мастер. За то, что у тебя в смене буйно расцвели и даже успели заплодоносить революционные настроения, думай, как и с кем будешь тоннель строить. Хоть сам за эректор становись, но норму мне выдай.

Кабина бульдозера с горем пополам вместила бульдозериста и Степаныча. Водители, наотрез отказавшиеся остаться, в нарушение всех правил техники безопасности устроились на платформе рыхлителя, и бульдозер, лязгая гусеницами, отправился по следам беглецов.
Порядком оттаявшая дорога давалась заметно легче, чем днем ранее. Спустя полчаса они въехали в тучу, а еще через двадцать минут на вершине последнего перевала обнаружили вахтовку. Ну, собственно, не совсем обнаружили, а в буквальном смысле наткнулись на нее. Заляпанный грязью зад будки с настежь открытой дверью внезапно возник из мглы. Бульдозерист едва успел затормозить. КамАЗ стоял неподвижно, габаритные огни не горели. И никого не было видно.
Механик выскочил из кабины, потирая ушибленный при остановке лоб, и опрометью бросился вперед. Но, растроганные до крайности встречей со своей кормилицей, водители оказались быстрее.
– Ну Лёха! Сукин сын!
– Дай только до него добраться!
– Серёг, отпусти!
– Да не держу я тебя.
– Я не могу пройти!
– И я тоже. Черт возьми! Что за хрень?!
Степаныч, попытавшийся подойти поближе, тоже наткнулся на невидимое препятствие. Пройти можно было только до задней кромки кабины, но ни на шаг дальше. Юра обежал вахтовку с другой стороны, но продвинуться вперед тоже не смог. Если бы среди них был кто-то из работавших в сбойке на ПК36+88,215 в дневную смену, то он бы безошибочно опознал встреченную преграду. Но никого из них там не было. Поэтому некоторое время все бесцельно суетились. Потом наступило некое замешательство.
– Юр, Степаныч, посмотрите, что это такое? – позвал Сергей, указывая на низ кабины.
На зов собрались все.
– Да это же кровь! – воскликнул бульдозерист.
– Так, ребятки, давайте цепляйте трос. Выдернем ее назад, – распорядился механик.
Через несколько минут вахтовка была волоком оттащена метров на шесть назад. Нехорошее предчувствие овладело Алексеем Степановичем – и, как выяснилось, не напрасно. После того как не без труда с помощью монтировки открыли пассажирскую дверь, перед ним открылась ужасающая картина. На трех сидениях распластались три до неузнаваемости обезображенных трупа. Создавалось впечатление, что по каждому из них сначала проехал каток, а уже после этого то, что осталось от тел, будто бы расстелили на искореженные и буквально размазанные по задней стенке кабины кресла. Более-менее объемными оставались только запрокинутые назад и вдавленные в заднюю же стенку кабины головы. Вся кабина изнутри была сплошь залита кровью и забрызгана ошметками внутренностей. Учитывая характер повреждений, это не было удивительным – то же самое, что наступить на перезрелый помидор.
– Ты погляди, что творится… Такое чувство, что их чем-то расплющило. А морда вся целая… Как такое возможно? – нарушая молчание, проговорил Юра, прикрывая лицо рукавом.
– Зато посмотри, как всю заднюю стенку кабины выгнуло. Выходит, что камазик они своими телами остановили, – высказал свое мнение бульдозерист.
Сергей отошел к краю дороги и согнулся пополам. Его рвало.
Опознать обезображенных до неузнаваемости погибших оказалось никому не под силу, – впрочем, так же, как и залезть в кабину. Потоптавшись в нерешительности вокруг вахтовки, механик поручил водителям растормозить колодки, а бульдозериста отправил в поселок за жесткой сцепкой. Когда шлепанье гусениц затихло в густой мгле тучи, а Сергей с Юрой взялись за работу, подсвечивая себе фонариками, Степаныч принялся более внимательно осматриваться вокруг. Так как в наличии были тела только троих, его интересовало, куда подевались оставшиеся шестнадцать сбежавших. Полотно дороги было практически лишено снега, да и тот, который еще не ста;ял, не сохранил никаких следов. А вот на обочинах и дальше на откосах снег хоть и заметно опал, но все еще держался.
С правого края дороги был крутой подъем, левый край обрывался еще более крутым склоном. И ни там, ни там следов не было. Учитывая череду необъяснимых событий последних дней, Степаныч вполне мог допустить бесследное исчезновение шестнадцати человек, но вследствие присущего ему упрямства, а может, и из-за нежелания находиться рядом с покойниками осторожно двинулся в сторону поселка. Через полсотни шагов вахтовка окончательно потерялась во мгле. Механик поежился, тяжело вздохнул, но обратно не повернул, и вскоре его упорство было вознаграждено. Сначала едва заметно, потом все более отчетливо впереди замелькал одинокий мигающий огонек.
– Эй! Кто там есть?!
– Кочетов, – послышалось сквозь шум грозы. – Я и мое звено.
– Ну, идите сюда, голубчики.
Из темноты сначала стали проступать размытые силуэты, и только на расстоянии нескольких метров Степаныч высветил бледные, испуганные лица и понурые фигуры беглых проходчиков. Судя по всему, все их фонари уже сели, кроме одного, который и моргал на последнем издыхании. Именно поэтому все шестнадцать человек передвигались тесной группой, а некоторые даже держались друг за друга.
Механик критически осмотрел подошедших, дольше всего задержав луч фонарика и свое внимание на звеньевом. То, что предстало перед его взором, выглядело пугающе. Тридцатилетний бывший десантник, пришедший в тоннельный отряд сразу после окончания срочной службы, в обычное время чуть более необходимого деятельный и весьма своенравный, сейчас был начисто лишен присущей ему лихости. Он напряженно стоял, не пытаясь прикрыться от бьющего в лицо света, а лихорадочно блестящие глаза да играющие на бледных щеках желваки выдавали, кроме наверняка терзающего его чувства вины, еще и неявный, но оттого не менее ощутимый страх. Выражение остальных лиц отличалось не сильно. Все были напуганы встречей с непознанным.
– Кто был в кабине? – холодно спросил Степаныч.
– Лёха, Хаким и… как его?.. самосвальщик еще один.
– Мишка, – подсказал кто-то сиплым голосом.
– Что это такое, а, Степаныч? – спросил звеньевой.
– Этого мы пока не знаем, – отрезал механик. – Жень, не буду даже спрашивать, какая шлея вам под хвост попала, что вы, как крысы с тонущего корабля, побежали, – это пускай Трешнев да Руденко интересуются. – Заметив желание звеньевого что-то возразить, он остановил его, подняв руку. – Всем ведь не по себе, а вы только свою жопу спасать ринулись. Но я не об этом. Как вы сами-то не побились при аварии?
Женя впервые за разговор опустил голову и принялся монотонно рассказывать. Остальные стояли молча, переминаясь с ноги на ногу.
– Да мы тащились-то совсем медленно. Потом плавно остановились, и КамАЗ заглох. Мы вылезли, а к кабине подойти нельзя. И так и эдак пробовали – никак. Никто не отзывается, а все окна чем-то изнутри залиты. А потом, когда это «что-то» из-под дверей потекло, все стало понятно. Кровь это. Пытались толкнуть вахту назад, чтобы к кабине подобраться, но сил не хватило. Тогда решили обойти это место стороной.
– И как? Получилось?
Звеньевой отрицательно помотал головой.
– Вниз по склону эта хрень как стена тянется. Шли вдоль нее. Ни конца ни края. И чувство такое, что от нее, от стены этой, холодом могильным веет… Тут поневоле жуть стала накатывать.
– Понятно, – прервал начавший уже превращаться из повествовательного в религиозно-философский рассказ механик. – А как фонарики сели, решили обратно податься.
– Ага, – утвердительно кивнул Женя и поднял на механика глаза. – Говори, что делать, Степаныч.
– Пойдем к вахтовке. Скоро сцепку привезут, зацепимся и обратно покатим. Сам теперь видишь: застряли мы тут.



6
Начальнику участка Виктору Николаевичу Трешневу сейчас больше всего на свете хотелось выбросить телефон. И в нормальное время (хотя когда у начальника участка такое время вообще бывает?) спасу от него не было, а уж теперь и подавно. Хуже всего было то, что он решительно не знал ни одного ответа на задаваемые ему по этому самому ненавистному телефону вопросы. Да если бы только по телефону… Вот, например, чуть позже, когда закончатся льющиеся из динамика нескончаемые потоки нравоучений главного инженера отряда, перманентно сменяющиеся в большинстве своем необоснованными обвинениями, ему наверняка предстоит объясняться внутри здания, на крыльце которого его и застал телефонный звонок.
– Добро, – в очередной раз покорно пробормотал начальник, но потом, видимо потеряв остатки терпения, затараторил в трубку с явной обидой в голосе: – Да как я могу вам объяснить, разобраться и принять меры, когда сам ни черта не понимаю! Я же вам русским языком объясняю, что там творится что-то неладное! Сначала звери побежали, потом на участке бесследно пропали пять человек, дальше исчезла связь, а вчера, когда я самолично пытался туда добраться, и вовсе всю скопившуюся перед наледью технику лавиной накрыло. Едва удалось унести ноги. И нет, я не полоумный: все, кто был со мной, видели то же самое! А вы, еще во всем не разобравшись, заранее пытаетесь оставить меня крайним!
Во время прозвучавшей отповеди начальник яростно жестикулировал и прерывисто дышал, наполняя морозный воздух вокруг себя клубами густого пара. Закончив говорить и не дожидаясь ответа, он сердито выключил телефон, сунул его в карман и решительно вошел в дверь, над которой висела вывеска: «Отделение полиции по Муйскому району МО МВД России».
В кабинете, куда он в скором времени завалился, его уже ждали.
– Здравствуй, Виктор, заходи. Как раз по твоему вопросу только что разговаривал, – устало поприветствовал Трешнева следователь.
– Добрый день, Иван Никанорович, – поздоровался начальник участка и, стянув с головы огромного размера енотовую шапку, кинул ее на вешалку. – И чем закончился разговор?
– Не беспокойся. Все хорошо.
– Чаю налью?
– Ну ты же знаешь, где чайник, – развел руками следователь и переключил свое внимание на экран старенького ноутбука.
Виктор Николаевич тем временем скинул с себя кожаную, тоже на енотовом подкладе куртку и по-хозяйски засунул ее в шкаф. Пошарив по тумбочкам, извлек кружку и кинул в нее пакетик чаю. Потом, обнаружив, что чайник пустой, вышел из кабинета на поиски воды. Следователь, давно знакомый с манерами посетителя, не обращал на него никакого внимания. По окончании всей этой суеты Трешнев, закинув ногу на ногу, уселся на скрипучий стул возле стола следователя и принялся, шумно хлебая, пить горячий чай.
– Намерзся, – объяснил он.
– Ну тогда отогревайся и иди сюда. Я тут кое-что интересное обнаружил.
Начальник участка не стал тянуть время и, поставив кружку прямо на стопку каких-то бумаг, обойдя стол, встал за спиной следователя.
– Смотри, – указал тот на экран. – Я сегодня в картах решил посмотреть, что там у тебя в округе есть: мало ли, вдруг мы с тобой какую-то воровскую тропу не приметили. И вот... Видимо, свежий спутниковый снимок загрузили.
– Ну-ка, приблизь… Вот-вот… Да не туда, – досадовал Трешнев на нерасторопность пожилого следователя, в итоге не выдержал и отобрал у него мышку. – Во… А что это за дела?
Оба, пригнувшись к самому экрану, смотрели на увеличенное до максимума спутниковое изображение местности, на которой полагалось находиться вахтовому поселку. Только вместо аккуратных прямоугольников зданий, собранных из быстровозводимых конструкций, и петлявших между ними дорог спутниковая фотография являла зрителям лишь мутное, практически белое пятно.
– Это точно то место?
– Само собой, Никанорович. – Начальник участка несколько раз прокрутил колесиком мышки. – Вот видишь? Это дорога, это Туякан, это наледь, а вот это Западный портал. А между ними, примерно вот тут, должен быть Восточный портал, а тут городок. А не облака ли это?
– Мне тоже так показалось, – подтвердил следователь. – Да только снимки для спутниковых карт делаются обязательно при отсутствии облачности. Я про это целую статью прочитал.
– Небось, в Википедии? – усмехнулся Трешнев.
– Вроде там. А что? Там неправильная информация?
Начальник участка только неопределенно махнул рукой.
– Слушай! Да если бы не мы с тобой (и то лишь по необходимости), кому бы еще пришло в голову на картах именно это место рассматривать? Вероятность этого сама по себе мала. Ну а для тех, кто не знает, что там что-то располагается, – сопки себе и сопки. Ничего особенного. Поди разбери, может, это озеро какое под снегом. Поэтому на снимке тучу эту могли и не заметить, а может, и заметили, да попросту забили. А ты голову морочишь и себе, и мне.
Следователь недоверчиво смотрел на уверенно говорившего посетителя. Спустя какое-то время, видимо проникшись приводимыми доводами, он и сам махнул на экран рукой.
– Ладно. Шут с ней, с этой картой. Давай допивай свой чай, и будем собираться. На месте во всем разберемся.
Трешнев кивнул и, обойдя стол, взял в руки кружку, от которой на листе остался круглый коричневый след.
– Отлично.

Есть у вертолета такой режим полета – авторотация. Правда, если быть откровенным, то это, скорее, режим падения, потому что происходит он при отказе двигателя, когда несущий винт раскручивается набегающим снизу потоком воздуха и до определенной степени тормозит падение. Именно это сейчас и происходило.
Нет, сначала все было хорошо. Вертолет, как и было обещано, подхватил следователя и начальника участка на взлетной площадке местной больницы. Вылетели без проволо;чек. Летели, ориентируясь сначала на железнодорожные пути, потом, когда они полого отвернули в обход перевала, по едва заметной после снегопада дороге. Наверное чудом не заплутав на этом этапе, вертолетчик четко вывел свой Ми-2 к месту схода лавины и, уступив просьбе пассажиров, сделал несколько кругов.
– Слушай! А ведь не так сильно засы;пало! Как после снегопада, – не отрываясь от иллюминатора и едва перекрывая шум двигателей, прокричал Трешнев. – А бензовоз пропал, Никанорович! Давай сядем!
Следователь отрицательно замотал головой и, поймав вопросительный взгляд вертолетчика, рукой указал ему лететь дальше. Тот, коротко кивнув в ответ, завершил круг и, оставив позади наледь, пошел с подъемом над дорогой в сторону перевала. «Бензовоз пропал… – усмехнулся про себя Иван Никанорович. – Нашел же, что без присмотра оставить! Да его и из-под лавины бы выкопали… Ищи теперь ветра в поле».
Тем временем, продолжая набирать высоту, вертолет приближался к вершине перевала. И аккурат в том момент, когда она проносилась под днищем, словно захлебнувшись, одновременно замолчали оба двигателя, и вертолет перешел в режим этой самой авторотации.
– Держитесь! – не своим голосом заорал вертолетчик и принялся лихорадочно озираться, выбирая место для аварийной посадки.
Нагромождение крутых, заросших кедрачом склонов сопок, топорщившихся вокруг, вкупе с недостаточной высотой полета заставили его направить вертолет в распадок в надежде найти там подходящую поляну. Замысел удался, но лишь отчасти: более-менее ровная площадка нашлась в самом низу, но ее покрывали хоть и невысокие, но сплошные заросли ивняка. Выбора у пилота уже не оставалось, поэтому с застывшей на лице гримасой отчаяния он буквально ввинтил машину прямо в центр прогалины.
На какой-то миг салон вертолета наполнился сухим треском обламываемых корпусом и перемалываемых винтами промерзших веток, скрежетом рвущегося металла, очередью шлепков лопающегося плексигласового остекления. А потом вдруг резко наступила тишина. Искореженная машина взметнула в небо волну снежной пыли и разлетающихся обломков и окончательно замерла.
Начальник участка, добросовестно и крайне быстро зафиксировавший себя ремнем безопасности сразу после панической команды вертолетчика, сознания во время жесткой посадки не потерял и теперь начал лихорадочно отряхиваться от колючего снега, забившего нос, рот и глаза. Затем он уже более детально ощупал себя и, не найдя каких-либо повреждений, немного помучившись, отстегнулся. Только после этого, спохватившись, Трешнев хриплым голосом позвал:
– Есть кто живой? Иван Никанорович!
В ответ после непродолжительной паузы откуда-то из-под снега, заполнившего всю кабину, раздался хриплый стон старого следователя. Трешнев поспешил на помощь. Просунувшись сквозь проем в перегородке, отделявшей пассажирский салон от кабины пилотов, он лихорадочно выгребал снег, пытаясь добраться до пошевелившегося полицейского. Работая практически сразу онемевшими руками, он краем сознания отметил, что пилот не подает никаких признаков жизни.
Откопав и освободив от ремней стонущего, но живого Никаноровича, начальник участка принялся рыть в другую сторону. Вскоре он наткнулся на полностью залепленное снегом лицо. Вертолетчик не дышал. Надеясь, что это всего лишь обморок, Трешнев продолжал свои усилия до тех пор, пока не наткнулся на торчавший из груди толстый обломанный сук.
И как будто всего этого было мало, внутри искореженного салона начал распространяться едкий запах горящей проводки, что в сочетании с капающим из двигателей керосином неминуемо приближало скорую развязку – взрыв. Ну или, если повезет, пожар.
Времени на рассуждения не было. Едва совладав с потерявшими всякую чувствительность руками, Трешнев рывком вырвал из кресла обмякшее тело следователя и поволок его к выходу. На удивление легко открывшаяся дверь, без сомнений, спасла и без того висящие на волоске жизни: откройся она хотя бы минутою позже, выжившим после падения людям в пропитанной керосином одежде не осталось бы ни единого шанса на спасение среди чадящих языков пламени, быстро заполнивших салон.
Иван Никанорович вновь застонал. Начальник участка, поудобнее перехватив его, стал сквозь сугробы пробиваться подальше от все ярче разгоравшегося вертолета. Через пару десятков метров, полностью выбившись из сил, он усадил следователя прямо на снег и сам завалился рядом.
– Ты как?
– Ног совсем не чувствую, – едва шевеля губами, пробормотал полицейский.
Виктор Николаевич невольно бросил взгляд на уже вовсю пылающий вертолет и на проделанную ими снежную борозду. Кое-где на ней алели следы крови. Ощупав сначала себя и не обнаружив никаких травм, он взялся осматривать следователя. Из его правого бедра через огромную рваную рану, пульсируя, текла густая темная кровь.
– Поговори со мной, Никанорович, – мягко попросил Трешнев.
Но следователь не смог выговорить больше ни слова. Лицо его страшно побледнело, а глаза закатились.
Забыв о своих наверняка обмороженных руках, начальник участка выдернул с пояса следователя ремень и что оставалось сил затянул его на ноге под самым пахом. Кровь перестала литься потоком, но сочилась все еще весьма заметно. Тогда он снял с себя шарф и туго перемотал им саму рану. Иван Никанорович был без сознания.
– Ты, дядька, только не умирай. Отдыхай и приходи в себя. Нам с тобой еще отсюда выбраться нужно.
Трешнев сам в свои слова верил не очень охотно, но не сказать их просто не мог. Отдышавшись немного, он решил рискнуть и подобраться к горящей машине, чтобы хоть немного отогреть руки. И руки, к величайшей его радости, начали отходить. Превозмогая нестерпимую боль, множеством крохотных иголочек впившуюся в кожу, он держал ладони вблизи коптящего пламени. Сначала они из белых превратились в ярко-красные и только потом приобрели нормальный телесный цвет, хотя и продолжали нещадно болеть. Вздохнув с некоторым облегчением, начальник участка принялся шарить по карманам в поисках своих меховых перчаток и, видимо, от радости, что всё-таки их нащупал, не устоял и немного подался в сторону огня. Тут-то и вспыхнул керосин, пропитавший его куртку. Благо снега вокруг было много, так что погасить пламя не составило труда.

 

Произошедшее событие хоть и не причинило никакого вреда, но все же имело одно катастрофическое последствие: нельзя было разводить костер. По крайней мере, до тех пор, пока керосин не выветрится из одежды. А дожидаться этого в промокшей и, как следствие, неспособной сохранять тепло куртке было верным самоубийством. Победить подбирающийся все ближе к телу мороз можно было только постоянным движением. Но если у пусть и измотанного, но все же сохранившего подвижность Трешнева был на это шанс, то у находящегося без сознания следователя не было и его.
Уже понимая, что следователь обречен, но еще не смирившись с этим, начальник участка приблизился к нему и тихонько позвал:
– Никанорыч.
Тот не отозвался. Только слабые клубы пара, прерывисто вырывавшиеся изо рта, свидетельствовали о том, что полицейский еще жив. Как если бы силы вовсе покинули его, Трешнев согнулся, уперев руки в колени. Он с отчаяньем всматривался в лицо лежащего человека, будто надеясь прочитать на нем однозначный ответ. Так продолжалось несколько томительных минут, тишину которых не нарушало ничего, кроме едва слышного хриплого дыхания раненого да потрескивания коптящего в обломках вертолета пламени.
Вдруг лицо начальника участка потеряло всякое выражение, словно окаменело; он выпрямился. Решение было принято. Решение нечеловеческое. Решение, продиктованное самым древним животным инстинктом – жаждой жизни. Выжить любой ценой.
Осмотревшись вокруг и определив кратчайшее направление до дороги, Виктор Николаевич, более не задерживаясь ни на секунду, двинулся в путь. «Придется пробираться через сугробы до дороги, – прикидывал он в уме. – Это на глаз метров пятьсот-шестьсот. Ну и что, что в крутой подъем. Потом семь верст до участка. И ничего, что мороз аж трещит. Человек и не на такое способен. Справлюсь». Возвращение в Мую начальник участка даже не стал рассматривать: расстояние до нее было в разы больше, чем до вахтового поселка.
Но эти соображения были только теорией, а она, как известно, порою весьма существенно отличается от практики. В действительности же ему едва удалось проторить себе тропу до подножия склона. Скрипя зубами и уже начиная осознавать всю тяжесть предстоящего предприятия, начальник участка схватился за пригнутую снегом еловую лапу и, помогая себе руками, стал взбираться на склон. Продвигаться вперед получалось, но требовались нечеловеческие усилия. Каждые несколько метров он останавливался, чтобы перевести то и дело сбивавшееся дыхание, потом снова принимался протаптывать себе путь, медленно, но верно поднимаясь на крутой откос сопки. Несколько раз ветки, используемые им в качестве опоры, не выдерживали нагрузки и с треском обламывались, грозя обнулить проделанный путь. Виктор Николаевич судорожно шарил руками и, к счастью для себя, находил новую точку опоры.
Когда в очередной раз из его груди начал вырываться хрип, а ноги наотрез отказались двигаться, Трешнев привалился спиной к стволу небольшой березки и едва не взвыл от безысходности. Ему вдруг показалось, что конца этому подъему никогда не будет. Неужели он так ошибся, прикидывая расстояние? По ощущениям, позади осталось никак не меньше километра. Или все же меньше? Кто его разберет в этих сугробах? Если только оглянуться и оценить пройденный путь… «Нет! – упрямо сказал он себе. – Только вперед!» С вырвавшимся из растрескавшихся на морозе губ хриплым стоном он оторвался от деревца и погнал самого себя дальше.
В какой-то момент его затуманенный разум обожгла пугающая мысль: а вдруг он вообще сбился с пути и сейчас, напрасно тратя силы, пробирается совсем в другую сторону? Действительно, нужно остановиться и посмотреть назад. Но заставить себя обернуться Трешнев так и не смог. Не смог, потому что там, внизу, в распадке, рядом с уже наверняка догоревшим остовом вертолета, он бросил на верную смерть живого беспомощного человека. Обернуться было выше его сил. Так и продолжал он карабкаться по склону, подгоняемый страхом и животным желанием выжить во что бы то ни стало. Глаза начала застилать кровавая пелена, но даже она не могла заставить его остановиться.
К тому моменту, когда совершенно выбившийся из сил начальник участка выбрался на дорогу, ставшее оранжево-красным солнце уже исчезало за ближайшей сопкой. Ожесточенно посмотрев ему вслед, но все так же боясь обернуться, он двинулся дальше.
Несмотря на то что дорога после последнего снегопада была нечищеной, идти по ней оказалось значительно легче, чем карабкаться по заваленному снегом откосу. Очень скоро к разгоряченному телу через насквозь промокшую одежду начал подбираться холод.
«Я обязательно дойду. Вперед. Не вздумай останавливаться», – твердил сам себе Трешнев, взбираясь на перевал.
После спуска с первого перевала мороз окончательно проник через одежду, сковав ее монолитной и неподвижной ледяной коркой. Подъем на следующий перевал хоть и заставил несколько раз останавливаться для отдыха, все же позволил немного согреться.
«Лишь бы дойти… А там банька. Там отогреют», – подбадривал он себя, спускаясь со второго перевала.
Ноги потеряли чувствительность после подъема на третий перевал и стали то и дело подгибаться. Зажатые под мышками руки хоть и шевелились, но нещадно ныли – видимо, все-таки обморозились в самом начале. А впереди был еще длинный спуск.
«Только бы дойти… Только бы дойти… Хорошо, что ночь звездная, хоть видно, куда идти… Лишь бы дойти».
Что это ворота поселка, Виктор Николаевич понял, только когда проковылял мимо них. Поселок был совершенно безлюден. Не светился ни один огонек, не двигалась ни одна машина. Сунувшись в первую по пути общагу, он встретил стылую пустоту. Лед из размороженных батарей превратил пол в настоящий каток. Тут не было ни души.
Ничему уже не удивляясь и руководствуясь не иначе как наитием, начальник участка отправился в баню. Чутье не подвело его: топка печи, выходящая на улицу, была забита дровами, спички и небольшая склянка с соляркой тоже были на месте. Собрав остатки покидающих его сил, он с треском разорвал ледяные оковы, скрутил крышку с банки, стараясь не пролить драгоценную жидкость мимо топки, вылил ее на дрова и вновь потерявшими чувствительность пальцами с горем пополам зажег спичку. Замерзшая солярка долго пузырилась, пенилась и только потом наконец соизволила загореться. Бережно прикрыв дверцу, Трешнев вошел в баню и, привалившись спиной к печи, потерял сознание.


7
Настроение людей на участке изменилось весьма заметно. Да и как могло быть иначе? Пропавшее звено, никуда не девшаяся туча, барьер и, в конце концов, гибель товарищей – все это действовало на нервы. Объединенные общей для всех, но при этом остававшейся секретом для каждого участью, они отчетливо осознали уникальность происходящего. Как и любая другая, чуть более серьезная, нежели дружеский сюрприз, неизвестность, совершенно очевидно нависшая сейчас над вахтовым поселком, пугала всех без исключения. Без сомнения, любой из невольных заложников больше всего на свете желал избавиться от затаившейся до неизвестной поры угрозы посредством немедленного пробуждения. Проснуться и брезгливо, как страшный сон, отбросить в дальний угол сознания сосущее под ложечкой ощущение скрытой жестокой неизбежности, а потом и вовсе выкинуть его из головы. Но, несмотря на единое (и единственное) для всех желание, реальность упорно не собиралась отпускать своих пленников.
Очевидно, из-за общего желания вернуться к привычному мироустройству каждый, словно следуя какому-то инстинкту, что есть сил сам старался остаться прежним, подобно судорожному стремлению удержать закрывающуюся дверь, захлопнись которая – и возврата к прошлой жизни уже никогда не будет.
Зам хмуро оглядел наполнявшуюся работниками дневной смены нарядную. Он всматривался в серьезные лица непривычно молчаливых проходчиков. Можно было подумать, что он исключительно по внешним признакам пытается предугадать, в чьем именно обличии на его голову свалятся очередные неприятности. А в том, что они обязательно свалятся, он уже и не сомневался. Особого внимания удостоились явившиеся угрюмой группой вчерашние беглецы. Судя по отсутствующим взглядам, нового побега в исполнении звена Кочетова можно было не опасаться.
Когда смена собралась в полном составе (за исключением компании Шевченко, разумеется), зам, легонько коснувшись плеча сидевшего от него по правую руку мастера, дал команду начинать. Мастер откашлялся и бесстрастно зачитал наряд на день. Суть наряда заключалась в следующем. В сбойках между тоннелем и штольней предстояло привести в подобающее состояние временную крепь. Взрывники должны были изъять со склада всю оставшуюся взрывчатку и уничтожить ее путем сжигания. Провинившемуся же звену Кочетова поручалось смонтировать последние имеющиеся три кольца и законсервировать тоннелепроходческий комплекс. Само собой, были определены и те, кому вменялось в обязанность слить воду из систем отопления бытовок, расположенных на обоих порталах, дабы не разморозить их в случае возвращения отрицательных температур.
Руденко в это время не прекращал сверлить взглядом внимательно слушающих рабочих. А внимание их, между прочим, было совершенно оправданным. Если не брать в расчет всю официально-деловую атмосферу, лично срежиссированную замом в целях недопущения панических настроений, задание сводилось к банальной консервации объекта или, если уж упростить его полностью, было подготовкой к самому обычному бегству.
Безошибочно распознавшие в сухих указаниях, зачитанных мастером, именно тот смысл, который в них и вкладывался, проходчики со всей ясностью ощутили навалившуюся на них всех безысходность. Все сидели словно окаменев. Каждый из них сейчас осознавал, что после выполнения этого наряда уже не получится притворяться, будто все идет по-прежнему. Завтра останется одна только пугающая неопределенность.
 «Боитесь, черти… – совершенно справедливо подумал Владимир Константинович. – Уж лучше бойтесь, чем опять что-то сотворите».
– Всем вам наверняка хочется узнать, что же мы будем делать дальше, – веско проговорил зам после того, как замолчал мастер.
После небольшой паузы, понадобившейся работникам, чтобы в большинстве своем выйти из ступора, раздался нестройный, но все же одобрительный гул.
– В сложившейся ситуации я не вижу ни причин, ни возможности находиться здесь дальше. Поэтому будем выбираться отсюда. Пока не скажу, как именно: нужно еще кое-что проверить, но выход мы наметили. Безвыходных ситуаций ведь не бывает. А теперь все. По рабочим местам!
Зам поднялся и, дабы уйти от неизбежных вопросов, на которые у него, несмотря на сказанные слова, все равно не было ответов, стремительно вышел.
«Ну, на сегодня вам этих обещаний должно хватить. А там придется еще что-нибудь сообразить», – с горечью проговорил он про себя и отправился в самый дальний угол площадки вахтового поселка, где при свете специально настроенных прожекторов медик и ученый при посильной помощи водителей вахтовки должны были заниматься извлечением из кабины останков погибших. Для зама оставалось загадкой, верно ли он поступил, попросив в личном порядке заняться этой малоприятной работой биолога. С медиком и шоферами дело обстояло несколько проще, а вот ученый, не входящий в круг подчиненных Руденко, вполне мог неверно истолковать такое к себе отношение. Но, судя по ведущейся деятельности и уже достигнутым результатам, опасался он напрасно. Кривенков, облаченный в одноразовый комбинезон, полагавшийся нагнетальщикам, и уже измазавшийся в крови с ног до головы, профессионально орудуя ножом наподобие скальпеля, работал в кабине. Не имея возможности извлечь целиком то, что осталось от водителя и пассажиров, он разреза;л уже оттаявшие тела на части и передавал их медику. Ивлев с истинно врачебным равнодушием принимал их и укладывал, стараясь не перепутать, на расстеленные водителями куски брезента. Сами же водители хоть и числились помогающими, но на деле лишь стояли на почтительном расстоянии, смоля одну за другой сигареты.
Вскоре, завершив свою работу, биолог спрыгнул на землю и принялся стягивать ставшие липкими хирургические перчатки. Зам подошел к нему и вкрадчиво произнес:
– Ты, Александр, уж прости меня, но должок за вами с Борисом Ефимовичем имелся, а наши ребята, сам видишь, без вас бы не справились.
– Вижу, – понимающе вздохнул Кривенков. – Ничего страшного.
– Я, собственно, зачем пришел… Хочу с вами, светлыми головами, покумекать о том, как нам отсюда выбраться. Сможете подойти вместе с Борисом, – естественно, после того как приведете себя в порядок?
– А отчего нет? Сейчас оформим трупы в холодильник, обмоемся и подойдем.
Однако встреча, назначенная в уютном кабинете отсутствующего начальника участка, не состоялась. Произошла она немного позже и при несколько отличных от запланированных обстоятельствах.
Отчаянно подпрыгивающий на ухабах пазик, который после выхода из строя вахтовки вынужден был работать за двоих, буквально влетел в ворота и с визгом затормозил у здания АБК. Выскочивший из еще на ходу открывшейся двери дневной мастер, ни на кого не обращая внимания, ошалело пробежал в кабинет начальника участка, откуда вскоре выскочил вновь, но уже в сопровождении хмурого зама.
– Найди этого ученого. Он должен быть где-то или в столовой, или уже в ду;ше. И отправь на портал. Срочно! – повелительно бросил Владимир Константинович, задержавшись ненадолго у двери в диспетчерскую. Потом, не дожидаясь ответа, он сбежал с крыльца и запрыгнул в трогающийся автобус.
Биолога отыскали, буквально силой вытащили из душа, который тот принимал после завершения своей грязной работы, и, запихнув в кабину посыпалки, отправили на Восточный портал. Едва успев вскочить на подножку, вместе с ним уехал и медик. Водитель, точно так же без объяснений оторванный от какой-то работы, на вопросы пассажиров упорно отмалчивался, лишь иногда недоуменно пожимая плечами. Причин такой спешки не удалось выяснить и по прибытии на портал, где их встретил заполошный бригадир, который и сам тоже ничего не знал, а лишь направил приехавших прямиком в тоннель.
Кривенков, оказавшийся в тоннеле впервые, сначала принялся заинтересованно озираться и пытался расспрашивать шедшего рядом товарища. Но ввиду того что Ивлев и сам был здесь первый раз, разговор не задался. Недоумевающие и порядком запыхавшиеся от быстрой ходьбы в горку, спустя полчаса они подошли к заму, который удрученно курил, опершись на перила людского прохода. Вместе с ним тут же находились человек пять рабочих и мастер.
– Что стряслось, Константиныч? – попытался наконец внести ясность медик.
Заданный вопрос, казалось, вывел зама из состояния задумчивости. Он, будто оценивая правильность принятого ранее решения, внимательно осмотрел подошедших, и в его взгляде зажегся слабый огонек.
– Судя по всему, между нами, – он указал рукой на себя и мастера, – и сменой, которая утром свободно прошла в забой, – указал в сторону забоя, – примерно с час назад возникла точно такая же стеночка, и результаты ее воздействия вы сегодня собственноручно извлекали из кабины вахтовки. Мы не можем пройти вперед.
Кривенков недоверчиво уставился в пространство, указанное замом.
– Давай, наука, думать, как мужиков оттуда вызволять.
Биолог, отделившись от всех, с широко открытыми глазами, горящими в большей степени неподдельным интересом и в меньшей – настолько же подлинным страхом, направился к барьеру. Однако пройти удалось не более пяти метров: он уперся в поначалу мягкую и податливую, но быстро становившуюся упругой и непроницаемой невидимую преграду. Как Александр ни старался, заметно продвинуться вперед не смог. Он отступил назад и, почесывая нос, ненадолго задумался. Потом, видимо решив применить другую тактику, вновь двинулся вперед. Слегка наклонившись и ощущая заметное сопротивление барьера, он уравнял с ним свои усилия и стал ждать. Расчет заключался в следующем: если нельзя миновать эту невидимую стену с ходу, если не помогает и грубая сила, то не получится ли просочиться сквозь нее медленным и постоянным усилием? Натолкнула Кривенкова на эту мысль давно и случайно прочитанная статья о взаимном проникновении двух металлов при контактной диффузии. Но и эта тактика не привела к успеху – продвинуться вперед так и не удалось.
– Можешь не пытаться, – коснувшись его плеча, остановил ученого подошедший зам. – Мы уже и так все испробовали.
Кривенков и вправду оставил дальнейшие и, очевидно, действительно обреченные на неудачу попытки. Он немного отошел и стал осматриваться. Кое-что необычное он приметил довольно быстро. Освещение тоннеля, ровное и яркое в сторону выхода, менялось в месте невидимой стены и дальше, по направлению к забою, становилось более тусклым, с заметным красноватым оттенком. Он поделился своим наблюдением.
– Может быть, там всего лишь трансформатор перегружен, – высказался мастер.
– Нет-нет, – возразил зам. – Видишь, тут же нет токораздела.
– А что это там такое?  – снова спросил биолог через некоторое время. – Вроде что-то движется.
Владимир Константинович, не отрываясь от прикуривания очередной сигареты, бросил взгляд в сторону забоя.
– Наверное, шома  едет, – буднично прокомментировал он.
Теперь уже все смотрели за барьер. Вскоре действительно стало видно, что, вероятно разгрузив блоки тоннельной обделки, на портал выезжает дизелевоз.
– А сколько весит состав? – задумчиво спросил медик.
– Если пустой, то тонн пятьдесят, – прикинул мастер. – А зачем это тебе?
– Так он же сейчас тоже в лепешку! – спохватился зам. – Стой!!!
Как по команде поднялся разноголосый крик. Кто-то оглушительно засвистел. Каждый пытался выдавить из легких побольше громкости, стараясь докричаться до машиниста. Оценив ситуацию и наконец поняв причину всеобщей паники, начали кричать и непривычные к подземной специфике биолог с медиком. Все отчаянно махали руками. Но дизелевоз продолжал неумолимо приближаться. Только уж как-то очень медленно. И именно эта медлительность, вследствие которой за следующую минуту состав приблизился не более чем на несколько метров вместо положенной при движении на спуск доброй сотни, заставила всех замолчать.
– Васёк так медленно не ездит, – проинформировал кто-то сорванным голосом.
– Да Васёк же был пьяный в стельку, – словно рассуждая, невзначай  проговорился мастер. – Я его еще с утра со смены выгнал. По-любому не он на шоме. Вот кто-то вместо него и катит еле-еле. С непривычки.
Владимир Константинович замечания мастера не пропустил и люто уставился на него. Мастер, осознав, что проболтался, в ответ только потупил взор и опустил голову. Зам посмотрел на мастера испепеляющим взглядом, но не произнес ни единого слова. Вместо этого он принялся озираться, отчаянно ища чего-то.
– Мужики! А ну быстро давайте кидайте на рельсы все, что сможете. Лучше состав под откос пустим, чем еще кто-то погибнет.
Реакции проходчиков долго ждать не пришлось. Все, включая мастера, кинулись на поиски заградительных материалов. В ход пошли доски и металлические поручни людского прохода, кто-то притащил протертые ролики тоннельного конвейера, кучей сваленные неподалеку. Всё это принялись мостить прямо на рельсы, стараясь упереть в шпалы и болтовые выемки колец обделки. Вскоре начала получаться весьма крепкая на вид баррикада. А состав тем временем медленно, но неумолимо приближался. Несмотря на то что дизелевоз при движении на выход выступал в роли толкача, не заметить людей, находящихся на путях, да еще и периодически размахивающих фонариками, было нельзя, так как на сцепке крайней платформы имелась специальная камера заднего вида. Да и зеркала; на самом дизелевозе тоже были. Но состав шел, не пытаясь сбросить скорость и по какой-то неизвестной причине даже не сигналя. Когда между ним и преградой осталось не более полусотни метров, зам, смирившись с бесплодностью дальнейших попыток привлечь внимание машиниста и в связи с явной опасностью для людей, распорядился отойти на подальше.
Взобравшись на людской проход метрах в тридцати от барьера, все застыли в напряженном ожидании. Состав все с той же скоростью наконец подобрался к барьеру, и первый по ходу движения вагон, как все и ожидали, беспрепятственно пересек его. А вот дальше все пошло совсем не так, как предполагалось. Вместо того чтобы тихонько наехать на наскоро сооруженное заграждение и послушно сойти с рельсов, состав вдруг моментально набрал скорость. Кое-кому, как потом удалось выяснить, показалось, что преодолевшие барьер вагоны мгновенно начинали двигаться на порядок быстрее, чем те, которые все еще были за барьером. Доподлинно установить, действительно ли было именно так, понятное дело, не удалось, ведь объяснить подобное поведение жестко соединенного состава невозможно. Состав будто выпрыгнул из-за барьера, начисто разметав весь хлам, который был уложен на рельсы, и пронесся мимо открывших от неожиданности рты наблюдателей. Пролетел весь целиком, нисколько не задержавшись. А потом, отмахав на полной скорости какое-то расстояние, вдруг ни с того ни с сего затормозил, – видимо, машинист не сподобился нажать тревожную кнопку, и штатно сработавшая система аварийного торможения заблокировала все колеса.
Первым опомнился мастер и, растолкав стоявших перед ним проходчиков, помчался к локомотиву. Остальные сразу же поспешили за ним.
Вопреки самым страшным опасениям, перед кабины оказался цел, равно как и бешено вращающий краснючими – не иначе как с перепоя – глазами машинист Вася Скорик. А потом его оторопело-бессмысленный взгляд остановился на заме, чей вид оказал небывалое отрезвляющее действие.
– Константи-иныч! – заикаясь, проблеял он со страхом в голосе, когда открыли дверь. – Я не пи-ил. Чесн сло-ово-о.
– Ах ты! Комбикорма мешок! – громоподобно прокричал Руденко, наконец почувствовав себя в своей тарелке. – Не пил, говоришь?! А ну, вылезай сюда!
Васёк, завороженно и как-то жалко глядя на зама, честно попытался исполнить приказание, но ноги подвели его, и он так и не смог выбраться из кабины.
– Сукин сын! – с ненавистью прорычал Владимир Константинович и, взяв его за грудки, одним рывком, действительно словно мешок с отрубями, выволок наружу.
В силу того что стоять самостоятельно машинист не смог и едва не завалился под шому, как только зам отступил от него, Васька подхватили под белы рученьки и принялись ощупывать. За исключением того, что он был вусмерть пьян, повреждений на его теле не было. Не было, несмотря на только что пересеченный ранее неприступный ни для кого барьер.


8
23.01.2016
Проделки йети или визит гостей из далекого космоса? Профессор Царьград-Иллийский раскрывает завесу тайны

По словам ученого, события, произошедшие накануне в одном из районов Забайкалья, явились следствием появления там йети. «Не стоит искать виновных среди пришельцев, – утверждает профессор. – На Земле еще много собственных нераскрытых тайн».

Александр Рудольфович – профессор и директор того самого института, в штате которого числился Александр Кривенков, в целях профилактики бессонницы, нет-нет да и дававшей о себе знать в его немолодые годы, уже в течение многих лет имел обыкновение прибегать к помощи снотворного. Ввиду оного разбудить его рано утром можно было разве что многоствольным орудийным залпом. Именно поэтому, когда требовательно и не смолкая затрезвонил входной звонок, открывать дверь обреченно зашаркала тапочками его заспанная жена.
– Кто? – осведомилась она визгливым и в то же время слегка хриплым со сна голосом, когда звонок наконец-то стих.
– Я ищу Александра! – раздался приглушенный дверью исступленный женский голос. – Откройте, пожалуйста, дверь!
Дородное лицо второй и, нужно заметить, отнюдь не меньшей профессорской половинки в одно мгновение изменилось до неузнаваемости. Являлось ли это следствием наверняка имевших место грешков Александра Рудольфовича, или причина крылась в чем-то другом, но только сонливость с супруги как корова языком слизала. Она, на удивление быстро совладав с замком, порывисто распахнула дверь и решительно шагнула из квартиры.
– Я тебе сейчас покажу, как чужих мужей искать! Совсем совесть потеряла!
Явно обескураженная оказанным приемом, посетительница отступила на шаг и принялась испуганно таращить заплаканные глаза на расходящуюся в гневе хозяйку квартиры.
– Какого рожна ты здесь забыла? Вам уже мало по институтским подсобкам обжиматься?! Решила на готовенькое?! – не унималась профессорша. – Я тебе сразу говорю: с Александром Рудольфовичем тебе ничего не светит! Сколько вас таких еще отваживать?! Пшла вон!
– С кем-кем? – сквозь вновь навернувшиеся слезы, совершенно не понимая происходящего, едва слышно спросила женщина. – Каким еще Александром Рудольфовичем?
– Ах! Теперь она уже и не знает, с каким это Александром Рудольфовичем! – передразнила хозяйка. – Потаскуха!
Дальнейшие слова слились в один нечленораздельный визг, с которым профессорская жена и вцепилась незваной гостье в волосы. Неизвестно, чем бы закончилась завязавшаяся потасовка, если бы не рассерженный сосед, выбежавший на шум в одних трусах. Он, молниеносно оценив обстановку, вклинился между уже практически потерявшими всякий человеческий облик женщинами, чем, возможно, и предотвратил намечавшееся смертоубийство. Держа их на отдалении друг от друга и дав возможность слегка отдышаться, сосед требовательно обратился к хозяйке квартиры:
– Что это вы тут устроили, Марина Петровна? Люди же спят!
– Эта курица!.. – вновь постаравшись перейти на визг, начала профессорша. – У нее хватило наглости заявиться прямо домой к моему Александру Рудольфовичу!
– Да сдался мне твой плешивый профессор! – злобно огрызнулась растрепанная женщина. – Он мне и даром не нужен! Я ищу своего мужа, Александра Кривенкова! А этот твой Рудольфович один знает, куда он его отправил.
Наступила натянутая пауза. Поначалу, до крайности возмущенная оскорблением, нанесенным ее супругу, профессорша предприняла новую попытку вцепиться в обидчицу и, только убедившись (благодаря непреклонной позиции соседа) в неосуществимости этого замысла, призадумалась. Ее соперница стояла смирно, пытаясь привести себя в хоть какое-то подобие порядка. Наконец ярость хозяйки окончательно улетучилась, а ее уже и без того раскрасневшееся лицо стало совершенно пурпурным от смущения.
– Все? – осведомился сосед. – Если я отойду, вы снова не начнете?
– Нет-нет, – кротко проговорила профессорша, не поднимая глаз.
Сосед отступил в сторону и с усталым видом осмотрел обеих.
Очевидно стыдясь только что разыгравшейся сцены ревности, хозяйка открыла дверь своей квартиры и, уступая дорогу, пригласила женщину войти:
– Проходите.
Та, не спуская глаз с недавней противницы, прошла в профессорскую квартиру. Вслед за ней, не оборачиваясь, вошла и Марина Петровна, прислонилась спиной к двери и спрятала лицо в ладони.
– О Боже! Как же стыдно, – горячо зашептала она. – Вы уж меня простите. Уж сколько я натерпелась от своего… Бабник он еще тот… Да вы разувайтесь, проходите. Я знаю Сашеньку Кривенкова. Хороший такой парень. Только не знала, что он женат.
– Собственно, мы еще не женаты. Только собираемся.
– Это дело нужное. Да и засиделся он в холостяках. А как вас зовут?
– Лариса.
Сопроводив ее до ванной, где гостья смогла бы избавиться от следов минувшего побоища, сама Марина Петровна принялась суетиться на кухне, при этом явно стараясь не производить лишнего шума. К тому времени, как Лариса показалась в дверях кухни, на столе уже был завтрак, а в турке дымился ароматный кофе.
– Ларисочка, вы еще раз меня простите.
– Да ладно. Чего уж там, – отозвалась та уже совсем мирным голосом. – Если бы к моему так кто-то заявился, я бы сама ей глаза выцарапала. Сама виновата. Вы меня тоже простите: заявилась ни свет ни заря. Да только не могла я больше в неведении находиться! Ведь, поверьте, совсем никто ничего сказать не хочет, а я спать не могу, все думаю, реву. И телефона вашего Александра Рудольфовича мне не дали, только адрес сумела узнать. Думала до понедельника потерпеть, но не выдержала. Позвольте мне с ним поговорить?
– Да вы присаживайтесь. Я кофе сварила. Моего-то без кофе будить нельзя: весь день потом житья не даст, если без кофе. Сейчас я его подниму.
Марина Петровна, тоже заглянув ненадолго в ванную, отправилась будить супруга. И вскоре, заспанный и не вполне понимающий, чего же от него хотят в такую рань, профессор появился на кухне. Окинув хмурым взглядом гостью и не произнеся ни единого слова, он уселся за стол и взял в руки чашку. Лишь когда кофе был допит, окружающий мир стал вновь интересен для Александра Рудольфовича. Он откашлялся и тоном профессионального лектора осведомился:
– Ну-с, милочка, чем мы обязаны вашему визиту?
Внимательно выслушав Ларису, он глубоко вздохнул:
– Деточка, там, куда он выехал, вполне может и не быть связи. Он опытный мужчина, ему неоднократно доводилось участвовать в экспедициях. К тому же, судя по последнему с ним разговору, цели своей поездки достичь ему так и не удалось. Очевидно, именно поэтому он и задержался. Уверяю вас, вы напрасно волнуетесь.
С каждым сказанным профессором словом Лариса все больше грустнела, а к концу речи и вовсе обреченно опустила взгляд.
– Да понимаю я все это. Головой, умом понимаю, но вот только сердце не на месте. Чувствую неладное и не могу с собой ничего поделать.
Марина Петровна, в присутствии мужа разительно изменившаяся, ставшая важной и властной и как будто даже выше ростом, внимательно следила за разговором, и тот факт, что девушка, настолько яростно рвавшаяся на выручку своему возлюбленному, сдалась с такой легкостью, ее явно не устраивал. Кроме того, сомнений в том, что причиной этой перемены явился короткий, но в угоду профессии весьма убедительный монолог ее супруга, она не испытывала.
– Да что ты такое несешь? – накинулась она на мужа. – Если он за столько дней не смог выйти на связь (а в последнем разговоре, с твоих же слов, собирался выезжать обратно), то явно что-то случилось. А ты сидишь и ничего не предпринимаешь!
– А что я, Мариночка? Что я могу?
– «Что я могу»?! В розыск подать уже надо было!
– В розыск подать могут только родственники, – встрепенулась Лариса. – Я уже пыталась, но мне отказали.
– Так! Дорогой мой! – приняв решение, начала распоряжаться профессорша. – Сегодня же организуй девочке билеты в ту самую тмутаракань, куда ты сослал Кривенкова. Да командировочные ей выпиши, чтобы было как положено. А вы, Ларисочка, сразу же вылетайте. На месте надо во всем разбираться.
Лариса с готовностью и благодарностью закивала головой. Профессор же, напротив, нахмурился:
– Мариночка, да как же я это сделаю? Она же даже не сотрудница… А расходы? Как с ними быть?
– Кто из нас директор? – безапелляционно прервала его Марина Петровна. – Делай что хочешь, но вылететь она должна сегодня же!
По всей видимости, Марина Петровна в довесок к трепетному чувству собственности действительно обладала всей полнотой власти над супругом. Лариса, в спешном порядке отпросившись с работы и перепоручив заботу о десятилетнем сыне своей маме, тем же днем вылетела в Таксимо. Обстоятельства, равно как и стыковки рейсов, сложились благоприятным образом, и уже в понедельник днем она прибыла к месту назначения.
Сам поселок, обязанный своим существованием одному лишь локомотивному депо, обслуживавшему прилегающий участок БАМа, имел только одну гостиницу. Этим фактом Лариса и решила воспользоваться для своих поисков.
Фойе гостиницы, всем своим видом олицетворявшее период застоя безвозвратно ушедшей советской эпохи, было теплым и пустынным. За стойкой скучала оставшаяся, видимо, по наследству с тех же самых времен администраторша.
– Здравствуйте.
– Добрый день.
– Я бы хотела у вас кое-что спросить.
Женщина за стойкой безразлично уставилась на Ларису через толстые линзы очков.
– В прошлую субботу, шестнадцатого, у вас должен был поселиться Александр Кривенков из Питера. Дело в том, что я его жена, а сам он пропал… Вы должны мне сказать, снимал ли он у вас номер?
Взгляд администраторши из безразличного превратился в оценивающий, но никаких других изменений не произошло.
– Поймите, его отправили сюда в командировку, потому что вашим медведям приспичило проснуться среди зимы, а он, видите ли, специалист, который может выяснить причину. Знаете, какой он у меня умный?! Скорее всего, он поселился здесь: других-то гостиниц в вашей дыре больше нету… Потом он уехал к каким-то строителям, а вернуться почему-то не смог. Рассказывал мне про какую-то наледь, но я так и не поняла, что это такое. А потом он пропал. Телефон недоступен, и никто не знает, где он есть. Я уже успела одного мужика схоронить и знаю, что второй раз такого не переживу! Поэтому и приехала сама, чтобы его найти. Посмотрите в ваших документах, был ли такой постоялец! Вы просто обязаны мне помочь!
Трудно сказать, что больше возмутило администраторшу. Может, причиной послужило притеснение свобод местных медведей. (Ведь правда, с какой это стати приезжим пристало упрекать их за изменение режима сна? Когда хотят, пускай тогда и просыпаются!) Может, открытое оскорбление чести и достоинства поселка, равно как и его жителей. А может быть, и тот истерический приказной тон, с которым жарко говорила Лариса. Так или иначе, но оказать помощь служащая гостиницы наотрез отказалась.
– Я не имею права разглашать не пойми кому данные о наших гостях! – сказала она с вызовом в голосе, сделав упор на словах «не пойми кому».
– Ну зачем же вы так? – обомлела Лариса. – Помогите же мне!
Сотрудница гостиницы осталась непоколебима. Затем, немного подумав, сгребла со стола амбарную книгу, в которой, очевидно, записывались данные постояльцев, и демонстративно сунула ее в ящик стола. Лариса потеряла дар речи и некоторое время со злостью сверлила женщину взглядом, шумно вдыхая носом воздух. Но все же, поняв бесперспективность выбранной тактики, сделала над собой нечеловеческое усилие и, придав голосу казенной вежливости, осведомилась:
– Могу я снять у вас номер?
– У нас, к сожалению, не осталось одноместных номеров, – елейным голосом отозвалась администраторша. – Могу предложить двухместный с подселением.
– Давайте с подселением, – вздохнув, согласилась Лариса.
Очутившись в номере и вдоволь пропитав тощую гостиничную подушку слезами, женщина пришла к решению отправиться в местное отделение полиции, а с новыми расспросами об Александре обратиться к какому-нибудь другому сотруднику гостиницы позже. Когда она уже стояла одетая в дверях номера, на телефон пришло сообщение. Бегло пробежав его глазами и ничего не разобрав из-за латиницы, на которой оно было написано, Лариса со злостью засунула телефон в сумочку и стремительно вышла.

 – Да не встречал я никакого Кривенкова! – приложив руки к груди, признался явно чем-то до крайности взволнованный сержант. – У нас тут и без вашего мужа пропавших хоть отбавляй!
– Слушайте! Пока вы мне вразумительно не ответите, я никуда не сдвинусь с этого места! – заявила ему Лариса и уселась на скамейку прямо напротив окошка дежурной части. – Позовите сюда старшего!
– А нету старшего, – сказал сержант и куда-то исчез.
– Да что ж за бардак здесь творится!? – в сердцах проговорила женщина.
– Что же это за бардак? – словно передразнивая ее, прокричал ворвавшийся с мороза другой полицейский. – Иванов! Где тебя черти носят?
– Здесь я, товарищ лейтенант! – отозвался сержант, вновь возникнув в приемном окне.
– Марш ко мне в кабинет!
Лейтенант, бросив на Ларису беглый взгляд, гулко зашагал в глубь коридора. Поняв, что это, может быть, единственный шанс добиться внимания, женщина вскочила и бросилась за ним вдогонку. Полицейский, повозившись с ключами и не переставая материться себе под нос, с трудом открыл дверь кабинета и вошел в него. До того как дверь за ним захлопнулась, вслед за ним успела протиснуться и Лариса.
– Женщина, вам сюда нельзя! Выйдите! – распорядился слегка ошалевший от такой наглости лейтенант, когда, скинув тужурку, заметил ее у входа.
– Нет!
Глаза полицейского округлились еще больше.
– Что значит «нет»?! Вон из кабинета!
Лариса съежилась, словно от удара, но осталась стоять на месте. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы не ворвался сержант.
– Звонили из МЧС. Вертолет не возвращался!
– Мне тоже уже звонили. И не только из МЧС… Начальство к нам уже рвется, – зло огрызнулся лейтенант. – А кто эта женщина и что она здесь, прости господи, забыла?!
– Ищет какого-то мужика.
– Какого еще мужика!? Женщина, вы разве не видите, что у нас тут и без того проблем хватает? Подождите, пока я вас позову!
– Я никуда не уйду, пока вы мне не поможете. Человек же пропал!
Требовательно зазвонил телефон.
– Да ну вас! – махнул на нее рукой лейтенант и сорвал с аппарата трубку. – Лейтенант Палехин слушает… Да, товарищ майор!.. Нет, товарищ майор!.. Не могу знать! Никак нет… Не надоело… Не хочу на Чукотку к белым медведям, мне и наших хватает… Никак нет!.. Так точно, товарищ майор!.. Сообщу незамедлительно!.. Есть выехать и разобраться!
Бережно опустив на рычаг телефонную трубку, лейтенант перевел дыхание и исподлобья осмотрел притихшего сержанта.
– Иванов, заводи уазик. Начальство требует информации. Поеду ее добывать…
Сержант молча выскользнул из кабинета.
Вскоре отстраненный, блуждающий взгляд лейтенанта остановился на лице Ларисы, а еще чуть позже обрел осмысленность и наполнился страдальческим выражением.
– Какого мужчину вы там ищете?
– Муж мой, Александр Кривенков, пропал. Его к вам сюда в командировку отправили, а он исчез.
– О-ой… Когда ж это все уже закончится?.. – прошептал Палехин, запуская обе пятерни в шевелюру. – И куда же он, по-вашему, пропал?
– Он к каким-то строителям уезжал. Тоннель они, что ли, копают…
–Так-так! – оживился лейтенант. – А когда это произошло?
– В воскресенье.
– А… Так это еще семнадцатого… – Он снова поник.
– Помогите мне к ним попасть! Умоляю!
– Капитан вон сегодня уже попытался…
– Машина готова! – прервал разговор вновь появившийся сержант.
– Всё. Я поехал. Простите, женщина, но мне сейчас не до вас. Честное слово!
Палехин с видом приговоренного к казни человека поднялся и принялся натягивать куртку.
– А куда вы? – тоже вскочила Лариса.
– Да все туда же.
– К строителям!?
– Хотелось бы, но навряд ли это получится. Там же эта чертова наледь… Иванов! Остаешься за старшего.
– Я еду с вами!
Лейтенант отрицательно замотал головой и вышел из кабинета. По его загнанному виду было понятно, что сопротивляться прицепившейся как банный лист к одному весьма интимному месту женщине сил просто нет. Лариса воспользовалась этим обстоятельством и, следуя по пятам, забралась на пассажирское сидение уазика.
– Да и черт с тобой, – смирился с неизбежным полицейский и, нещадно давя на педаль газа, направил машину в сторону выезда из поселка.
После поворота к строительной площадке мотор надсадно завыл, заставляя машину вспахивать снежную целину. Эту дорогу после последнего снегопада никто не чистил, и имевшиеся на ней следы нескольких отчаянных водителей, проезжавших по ней ранее, едва ли могли облегчить движение. Поднимая за собой целое облако снежной пыли, уазик пробился-таки к тому самому прижиму, где на дорогу наползла злосчастная наледь. Лейтенант остановился неподалеку от хвоста растянувшейся по дороге колонны техники строителей.
– Странно… – произнес он, когда немного осмотрелся.
– Что странно?
– А то, что, по показаниям водителей, вон оттуда, – лейтенант указал рукой на лысый и достаточно крутой склон справа от дороги, – прямо на машины сошла лавина. А лавиной здесь даже и не пахнет. Видишь, все покрыто ровным слоем. Это говорит о том, что лавина здесь не сходила. От нее была бы целая гора снега. – Он пожал плечами. – Чего же они тогда испугались, что побросали все к чертовой матери и сломя голову сбежали? Не понимаю!
– Подъедем поближе?
– Давай.
Уазик с натугой тронулся.
– Гляди! – не решаясь оторвать рук от сопротивляющегося руля, глазами указал на дорогу Палехин. – А вот тут стояла еще одна машина. Видишь следы костра?
– Вижу.
– Это значит, что ее отогрели и уехали на ней. А следы пошли в сторону наледи. И истоптано все вокруг. А вон и еще одну угнали. – Уазик мелко затрясло. – Во! Да тут еще и бульдозер поработал!  И все это богатство – оттуда, с участка. Видать, все хорошо с твоими строителями.
– Так поехали прямо к ним! – потребовала Лариса.
Лейтенант, оценив дорогу, по которой через наледь смогли перебраться грузовики, осторожно двинулся вперед. На удивление легко миновав ее, он, поддав газу, начал взбираться на подъем.
Мотор захлебнулся и заглох, когда до вершины первого от прижима перевала оставалось не более ста метров.
– Да что за хрень!? Ведь только месяц как с капиталки! – досадовал Палехин, безрезультатно поворачивая ключ в замке зажигания. – Неужели стартер умер? И вообще вся электрика отказала… Ничего не понимаю.
Так и не добившись никакого результата, полицейский выбрался наружу и, откинув крышку капота, с недоумением склонился над двигателем. Вслед за ним вышла и Лариса.
– А далеко отсюда до строителей этих? А?
– Да я ж откуда знаю? Километров десять, наверное. Или больше.
– Десять – это не так и далеко… – задумавшись, пробормотала женщина. – Давай я пойду, а ты, как починишь свою колымагу, меня подберешь?
Палехин так стремительно выпрямился, что ударился затылком о капот. Потирая ушибленное место, он повернулся к Ларисе и, изумленно глядя на нее, закричал:
– Ты что, совсем дура!? Да ты и километра по такому морозу в своих модных сапожках не пройдешь! Сядь в машину и не пори ерунды!
Лариса обиженно вскинула голову, но возражать не стала, правда, и в машину тоже не села. Немного постояв на месте, она, видимо действительно оценив степень холода, принялась нарезать круги вокруг уазика. А потом вдруг встала как вкопанная.
– Лейтенант! – позвала она. – Смотри! А почему следы пропадают?
Полицейский оторвался от своего занятия и проследил за взглядом Ларисы. Следы бульдозера и грузовиков, начинавшиеся на наледи, необъяснимым образом пропадали в нескольких десятках метров выше по склону. Дальше по направлению к вахтовому поселку был только нетронутый снег.

9

– Слышь, Иваныч? А еще был такой случай! – поминутно шмыгая замерзшим носом, не унимался Пролёт. – Я тогда еще пацаном был. Взял меня, значит, батя с собой на охоту.
– Наверняка, чтобы там в лесу тебя и оставить? – сохраняя полную серьезность, осведомился Михаил Иванович.
– Да нет! – совсем не распознав издевки, отмахнулся говорливый проходчик, чем вызвал нестройный смех уставших и продрогших товарищей. – Компания у нас была человек шесть, все – отцовские сослуживцы. Полдня мы по всяким дебрям искали хоть какую-нибудь живность, на которую не жалко было бы патрон потратить, но, окромя белочек и бурундучков, нам никто так и не встретился.
– И почему меня это совсем не удивляет? – уже не смог сдержать усмешки пожилой проходчик.
– В общем, вечером мы несолоно хлебавши разбили палатки по-над речкой, разожгли костер, ну и мужики принялись готовить ужин. Туда-сюда, раздавили бутылочку, потом еще одну.
– И тут тебя развезло? – вставил Костя.
– Молчи, салага! – оборвал остроумие молодого сварщика Пролёт. – Мне тогда батя, учуй он только запах, уши бы поотодрал. Так вот. Им-то хорошо, а мне скучно стало. А тут, как на грех, одному из них приспичило по воду сходить. Поднялся он, прихватил бутылку и к берегу пошел. А я, значит, бочком-бочком, чтобы никто не увидел, и за ним. Прошел я метров тридцать. Осторожно шел, чтобы не шуметь. По дороге разделся по пояс. Ну и в кустах спрятался. Тем временем дядька, наполнив бутылку, отправился обратно. Когда он проходил мимо меня, я принялся хрюкать. «Не подходи! – закричал дядька, повернувшись в сторону кустов. – Уйди! А то бутылкой убью!» – и начал перед собой этой самой бутылочкой размахивать. Кабан, которого я старательно изображал, естественно, никуда уходить не собирался, а, наоборот, захрюкал еще пуще. Нервы у дядечки оказались ни к черту, и он бодрым галопом умчался к костру, где, судя по поднявшемуся шуму, молниеносно учинил форменную панику.
К тому моменту, когда я, кое-как сумев найти разбросанную по дороге одежду, исцарапанный, вышел на свет, все суетливо либо искали свои ружья, либо, уже найдя, заряжали их. Один только этот дядька, крича: «Кабан! Кабан!» – бесцельно бегал вокруг костра кругами, роняя и затаптывая все подряд. «Вот уж не знал, что кабаны человеческую речь понимают, – заявил я. – Зачем вы с ним разговаривать-то пытались?» В общем, батя мой первым понял, в чем дело, и, вместо слов ухватив какой-то дрын, принялся меня гонять по поляне.
– Я все понял! – объявил Иван сквозь смех. – Ты с тех самых пор пришибленный на всю голову!
Пролёт развел руками:
– Досталось мне в тот раз по самое не балуйся… А еще один раз мы с Витьком…
Дорога, сопровождаемая нескончаемыми и уморительными байками шебутного проходчика, медленно, но верно приближала идущих мужчин к цели, но с заходом солнца мороз окреп настолько, что даже у него желание сберечь собственное горло перебороло природную словоохотливость. В конце концов он совсем замолчал, и стало слышно только сбивчивое дыхание да хруст снега под предусмотрительно обутыми валенками. Изредка, правда, то с одной стороны, то с другой раздавались сухие выстрелы трещавших от мороза деревьев. От него же вскоре разрядились и фонари. Благо, что света колючих иголок звезд и ущербной луны вполне хватало, чтобы и дорогу видеть, и окрестности кое-как различать. В конце концов после очередного поворота перед мастером и проходчиками предстала площадка вахтового поселка. Она была темна и безлюдна.
– Что-то я вообще ничего не понимаю, – оценив открывшуюся картину, посетовал Славик. – А где все?
– Пойдем и на месте во всем разберемся, – дрожащим от холода голосом проговорил мастер.
Когда позади остались открытые настежь ворота площадки, голос подал Пролёт:
– Чуете?! Никак дымком тянет.
– Ага-ага. Точно! Дым, – подтвердил Михаил Иванович.
– Глядите, – указал рукой Костя. – Так ведь это баня топится!
Вскоре, миновав без задержек безжизненную, а оттого кажущуюся чужой и незнакомой площадку, они подошли к бане. Сквозь щели топочной дверцы, озаряя мертвенно-бледный пейзаж, пробивались пляшущие оранжевые сполохи. Некоторое время все завороженно смотрели на этот единственный признак жизни и только потом обратили внимание на саму баню.
– Значит, все-таки мы здесь не одни, – с явным облегчением высказал общую мысль мастер.
– Эй! Люди! – завопил Пролёт. – Есть тут кто живой?!
Но ответом ему была лишь тишина, нарушаемая только потрескиванием дров.
– Может, внутри кто? – предположил Михаил Иванович и направился ко входу.
Видимо не решаясь отделяться от остальных, отворив дверь, он остановился.
– Темно, как у негра в… одном месте… Петрович, у тебя, кажется, лампа еще не совсем умерла. Иди-ка сюда.
Пролёт, вытащив из-за пазухи фонарь, протиснулся вперед.
– Ага. Вроде светит. Пошли, трусишка.
И они вдвоем скрылись в предбаннике. Скрипнула дверь в баню, и наружу вырвались густые клубы пара.
– Ого! Идите все сюда!
Откуда-то с шипением капала вода. Вся баня была наполнена плотным паром. Только присмотревшись, все увидели привалившегося к кирпичной стене печки начальника участка. Он не шевелился, голова свешивалась на грудь.
– Виктор Николаич! Ты живой? – Мастер с трудом опустился рядом с начальником на пол, стянул рукавицу и аккуратно тронул его за плечо. И сразу же отдернул руку. – Ай, горячо!
Начальника сразу же оттащили от печки. Он едва слышно застонал.
– Стонет – значит, живой, – со знанием дела заявил Пролёт. – Мужики, а чем здесь воняет? Кажись, соляркой? Или керосин?
– Это от него несет, – принюхавшись, объявил Славик. – И как только он тут еще не полыхнул?
– Полыхнул, не полыхнул! – вспылил мастер. – Делать что-то надо! А они тут базар устроили.
Михаил Иванович сразу же присел рядом и принялся стягивать с начальника перчатки. Точнее, то, что от них осталось. Начальник вновь застонал.
– Кажись, обжег. Или обморозил…
Костя достал нож и протянул его проходчику.
– О! Молодец. То, что надо.
Срезали перчатки.
– Точно обморозил.
– Пролёт, ты-то откуда все знаешь?!
– Ну а что тут знать? Белые в красных пятнах. Значит, отморозил. Но волдырей нет, – значит, должны отойти.
– Где это его так угораздило? Неужели он к нам сюда своим ходом приперся?
Тут Трешнев начал приходить в себя. Сначала он часто задышал, потом открыл глаза и наконец обвел мутным взглядом окружающих.
– Виктор Николаевич, вы как? – встревоженно поинтересовался мастер.
– Как-как? – отозвался тот осипшим и едва различимым из-за шипения воды голосом. – Кажись, ноги и руки отморозил, пока сюда шел. А еще спина вся горит. А почему весь поселок пустой?
Мастер пожал плечами.
– Мы сами ни черта не понимаем. Вышли из штольни – на портале ни души, пришли сюда – такая же картина. Только вы, и всё. – Иван, видя состояние начальника, решил пока не распространяться о непонятной преграде и неувязке с датами. – А спина у вас, наверное, подгорела. Вы же к печке прислонившись сидели, когда мы вас нашли. Давайте снимем одежду и посмотрим?
– И что мы здесь в этом пару увидим? – возразил Пролёт. – Пойдем, Иваныч, вагончики твои отогревать. Там и посмотрим.
– Пошли, – согласился проходчик. – А то я тут уже взопрел.
Четверо проходчиков вышли. Проводив их взглядом, начальник участка приподнялся на локтях и уставился на свои руки. Они с трудом, но шевелились.
– А ноги как? Их чувствуете?
– Еще как чувствую. Болят невыносимо.
– А попробуйте пошевелить.
Начальник подвигал ногами и с облегчением вздохнул:
– Ладно. Пока мужики там ходят, давай-ка расскажи мне все по порядку.
– Давайте. С чего начать?
– Поведай-ка мне, Ваня, где это вы впятером пять дней пропадали.
Иван был хоть и молод, но далеко не глуп. Еще тогда, когда на портале в журналах обнаружились записи от двадцать третьего, он заподозрил неладное. А тут начальник говорит про пять дней.
– Значит, сегодня двадцать пятое, – высказал он вслух свои мысли.
– Именно! – требовательным тоном подтвердил Трешнев.
– Виктор Николаевич, вся проблема в том, что нигде мы не пропадали. Двадцатого января после обеда мы пошли в штольню, а когда спустя часа два вышли из нее, было уже сегодня. До обеда сегодняшнего дня у всех нас было двадцатое число.
Начальник участка, без сомнения слышавший на своем веку множество придуманных и наверняка не менее сказочных объяснений, пристально смотрел прямо в глаза мастеру.
– И ты думаешь, что я в это поверю?! – попытался закричать он. Но из-за застуженного горла вместо крика получился только сиплый шепот. – Ты давай мне голову не морочь! Ведь уволю к чертовой матери. За прогулы и уволю!
– Я вам говорю правду! – испуганно, но с жаркой убедительностью в голосе уверил мастер. – Тут вообще черт знает что творится. Мы в штольне наткнулись на невидимую стену. Вроде ничего нет, а пройти вперед нельзя. Вот и пошли назад. Вышли, а вокруг никого. В вагончиках вода слита и холодина, а в журналах записи на три дня вперед. Как такое возможно?
– Значит, не хочешь признаваться? – не сводя с Ивана злого взгляда, прошипел начальник. – Ладно! Я еще во всем разберусь… А где весь остальной участок? Или тоже не знаешь?
Мастер замотал головой:
– Я же вам говорю: первый человек, которого мы встретили после того, как зашли в штольню, – это вы.
– Ваня! – рассвирепел Трешнев. – Ваня, не зли меня! Я вас всех по отдельности сейчас допрошу. И если, не дай бог, хоть что-то в ваших словах разниться будет, всех по статье уволю… Помоги мне встать!
 Обескураженный таким отношением, мастер покорно помог стонущему от боли начальнику подняться на ноги.
– Куда твои мужики ушли?
– Один из тех вагонов, где мы сначала жили, пошли отогревать.
 – Пошли к ним!
Как оказалось на деле, «пошли» означало «неси меня». Трешнев навалился на тщедушного мастера практически всем своим весом. Тем не менее они все-таки доковыляли до составленных на противоположной части площадки вагончиков. Из трубы одного из них уже вился дымок, а окно светилось пляшущим светом где-то раздобытых свечей. Проходчики, окружив разгоравшуюся печку, тянули к ней замерзшие руки. На печке уже стояли два ведра, наполненные снегом.
– О! Николаич, ты дойти смог? – одобрительно спросил Михаил Иванович. – Да только чутка рано. Мы вот только снег топиться поставили, чтобы отопление залить.
– Пока вы тут все настроите, я там кони двинуть успею, – ворчливо пожаловался начальник. – Тут и так уже нормально. Вань, отправь кого-нибудь найти аптечку.
На поиски отрядили Славика и Костю.
– Вы только хвостиком друг за дружкой не ходите, – напутствовал их Трешнев. – Ищите порознь. Один в боксе в машинах, а другой в медпункте. Как найдете, сразу сюда.
– Так у нас фонарь один на всех остался, Николаич, – возмутился Пролёт.
– Не спорить! Придумайте что-то, в конце-то концов!
Сварщик и проходчик ушли в недоумении. Начальника усадили на кровать.
– Так! Теперь вы, голуби мои сизокрылые. Соколы мои ясные! Пролёт! Признавайся! Куда Витёк делся? Не бывает такого, чтобы вы порознь тусовались.
Глаза Пролёта при упоминании о товарище моментально наполнились грустью. Он обескураженно развел руками:
 – Так не знаю я! Он же с обеда за пиками ушел, а мы – в штольню. С тех пор и не видел.
– И сколько это «с тех пор»? – осведомился начальник, бросив на мастера испытующий взгляд. – Сколько времени ты его не видел? В часах мне скажи!
– А сколько сейчас времени? – Пролёт глянул на часы. – Половина восьмого… Часов семь получается…
– Так… Сговорились, значит? Иваныч! Какое сегодня число?
Михаил Иванович, немного задумавшись, что само по себе для находящегося на вахте человека не странно, сказал, что двадцатое.
– Точно?! – истолковав заминку с ответом по-своему, переспросил Трешнев.
Проходчик, явно не понимая смысла задаваемых вопросов, полез во внутренний карман и извлек оттуда замотанный в пакет телефон, размотал целлофан и со старческой аккуратностью включил экран. Посмотрев на него, кивнул и сунул под нос начальнику.
– Точно двадцатое. Вот смотри.
Начальник выхватил телефон и уставился на экран.
– А что не так?
– А то, что сегодня двадцать пятое! А вы, черти полосатые, надо мной издеваетесь! Все вместе, поди, часы назад попереводили! Но Трешнева не проведешь!
 Проходчики переглянулись, потом перевели вопросительные взгляды на мастера.
– Виктор Николаевич думает, что мы где-то пропадали пять дней, а сейчас водим его за нос, – объяснил Иван.
– Какие еще пять дней? – жалобно осведомился Пролёт.
– Те, которые, вероятно, прошли после нашей встречи с этой невидимой стеной в штольне, – печально глядя на начальника, проговорил мастер. – Эх! Чуяло мое сердце, что добром это не кончится…
Тут в вагончик, шумно оббив с валенок снег, вернулся Костя с большой медицинской сумкой в руках. И сразу же был подвергнут такому же допросу, после которого количество недоумевающих возросло, а число скептиков осталось прежним. Потом вернулся Славик, и все повторилось. В итоге начальник участка с негодованием торжественно пообещал уволить их всех, вместе взятых.
– Ладно! Я вас все равно выведу на чистую воду! А теперь давайте раздевайте меня и лечите.
– Да ну тебя на хрен! Сначала увольняет, а потом лечи его, – в сердцах выругался Пролёт, смачно добавив к сказанному еще несколько крепких эпитетов, сделавших бы честь любому боцману времен безжалостных абордажных сражений пиратского парусного флота. – А уволить ты меня все равно не сможешь. Я к главному инженеру пойду. Еще посмотрим, кого он вышибет! – и, громко хлопнув дверью, вышел на улицу.
За ним без раздумий, правда сохранив молчание, последовал Михаил Иванович. Немного погодя вышел и Славик. Мастер и сварщик, несмотря на видимое желание последовать примеру ушедших товарищей, остались.
– Чего это они?
– Честным людям не нравится, когда их считают лжецами, – философски рассудил Костя. – Я в армии санитаром был. Давайте я ваши раны обработаю.
Трешнев выпучил на него изумленные глаза, но позволил раздеть себя. Мастер, постояв немного в нерешительности, все же подошел и стал помогать.
Как выяснилось в ходе осмотра, спина начальника пострадала больше всего, с нее даже пришлось срезать прилипшую футболку. Необходимости отнимать ноги-руки, по заверению Кости, не было. «Так, кожа облезет, а потом новая нарастет», – заверил он, чем несказанно обрадовал пострадавшего. Затем сварщик-санитар, не обращая внимания на без устали визжащего и постоянно дергающегося Трешнева, довольно профессионально обработал раны средствами, найденными в медицинской сумке, и, не жалея бинта, перевязал их. В результате проведенных манипуляций начальник участка стал очень смахивать на египетскую мумию.
Собственно, сходство это метко подметил Пролёт, который в компании остальных все-таки решил вернуться в вагончик.
– Египетская сила! – провозгласил он сразу же, как только открыл дверь принесенной от бани охапкой дров. – Ну вылитый Тутанхамон!
Последним зашел Славик, также нагруженный дровами. Но, торопливо свалив их возле печи, сразу же вновь вышел. Минутою позже с улицы послышались его крики:
– Мужики! А ну, идите сюда!
Еще не успевшие раздеться проходчики выскочили сразу, Костик, не утруждая себя одеванием, был следующим. Мастер же сначала накинул куртку, поэтому присоединился к остальным в последнюю очередь. Всех четверых он застал запрокинувшими головы и смотревшими в небо. Иван тоже поднял голову.
Весь небосклон, усеянный ставшими почему-то кроваво-красными звездами, переливался слабо мерцающими отблесками голубого, синего и фиолетового цвета. Ни на что не похожая разворачивающаяся над головами тоннельщиков картина отдаленно напоминала мыльный пузырь, занявший все небо.
– Что это? Северное сияние, что ли? – не отводя завороженного взгляда, предположил Михаил Иванович.
– Это может быть все, что угодно, но только не северное сияние!  – заявил всезнающий Пролёт. – Уж я-то его на службе насмотрелся.
Меж тем вид неба вдруг молниеносно изменился. Звезды, словно кто-то щелкнул выключателем, моргнув, стали фиолетовыми, сполохи пузыря, наоборот, приобрели оранжевые и красноватые отливы. А по направлению дороги, по которой они пришли с портала, на первый взгляд, в самом центре этого загадочного купола и километрах в двух от вагончика, от земли до неба вздымался мощный световой столб лилового цвета.
– А это еще что за памятник детородному органу? – осведомился Славик.
Мастер недоуменно пожал плечами и ничего не стал говорить.
В месте пересечения с пузырем столб заметно утончался в размерах, и создавалось впечатление, что именно он и подпитывает этот невозможный купол.
– Эй ты! Рамсес недоделанный! Выгляни в окошко! – завопил шебутной проходчик, явно обращаясь к начальнику участка. – Чтоб потом не говорил, что мы тебя обманываем!
Фигура Трешнева показалась в окне. Если бы кто-нибудь смог оторваться от невиданного зрелища и посмотреть в сторону вагончика, то наверняка бы заметил, что начальник участка, кипя праведным гневом, собирается ответить на издевательства Пролёта, но ни одного слова так и не прозвучало. Трешнев, медленно выпуская воздух, набранный было в грудь, во все глаза таращился на небо.


10
– Давай-давай! А ну, упрись плечом! Вот так! Толкай-толкай!
– Тьфу ты, пакость какая! А ну еще! Навались, мужики!
– О-ох! Задавите же! – сдавленно всхлипывал Васёк, прямо-таки вдавливаемый в упругое и невидимое естество барьера. – А-а-а! Отпустите!
По всему выходило, что пересечь барьер в обратную сторону, несмотря на прилагаемые усилия, у Васька не получится. В итоге его отпустили. Он, пошатываясь и потирая помятые бока, отошел от стены и присел на рельсы прямо посреди остатков развалившейся баррикады.
– Ну ведь как-то же ты смог сквозь нее проскочить? – в сердцах спросил его Руденко.
– Константинович! Да если бы я знал как, – с пьяной искренностью ответил Васёк, – разве бы я тебе не сказал?!
Александр Кривенков, со стороны наблюдавший за происходящим, вдруг усмехнулся:
– Слушайте, а может, эта штука непроницаема только с одной стороны?
Зам повернулся к нему:
– То есть, по-твоему, оттуда выйти можно свободно?
– Ну… На мой взгляд, эта теория немного жизнеспособнее предположения, что барьер становится проницаемым для человека в состоянии…
– …в состоянии мешка комбикорма! – закончил за него зам и погрозил понурому шомисту своим здоровенным кулачищем.
– Это мы, по крайней мере, можем проверить. Нужно только дождаться кого-нибудь, кто будет оттуда идти на выход.
После недолгого обдумывания этих слов зам согласно кивнул и принялся выдавать распоряжения. Вскоре остатки баррикады были разобраны, трап восстановлен, а весь оставшийся хлам аккуратно сложен. По всей видимости, беспорядок, равно как и люди, стоящие без дела, нервировали Владимира Константиновича на подсознательном уровне. Поразмыслив еще немного, он вновь обратил внимание на машиниста.
– Вася! Гроза ты моя всех наркологов Сибири и Дальнего Востока, иди-ка ко мне!
Васёк, постаравшийся во время уборки отдалиться от зама на возможно большее расстояние, видимо, со всей болью осознал, что окончательно скрыться с глаз начальства у него пока не получится. Он опустил голову и безропотно поплелся на зов.
– Друг ты мой любезный, а поведай мне, пожалуйста, с какой скоростью ты мчал?
Шомист беспомощно развел руками:
– Так кто ж его знает… Ехал как обычно…
– Так… Значит, топил на все бабки. А перед нами не тормозил?
Васёк отрицательно замотал головой.
– Но ведь он едва тащился! – возмутился мастер.
– А потом выскочил из-за барьера как пробка!? – поняв, куда клонит зам, возразил ему Кривенков.
– Так это что ж получается? А?.. Может, он передачи перепутал и пилил на первой, а спьяну казалось, что летит как ветер.
– Или то, что там, – Кривенков указал в сторону забоя, – время растянулось.
«Или ускорилось тут…» – добавил ученый, но уже про себя.
Ненадолго повисло молчание, которое позволило расслышать чьи-то шаги. Кто-то, поблескивая болтающимся фонариком, спешил к ним со стороны портала.
– Ты-то тут чего забыл? – искренне удивился зам, узнав в визитере осиротевшего Витька.
– А, Константиныч, ну наконец-то я тебя нашел! – издалека закричал запыхавшийся проходчик.
– Дай угадаю! – не дожидаясь, когда тот подойдет и отдышится, отозвался Руденко. – В штольне образовалась невидимая стена, и ты не смог дойти до сбойки.
– Да! Нет!.. То есть и да, и нет… – изумленно захлопал глазами явно не ожидавший такой начальственной прозорливости проходчик.
– Как так!? Ты уж определись.
– Я ходил к энкаэрщикам  за ключами, – затараторил Витёк, стараясь поскорее внести ясность. – А вернуться не смог. Уперся во что-то невидимое у самой сбойки. Я вперед – а никак. Словно в вату уперся. Давай кричать. И вроде недалеко, а едва докричался. Вышли они, значит, и ко мне прошли без всяких проблем. Потом попробовали назад вернуться – и тоже ни в какую. Я тогда и побежал тебя искать. А тут что происходит?
– Да то же самое, – устало проговорил зам и указал в сторону забоя. – Здесь такая же стена.
– Слушай, Виктор, – вмешался в разговор медик. – А тебе ничего не показалось странным до того момента, пока твои коллеги не пересекли преграду?
Витёк на секунду задумался и нерешительно проговорил:
– Вроде бы они как сонные мухи двигались… Уж очень медленно.
– Вот вам и доказательство…
– Сдается мне, – почесывая нос, протянул Кривенков, – что из-за этого временно;го лага мы ваше звено замучимся ждать.
После этих слов зам посчитал дальнейшее ожидание звена бесперспективным и, выдав мастеру необходимые распоряжения, отправился на выход. Биолог и медик последовали за ним.
– Положим, доказательства того, что барьер проницаем в одном направлении, мы получили, – спустя какое-то время начал вслух рассуждать зам. – Так?
– Так, – согласился медик.
– Тогда объясните мне, тупоголовому, почему к нам до сих пор извне никто не добрался?
– Мне кажется, потому что у них еще не наступило время спохватиться о нашей пропаже, – немного подумав, рассудил Кривенков.
– Это как? – удивился медик.
– Кажется, я понимаю, – присвистнул зам. – Для нас тут прошло времени больше, чем там, снаружи?
– Ну, это единственное правдоподобное объяснение, – кивнул биолог. – Из-за этой проклятой тучи мы ведь и знать не знаем, какое на дворе время суток и сколько прошло дней.
– Да уж… Те, кто это все сделал (если, конечно, это кто-то сделал), действовали предусмотрительно…

На припортальной площадке образовалось форменное столпотворение. Среди луж, прямо в раскисшей грязи, группками численностью от нескольких человек до нескольких десятков топтались, лениво переговариваясь, проходчики, механизаторы, слесари. Кое-где мелькали даже несколько белых халатов поварих. Судя по присутствию автобуса и всей имевшейся на ходу иной техники, на портал пожаловали едва ли не все работники вахты.
Когда из ворот тоннеля, открытых настежь по случаю небывалого тепла, показался Руденко, все разговоры как по команде стихли и люди начали медленно подходить к порталу. Владимир Константинович, оценив серьезность ситуации, остановился на площадке возле нарядной и вскоре был окружен плотным кольцом угрюмых людей.
– Ты зам или не зам? – раздался вскоре первый выкрик.
– Давай вывози нас отсюда!
– Что, черт возьми, тут происходит?!
Зам молчал, ожидая, когда толпа выговорится. Он флегматично извлек из кармана практически опустошенную еще до обеда пачку сигарет и попытался прикурить. Именно в этот момент ему достался весьма увесистый толчок.
– Чё время тянешь? Козел!
В одно мгновение Руденко изменился до неузнаваемости. Он без труда устоял на ногах и распрямился, как взведенная пружина. От недавнего спокойствия не осталось и следа. Толпа, ахнув, отпрянула от него.
– Кто?! – нечеловеческим голосом заорал зам. – Я спрашиваю, кто меня толкнул?!
Кто-то, стараясь скрыться, начал протискиваться к периферии. Зам повернулся на шум:
– А куда это мы подались? А ну, вернись сюда!
Подчиняясь громоподобному голосу, виновник сначала остановился, а потом, с ненавистью распихивая окружающих, двинулся обратно. Беглецом оказался работник растворобетонного узла Олег Заболотный.
– Я тут, Володя, подыхать не намерен! – нагло процедил сквозь фиксатые зубы обидчик. – Ты из нас-то дураков не делай!
Послышался одобрительный гул толпы. Зам сейчас был похож на скалящегося волка, окруженного стаей почуявших зверя собак. Однако присутствия духа он не потерял и исподлобья оценивающе смотрел на так бездарно изобличившего себя бунтаря.
– А ты, стало быть, полагаешь, что я хочу вас всех тут угробить? – прокричал он требовательно.
– Именно так!
– Как это? – зам едва смог сдержать усмешку.
– Да житья от тебя нету! – опешил смутьян. – Все жилы из нас вытягиваешь! И это…
– «И это…» – передразнил Владимир Константинович. – Чего собрались-то? Кто расскажет? Есть кто поразговорчивее? Или опять весь разговор сведется к рукавичкам?
Из толпы вышел кочегар Фадеич и деловито заявил:
– Не на этот раз, Константиныч. Нас интересует, как и когда мы отсюда будем выбираться.
Зам слегка замялся, не имея на этот самый важный вопрос ответа. И тут на помощь ему неожиданно пришел Кривенков, так же как и Фадеич протиснувшийся сквозь толпу.
– Нужно пробовать выезжать наружу, – сохраняя полную серьезность, заявил он уверенным голосом.
– Пробовали же уже! – возмутился пожилой кочегар.
– Да ему все трупов мало, – зло предположил фиксатый.
– Это ты как до такого додуматься смог? – с недоумением уставившись на биолога, осведомился зам.
– Вчера барьеры в тоннеле были? – нисколько не обращая внимания на вызванное замешательство, вопросом на вопрос ответил Александр.
– Нет… Не было.
– Вот! А сегодня есть. Значит, они непостоянные. И вполне возможно, что того барьера, который на перевале, сейчас нет. Нужно пробовать вывозить людей.
Что в этот момент началось! Все как один прямо через грязь и совершенно не обращая внимания на лужи ломанулись к автобусу и остальной технике.
– Стоять! – грозно рявкнул Руденко, и все замерли. Безусловный рефлекс подчинения, долгие годы культивированный замом, сработал безотказно. – Всем подойти обратно! Я еще не договорил. Всю технику отогнать на базу! Всем собрать вещи. Группы формирую я. Выезжать будем группами на автобусе. Без команды никто никуда не отправится: трупов мне уже достаточно! Паникеров буду расстреливать лично!
Восстановив какой-никакой порядок, Руденко с благодарностью посмотрел на Кривенкова:
– Спасибо.
– Не за что, – вздохнул тот. – Лишь бы я оказался прав…

Было принято решение отправлять людей в несколько этапов. Сначала нужно было доставить всех максимально плотными группами примерно до места разлива наледи и только потом, уже не боясь повторного появления барьера, переправлять их до поселка. «Лишь бы он оказался прав…» – без остановки твердил про себя зам.
Примерно в это же время в кузове самосвала с портала приехали работники, вышедшие из тоннеля. Таким образом, все, кроме пропавшего звена и мертвых беглецов, были в сборе.
Началась погрузка. В ее процессе не обошлось без сюрпризов. Производителями автобуса было регламентировано двадцать три сидячих и еще максимум двадцать семь стоячих мест. Но это в теории. А по факту, вопреки всем нормам загрузки, в машину вместе со своим нехитрым багажом уместилось в два раза больше людей, что дало возможность сократить число рейсов. А это в случае возможного трескучего мороза за границами барьера намного облегчало ситуацию.
– Ну, Алексей Степанович, желаю удачи! – напутствовал зам механика, которому поручалось командовать первой партией. – Главное, не забудь, чтобы на подходе к месту барьера вперед человека отправили.
– Володя, – встревоженно ответил механик, – а что, если барьер окажется на месте?
– Тогда нужно будет пешком идти вдоль него и надеяться, что он где-то прерывается.
– Боюсь, в этом случае от меня будет мало толку. Тебе бы самому в первых рядах нужно быть… А мы уж по вашим следам как-нибудь…
Зам испытующе поглядел на осунувшееся от навалившейся ответственности лицо Степаныча.
– Ты и правда так думаешь?
Механик утвердительно кивнул и спрятал глаза.
– Эй! Ну долго вы еще прощаться будете? Ехать пора! – послышались возмущенные крики из переполненного салона автобуса.
– Ладно! – махнул рукой зам. – Давай тогда тут командуй. – И более не задерживаясь, запрыгнул на подножку тесной кабины бульдозера, призванного сопровождать автобус для возможного преодоления наледи.
Тронулись. Более-менее прилично оттаявшая дорога позволяла держать хорошую скорость, ограниченную лишь шлепающим впереди бульдозером. По мере приближения к последнему перевалу, на вершине которого днем раньше произошла трагедия, зам все больше задумывался.
– Слушай, Юрец, – обратился он к бульдозеристу, – а давай, чтобы не сбавлять скорости, я, вместо того чтобы впереди идти, к тебе на капот сяду? Если меня начнет на тебя откидывать, значит, жми тормоз.
– А что!? Идея хорошая.
Зам перелез на корпус моторного отсека и уселся по-турецки перед выхлопной трубой. Так, максимально обезопасившись и немногим потеряв во времени, они и добрались до места, где был барьер. Совершенно непонятно, как в условиях практически нулевой видимости его смог опознать бульдозерист, но он это сделал.
По следам на дороге, высвечиваемым фонарями, можно было понять, в каком именно месте проходила невидимая граница. Руденко, вытянув вперед руку, направился к ней. В нескольких метрах от барьера его нагнал выбравшийся из автобуса звеньевой и по совместительству бывший беглец Женя Кочетов.
– Владимир Константинович, мы тут, пока ехали, рассуждали, – быстро заговорил он, схватив зама за рукав. – А что, если этот барьер никуда не делся, а просто поменял направление своей проницаемости?..
– К чему ты клонишь?
– Может случиться, что вы туда пройдете, а назад вернуться уже не сможете.
Зам остановился и задумался.
– Ладно. Что ты предлагаешь?
– Стену попробую пересечь я. Если есть возможность пройти, то прохожу. Дальше, если я вернусь, то все хорошо и действуем по первоначальному плану.
– А если не возвращаешься?
– Тогда, я уверен, вы сможете найти какой-нибудь выход… – И он шагнул вперед.
Отойдя от зама на какой-то десяток метров, он пропал из виду. Виной тому была густая мгла, а не что-то другое. Потом послышался его голос, ставший непривычно глухим:
– Так и есть! Барьер на месте. Назад вернуться не могу. Пойду вперед. Вроде бы становится светлее.
– Рассказывай, что там видишь!
– Хорошо! Да, определенно становится светлее.
Голос Кочетова потерялся в отдаленных раскатах грома. Зам нервно подернул плечами и, поводя фонарем, немного осмотрелся. Теперь он был не один. Слева, справа и позади него тесной молчаливой толпой стояли люди. Все ждали.
– Я далеко идти не стал! – вновь послышался голос разведчика. – Могу сказать только одно: туча где-то недалеко заканчивается.
– А-ай! Была не была! – выкрикнул кто-то из толпы и ринулся за Кочетовым.
Вслед за ним последовали и остальные. Не обращая никакого внимания на вопли зама, толпа подхватила его и самым натуральным образом вытолкнула за барьер.
– Суки! – скрежеща зубами, выругался Руденко. – Что же вы натворили?!
 Но его не слушали, все целеустремленно двигались вперед, к яркому и слепящему дневному свету. Когда из-за барьера перестали появляться люди, зам вернулся и принялся кричать:
– Эй! Остался там кто-нибудь живой?
Вместо ответа по глазам полоснул желтоватый свет фар, и прямо на него выкатился автобус. Владимир Константинович едва успел отскочить, чтобы не угодить под колеса. Глядя, как он медленно проезжает мимо, Руденко отчаянно начал размахивать руками, но, видимо, от неожиданности так и не смог произнести ни единого слова. Зам обессиленно опустил руки.
– Ну как же так?! – с безысходностью и злобой проговорил он, когда вновь воцарилась тишина.
– Константиныч, я все еще тут, – раздался голос бульдозериста Юры. – Этот олух, видать, совсем ошалел, бульдозер мой объехал и за вами… Что мне делать?
Зам принялся лихорадочно соображать.
– Езжай за остальными! Пусть грузятся, куда только можно, и едут сюда. Будем надеяться, что успеете. А мы попробуем добраться до Муи. Автобус потом я пришлю обратно на наледь.
– Хорошо! – послышалось из-за барьера.
Зам, дождавшись, когда бульдозер развернется и зашлепает гусеницами в обратную сторону, повернулся спиной к преграде и, с видимой досадой покачивая головой, зашагал вслед за людьми к пробивающемуся сквозь мглу солнечному свету.

Паника, вызванная возвращением одного только бульдозера, была недолгой. При минимальном участии механика и оставшихся в поселке инженерно-технических работников, мужики нашли выход. Было решено грузиться прямо в кузова самосвалов. Выезжать предполагалось всем вместе, более не разделяясь. Понятное дело, что уговаривать никого не пришлось.
По окончании сборов в сторону свободы направились все четыре находящихся в рабочем состоянии самосвала. Благодаря своей защитной окраске они походили на военную колонну.
В кузове одной из рвущихся на волю машин, плотно закутавшись от ветра в солдатскую камуфляжную куртку, трясся и Александр Кривенков. Рядом с ним, с интересом всматриваясь в непроглядную мглу, сидел Борис Ивлев.
Барьер миновали на свой страх и риск, без разведки и не вылезая из машин.
Сразу за ним мгла начала рассеиваться, и вскоре в разрывах тучи стали видны сочные, яркие звезды.


11
Недоумение, вызванное необъяснимым исчезновением следов, в одно мгновение сменилось липким ужасом, когда спереди и сзади обездвиженного уазика на дорогу начали выходить волки. Тех, что появились впереди машины, лейтенант и Лариса увидели сразу. А тех, которые надвигались со стороны спины, – только тогда, когда, захлопнув капот, вскочили в кабину.
– Стреляй! – вдруг завопила Лариса, сообразив наконец, что у полицейского при себе должно быть оружие.
Палехин засопел и принялся лихорадочно рыться под курткой. Из-за тесноты в салоне и спешки норматив изготовки к стрельбе, если таковой имелся, он, безусловно, провалил. Потом на его лице отразилось недоумение, а спустя еще какое-то время лейтенант извлек пустую кобуру.
– Как так!? Ты потерял свой пистолет?
– Почему потерял? – удивился полицейский. – Скорее всего, я его из сейфа просто не достал.
Лариса со вздохом закатила глаза, а когда снова посмотрела вперед, начала оглушительно визжать: на капот, чувствуя себя полным хозяином положения, запрыгнул здоровенный волчара.
– Ну сделай же ты уже что-нибудь! А-а-а!!!
Лейтенант отбросил куда-то на заднее сидение бесполезную кобуру и вцепился в рулевое колесо. Волка крики и суета внутри машины, казалось, ничуть не смущали. Широко расставив передние лапы, он стоял на покачивающемся капоте и, ощетинившись, рассматривал напуганных людей.
Видимо, роли среди участников стаи были распределены заранее и выучены назубок. Одновременно два других волка кинулись к дверям уазика и, грозно рыча и скалясь, принялись когтями проверять их на прочность. Палехин, судорожно вертя головой из стороны в сторону, искал выход. Во рту у него пересохло, спина покрылась таким неуместным на морозе холодным по;том, а внутренний голос задавал вполне себе риторический вопрос: «Неужели на этом и конец?»
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Лариса, ни на секунду не прекращавшая пронзительно верещать, извиваясь и хватаясь за все подряд в желании отодвинуться как можно дальше от волчьих клыков, случайно не отпустила рычаг стояночного тормоза. Машина сначала медленно, потом все более ускоряясь, начала скатываться вниз по склону. Звери, еще недавно нагло уверенные в скорой поживе, были ошеломлены произошедшим поворотом событий, но отпускать такую близкую добычу в их планы определенно не входило. Окружив плотным кольцом катящийся автомобиль, они побежали рядом, то и дело пытаясь нападать.
– Пробуй завести! – первой совладав со своим испугом, закричала женщина.
Сначала лейтенант ее не услышал и смог прийти в себя только под градом обрушившихся на него ударов. Выжав сцепление и с трудом воткнув заднюю передачу, он повернул ключ в замке зажигания. И, на удивление, стартер, не подававший до этого признаков жизни, заработал. Правда, успевший порядком подостыть двигатель заводиться сначала отказался, и Палехину пришлось отпустить сцепление. Машина дернулась, грозя вновь остановиться, но в последний момент мотор все же затарахтел.
Наверное, от неожиданности, а может, и из-за непредсказуемых рывков уазика один из волков, бежавший впереди, не успел вовремя отскочить в сторону и угодил прямо под колесо. Автомобиль ощутимо тряхнуло, а умирающий зверь буквально разорвал звенящий морозный воздух своим прощальным жалобным визгом. Как по команде, вся стая, отказавшись от дальнейшего преследования, отстала. Они взглядами провожали своих несостоявшихся жертв, пока те окончательно не скрылись из виду.
В салоне некоторое время царило молчание. Палехин, не щадя казенного имущества, гнал что есть мочи.
– Вот те и нате… – качая головой, подытожил лейтенант потерпевшую крах попытку разобраться на месте в причинах исчезновения своего командира.
– Что это за «нате»?! – вцепилась в него взглядом трясущаяся на пассажирском месте Лариса. – Что же ты за мент-то такой, если на задание без пистолета ходишь?
– Да за каким лядом он мне тут нужен в этой глуши?! – вскипел полицейский. – Это, может, у вас там, в столицах, без него никак! А здесь он без надобности.
Женщина зло перевела дыхание, но подначивать лейтенанта больше не решилась. Вместо упреков она принялась расспрашивать о дальнейших планах:
– Слушай, а может, мы сейчас с собой каких егерей возьмем? И машину надо бы понадежнее… Или, может, вездеход?
Лейтенант ударил по тормозам. Когда уазик со скрипом остановился посреди дороги, он всем корпусом повернулся к попутчице и с недоуменным удивлением смерил ее взглядом.
– Каких еще егерей?! Женщина, ты что, совсем с ума сошла?! Вездеход ей подавай! И куда ты на нем собралась? Тебе мало волков, что ли? Я лично никуда не намерен больше ехать! Вернемся, отключу телефон и приму на грудь полной мерой. А завтра будь что будет!
Опешившая от такой короткой, но емкой отповеди, Лариса лишь захлопала глазами и не смогла ничего ответить.
– Так-то! – удовлетворенно кивнул полицейский и вновь тронул машину вперед.
В следующий раз остановился он только в поселке.
– Все! Попрошу освободить место, гражданочка. Справиться о судьбе вашего сожителя можете завтра во второй половине дня в отделении полиции. Адрес вы знаете.
Выбравшись из машины и со всей силы захлопнув за собой дверцу, женщина направилась в сторону гостиницы.
На этот раз в фойе было до крайности многолюдно. К стойке администрации так вообще тянулась настоящая плотная очередь. Ларисе сразу же бросилось в глаза большое количество молчаливых и сосредоточенных людей в военной форме. Среди них кучками по два-три человека топтались несколько групп журналистов. Женщина безошибочно отличила их от простых смертных по устало-циничным взглядам и обилию фото- и видеоаппаратуры, которой те были обвешаны. Отчетливо чувствовалось витавшее в воздухе напряжение.
Бегло оценив обстановку, Лариса не стала занимать место в очереди, а, пользуясь своим миниатюрным телосложением, принялась протискиваться между людьми.
– Я уже живу тут. Дайте дорогу!
Хоть и с трудом, но ей удалось подобраться непосредственно к стойке. К несчастью, давешняя администраторша еще не сменилась. Завидев Ларису, она одарила ее надменным взглядом и демонстративно переключила все внимание на стоящего перед ней человека.
Человек этот, к слову сказать, заметно отличался от остального контингента. И дело было не только в его гигантском росте и объемистой не то шубе, не то накидке пятнисто-серого цвета, вызывавшей неприятные ассоциации с волчьей шкурой. Отличия были в его манере держаться и говорить.
– Я еще три дня назад забронировал номер в этой гостинице, – проговорил он отчетливо, словно преподаватель, втолковывающий нерадивым студентам какой-то очевидный факт. Вместе с тем густой басовитый голос придавал дополнительное сходство с читающим проповедь попом. – Номер на одного меня. А сейчас вы мне говорите, что одноместных номеров не осталось. Предлагаете номер с подселением. Так? А я вам говорю, что так быть не д;лжно! Предоставьте обещанный мне одноместный номер. И точка!
По достоинству оценив произнесенную речь, Лариса уже предвкушала неизбежный конфликт, в котором ее обидчице, вероятнее всего, воздастся по заслугам. Но ссоры не произошло. Администраторша, как-то завороженно глядя на величественного незнакомца, только развела руками, будто указывая на весь зал, и виноватым голосом стала оправдываться:
– Вы, пожалуйста, не ругайтесь! Посмотрите, какой у нас тут сегодня бедлам. Говорят, учения какие-то начались. А в наших краях ведь со времен строительства БАМа ни одной воинской части не имеется, вот начальство и распорядилось во все номера дополнительные кровати поставить, чтобы военных разместить. Не на улице же солдатиков оставлять в такой-то мороз!
Незнакомец шумно вздохнул, всем своим видом показывая, что мириться со сложившимся положением вещей он не намерен.
– Знаем мы, какие тут учения… Я так понимаю, что предоставить причитающийся мне номер вы отказываетесь?
– К сожалению, это невозможно.
– В таком случае позовите сюда вашего начальника. Я буду разговаривать с ним.
– Э! Мил человек, ты чего это тут удумал!? – раздалось из толпы. Голос явно принадлежал кому-то из военных. – Ясно же сказали: одноместных номеров нет. Не задерживай заселение! И так из-за тебя торчим тут уже битый час.
– Точно! – поддержал стоящий рядом журналист. – Или бери номер, который дают, или иди лесом!
Лариса невольно заинтересовалась дальнейшим развитием событий. Незнакомец меж тем скривил лицо, будто был вынужден съесть целый лимон, но оборачиваться не стал, ограничился только словами, произнесенными сквозь зубы:
– Сейчас ты сам у меня лесом пойдешь. Поналетели, как воронье, и командовать еще вздумали! – и, вновь обращаясь к администраторше, добавил своим обычным властным манером: – Не теряйте времени, зовите сюда начальство.
Как ни странно, но спорить с великаном никто не решился. Стоит ли говорить, что одноместный номер этому человеку все-таки достался? Как только его зарегистрировали, он легко подхватил на плечо весьма увесистый на вид рюкзак и величественно отбыл. Многочисленные вздохи облегчения, послышавшиеся со всех сторон, послужили ему прощанием.
Ждать дальше Лариса не захотела. Бесцеремонно обойдя стойку, она сняла с доски, где были развешаны ключи от номеров, свой, бросила победоносный взгляд на растерявшуюся от такой наглости администраторшу и как ни в чем не бывало удалилась.
– Простите! – решительно обратилась она, нагнав нового постояльца у дверей его номера, из которого в это же время выносили лишнюю кровать. – Я невольно стала свидетелем вашего разговора.
– Неудивительно. Ведь вы стояли совсем рядом, – пробасил незнакомец. – Ну и? Что же вас заинтересовало?
– Вы обмолвились, что знаете о причине начавшихся здесь учений. Может быть, это как-то связано с исчезновением моего мужа… Вы не могли бы мне рассказать?
Проводив взглядом проплывшую мимо него кровать, мужчина радушно указал Ларисе на открытую дверь:
– Проходите.
Женщина, не задумываясь, прошла вперед.
– Давайте сначала познакомимся. А потом уж я и решу, стоит ли вам что-то рассказывать, – определил рамки великан. – Я доктор физико-математических наук Ярцеслав Царьград-Иллийский. Можете обращаться ко мне по имени. А кто вы?
– Меня зовут Лариса. Я приехала из Санкт-Петербурга на поиски пропавшего мужа… – не сводя глаз с Ярцеслава, начала свой рассказ женщина.
Царьград-Иллийский тем временем принялся обживать свой номер, время от времени прерываясь для уточнения каких-то подробностей. Особенно его заинтересовало описание того промежутка времени, который Кривенков провел в этой местности. Он даже извлек из своего внушительного баула карту и некоторое время задумчиво водил по ней пальцем.
К тому моменту, как Лариса окончила свое повествование изложением самых свежих, сегодняшних событий, стало заметно, что Ярцеслав всерьез заинтересован.
– Волки, говорите?..
– Ага, – кивнула Лариса. – Целая стая волков.
– Да… Этого я не учел. Их появление все меняет…
– Что это меняет? Вы обещали мне рассказать, что тут происходит!
– Раз обещал, значит, расскажу, – шумно вздохнул профессор и, с видимой неохотой отрываясь от напряженных размышлений, заговорил: – Видите ли, Лариса, планета, обитателями которой нам с вами посчастливилось родиться, не просто каменная глыба, безвольно несущаяся в пустоте космоса. Она в полном смысле этого слова живая и обладает, как бы это странно ни звучало, и разумом, и душой.
Женщина немного опешила от услышанного, но, чтобы не прерывать собеседника, постаралась скрыть свои чувства. Однако кое-какие эмоции, видимо, отразились на ее лице.
– Вижу-вижу, что для вас эта мысль является новой, но примите ее как данность. Это правда. Так вот… Несмотря на то что Земля мыслит, пообщаться с ней напрямую ни у кого из людей не получится. И дело не только в том, что мы для нее слишком мелкие (и вправду, вы же не пытаетесь обменяться мнениями с бактериями, проживающими в вашем кишечнике?), – по большей части причина в другом. Просто-напросто она пользуется другим языком, понять который мы в силу своей ограниченности можем только отчасти. Вот, например, забил среди пустыни источник, превратив бесплодные пески в оазис, где-то появилась радуга или, скажем, полярное сияние, – значит, Земле приятно, она радуется. А если нашествие саранчи, ураган какой или, того хуже, землетрясение, – будь уверен, что планета злится.
– Вы считаете, что там, где пропал мой муж, место выхода этой… м-м… земной злобы?
– Верно! Планете не понравилось наше копошение именно в этом месте. Вот она и решила избавиться от проблемы. Как вы поступаете с кусающим вас комаром? Вы его просто прихлопнете. И дело с концом. И уж точно ни о каких его душевных метаниях вы даже не подумаете. Только Земля гуманнее меня, вас и всего человечества в целом: ни в чем не повинных животных она заблаговременно попросила удалиться.
Лариса, не моргая, смотрела на замолчавшего Ярцеслава широко открытыми глазами.
– То есть их, как какого-то таракана, просто раздавили? – наконец решилась она задать логичный, но такой пугающий вопрос.
– Ну, я не думаю, что они раздавлены в буквальном смысле. Но…
– «Но…» В конце-то концов! Они ведь живы?! Или… Нет! Нет, нет и нет! Я бы почувствовала. Этого совершенно не может быть!
Царьград-Иллийский печально смотрел на заламывающую руки Ларису, но по каким-то своим соображениям успокаивать ее не торопился.
– Знаете что?! Я вам нисколечко не верю! Сашенька жив, и я обязательно его найду! – решительно заявила женщина спустя некоторое время. Она вздернула кверху носик и уверенно посмотрела собеседнику в глаза. – Расскажите мне про учения.
– Учения, – усмехнулся Ярцеслав. – Эта тупоголовая солдатня искренне полагает, что ей по силам тягаться с матерью-природой. Но, держу пари, они туда даже проникнуть не смогут, пока все не закончится.
– А вы сможете?
– Я? – Собеседник одарил Ларису надменным взглядом. – Скажу так: у меня предчувствие, что на этот раз смогу.
– «На этот раз»?
– Видите ли, я уже много времени отслеживаю подобные странности. Иногда мне везет. То вода начинает течь снизу вверх, то где-то видят неестественное для данной местности сияние, то, как сейчас, животные начинают вести себя странно. На поверку большинство из этого оказывается просто преувеличением либо чьими-то выдумками, но встречаются и сто;ящие… Очень редко, и всегда в совершенно безлюдной местности. А так, чтобы в аномалию попали люди, вообще происходит в первый раз.
– Вы непременно обязаны взять меня с собой!
От такого неожиданного поворота Ярцеслав даже закашлялся.
– О Боже! Конечно же, нет! Вы совершенно не готовы. Я же пойду не по дороге. А с учетом мороза и вашей одежды, – он окинул ее красноречивым взглядом, – вам такой путь окажется не под силу. Да еще и волки, о которых вы мне сами поведали.
Лариса задумалась лишь на долю секунды:
– Зря пугаете. Подходящую одежду я непременно раздобуду. В дороге не отстану, уж будьте уверены! А волков… Может, мы их и вовсе не встретим. Так когда выходим?
– Однако… – изумленно пожал плечами Царьград-Иллийский. – Завтра в шесть утра.
– Я буду готова!
Более не задерживаясь, чтобы ни в коем случае не услышать отказа, женщина выскочила из номера и направилась на поиски необходимой экипировки.
Поздним вечером, раздобыв практически все необходимое, она вернулась к себе в номер. На удивление, кроме нее, там никого больше не было. Видимо, других женщин, которых злая администраторша непременно бы вознамерилась подселить, в гостинице не оказалось.
В процессе подготовки к намеченному походу Лариса включила телевизор. Включила просто для того, чтобы немного отвлечься от тоскливых мыслей. Шли новости. Какое-то время звук телевизора не достигал сознания занимавшейся делом женщины, тем более что про местные странности ничего не говорили. Постепенно успокаиваясь, Лариса начала прислушиваться к новостям. Одна из них и привлекла ее внимание.
«Острова; Питкэрн, находящиеся в южной части Тихого океана, удалены от ближайшей суши более чем на две тысячи морских миль. Население единственного пригодного для жизни из этой группы скал до недавнего времени составляло всего сорок шесть человек. Но все изменилось два дня назад, когда, проснувшись утром, туземцы обнаружили военный десант численностью примерно сто пятьдесят человек, высадившийся под окнами их домов. Примечательно, что военных, беспрепятственно разместившихся на территории, принадлежащей Великобритании, местные жители посчитали россиянами. Вот какие посты выкладывают они в соцсети…»
Лариса невольно бросила мимолетный взгляд на экран и сразу же изменилась в лице. Отбросив толстый свитер прямо на пол, она в мгновение ока оказалась у телевизора, обхватила его руками и принялась жадно всматриваться.
Под фотографией, сделанной, со слов корреспондента, на месте событий и занимавшей верхнюю часть экрана, появлялись бегущей строкой комментарии, которые он переводил за кадром. Переводил, как говорится, с огоньком, стараясь придать еще больше комичности и без того весьма абсурдной ситуации. Но женщина его не слушала. Она с недоверием всматривалась в лицо мужчины, запечатленного на снимке на фоне разлапистых пальм и рассредоточенных между ними нескольких военных грузовиков. Одет он был в камуфляжную зимнюю, явно не по сезону, куртку и смотрел со снимка недоумевающим взглядом. Рядом с мужчиной, улыбаясь во все тридцать два зуба, позировал какой-то абориген. Но Ларисе было не до веселья, по ее щекам катились слезы. Недоумевающим мужчиной, без всякого сомнения, был ее Сашенька Кривенков.




12
– Да что ты зря пыжишься, Николай Петрович? А? И так ведь понятно, что не заведется, – монотонно увещевал суетящегося проходчика Костя, но помогать все же не переставал.
– Пролёту просто делать нечего. Так ведь, Колюня? – осведомился Михаил Иванович.
– Идите вы… куда подальше! Дизель не может не завестись. В нем же искры не нужно, – шумно пыхтя, объяснил Пролёт.
– Искры-то, может, и не надо, а без свечей накала как?
– Как-как? Каком кверху! Вместо них сейчас вот факел будет. Главное – с места стронуть… Я вообще считаю, что в машине должно быть все как можно проще. Вот ведь как сейчас? Везде сплошная электроника. Такую действительно с толкача не заведешь, а старого татарина – можно. А ну, хорош перекуривать! От винта!
Все трое находились возле разогретой костром и оттого испускающей густые клубы пара самой древней машины на участке – потрепанной множеством тоннелей и нерадивых водителей автовышки на базе КамАЗа, которую Пролёт обнаружил на смотровой эстакаде возле сиротливо-пустого бокса. То обстоятельство, что машина находится на возвышенности, с которой можно скатиться, натолкнуло шебутного проходчика на идею отогреть ее и завести с наката. Михаил Иванович и Костя уверенности товарища хоть и не разделяли, но остаться в стороне не смогли. Все утро они палили костры, отогревая двигатель и топливный бак, расчищали снег, набирали и таскали густую, как манная каша, соляру, проверяли исправность машины, растормаживали колодки, прилаживали лебедку.
Михаил Иванович подошел по скрипучему снегу и взялся за ручную лебедку, Костя, аккуратно приняв в руки чадящий солярный факел, проворно забрался на платформу поближе к двигателю. Пролёт же запрыгнул в кабину.
– Тяни, Иваныч!
Пожилой проходчик принялся работать лебедкой, и автовышка нехотя покатилась к спуску с эстакады.
– Костик, как только покатимся, поднеси факел прямо к впускному коллектору и сам держись крепко. Иваныч, ты там не уснул, часом?! Поднажми, родной! Иначе замерзнешь!
– Ага… Замерзнешь… с тобой…
Наконец передние колеса перекатились на пандус, и КамАЗ, набирая скорость, устремился вниз.
– Давай, татарин! Заводись! – крикнул Пролёт и бросил сцепление.
Машина дернулась и едва не остановилась, потом дернулась еще раз, но из выхлопной трубы вылетело удивительно ровное кольцо сизого дыма. После третьего рывка затарахтел двигатель. Сначала он работал с перебоями и то и дело норовил заглохнуть, но, уверенно управляясь с педалью газа и бормоча заклинания, сплошь состоявшие из животворящего русского мата, проходчик смог оживить его окончательно.
– Ну вот! А вы не верили! – с нескрываемым триумфом в голосе прокричал Пролёт, выпрыгивая из кабины. – Я же говорил, что заведется!
– Да ты ж и мертвого достанешь, не то что КамАЗ…
Совместными усилиями восстановив тормоза и убедившись, что ни один из электроприборов так и не заработал, все трое забрались в кабину и поехали к вагончику.
На поднявшийся шум из вагончика выскочил мастер, а начальник припал к окну. Славика на месте не оказалось.
– Ай да Пролёт! – восхитился мастер. – Молодцы!
– Рады стараться! – молодцевато прокричал проходчик. – Карета подана. Давайте выбираться отсюда.
– Пойдем сначала поедим. Мы тут со Славиком макароны и тушенку раздобыли. Я приготовил, – предложил Иван. – Да и египтянина нашего одеть как-то нужно.
– Кишку набить точно не помешает. А вот фараона, Дмитрич, давай тут бросим?
Все дружно засмеялись и, оббивая с валенок снег, пошли в вагончик. Слышавший все начальник зло блеснул глазами и, как только проходчики зашли, разразился гневной тирадой:
– Пролёт, я же тебя со свету сживу. Я смотрю, ты совсем берега попутал! Да и ты, Ванюша, за свои смешки ответишь по полной программе. Работаешь без году неделя, а уже строишь из себя бог весть что. Такую статью вам в трудовую влеплю, что, кроме как дворниками, ни в жизнь не устроитесь! Но это потом. А сейчас найдите быстро, во что мне одеться, и поехали отсюда!
Иван испуганно захлопал глазами, Костя застыл со снятой наполовину курткой. Проходчики же, казалось, совсем не заметили слов начальника и продолжили как ни в чем не бывало раздеваться.
– Ага! Сейчас. Побежали, аж волосы назад, – только пробурчал Пролёт. – Я лично со вчерашнего дня не жрамши. Пока не поем, хрен куда стронусь.
– А Возняка куда дели? – спросил Михаил Иванович, только что обнаружив его отсутствие.
– Шляется где-то. Сказал, что скоро вернется.
Начальник, сидя на выделенной ему нижней койке, с ненавистью следил за происходящим, но сыпать угрозами и давать команды, на выполнение которых рассчитывать пока не приходилось, воздержался.
Ждать Славика долго не пришлось. Буквально через пару минут он появился перед окном, окинул отчего-то невеселым взглядом работающий КамАЗ и вошел внутрь.
– Где был? – осведомился Пролёт с набитым ртом.
– Да так. Осмотрелся малость. Потом расскажу.
– Садись, Слав. Покушай.
Слава как-то странно глянул на пригласившего его к столу Костю.
– Да не голодный я.
Мастер перестал жевать и встревоженно глянул на пришедшего проходчика.
– Что стряслось? Рассказывай.
– Черт его знает… – пожал тот плечами. – Это надо видеть.
Иван поднялся из-за стола. Протиснулся к выходу и натянул на себя куртку.
– Пойдем.
Когда входная дверь захлопнулась, оставшиеся за столом тоннельщики переглянулись. Михаил Иванович, глядя на Пролёта, изобразил на лице вопросительное выражение, а когда тот в ответ пожал плечами, тоже поднялся и, прихватив свою одежду, стремительно вышел. Костя оценивающе посмотрел в свою тарелку, потом на дверь, потом снова в тарелку и в итоге вновь взялся за ложку. Больше за Славиком никто не пошел.

Пустая промерзшая столовая выглядела удручающе. Особенно сильное впечатление производила сверкающая в свете фонарей изморозь на всех без исключения поверхностях, придававшая обстановке ощущение нереальности происходящего. Едва удерживая равновесие на заиндевевшем линолеуме, Славик провел мастера к открытой настежь двери холодильной камеры.
– Вон там, – указал он на угловые полки.
Иван осторожно вошел в камеру и, прищурившись, стал всматриваться.
– Э-эй! – послышался окрик вошедшего в столовую Михаила Ивановича, заставивший мастера вздрогнуть. – Где вы?
– В холодильнике. Иди сюда, – направил его проходчик.
Переведя дыхание и вернув луч фонаря в прежнее место, Иван приблизился к полкам. Присмотрелся. Протянул руку, откидывая брезент, а потом вдруг отпрянул.
– Трупы…
Преодолев первый приступ отвращения, мастер более детально осмотрел страшную находку. Вместе с ним, сохраняя полное молчание, водил фонарем и Михаил Иванович.
– Чем это их так?
– Даже представить страшно. Словно катком переехало, – попытался предположить старый проходчик.
– Или раздавило чем-то… – произнес Славик задумчиво. – Точно! Я же еще искореженную вахтовку нашел. Видимо, в ней они в аварию и попали…
– Пошли, покажешь!
Осмотрев вахтовку, одиноко брошенную на самом отшибе поселка за бетонным заводом, они вопреки всем стараниям так и не смогли придумать хоть сколько-нибудь убедительную причину ее повреждений. Даже позже, когда к ним присоединился всезнающий Пролёт, загадка целостности переда и повреждений задней части кабины осталась неразгаданной.
– Да уж… – проговорил он в недоумении. – Хорошо только то, что мы теперь знаем, откуда трупы. Иначе бы места себе не нашли…
– Мало тут хорошего, Николай Петрович, – возразил ему Костя. – Лично я и сейчас не уверен, что вахтовка как-то с ними связана.
– А как же кровь? Ты посмотри: вся кабина изнутри в кровище.
– Так! Хватит спорить, мужики. Чем дальше, тем меньше мне все это нравится, а скоро уже темнеть начнет. Давайте валить отсюда!
Возражений не последовало, и спустя полчаса, загрузившись в послушно тарахтевшую все это время автовышку, проходчики двинулись на выезд. В кабине разместились четверо, включая начальника участка, замотанного в найденные одеяла наподобие пленного немца. Костя и Славик примостились на платформе поближе к двигателю.
Ехать вне кабины оказалось ненамного неприятнее, чем внутри нее. Из-за того, что печка была снабжена электроприводом, а он по непонятным причинам так и не заработал, лобовое стекло моментально запотело. Пролёту, сидевшему за рулем, пришлось даже на некоторое время высунуться из окна. Таким образом, температура на улице и в кабине очень быстро сравнялась. А вскоре еще и начало смеркаться. Холод и подступающая темнота весьма заметно снизили скорость.
В какой-то момент, устав от монотонности движения и неудобной позы, Слава рискнул сменить положение. Он уселся спиной к движению, а лицом, наоборот, в сторону покинутого поселка. Глядя на него, таким же манером устроился и молодой сварщик. Пристраиваясь на прихваченном с собой худом казенном матрасе, он плотнее запахнулся в куртку, оставив над поднятым воротником только глаза.
– Смотри! – выкрикнул он через какое-то время. – Опять этот столб появился.
Славик, проследив за взглядом Костика, без труда обнаружил не только световой столб, но и разгорающиеся на темнеющем небе сполохи вчерашнего пузыря.
– Может, он так никуда и не девался? – стараясь перекричать шум работающего за их спинами двигателя, спросил он. – Просто в темноте проявляться начал…
– Может, и так, – согласился сварщик. – Вчера же так никто и не дождался, когда эта светомузыка закончилась. Спать все пошли.
В это время КамАЗ заканчивал взбираться на первый от поселка перевал, и их взорам открылся покидаемый распадок. Света пока еще вполне хватало, а деревья с этой высоты уже ничего не заслоняли, так что место, откуда столб брал свое начало, виднелось как на ладони. Пушистые шапки снега на ветках деревьев, догорающий справа закат и яркий серп выплывшего из-за сопки месяца в сочетании с переливающимся световым пучком образовывали незабываемое зрелище.
– Красиво, черт побери!
– Это точно, – согласился Костя.
Автовышка миновала вершину перевала. Величественная и в то же время загадочная картина скрылась из глаз. Потом поднялись на второй перевал. С его вершины основания столба уже не было видно.
Несколько иную картину наблюдали те, кто сидел в кабине. Они, также обнаружив продолжение вчерашнего ночного светопреставления, стали замечать, что с каждым километром граница пузыря заметно приближается, и, взобравшись на вершину третьего от вахтового поселка перевала, буквально наткнулись на нее. Пролет, не вполне отдавая себе отчета, ударил по тормозам, при этом едва не заглушив двигателя.
– Ты чего творишь? – возмутился начальник участка. – Еще не хватало заглохнуть посреди дороги!
– Что такое, Николай Петрович? – осведомился мастер, весьма плотно зажатый между Михаилом Ивановичем и дверью.
– Не знаю, – глухо отозвался Пролёт, поглощенный неравной схваткой с рычагом переключения передач. – От неожиданности, наверное.
Иван, словно что-то почувствовав, с трудом нашарив ручку, открыл дверь, выпрыгнул на снег и направился к мерцающему пузырю. Подойдя вплотную, он остановился, протянул вперед руку и без особого удивления обнаружил уже знакомое по штольне сопротивление.
Позади зарычал КамАЗ, – видимо, Пролёт все же победил коробку. И в этот момент Иван вдруг понял, отчего кабина вахтовки получила такие странные повреждения. Он как от огня отдернул руку, стремительно развернулся и что есть мочи заорал: 
– Стой!
На этот раз автовышка заглохла. В наступившей тишине на мастера сразу же обрушился целый поток ругани. Пуще всех кричал начальник, вменяя Ивану в вину все смертные грехи мира, а в особенности крайней степени скудоумие.
– Ты чего натворил, щенок?! Как мы теперь ее заведем?!
Пролёт выбрался из кабины и, тоже матерясь, подскочил к мастеру. Судя по сжатым кулакам, он готов был зайти куда как дальше простых слов, но, упершись взглядом в горящие глаза мастера, опустил руки.
Мастер же демонстративно обернулся и, подойдя к пузырю, облокотился на него.
– Ты, Петрович, не ругайся, а представь, что было бы, если бы ты не остановился…
Видимо, до Пролёта начало доходить. Он зачерпнул горсть снега и швырнул ее сквозь барьер. Как и предполагалось, снег беспрепятственно пролетел.
Из кабины осторожно выбрался Михаил Иванович, спрыгнули с платформы Славик с Костей. Все они молчали. Один только начальник продолжал орать благим матом.
– Да заткнись ты уже, наконец! – в сердцах крикнул проходчик. – Вот ведь разошелся, оглашенный!
После окрика Трешнев перестал бесцельно материться, но рта не закрыл. Теперь из него посыпались вопросы. Ему непременно понадобилось выяснить все подробности, узнать причины, ближайшие и стратегические последствия. И все это сразу. Михаил Иванович, видимо осознав несвоевременность учиненного допроса, решил проблему быстро и изящно. Он просто захлопнул обе дверцы кабины, предварительно подняв в них стекла, и тем самым приглушил вопли лишенного возможности выйти на улицу Виктора Николаевича. Проделав все это, старый проходчик присоединился к остальным.
– Стало быть, мы в западне, – заключил мастер. – Ну? Что, други, делать будем?
– Назад надо добираться. Там хотя бы тепло… – рассудил Славик.
– Хорошо! – возразил Пролёт. – Вернемся, отогреемся, поедим консервов, поспим. А дальше-то что? Выхода-то нет. Этот пузырь, получается, непроходимый.
Прежде чем ответить, мастер тщательно подобрал слова:
– Не сгущай красок. Остальные же как-то отсюда смогли уйти. Значит, и мы сможем.
– А ты уверен, что они выбрались?
– Конечно! Их же тут нет, – уверенно сказал Иван. – И машин тоже нет. Значит, выбрались. Вчера же пузыря не было? Не было! Он появился только поздно ночью. Подождем, когда пропадет снова, и смотаемся.
Логические построения мастера всем показались убедительными.
– Ладно. Делать нечего. Как нашего придурочного тащить будем?
– Зачем тащить? Мы же на пригорке остановились. Чуть толкнем, и заведется наша колымага, – беззаботно махнул рукой Пролёт. – Пошли.
Но незамедлительно приступить к плану запуска двигателя не получилось: их отвлекли вопли, донесшиеся из-за барьера. Все как по команде повернулись в сторону криков.
Пузырь сейчас переливался пурпуром и достаточно хорошо озарял прилегающее к нему пространство. В этом странном мерцающем свете тоннельщики вскоре смогли разглядеть бегущего за барьером в их сторону человека в развевающейся меховой накидке. За человеком по пятам гнались необычайно большие собаки.
– Мать твою! Да это же волки! – не своим голосом закричал Славик. – Валим, ребята!
Начисто забыв о непроницаемости пузыря, напуганные мужики бросились к КамАЗу. В этот раз в кабину набились все, притом очень быстро и нисколько не беспокоясь о комфорте начальника. Кое-как примостившись, тоннельщики стали наблюдать за бегущим человеком. Было совершенно ясно, что, как только он упрется в барьер, волки сразу же примутся за свое дело. Не иначе как предвидя такое развитие событий, животные двигались на некотором удалении от беглеца. И чем ближе человек подбегал к барьеру, тем сильнее они отставали.
– Ты погляди, какие сволочи… – зло прошептал Костя. – Чувствуют, что деться некуда, и не торопятся нападать.
Меж тем человек был уже у самого пузыря, но скорости не сбавлял, словно не было перед ним никакого препятствия. В момент, когда он, так и не снижая темпа, проскочил сквозь преграду, все как один издали возгласы изумления, правда, все разные и преимущественно матерщинного содержания.
Беглец же, оказавшийся, к слову, роста и телосложения богатырского, вскрикнул не иначе как от неожиданности и, подняв целую тучу снежной пыли, затормозил перед бампером. Прерывисто, со свистом дыша и выпучив глаза, он изумленно уставился на препятствие. Без всяких объяснений было понятно, что до пересечения границы пузыря автовышку он не видел. Осознав, что перед ним бампер и даже ощупав его для пущей уверенности, он поднял взгляд выше и увидел за начинающим запотевать стеклом испуганные лица тоннельщиков. Они пялились беглецу за спину.
Там, куда были устремлены их взгляды, жалобно скулили убегающие восвояси волки.
Когда животные скрылись из виду, люди начали выбираться из кабины. После краткого знакомства, продемонстрировав и опробовав свойства барьера, который беглец не замечал, находясь от него по другую сторону, а также немного отойдя от шока, вызванного одеждой, именем и фамилией вновь прибывшего, Пролёт сподобился задать первый осмысленный вопрос:
– Скажи, Ярослав…
– Ярцеслав, – привычно поправил Царьград-Иллийский (а это, конечно же, был он).
– Я и говорю… Ярцеслав… Что за херня тут происходит? Может, хоть ты нам расскажешь?
Весьма уязвленный таким фамильярным обращением, Ярцеслав расправил плечи и надменно глянул на бесхитростно ждущего ответа проходчика.
– Вам, – сделав акцент на обращении, пробасил великан, – не посчастливилось оказаться в центре выхода земной злобы. К тому же, судя по вашей одежде, вы и явились причиной этого выхода.
– Та-а-ак… – протянул Славик, бросив короткий взгляд на высунувшегося из кабины начальника. – Кажется, в полку душевнобольных прибыло…
Мастер тоже моментально потерял интерес к расспросам странного незнакомца и, пожав плечами, обратился к Пролёту:
– Лезь-ка, Колюня, в кабину. А мы, мужики, давайте толкнем. Иначе дождемся, что замерзнет мотор к чертям. Поговорим потом.
Царьград-Иллийский, вопреки ожиданиям мастера, от участия в толкании не уклонился и оказал весьма значимую при его-то телосложении помощь. Вскоре мотор автовышки опять затарахтел.
– Ярцеслав, вы с нами?
– Ну, скажем так: я не горю особым желанием остаться здесь одному.
– Тогда запрыгивайте на платформу и держитесь крепче.
Когда все разместились, Пролёт развернул КамАЗ и при свете звезд не спеша повел его в поселок. Преодолев обратный путь без приключений, тоннельщики вновь отогрели вагончик, запустили в нем отопление. Пока мастер с Костей готовили ужин, остальные заправили автовышку до полного бака и, на всякий пожарный случай загнав ее снова на эстакаду, оставили стоять с работающим двигателем.
– Вот ты, Ярослав, утверждаешь, что ученый, – вновь с расспросами пристал к Царьград-Иллийскому Пролёт, когда ужин подходил к концу.
– Ярцеслав я… – тоскливо поправил тот.
– Я извиняюсь. Так вот… Только не начинай опять про свою злобу или еще какую ересь. Скажи лучше прямо, как нам отсюда выбраться?
Ярцеслав устало покачал головой и, набрав в легкие воздуха, собрался уж было отвечать, но не успел.
– Вот мастер наш – тоже умный малый – утверждает, что пузырь этот должен рано или поздно исчезнуть и тогда мы сможем уехать отсюда. А ты как считаешь?
– Я не уверен, что нам удастся отсюда выбраться, – коротко ответил Царьград-Иллийский, чем моментально вверг в уныние всех остальных.
– Но почему? Остальные же как-то выбрались, – ища надежду в глазах товарищей, жалобно спросил Костик.
– Никто отсюда не выходил, – чеканя слова, проговорил Ярцеслав. – Ни одна живая душа не выбралась отсюда после того, как сбежали животные и птицы.
Все переглянулись и посмотрели на начальника. Тот утвердительно кивнул.
Несмотря на жарко натопленную печь и шумящие закипающей водой трубы отопления, все почувствовали какой-то холодок.
– Да ну вас! – возмутился Пролёт. – Жути нам тут плещете. Мы тоже за один день пять суток перепрыгнули. Также и остальные. Скоро появятся.
– Как это «пять суток»?
Мастер, весьма воодушевленный умозаключением проходчика, принялся рассказывать о пережитых ими приключениях. Потом настала очередь начальника. Заканчивал вечер откровений Царьград-Иллийский.
– Ладно, мужики, я смотрю, мы все тут ни черта не знаем. А между тем уже поздно. Спать пора. Я лично за день вымотался, как тот пахарь, да и утро вечера мудренее.
– Твоя правда, Ярцеслав. Пойду проведаю камазик и тоже на боковую.
Но планам Пролёта не суждено было исполниться. Когда он вернулся после «проверки камазика», Михаил Иванович с заговорщицким видом уволок Николая во вторую половину вагончика, где кроме него, Славика и Кости разместился Ярцеслав. Судя по время от времени раздававшемуся стуку кружек и все усиливающейся громкости голосов, среди вещей профессора наверняка нашлась некая емкость с известным содержимым. Понимая состояние людей, мастер не стал вмешиваться и, накрыв голову подушкой, уснул. А разговоры за тонкими фанерными стенами не прекращались до глубокой ночи.

Мастер проснулся от звука закрываемой двери. За окном начинало светать. Не иначе как кому-то приспичило в туалет. Подумав об этом, Иван и сам ощутил потребность наведаться в сие место. Стараясь не шуметь, он поднялся и стал одеваться. На вешалке не хватало одежды больше чем одного человека. Так и есть: все койки, кроме его собственной и начальника, были пусты. «Видать, хорошо они вчера спелись… Или лучше сказать – спились?» – пронеслось у него в голове.
Выйдя на улицу, мастер удостоверился, что пузырь хоть и померк при свете нарождающегося дня, но никуда не делся.
Посетив искомое заведение и возвращаясь назад, он сначала услышал, а потом и увидел, как с территории поселка по направлению к порталу, оставляя за собой густое белое облако дыма, покатила автовышка.
– Точно что-то удумали…
Вернулись проходчики и профессор спустя пару часов уже сплоченной дружеской компанией. Во время завтрака все молчали, что, по крайней мере для Пролёта, было событием из ряда вон выходящим.
– Может, хватит темнить? Признавайтесь, что вы удумали? – не выдержал начальник.
– Колись, Пролёт! – поддержал его мастер.
– Собирайте вещички, друзья, – вместо Пролёта заговорил Царьград-Иллийский. – Есть одна идея. Для ее воплощения нам понадобится ваша помощь.
Смысл идеи начал приоткрываться мастеру, когда он увидел платформу автовышки, тесно заставленную ящиками со взрывчаткой.
– Вы надумали взорвать барьер?
– Не совсем, – загадочно улыбаясь, ответил Михаил Иванович. – Поехали. Скоро сами всё увидите.
Ехать пришлось недалеко. Когда автовышка остановилась на повороте и Иван на фоне кедров примерно в километре от дороги сумел различить призрачный в дневном небе световой столб, ему все стало ясно до конца.
Мужчины, кроме начальника, оставшегося в кабине, выстроились возле машины.
– Ну что, ребята? Взяли по два ящика и айда, – совершенно обыденно распорядился Пролёт.
Все молча нагрузились ношей и пошли вслед за проходчиком. Только Царьград-Иллийский немного задержался, передавая коченеющему Трешневу свою ненужную при физической работе волчью накидку.
– Держи. А то ты тут без печки и без движений точно в мумию превратишься. Только ледяную.
От дороги прямо к столбу тянулись чьи-то следы – как минимум недельной давности. Подойдя с первой партией ящиков к основанию столба, они увидели следующую картину: пресловутый столб взмывал в небо прямо из центра небольшой, практически идеально круглой полянки. В месте его выхода была заметная воронка метров четырех в поперечнике, дна ее видно не было. Вблизи столба ощутимо пахло озоном и было гораздо холоднее, чем в окрестностях.
– Укладывайте ящики кольцом вокруг ямы, – со знанием дела распорядился Пролёт и первым подошел вплотную к столбу.
Когда остальные удостоверились, что с ним все нормально, тоже начали подходить ближе.
После пяти ходок шестерых человек вокруг основания светового столба было уложено примерно полторы тонны аммонита, и проходчики начали вполне буднично собирать взрывную сеть.
– Как вы думаете, получится? – встревоженно спросил Иван у всматривающегося в столб Ярцеслава.
– Часто глупость бывает сильнее разума, – пожал тот плечами и усмехнулся. – Так что у нас есть все шансы.
Длины в магистральных проводах было только метров на триста, что нисколько не смутило Пролёта. Основательно окопавшись снегом за толстым стволом ветровального ясеня, он стал прилаживать взрывную машинку.
– А она работает?
 

– Обижаешь, начальник. Я все проверил. Вы бы отошли подальше, а то мало ли что…
Дождавшись, когда остальные отойдут подальше и залягут в небольшом овраге, Пролёт основательно раскрутил машинку и занес палец над кнопкой с надписью: «Взрыв».


13
– Час от часу не легче! – изумленно проговорил зам, когда, выйдя из-под покрова тучи, вместо ожидаемого вида на заснеженный прижим, наледь и колонну техники обнаружил панораму полянки с изумрудной травой и обрамлением в виде летнего зеленого леса. Температура была градусов двадцать, может, двадцать пять.
– Да как так-то?
Понятное дело, что вразумительного ответа получить он так и не смог. Кроме спускавшейся к этой самой полянке пестрой толпы тоннельщиков и катящегося им вослед автобуса, ни одной живой души в округе не наблюдалось. Владимир Константинович, достав из кармана пачку сигарет, закурил и стал неторопливо осматриваться.
Перед ним, насколько хватало глаз, расстилалась гористая местность, преимущественно покрытая лесом. Остальное пространство занимали травянистые полянки, больше напоминавшие площадки для гольфа, точно такие, как показывают в фильмах про красивую жизнь. Но ни лунок, ни флажков, ни тем более машинок и игроков не было и в помине. Вообще, ровным счетом ничего не указывало на присутствие людей. Сколько зам ни всматривался, но не смог обнаружить ни одного столба, забора или дороги. Даже тропинок видно не было. Только невысокие горы, поросшие лесом, да проплешины лугов.
Он оглянулся назад. Вершина горы, с которой они все спустились, укрывалась в плотной белой пелене зацепившегося за ее вершину облака. Все остальное небо было чистым и по-летнему пронзительно-голубым.
– Что опять за чертовщина? – уже с досадой проговорил зам и, со злобой растоптав окурок, двинулся к остальным.
 Тоннельщики уже добрались до полянки и заполонили ее, окружив остановившийся в самом центре автобус. Однако отойти куда-то подальше никто не решался.
Владимир Константинович, не обращая ни на кого внимания, подошел к водителю автобуса и схватил его за грудки.
– Идиот! Ты хоть понимаешь, что бросил остальных? Кто их теперь повезет?
Водитель хлопал глазами, что-то неопределенно мычал и совершенно не пытался высвободиться. Заму это быстро надоело, и он с отвращением отшвырнул его в сторону. За учиненным допросом следили несколько пар глаз, но вставать на защиту водителя никто не собирался.
– А вы-то что?! – обратился Руденко уже к ним и, предвидя ответы, заранее их передразнил: – Поспешили… Не подумали… Прости, Константиныч!
– Ну дак… Кто ж знал?
Зам упер руки в бока. Теперь перед ним собрались уже все. Они стояли, опустив глаза, готовые безропотно выслушать своего начальника. Да что там выслушать? Вытерпеть от него любую гадость им было бы только в радость, лишь бы появилась надежда на возвращение домой.
– Ладно… Есть у кого соображения, где мы оказались?
Из толпы вышел знакомый нам фиксатый.
– На юга сильно смахивает, начальник.
Готовый уже было проигнорировать эту реплику, зам все же передумал и одобрительно кивнул: мол, продолжай.
– Довелось мне под Сочами по горам… попутешествовать, так сказать. Очень это на те места смахивает. Может, Абхазия…
Расспрашивать о причинах, заставивших Заболотного пуститься в упомянутые «путешествия», Руденко посчитал излишним. Он обвел взглядом окруживших его людей и с досадой отметил, что ни одного мастера среди них нет.
– Кочетов! Слушай меня внимательно. Тебя, как бывшего десантника, я отправляю на разведку. Возьми с собой пару человек. Вы пойдете вон туда. – Владимир Константинович указал на один из пологих склонов, примыкавших к занимаемой полянке. – Изучаете местность на предмет следов цивилизации. Меня интересуют линии электропередач, дороги, жилье. Можете удалиться с таким расчетом, чтобы к темноте вернуться обратно. Если встретите людей, выясните, где мы. Олег, Андрей Палыч, – обратился он к фиксатому и геологу Новикову, – вы пойдете со мной. Витёк, остаешься за старшего! На тебе организация ночлега и кормежка. Больше никого отсюда не отпускать! Обращаюсь ко всем! Ждите нашего возвращения на этом самом месте и никуда не расходи;тесь! Хватит с меня своеволия. Максимум разрешаю найти источник воды. Когда появятся остальные, тоже пусть никуда не рыпаются. И будьте осторожны: мало ли какая тут зараза обитает.
Витёк, наделенный властью, сразу же взялся за дело, и толпа моментально пришла в оживленное движение. Разведчики же, порывшись в своих сумках, облачились в более подходящую для погоды одежду и выдвинулись в обозначенных направлениях.
Идти оказалось на удивление легко: подлеска между деревьями почти не имелось, да и трава была невысокой. Чтобы не заблудиться на обратном пути, Олег со знанием дела принялся оставлять на деревьях отметины. Новиков практически сразу оторвался от своих спутников и теперь рыскал из стороны в сторону, словно натренированная охотничья собака.
– Чего это он ищет? – осведомился вскоре Олег.
– Камни, наверное, – предположил зам. – Что же еще может геолог искать?
И он оказался прав. Вскоре пологий спуск сменился небольшой ровной долиной, а затем перешел в достаточно крутой подъем. Ближе к его вершине стали встречаться свободные от почвы и растительности выходы скальной породы. К ним-то геолог и ринулся. Внимательно осмотрев один, он подошел к другому. Потом взялся за изучение третьего. Пользуясь передышкой, зам и фиксатый закурили и принялись наблюдать, как Андрей Павлович копается в земле. Выковыряв увесистый булыжник и орудуя им как молотком, он стал добывать более мелкие образцы и внимательно их рассматривать, царапать друг о друга.
– Давай-давай, – шепотом комментировал его действия Олег. – Обнюхай его… Так-так! А теперь давай лизни. Плюется… Видать, не по вкусу пришелся. Ага! Смотри! Наигрался. К нам идет.
Геолог спустился к отдыхающим и, свалив перед ногами зама несколько камней, коротко заявил:
– Это не Сочи.
Камни не удержались на склоне и покатились вниз. Владимир Константинович, проводив их взглядом, спросил:
– Почему ты так решил?
– Кавказские горы – это дно древнего моря. Там все породы осадочные. А здесь магматические эффузивные…
– Э-э! П;рика-братан!  Ты поясни за осадочные! – с ревностью теснимого на второй план пророка, чье предсказание поставили под сомнение, встрепенулся Олег. От волнения он даже перестал щелкать неизвестно откуда взявшиеся у него семечки и едва усидел на корточках. – А я тебе базарю, что это Соч;! Зуб даю, что за этой сопочкой нас встретит ласковое Черное море и полный пляж полуголых девочек.
Геолог без всякой обиды с серьезным видом отрицательно покачал головой. Зам же не смог удержаться и метко пошутил:
– Судя по фиксе, Олежек, зуб ты свой проспорил уже давно.
Фиксатый непонимающе посмотрел на Владимира Константиновича, а когда шутка все же до него дошла, разразился звонким заразительным смехом. Расхохотались все.
– Уф! Подловил, Константиныч! Красава!
– Ладно, – отдышавшись, заговорил зам. – Положим, Андрюха, ты прав. Но тогда где мы?
– Может быть, где-то в предгорьях Анд. Может, еще где-то… Но совершенно точно, что в Южном полушарии. – Заметив вопросительное выражение и недоверие в глазах попутчиков, геолог снизошел до более подробных объяснений: – Первое: у нас была зима, а тут лето. Второе: пока мы шли, солнце прошло зенит и, судя по показаниям моего горного компаса, было в этот момент на севере. Такое возможно только южнее экватора.
Фиксатый присвистнул:
– Дела…
– А компас-то у тебя откуда?
– Подарок. Я его всегда с собой ношу.
– Ну ладно. Хорошо! Южное полушарие – значит, Южное. А точнее не сможешь сориентировать?
– Кроме того, что данная местность имеет вулканическое происхождение, я сказать больше ничего не могу.
– Пусть так, главное – не Марс. Пойдем искать людей.
Если бы вместе с ними здесь сейчас находился биолог, он бы без труда определился с текущим местоположением по всего лишь одному факту: за все время пребывания ни один комар не посягнул на целостность кожи тоннельщиков; такое место на Земле было только одно – Новая Зеландия. Но биолога вместе с ними как раз и не было.
Вперед двигались, пока солнце не начало заметно клониться к закату. Так ничего и не обнаружив, они повернули в обратную сторону. Гонимые приближающимися сумерками и нарастающим чувством голода, обратный путь разведчики проделали гораздо быстрее.
Зам всю дорогу прокручивал в уме все имеющиеся факты и готовил перечень вопросов, которые ему не терпелось обсудить с маркшейдерами и оказавшимся весьма толковым биологом. Они в составе очередной партии уже наверняка должны были присоединиться к остальным.
Свет фар и обрывки песен Стаса Михайлова, пробивавшихся сквозь деревья из открытых настежь дверей и окон автобуса, послужили приветствием и ориентиром для возвращающихся уже практически в полной темноте разведчиков. Подойдя ближе, Владимир Константинович понял, что не ошибся, назначив Витька старшим. Благодаря ему, а также стараниями комендантши, в числе всех женщин попавшей на первый рейс, поляна разительно преобразилась. Теперь она выглядела обжитой. Возвышение заняли сооруженные из веток просторные шалаши, явно способные вместить всех работников участка. Пионерского вида костер не только дарил свет, но и придавал обстановке уют. Возле огня суетились поварихи. Как выяснилось позже, они провели ревизию всех сумок на предмет съестных припасов и теперь заканчивали приготовление ужина. Впоследствии зам не стал проводить дознание и выяснять, из чьих сумок было извлечено такое количество казенного провианта. В данной ситуации людские пороки пришлись как нельзя кстати.
– Ого! А где это вы, фраера, барашку раздобыли? – громогласно осведомился шедший первым Олежа.
Выйдя на поляну, он сразу же наткнулся на нескольких проходчиков, свежующих баранью тушу.
– Баран? – грозно спросил Руденко.
– Овечка, – поправил Кочетов, которого зам сразу не приметил в числе живодеров-любителей.
– Где взяли?
– Ну… Как сказать? – усмехнулся тот. – Будем считать, что нашли.
– Потом об этом поговорим. А пока рассказывай! Нашли что-нибудь? Давно вернулись?
Женя отрицательно мотнул головой и по-военному четко доложил:
– Минут двадцать назад. В указанном направлении прошли пару километров. Пересекли два холма. Потом уперлись в речушку. Свернули налево и прошли вдоль нее еще километров пять. Местность дикая. Никаких признаков жилья или коммуникаций. Кроме отары баранов голов в двадцать ничего не обнаружили. При стаде не имелось ни пастуха, ни собак. Ввиду бедственного положения с провизией принял решение конфисковать парочку животных.
– Так вы еще и не одну сперли!?
Кочетов пожал плечами.
– Овцы в дикой природе не водятся, – задумчиво проговорил зам. – Ладно. Подумаем, как с этим быть. Мы тоже несолоно хлебавши пришли. Степаныча видел? Где он?
– Так это… Нету его. Витёк говорит, что никто больше не появлялся.
– Странно. Где их так долго черти носят?
Облака, из которого вышли тоннельщики, на своем месте тоже не оказалось. Со слов Витька, оно исчезло практически сразу после ухода разведчиков.
– Просто так взяло и рассеялось. Как туман поутру.
– Наверх никто не ходил?
Витёк виновато уставился себе под ноги:
– Ходил, Константиныч. Спокойно прошел до вершины. Ни во что не уперся.
– Ох. Неугомонный! А если бы еще куда загремел?
Проходчик не ответил.
Оставшиеся на участке работники не объявились и после ужина. Впрочем, как и на следующий день тоже. Зато утром появился вертолет. Он несколько раз облетел полянку и, никак не отреагировав на крики тоннельщиков и размахивание руками, снова удалился.
Дождавшись окончания завтрака и убедившись в скудном количестве имевшегося продовольствия, зам выступил с небольшой речью:
– Сидеть здесь дольше причин я не вижу. Нужно выходить к цивилизации. По всей видимости, ближайшее поселение находится в том направлении, куда улетел вертолет. К тому же именно там вчера Женя обнаружил овец. Так?
Кочетов утвердительно кивнул.
– Скажи, есть ли возможность уехать в ту сторону на автобусе?
Немного подумав, звеньевой уверенно заявил:
– Нет. Даже если получится прогнать автобус между деревьями на спуске, то он точно не пройдет следующий подъем.
– Досадно. Возможно, если вдоль и поперек излазить все окрестности, мы и сможем найти проезжий маршрут, но делать на это ставку я бы не решился. Придется идти пешком. По нашему вчерашнему опыту, тащить на себе все вещи – затея заведомо провальная. Оставим все в автобусе. С собой берем только документы и самые необходимые вещи.
Сразу же поднялся недовольный ропот. По мнению некоторых, следовало дождаться возвращения вертолета, не сходя с этого места, а потом просить пилотов вывезти всех. Другие принимали решение зама двигаться к цивилизации самостоятельно, но при этом наотрез отказывались бросать здесь свои вещи. Третьи и вовсе возлагали всю вину за случившееся на зама и требовали немедленно доставить их домой любым способом.
Владимир Константинович никого не перебивал, давая каждому возможность высказаться.
Неизвестно, сколько времени потребовалось, чтобы все недовольные сошлись в едином мнении, если бы слово не взял Олежка Заболотный. От кого, от кого, а от бывшего сидельца зам точно не надеялся получить поддержки.
– Смотрю я на вас и диву даюсь, – меж тем начал тот, сверкая своей стальной фиксой. – По ходу, вы тут решили жевалово замутить? Рамсы попутали?! Папа вещает, что вставать на лыжи пора. А раз говорит так, значит, знает, что делает. Или вы думаете, что вас, фраеров, кто бесплатно на вертолетике отсюда транспортирует? Чем башлять-то будете? Короче, если кто не понимает, что вечером уже требуху набить нечем будет, может тут шкуру тереть. Остальные, кто не кило маргарина, айда шмотки тарить.
Тех, кто «кило маргарина», после такой пламенной речи не осталось. Видимо, дар убеждения у Олежки имелся. Прения моментально прекратились, и все поплелись паковать свои сумки и складывать их в автобус.
– Лихо ты завернул, – обратился зам к фиксатому.
– Обращайся, начальник, – подмигнул тот.
Затушив костер и заперев автобус, тоннельщики выдвинулись в направлении вчерашнего рейда Кочетова. На случай, если все же оставшаяся часть личного состава участка материализуется в том же месте, была оставлена записка с описанием ситуации и указанием направления движения.
К реке вышли, когда солнце уже перевалило зенит. После недолгого привала продолжили путь.
Ближе к вечеру на горизонте замаячили движущиеся фары, а к тому времени, как совсем стемнело, измученные и голодные люди вышли на дорогу. Вскоре их коллектив разбавили представители местного закона, вырулив к шествующей по обочине толпе на машине с включенными мигалками.
Полицейские определенно изъяснялись на английском языке, но вот поговорить с ними и наконец разузнать, в какое именно место на географической карте их закинуло, никто из тоннельщиков в силу лингвистической немощи не смог. По фене, понятное дело, говорить с Олежей местные копы тоже не захотели.
Так или иначе, но вскоре приехал большой автобус и, вместив в себя сразу всех ходоков, доставил их прямиком в полицейский участок ближайшего городка.
Женщин отправили в одну камеру, мужчин – в две другие. Ввиду отсутствия необходимого количества коек, через полчаса приволокли матрасы, которые пришлось расстелить прямо на полу.
В камере, куда в числе прочих определили зама вместе с фиксатым, коротали время трое местных уголовников.
– Добрый вечер в хату, – поприветствовал их Олежка со знанием дела. А когда не получил полагающегося, видимо, в таких случаях ответа, быстро согнал их на менее комфортные места.
Впрочем, местные арестанты, видя численный перевес, и не думали сопротивляться.
Ночь прошла относительно спокойно. Утром явилось какое-то местное начальство, которому разве что удалось выяснить, гражданами какой страны являлись тоннельщики.
К обеду откуда-то доставили переводчика. Он предстал перед дверной решеткой в сопровождении десятка полицейских и оттуда со страшным акцентом спросил:
– Кто есть старший?
Владимира Константиновича незамедлительно выдвинули вперед. С опаской и подозрением глядя на столпившихся у дверей камеры тоннельщиков, полицейские отперли ее и вывели Владимира Константиновича.
– Константиныч, ты, главное, узнай, за что они нам предъяву кидают, – напутствовал зама неугомонный Заболотный.
Появление переводчика не предоставило Руденко возможности задавать вопросы. Напротив, их начали задавать ему.
– Кто вы такие и как здесь оказались? – был первый вопрос.
Вот что на него ответить? Владимир Константинович понимал, что, скажи он правду, окажутся они все без исключения на принудительном лечении в какой-нибудь здешней психушке. Поэтому он избрал другую тактику.
– Сначала я хочу узнать, на каком основании вы задержали граждан другого государства?
Переводчик перевел. Один из сидящих напротив полицейских удивленно вскинул бровь и что-то возмущенно ответил.
– На это есть три основания, – получилось после перевода. – Один. Вы есть нелегальные эмигранты. У вас не есть визы. Два. Вы рубить деревья в заповеднике. Три. Украсть и убить два овец из очень ценного стада.
– Да чтоб тебя… – тихонечко выругался зам и уже в полный голос уведомил переводчика: – Мы требуем российского консула. Пока он не появится, мы больше говорить не будем.


14
Полковник все больше и больше напоминал закипающий чайник. Выпученные глаза, красное лицо и гуляющие на гладковыбритой челюсти желваки красноречиво свидетельствовали о его крайнем раздражении и неверии каждому услышанному слову. Не нужно было обладать обширным жизненным опытом, чтобы заметить, что его безграничное терпение вот-вот лопнет. Но то ли Лариса этим полезным ресурсом не обладала, то ли просто чрезмерно увлеклась собственным рассказом. Наконец полковник не выдержал и решительно прервал ее.
– Гхм… – откашлялся он, с трудом сдерживая себя. – Пока я понял только три, бл…, вещи… Первое: ваш муж, бл…, пропал в районе учений. Второе, бл…: вчера вечером вы якобы увидели его по телевизору на каком-то острове посреди Тихого океана.
– И вовсе не «якобы»! Это точно он. Я не могу ошибаться.
Как-то нервозно махнув рукой, полковник остановил ее и, срываясь на невнятное шипение, продолжил:
– И третье: по вашему мнению, я, бл…, должен отправиться сам или кого-то из моих, бл…, подчиненных командировать на этот остров, чтобы вернуть вашего Сашеньку. Все верно?
Лариса энергично закивала.
– Капитан! – рявкнул полковник так громко, что Лариса вздрогнула. – Выведи эту женщину вон! И если я ее еще хоть раз увижу, тебе конец! В младшие лейтенанты разжалую! Информацию она, видите ли, знает, бл…! С ума все, бл…, посходили!
Потерявшая дар речи женщина, не успев и глазом моргнуть, очутилась в коридоре отделения полиции, в котором за неимением более подходящих мест разместился воинский штаб.
– Идите-идите, – подтолкнул ее к выходу капитан. – Слышали же, что сказал полковник.
Звук с силой захлопнувшейся двери вернул Ларису к действительности. Она нерешительно отошла от кабинета, прислонилась спиной к стене и, безвольно опустив руки, задумалась.
– О! Леди-катастрофа! – раздался вскоре возглас лейтенанта Палехина. Он как раз, сутулясь, выходил из складской каморки, которая теперь служила ему рабочим местом, и, завидев свою вчерашнюю попутчицу, не смог ее не поприветствовать. – Смотрю, ты переключилась на военных. Теперь им житья не даешь?
Лариса, шмыгнув носом, вскинула голову и с вызовом повернулась к полицейскому.
– Не умничай! Они меня даже до конца выслушать не захотели. А я ведь действительно его видела!
– Кого? – сменив шуточный тон на участливый, спросил Палехин. – Мужа?
– Да!
– Дневальный! – взревел не своим голосом вновь высунувшийся из кабинета капитан. – Тащи валидол! Вызывай скорую! Полковнику плохо.
Коридор моментально наполнился топотом множества бегущих во всех направлениях ног. Захлопали двери. Кто-то, матерясь, открыл окно, отчего сразу возник пронзительный сквозняк.
 Вынужденный тоже прижаться к стене полицейский окинул Ларису уважительным взглядом:
– Пари держу, это твоих рук дело!
– По-моему, это был лишь вопрос времени, – развела руками женщина. – Нечего так себя вести!
– Понятно. Тогда, я думаю, тебе лучше здесь не задерживаться. Чего доброго, обвинят в предумышленном убийстве.
Кое-как протиснувшись в свою каморку и выбравшись из нее с одеждой в руках, лейтенант вывел Ларису на улицу.
– Вот уж не знал, что в этом здании может поместиться столько народу… – кивнув назад, проговорил он. – Ты обедала?
– Нет.
– Тогда пойдем покушаем. Заодно расскажешь, что тут случилось и где ты умудрилась увидать своего благоверного.
Кафе, куда Палехин привел Ларису, оказалось закрытым. Рядом со входом красовалась лаконичная табличка: «Учет».
– А это еще что за дела? Так не пойдет! Я голодный, а значит, зайдем с тыла.
Черный ход оказался открытым.
– Люська! – заорал полицейский, когда они оказались внутри.
Судя по звукам и запахам, на кухне шло активное приготовление пищи. Откуда-то появилась раскрасневшаяся запыхавшаяся женщина.
– Что у вас происходит? Почему закрыто?
– Закрыто сегодня. Там же написано, – грубым прокуренным голосом заявила Люська, бесцеремонно разглядывая Ларису. – Сегодня пообедаешь где-нибудь в другом месте.
– Людмила! Ты же знаешь, что нет тут других столовых! Вы же все равно готовите.
– Сказали никого не пускать, – непреклонно заявила Люська и скрестила руки на груди. – Едет кто-то.
– И когда этот «кто-то» приедет?
– Не знаю.
– Так! Прекращай выкаблучиваться. Мы быстро поедим и уйдем.
Люська вздохнула, еще раз прошлась испепеляющим взглядом по Ларисе и отступила на шаг, уступая дорогу.
– Только в темпе вальса, Палехин.
– Как скажешь, Людочка!
Обед появился на столе даже быстрее, чем посетители успели снять одежду. Склонившись над па;рящей тарелкой с кроваво-красным борщом, полицейский потер руки.
– Ну, рассказывай!
Но только Лариса открыла рот, чтобы приступить к своему повествованию, как распахнулись основные двери и в обеденный зал буквально ворвались несколько военных, которые принялись осматривать помещение. Одновременно с ними рядом с выходом на кухню появилась Люська, на этот раз белая как мел. Она страдальчески смотрела на лейтенанта и красноречивыми жестами умоляла его немедленно испариться.
Но испаряться было уже поздно. В зал вошел невысокий человек в гражданском. Его сопровождал какой-то генерал. Разглядев погоны этого сопровождающего, Палехин невольно присвистнул. Вмиг позабыв про борщ и пустой желудок, он начал вставать, одновременно давая знак Ларисе делать то же самое. Вот только Лариса этих знаков не замечала. В отличие от лейтенанта, чье внимание целиком было приковано к генералу, она без труда узнала человека в гражданском, и теперь ее уже было не остановить.
– Господин министр! – надорванным, но уверенным голосом нарушила она тишину. – Вы должны меня выслушать…
Один из военных в два шага оказался с нею рядом и умело повалил женщину лицом вниз, одновременно заломив за спиной руку.
– Ну они же ничего не знают! – уткнувшись в пол, не унималась Лариса. – Дайте мне с вами поговорить!
– Кто такие?! – грозно осведомился генерал, недобро глядя на Люську.
– Тише, – коротко и спокойно оборвал его министр. – Хочет человек поговорить. Почему бы и нет? Может, действительно что-то прояснится.
Ларису подняли, обыскали и усадили на стул. Министр не спеша разделся, передав пальто уязвленному генералу, уселся сам и одобрительно кивнул:
– Рассказывайте. Только попрошу не затягивать: сами понимаете – график.
Женщина собралась с мыслями и заговорила. По всей видимости, случай с полковником ее чему-то научил. Рассказ, на удивление, получился коротким и содержательным. Министр с невозмутимым видом ел и слушал. Слабая заинтересованность появилась на его лице только тогда, когда речь зашла о вчерашнем репортаже.
– Простите, вы уверены?
– Абсолютно. Я же могу доказать!
– Будьте добры.
– Дайте сюда мой телефон, – обратилась Лариса к военному, отобравшему у нее при обыске все вещи.
Тот пошарил в сумочке, с трудом нашел в ней телефон и с одобрения генерала отдал.
– Вот эта новость. Вот. А вот мой муж. Он каким-то образом очутился на острове Питкэрн. Этот чертов остров находится прямо посреди Тихого океана. Там нет аэропорта, воздухом туда не добраться. Только морем из Новой Зеландии или Южной Америки. Долететь до них быстрее чем за два дня не получится. И то, это если из Москвы считать, а отсюда… еще сутки прибавьте. Я выяснила, что корабль был там месяц назад, визит следующего не запланирован. Итого, если вы прямо сейчас решите туда отправиться, то даже при самых благоприятных обстоятельствах не сможете добраться раньше чем через две недели. Муж, когда мы последний раз разговаривали три дня назад, был здесь… – она перевела дыхание и продолжила: – А еще учтите, что никто, кроме зверей, из этой аномалии не выходил. Но это вы, наверное, лучше меня знаете… А этот ваш полковник меня даже не дослушал.
Министр перестал есть и в упор посмотрел на Ларису, но понять его мысли было невозможно: выражение лица оставалось непроницаемым. После значительной паузы он спросил:
– Вы уверены, что это именно он в репортаже?
– Да! – ничуть не задумываясь, кивнула женщина. – Он даже в своей военной куртке, в которой на рыбалку всегда ездит.
– Ну это еще ничего не значит. В наше время можно состряпать любое изображение. Вот если бы он с вами связался…
– Так связался же! Мне вчера пришла эсэмэска, на которую я сначала не обратила внимания. Прочитала только сегодня. «Я живой. Все хорошо. Не волнуйся. Люблю. Саша» – вот что в ней написано. Английскими буквами русские слова. А номер вот, смотрите. – Она протянула телефон министру. – Обратите внимание на номер. Код Новой Зеландии. Пыталась позвонить, но ничего не получилось.
Министр с генералом многозначительно переглянулись. Это не осталось незамеченным Ларисой. Ее как будто осенило. Изменившись в лице, она начала приподниматься со стула.
– Я все поняла! Конечно! Рейсы, стыковки, корабли по расписанию… Это все ни к чему, если воспользоваться военной авиацией! Зачем вы забросили их туда?! Верните мне мужа!
Успокоить впавшую в истерику женщину оказалось очень непросто и удалось далеко не сразу. Даже самому министру пришлось принимать в этом активное участие. Постепенно разумные доводы в сочетании с искренними уверениями и данным-таки обещанием вернуть Сашеньку домой смогли привести к нужному результату.
Когда министр, так и не доевший свой обед, убыл вместе с активно раздающим приказания генералом и всей своей свитой, Палехин саркастически обратился к Ларисе:
– Сдается мне, что ты решила сегодня извести всех военных в нашей округе.
Женщина в ответ на это замечание только махнула рукой.
– Где тут у вас можно билет на самолет купить?
– Здесь негде. В Таксимо только. А ты на этот остров рвануть теперь хочешь?
Лариса впервые за этот день улыбнулась:
– Ты, лейтенант, смотрю, меня вообще не слушал. Туда же самолеты не летают.
– Это смотря как ты за дело возьмешься! Уверен, что для тебя туда и поезд отправят! Ладно. В отделение меня теперь точно не пропустят, так что давай я тебя подброшу.
– Если только завтра: ближайший вылет завтра вечером.
– А ведь все-таки собиралась на остров?! Признавайся!
– Скажем так: прорабатывала эту возможность, – рассмеялась Лариса.

На следующий день Палехин повез Ларису в аэропорт. Ехали молча. Женщина смотрела на проплывающую мимо заснеженную суровую тайгу и гадала о том, что же может заставить людей жить в этих местах. Однако, как она ни старалась, объяснения более правдоподобного, чем зверствующая среди аборигенов эпидемия мазохизма, найти не могла. А потом мысли и вовсе вернулись к привычной уже озабоченности за судьбу своего Сашеньки.
– Ух ты! А это еще что такое? – подал голос лейтенант, выводя Ларису из состояния задумчивости. – Вон там.
Женщина посмотрела в указанном направлении и пусть и с трудом, но узнала поворот на дорогу, которая вела к вахтовому поселку строителей. Позавчера еще безлюдный и неприметный, сегодня он заметно преобразился. Накрытые белой маскировочной сеткой, стояли несколько грузовиков. Саму дорогу перекрывал яркий полосатый шлагбаум, а обочину с другой стороны и вовсе блокировал БТР. Дымила полевая кухня. По само;й площадке неуклюже прохаживались несколько вооруженных солдатиков, облаченных в объемистые овчинные тулупы.
Чтобы поглазеть на невиданное действо, полицейский сбавил скорость.
– Ты посмотри, как они тут обустроились! – не смог он скрыть эмоций, а потом многозначительно протянул: – Учения…
И тут где-то поблизости раздался сухой треск автоматных выстрелов. Водитель ударил по тормозам, и машина остановилась прямо напротив перекрестка.
Площадка, занятая военными, моментально пришла в хаотичное движение. Из грузовиков высыпали солдаты и рассредоточились по периметру. Часовые, невзирая на сковывающие подвижность тулупы, ничуть не отставали от остальных. А стрельба все не стихала. Часть бойцов, видимо получив команду, ползком направилась в сторону участка и очень быстро скрылась из виду.
Тишина наступила внезапно. Спустя пару минут солдаты начали подниматься из снега. Между ними завязалось какое-то оживленное обсуждение. Лариса заерзала на своем месте, а потом не удержалась и, бросив взгляд на часы, выскочила из машины.
– Куда?! Опоздаем же! – спохватился Палехин.
В ответ женщина только рукой махнула и что есть мочи припустила прямиком к шлагбауму.
– Что? Что там случилось? – закричала она. – Вы расстреляли тех, кто вышел оттуда?! Как вы могли?! Сволочи!
Бег Ларисы прервал часовой, ловко схватив ее в охапку. Вскоре на крики вышел какой-то офицер. Он с откровенным недоумением смерил ее взглядом:
– Что за бред вы несете? Кого мы расстреляли?
– Ну там же люди! Без оружия! Простые работяги! А вы их из автоматов! Гады!
– Женщина, успокойтесь! Не было там никаких людей! На часовых напали волки.
Будто в подтверждение его слов на дороге к участку появились солдаты, двое из которых с заметным усилием волокли что-то по снегу. Лариса замолчала, а когда солдаты приблизились и то, что они тащили, действительно оказалось телом огромного волка, она с облегчением перевела дыхание. Убедившись, что пленница больше не пытается вырваться, часовой отпустил ее.
– Вот. Посмотрите сами.
– А люди? Люди оттуда не выходили?
Офицер слегка помедлил с ответом, вероятно соображая, имеет ли он право разглашать подобную информацию, но, еще раз посмотрев на дрожащую от возбуждения Ларису, проговорил доверительным тоном:
– Нет, женщина. Никто оттуда не выходил.
– А вы!? Вы сами смогли туда пройти? Что там случилось? Скажите мне!
Видимо, на дачу некоторых ответов начальство военного все же наложило табу. Лицо его мгновенно стало суровым.
– Иванов! – гаркнул он требовательно. – Что эта женщина делает внутри охраняемого периметра?!
Часовой спохватился.
– Пройдите, пожалуйста, за ограждение, – как-то робко попросил он немного сорванным от мороза голосом.
Лариса повернулась, чтобы уйти к машине, возле которой нервно курил лейтенант, но в этот момент раздался далекий взрыв, многократным эхом отразившийся от деревьев и сопок. Женщина остановилась. Офицер, моментально забыв о ее существовании, ринулся к грузовику. Вскоре послышались его вопросительные крики, ответами на которые были только шипение да свист рации. Следя за бесполезными потугами получить доклад о происходящем, Лариса не сразу посмотрела туда, откуда пришел звук. А когда посмотрела, то открыла от изумления рот. Не спускавший с нее глаз часовой с опаской оглянулся в ту же сторону да так и остался стоять с повернутой головой.
– Тащ майор! Тащ майор! – торопливо закричал солдатик.
Поднятый им крик заставил и остальных посмотреть в направлении городка строителей. Все встали как вкопанные, и только рация продолжала неистово шипеть, свистеть и пощелкивать.
А в той стороне, куда были устремлены все взгляды, над тайгой вспухала огромная, не меньше десяти километров в диаметре, полупрозрачная полусфера, переливающаяся радужными отливами, хаотично бегающими по ее поверхности. Она была похожа на гигантский раздувающийся мыльный пузырь, который рано или поздно должен был лопнуть. Судя по всему, такое сравнение пришло в голову и командиру.
– Все на землю! – на удивление четко при таких обстоятельствах скомандовал майор. – Вспышка с фронта!
Повинуясь приказу, солдаты кинулись на землю. Майор же опустился только на одно колено и продолжал наблюдать за разворачивающимся светопреставлением.
В какой-то момент пузырь перестал раздуваться и несколько секунд находился в относительном покое. Только радужные переливы на его поверхности начали двигаться в еще более быстром темпе.
– Ща как бахнет… – подал голос улегшийся у ног Ларисы часовой, не сумевший, как и командир, оторвать глаз от пузыря.
Но лопаться пузырь не стал. Вместо этого он начал медленно уменьшаться в размерах, одновременно поднимаясь вверх.
– Тьфу ты, етитская сила! – в сердцах сплюнул майор. – Этак вы все околеете… Встать! Строиться!
Солдаты с облегчением вскочили на ноги и, с интересом поглядывая на небо, построились.
– Слушай мою команду! Голиков! Мухой померь радиацию! Коптев, займись видеосъемкой! Уколов…
По мере получения команд строй быстро редел: солдаты сразу же убегали выполнять указания. Из того, что слышала Лариса, было понятно, что офицер старается спрятать людей от возможной опасности. Даже отозвать постовых, которые недавно подверглись нападению волков и находились ближе всех к пузырю, отправил только одного сержанта, и то только из-за того, что по-прежнему не было связи.
– Радиационный фон в норме! – доложил через несколько минут высунувшийся из бэтээра боец. – А вот в эфире творится черт-те что. Как при солнечной вспышке, только гораздо сильнее.
Лариса и думать забыла про время и, притопывая на месте от холода, следила за обстановкой. Палехин, тоже увлеченный развитием событий, стоял по другую сторону от шлагбаума.
В течение следующего получаса пузырь продолжал медленно подниматься и наконец предстал перед наблюдателями в виде идеальной сферы, зависшей над землей и только слегка ее касавшейся самой нижней точкой. Вдруг ни с того ни с сего он на глазах начал темнеть и за каких-то несколько минут стал абсолютно черным. Как будто какой-то исполин проделал дыру во всем мироздании. Ни одного намека на отблеск света или отражение. Ничего. Только абсолютная чернота.
А потом шар взял и исчез. Моментально. Как будто его никогда здесь и не было. Одновременно с ним пропали и помехи в рации.
– Коптев! Я надеюсь, ты все это снял?
– Так точно, товарищ майор.
– Береги как зеницу ока. Головой отвечаешь!
Промерзшая до самых костей Лариса решила подождать дальнейшего развития событий в машине. Но только она миновала шлагбаум, как позади раздался приближающийся шум двигателя. Вскоре к блокпосту, нещадно чадя сизым выхлопом, выехала по виду только чудом не разваливающаяся автовышка. Взвизгнули тормоза, и из кабины на землю практически вывалился человек в нелепом меховом балахоне. В этот же момент небо в месте, где еще недавно находился черный шар, прочертили несколько инверсионных следов истребителей.


15
                26.01.2016
Радиограмма
Главного штаба ВМФ РФ
«Всем! Всем! Всем! Кораблям и судам под флагом Российской Федерации, находящимся в южной части Тихого океана.
25° 04; 00; ю. ш. 130° 06; 00; з. д.
о. Питкэрн. Терпят бедствие 134 гражданских лица.
Предписываю взять на борт и доставить в ближайший российский порт кратчайшим маршрутом».

Соленый океанский бриз лениво трепал рваные занавески и едва-едва справлялся с полуденным зноем. От тропического ливня, хлеставшего не переставая три прошедших дня, осталась гнетущая духота да размокшие до состояния липкой грязи местные дороги. Хотя дорогами грунтовые колеи, пробитые квадроциклами, назвать можно было только с большой натяжкой.
               
Судя по чвакающим звукам, кто-то приближался к дому. Потом этот кто-то старательно очистил от грязи обувь, не прекращая вполголоса материться, и, скрипя старыми дощатыми полами, начал пробираться между развешанными на террасе гамаками, которые занимали изнывающие от жары тоннельщики.
– Я погляжу, вы, бездельники-тунеядцы, хорошо устроились! – нарушая тишину, заговорил пришедший. – Лежите себе, отдыхаете, пока я вкалываю.
– А кто виноват, что ты сам Айболитом назвался? – поворачиваясь на другой бок, парировал Кривенков. – Тебя же никто за язык не тянул. Сам признался, что медик. Вот теперь и не плачь.
Ивлев тяжело вздохнул и полез в свой гамак.
– Да. Местные по медицине заметно истосковались. Ну а куда им прикажешь деваться? Своего-то коновала они изжили.  А теперь за меня принялись. Слушай, Саш, пора уже что-то делать. Я, конечно, по местным меркам специалист на все руки, но открывать здесь постоянную практику не готов.
– А тебе-то что? Тебя тут с радостью оставят. Женят на какой-нибудь пышногрудой аборигенке. Это нам волноваться нужно. Сидим под арестом, прогуляться нельзя. Хорошо, хоть кормят…
– Это, судя по всему, ненадолго…
– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся Александр.
– В этой стране Банании и до нас-то есть особо было нечего. А тут мы нагрянули, как стадо оглоедов.
Кривенков уселся в гамаке.
– То-то я смотрю, что пайка сегодня какая-то детская была. Ты прав. На таком рационе жирка на спячку не нагуляешь.
Он решительно спрыгнул на скрипучий пол и, утерев рукавом мокрый от пота лоб, отправился внутрь дома, в котором островитяне разместили неожиданно свалившихся на них тоннельщиков. Дом был брошен перебравшейся в Новую Зеландию семьей и пустовал несколько лет.
– Степаныч! – негромко окликнул биолог. – Разговор есть.
– Говори, – отозвался заросший недельной щетиной механик.
– Борис говорит, что на острове харчи на исходе. Я думаю, пора нам самим о себе позаботиться.
– Так как тут позаботишься, ежели мы под арестом?
– Ой! Скажите мне, как они нас тут удержать смогут? – веско заявил сидевший неподалеку мастер Паша. – У них тут всего один мент, да и тот метр в холке. Выйдем все вместе. И все. Как он нас удержит?
– А потом что? Местных раскулачивать будем? – возразил ему круглолицый напарник Дима. – Проведем продразверстку и устроим коммунизм на отдельно взятом острове?
– Это не обязательно, – вклинился в начинающий уже разгораться спор Кривенков.
В комнату к этому времени набилась уже порядочная толпа тоннельщиков. Их вопросительные взгляды обратились к биологу.
– Вокруг нас, – обвел тот руками вокруг, – целый океан…
– …и в нем полно рыбы! – догадался Паша.
– Точно. Осталось раздобыть лодку и снасти.
Как оказалось, для того чтобы Степаныч начал действовать, нужен был только толчок. В течение последующего часа благодаря мозговому штурму родился достаточно детальный план действий, не лишенный, между прочим, элементов авантюризма.
Во избежание международного конфликта лодку и снасти было решено не изымать у туземцев, а изготовить самостоятельно. Среди затерявшихся в Тихом океане тоннельщиков нашлись и те, кто был готов взяться за изготовление судна, и те, кто знал толк в промышленном вылове рыбы.
Люди поделились на три группы. Первая во главе со Степанычем отправилась на поляну, где размещалась техника. Среди очутившихся здесь вместе с людьми машин была и передвижная механическая мастерская, возможности которой позволяли надеяться на успех задуманного мероприятия. Вторая группа, организация деятельности которой легла на бывшего матроса сейнера, занялась плетением сетей из имеющихся подручных материалов. Третьей группой руководил Кривенков. Ей предписывалось заняться проблемой сохранности будущего улова и приготовлением пищи.
Отдельная задача была поставлена бульдозеристу Юре и двум осиротевшим водителям вахтовки. Они должны были пробить дорогу к берегу и подготовить место спуска на воду строящейся лодки. Именно им первым и пришлось иметь дело с представителем закона на этом острове.
– Уйди с дороги! – высунувшись из кабины бульдозера, орал Юра. – Куда лезешь? Ты по-русски, что ли, не понимаешь?!
– Ты посмотри, какой настырный!
– Юрец, да ты езжай. Он и отойдет! – посоветовал Серёга.
Бульдозерист, на чем свет стоит матеря местного констебля, облаченного в шорты и белую рубашку, опустил отвал и продолжил расширять спуск к берегу. Нервы служителя закона действительно сдали, и он отскочил от работающей машины. Орудующие лопатами водители от него и вовсе отмахнулись, как от назойливого комара. До крайности возмущенный пренебрежением к своей персоне, полицейский направился вверх по склону к поляне с техникой.
К тому времени, как он, обливаясь по;том, поднялся, с одного из самосвалов уже скинули кузов. Сварщики в два смычка, по мере усталости сменяя друг друга, превращали его в некое подобие рыбацкой лодки. Визжали болгарки, летели снопы искр. Остальные тоннельщики суетились, ни на что не обращая внимания. Кто-то таскал в ведрах солярку, сливаемую из других машин, и пополнял ею бак сварочного агрегата, кто-то возился с двигателем, которому была уготована роль стать судовым дизелем. Еще выше по склону несколько проходчиков устроили настоящий лесоповал. Тут же с поваленных деревьев обрубали сучья, снимали кору и раскалывали на доски, необходимые для обустройства палубы.
– Чё ему надо? – спросил Степаныч, кивком указав на нерешительно топчущегося у стапеля блюстителя порядка.
– А шут его знает. Он же ни черта сказать по-нашему не может, – рассмеялся кто-то в ответ.
– Ну и гоните его отсюда. Пусть не мешается под ногами, пока погода нормальная стоит.
В итоге уязвленный и обиженный служитель закона, осознавая свою профессиональную несостоятельность, был вынужден ретироваться. Спускался в поселение он другой дорогой, где в довершение всех своих напастей и наткнулся на Кривенкова с при;данными ему людьми, которые сооружали коптильню. Александр с горем пополам сумел объяснить констеблю причины развитой тоннельщиками бурной деятельности, выслушал многословную, но малопонятную ответную речь о недопустимости столь радикального вмешательства в хрупкую экосистему острова и от лица всех «гостей» пообещал отнестись с пониманием к озабоченности местных жителей.
На этом взаимодействие cо стражем закона и закончилось.
Неказистая лодка, на борту которой было размашисто выведено красной краской гордое имя «Варяг», вышла на промысел через день и к вечеру вернулась с хорошим уловом. Кривенков со своими ребятами методом выпаривания морской воды раздобыли соль, и коптильня заработала в полную силу. Кое в ком раскрылись выдающиеся кулинарные таланты, и проблема пропитания была решена.
– Картошечки бы еще… С лучком и со шкварками! – мечтательно заявил Дима, отставляя от себя тарелку с аккуратно объеденным рыбьим хребтом.
– Да, Димочка. Губа у тебя не дура! Хоть бы огурчиков с помидорками раздобыть. Но местные-то свои огороды теперь и днем и ночью караулят.
– Ладно вам. И на рыбе перебьемся.
– А сколько перебиваться-то нужно? А, Степаныч? Как нам отсюда до дома добраться?
– Я с местным мэром на эту тему сегодня беседовал, – заявил медик. – Они в наше посольство в Новой Зеландии сообщили на следующий же день, как мы тут появились.
– И что? Когда за нами корабль пришлют? – позабыв про ужин, вскочил с места Юра Петрухин.
– Экий ты быстрый. Сначала там верить мэру отказались. Посчитали это бездарной шуткой. Но он мужик настырный. Каждый день знай себе наяривает! Заберите, мол, нахлебников. На завтра назначен разговор с послом. Надо кому-то со мной в деревню идти. Будем доказывать, что никакой это не розыгрыш.
– Да… Чувствую я, что при такой скорости принятия решений куковать нам тут, ребята, до Пасхи. А то и дольше, – со вздохом обобщил Степаныч. – Когда там этот разговор?

Общение с сотрудниками посольства состоялось в условленный час, но считать произошедший разговор содержательным механик не мог. На другом конце телефонного провода явно не поверили ни одному сказанному слову и от любых обещаний воздержались.
– Ну как же так!? – сетовал механик, возвращаясь в сопровождении Кривенкова и Ивлева назад. – Я же им все честно рассказал.
– Степаныч, ну поставь ты себя на их место, – попытался урезонить его медик. – Кто же сразу поверит в такую историю? Погоди, они же дипломаты. Сначала запрос сделают. Им ответят, что, мол, да, пропали ребята. И только тогда скрипучий бюрократический механизм завертится. Скажи спасибо, что сюда еще англичане на нашу голову свой флот не отправили.
– Ну это еще как сказать... – подал голос молчавший до сих пор Кривенков.
Спутники повернулись к нему, и Александр поспешил внести ясность:
– Пока ты, Боря, со своим корефаном-мэром общался, их констебль телефон оккупировал. Из того, что я услышал, выходит, что на борьбу с нами из Окленда вышел патрульный корабль её величества. Стало быть, по нашу душу.
– И как ты это понял?
– А что тут понимать? Полицейский их наши прегрешения перечислял, численность нашу упомянул, а потом спросил: «Когда ждать подмоги?» Хорошо, говорит, вышел из Окленда вчера, значит, будет послезавтра.
Степаныч резко остановился.
– Вот сука! – и повернулся, явно намереваясь вернуться.
Борис остановил механика, взяв за плечи.
– Успокойся. Может, оно и к лучшему. Вывезут нас в цивилизацию. Оттуда и до дома ближе будет.
– Или посадят в каталажку без права на звонок. А если и со звонком с этим, кому ты звонить будешь? – вернул друга на землю Кривенков. – Мы же для них нелегальные мигранты, Борь. Или, того хуже, пираты, потерпевшие кораблекрушение… Надеюсь, вы не думаете, что хоть кто-то поверит в нашу историю?!
– И что делать? – вскрикнул побледневший от описанной биологом перспективы медик.
– Не знаю, как вы, а я этим англичанам без драки не дамся! – безапелляционно заявил Степаныч.
Принесенные переговорной делегацией новости ввергли тоннельщиков в уныние. Кое-кто, вдохновленный примером механика, решил готовиться к отпору, но, пораскинув мозгами, счел это намерение бесполезным. К вечеру поостыл и сам новоявленный революционер. В итоге постановили не паниковать и ждать дальнейшего развития событий.
И оно не заставило себя долго ждать. Вечером следующего дня неподалеку от берега бросило якорь судно. С его посадочной площадки взлетел вертолет. Борясь с океаническим ветром, предвещавшим близкую смену погоды, он сделал несколько кругов над островом. Пару-тройку раз он постарался зависнуть над площадкой, где стояла техника, но приземляться так и не стал. По высунутым из приоткрытой двери объективам тоннельщики сделали вывод, что их удостоили визитом журналисты.
– По-любому, если завтра ветер стихнет, они попробуют приземлиться, – наблюдая за воздушным судном, проговорил Паша.
– Ага! Держи карман шире! Они и не собирались садиться: не помешал же им ветер взлететь, – они теперь будут ждать прихода военных, чтобы запечатлеть наш арест, – рассудил Ивлев.
Кривенков на маневры вертолета не смотрел, он отошел к краю утеса, с которого открывался вид на океан. Постояв там немного, он вернулся в состоянии крайней задумчивости и, отыскав в толпе, высыпавшей на улицу, Степаныча, увлек за собой. Почуяв намечающийся важный разговор, за ними последовали Паша и Борис.
– Товарищи, гляньте на эту посудину, – попросил Александр с заговорщицким видом.
– Какая же это посудина? Это самая настоящая яхта… – с восхищением проговорил Паша.
– Не-не-не! Я в этом деле участвовать не собираюсь! – отрезал Борис.
Механик, оторвав взгляд от яхты, стал поочередно всматриваться то в лицо медика, то в непроницаемый профиль неотрывно наблюдающего за океаном биолога.
– О чем вы? В чем участвовать?
– Этот придурок сейчас объявит, что хочет захватить яхту! А это уже пиратство! Это уже точно тюрьма, Саша!
– А ты точно ученый?! – обойдя Кривенкова и с интересом уставившись на него, полюбопытствовал Паша. – По блеску твоих глаз можно легко представить, что ушедший на покой корсар снова захотел тряхнуть стариной.
– Погодите вы! – отмахнулся от комментаторов Степаныч и, потянув за рукав, повернул к себе Кривенкова. – Рассказывай!
Александр медлил с ответом, видимо взвешивая в уме все за и против. Наконец его взгляд потускнел, он опустил голову и с сожалением проворчал:
– Да что говорить? Вы правы. Задумка и впрямь невыполнимая. Видимо, придется нам всем вместе познакомиться с бытовыми аспектами пребывания в ближайшей тюрьме. Э-эх! Плакала моя свадьба… Не видать мне степени…
– Ну уж нет! – зло оскалившись, прошипел Степаныч. – У нас нет другого выхода. Нужно использовать представившийся шанс!

Ночь излилась на остров тропическим ливнем. Не предназначенный для таких условий дизель, только совсем недавно ставший судовым, долго не хотел заводиться, но все же жаждущие свободы водители сумели с ним совладать. Единственным источником света были плывущие в падающих с неба потоках воды штормовые огни яхты да фосфоресцирующие волны беснующегося океана. Наверное, только поэтому действующие лишь на ощупь тоннельщики и решились на свою безумную авантюру. Разгляди они всю ужасающую картину неистовствующего среди прибрежных скал океана, никто бы не осмелился пуститься в плавание. Но знающих, чем может обернуться любая встреченная бортом волна, среди корсаров-любителей не оказалось.
«Варяг» вместил в себя пятьдесят вооруженных гаечными ключами и монтировками тоннельщиков и пошел на абордаж. Правда, идти пришлось долго. Сначала мешал мощный прибой, только чудом не перевернувший самодельную лодку, потом – быстрые течения, возникавшие между торчащими из воды рифами. Неизвестно, каким богам молились начинающие мореплаватели, а может, инженеры из города Минска, проектировавшие кузов самосвала, и предвидели такое его использование, но спустя какое-то время огни яхты, урывками показывавшиеся между гребнями волн, очутились на расстоянии вытянутой руки.
В тот же момент были брошены самодельные кошки, и металл «Варяга» принялся со скрежетом тереться о белоснежный борт яхты.
Захватить судно получилось гораздо проще, чем взобраться на его палубу. Для непривычных к качке тоннельщиков это было сродни подвигу, зато дальше все пошло как по накатанной. На стороне нападавших оказались нестерпимая глупость их плана, убийственная для мелких судов погода и беспрецедентная наглость.
– Степаныч! Всего здесь двадцать три человека. Взяли их тепленькими, связали и рассовали по каютам. Только рулевого оставили на месте, – доложил последнюю информацию расторопный мастер.
– Хорошо, Паш. Полную инвентаризацию пленных устроим завтра, а пока найдите капитана. Нужно же объяснить ему, куда мы завтра отчаливаем.
Паша, держась за поручни, поспешил выполнить приказание. Механик же мутным от начинающейся морской болезни взглядом отыскал Кривенкова и поманил к себе.
– Саша, ты один среди нас, кто язык ихний знает. Будешь переводчиком.
Кривенков согласно кивнул.
Вскоре привели капитана. По его бледному, испуганному лицу и вытаращенным глазам было похоже, что он увидел призраков.
– Скажи ему, что завтра, как только заберем остальных, мы отправляемся во Владивосток. На яхте должны остаться только те, кто необходим для перехода. Остальных придется ссадить на берег. И да! Пусть считает, что его посудина временно конфискована.
Биолог послушно перевел. Капитан только и смог, что согласно кивнуть в ответ. Судя по всему, он до сих пор не верил, что кто-то отчается на такой безумный по своей глупости захват. Он был напуган, ввиду чего даже не осмелился объявить о нехватке топлива и припасов на означенный маршрут.
Удача, по всей видимости, решила напоследок еще помочь своим джентльменам: под утро шторм утих, крепкий южный ветер прогнал тучи, а волнение позволило ссадить на берег журналистов с большей частью команды и за два рейса переправить на яхту оставшихся тоннельщиков.
Правда, на этом везение кончилось. В тот момент, когда от потрепанного «Варягом» борта яхты отталкивали его самого, на горизонте показался корабль.
– Вот и по нашу душу явились, – сплюнул на палубу кто-то из проходчиков.
Степаныч метнулся на капитанский мостик, крича во всю глотку:
– Где этот сукин сын!? Полный вперед!
Освоившиеся к этому времени в машинном отделении слесари и водители дали яхте ход. Она легко заскользила по волнам, держа курс в открытое море.
Ожила рация.
– Что они там кудахчут?
– Требуют остановиться, – перевел Кривенков.
– А на грудь им олимпийскими кольцами не покакать? – с изрядным зарядом желчи предложил Паша.
– Врешь! – схватив в кулак переговорное устройство рации, закричал механик. – Теперь не возьмешь!
Среди тоннельщиков прокатилась волна необузданного воодушевления. Только продлилось оно недолго. Уже через полчаса стало ясно, что скорость преследователя выше и он медленно, но верно нагоняет свою добычу. Перед глазами бывшего капитана яхты, уже успевшего прийти в себя, прокручивался весь спектр эмоций, овладевавших новоявленными пиратами, от эйфории и осознания собственной лихости до бессильной злобы и горького отчаяния.
– Смотрите! – спустя некоторое время закричал Борис, прерывая общие стенания.
Все, кто был на палубе, повернулись в указанном направлении.
– Чтоб меня… Паруса!
К яхте приближался самый настоящий парусник. К тому же был он значительно ближе английского корабля. Это, пожалуй, было не удивительно: всеобщее внимание целиком было приковано к преследователю, и смотреть по сторонам было некому. Теперь же все взгляды обратились к стремительно приближающейся громаде парусов.
– А может, нас уже потопили? – осведомился кто-то. – Что там моряки видят вместо привидений? «Летучего голландца»?
Замешательство развеял завладевший биноклем Кривенков:
– Нет, ребята. Это не «Голландец»! Это наш! На мачте наш флаг!

Капитан барка «Седов», следовавшего из порта Лимы, где ветеран парусного флота осуществлял внеплановый срочный ремонт, был одновременно и решительным, и рисковым мужиком. По полученной ранее радиограмме и прослушанным сейчас переговорам он ясно представлял сложившуюся ситуацию. Кроме того, он хорошо знал морское право, из которого выходило, что на судьбе земляков, в случае их поимки англичанами, можно ставить большой и жирный крест. Но бросать своих в беде было не в его характере.
Курсанты, совершавшие на борту учебного барка кругосветное плавание, из-за неопределенного срока окончания ремонта были отправлены по домам самолетом. Когда ремонт был завершен, барк пустился в путь к порту приписки с имеющимся личным составом. Сложившаяся в результате этого недоукомплектованность экипажа не стала препятствием для воплощения в жизнь задуманного капитаном авантюрного плана. Он вел свой корабль курсом наперерез яхте с целью взять на борт «терпящих бедствие граждан Российской Федерации».


16
Белое крошево заполнило собой все вокруг. Пролёт остался где-то там, где земля оказалась сначала начисто выметена взрывом, а потом на нее стало оседать все то, что поднялось в воздух: снег вперемешку с комьями мерзлой земли и щепками от обломанных веток.
– Пролёт! – не своим голосом закричал мастер и, не обращая внимания на сыплющийся с неба мусор, бросился в непроглядную снежную мглу.
Молодой сварщик, не раздумывая, сорвался вслед за ним. Тяжело вздохнув, их примеру последовал и Славик.
На глазах побледневший Михаил Иванович с каким-то отрешенным видом проговорил одними губами:
– Вот и отгеройствовался, Николай Петрович…
Царьград-Иллийский, без своей накидки переставший казаться исполином, укоризненно покачал головой, затем тоже поднялся и, с опаской пригибаясь, затрусил за остальными. Когда он, преодолев изрытую взрывом местность, приблизился к поваленному дереву, заменившему проходчику укрытие, там уже появилась хоть какая-то видимость. Ствол кедра угадывался только по торчащим вверх изломанным сучьям. Несмотря на снежную пыль, забивавшую легкие при каждом вдохе, работа шла полным ходом. Стоя на коленях, мастер и рабочие голыми руками разгребали завал. Ярцеслав поправил свой широкий кожаный пояс и тоже принялся помогать.
Спрессованный снег поддавался с большим трудом. Вскоре на нем заалели следы крови: она сочилась из-под сломанных ногтей и расцарапанных рук копавших. Но никто не обращал на это внимания. Спустя несколько минут их усилия увенчались успехом. Проходчик был буквально втиснут под сухой ствол.
В лихорадочной спешке освободив необходимое пространство, друзья бережно вытащили тело. Пролёт не дышал. Из уха и уголка рта сочились струйки крови.
– Массаж сердца! – требовательно распорядился мастер. – Кто умеет делать искусственное дыхание?! Костя!
Шмыгнув носом, сварщик припал к груди проходчика, но потом отстранился и уселся прямо на снег.
– А вдруг у него ребра сломаны? Только хуже сделаю… – Он снова всхлипнул и поднял на прерывисто дышащего Ивана влажные глаза. – Сердце не бьется.
Мастер вполголоса выругался и отвернулся в другую сторону. Над морозной землей повисла гробовая тишина. Только пар валил от окруживших тело разгоряченных мужчин.
– Ну, мужики, хорош, – через несколько минут прервал молчание мастер бесцветным голосом. – Берем за руки, за ноги, и понесли к машине.
Костя молча поднялся на ноги, взял Пролёта за одну руку, Михаил Иванович – за другую, Славик и Иван ухватились за ноги. Процессия, тяжело дыша и не поднимая голов, двинулась к дороге. Царьград-Иллийский проводил их печальным взглядом и, уж было собравшись последовать за тоннельщиками, оглянулся. В том месте, где еще совсем недавно в небо поднимался блеклый световой столб, больше ничего не было. Ярцеслав медленно поднял глаза к небу и не смог обнаружить ни одного намека на пузырь. Он было спохватился и даже шагнул в сторону воронки, но потом одернул себя и поплелся за остальными.
– О! А где вышка? – оторвав взгляд от земли, удивленно воскликнул Михаил Иванович.
Тоннельщики остановились.
– Неужели он бросил нас? – тоже оглядев пустую дорогу, до которой еще оставалась половина пути, спросил Иван с обреченностью.
– От этой гниды стоило ожидать, – зло проговорил Славик.
– Что теперь делать? Не бросать же Пролёта прямо здесь? – голос Кости прозвучал беспомощно.
Но ответить ему никто не успел. И дело не в том, что вопросы сами по себе были риторическими (бросить погибшего товарища и так никто бы не решился), – ответам помешала незамедлительно последовавшая череда событий.
Сначала по земле пробежала короткая волна мелкой дрожи, которой, однако, хватило, чтобы сбить проходчиков с ног. Следом в полной тишине начала сгущаться беспросветная тьма, заставившая Костю прошептать:
– Ой, мамочка!
Мужчины, словно повинуясь какому-то древнему инстинкту, сдвинулись поплотнее друг к другу, окружив распластанное на снегу тело. Наступила полная темнота, такая, которая не дает понять, открыты у тебя глаза или крепко зажмурены. Вместе с не нарушаемой ни единым звуком тишиной она вселяла первобытный ужас. Страх, сковавший тоннельщиков и Ярцеслава стальными тисками, вырвался наружу синхронным вскриком, когда заговорил загробным глухим голосом Пролет:
– Мужики, а кто выключил свет?
Потом проходчик, заставив товарищей перейти на нечленораздельный вой, принялся откашливаться.
А затем темнота пропала. В кронах деревьев зашумел ветер, которого присутствующие не слышали последние три дня.
Пролёт, приподнявшись на локтях, близоруко щурился в попытке рассмотреть обратившиеся к нему испуганные лица.
– Вы чего это? Помер, что ли, кто?
– Да ты ж и помер! – выпалил Славик первое, что пришло в голову.
– Чего ты там шепчешь? Ничего не слышу. Видать, знатно жахнуло!
– Будь здоров жахнуло, – подтвердил мастер. – Мы думали, что ты помер.
– Кто?! Я? – возмутился Пролёт. – Я точно не мог. Нам же с Витьком на охоту после вахты.
Все дружно рассмеялись.
– Встать сможешь? – подставляя плечо, осведомился Костя. – Как себя чувствуешь?
– Как боксер после нокаута.
Поддерживаемый товарищами, проходчик, кряхтя, поднялся и посмотрел в сторону устроенного им взрыва.
– Я зараз столько в жизни не палил. Будет, что внукам рассказать.
– С твоими замашками, Коленька, ты внуков рискуешь не дождаться, – рассудил растроганный Михаил Иванович. – Ой и напугал ты нас!
– Ага, вас напугаешь… Ну ладно! Поехали, братва, я вас до цивилизации подброшу.
Возмущению свежевоскресшего проходчика, когда он узнал о поступке начальника, не было предела.
– Мы ж его, как человека… А он! Сука он. Ну ничего, встретимся еще, – погрозив кулаком вслед сбежавшему на единственном доступном транспорте Трешневу, многозначительно окончил свою гневную речь Пролёт.
Возвращаться и осматривать место, где из земли немногим ранее вырывался световой столб, не стали. Возможно, будь у Царьград-Иллийского при себе его знаменитая волчья накидка, он бы и задержался для проведения полевых изысканий, но, поразмыслив, все же решил идти вместе со всеми. Когда выбрались на дорогу, то, не сговариваясь, повернули в сторону поселка. Всем не терпелось побыстрее покинуть эту негостеприимную местность.
Восстановив на ровной дороге дыхание, сбившееся при преодолении сугробов, путники завязали разговор.
– Ярцеслав, можно вопрос? – поравнявшись с профессором, спросил Иван.
Тот задумчиво кивнул.
– Как вы считаете, с чем мы тут столкнулись? Что это было?
Царьград-Иллийский ответил не сразу.
– Ты не поверишь, Иван, но я сейчас мучаюсь теми же самыми вопросами. Предположений высказать можно много, но, боюсь, что правды мы так никогда и не узнаем. Вы видели ровно столько, сколько и я. Даже больше. Мертвый мир, лишенный жизни в любых ее проявлениях. Ни ветра, ни животных, ни людей, ни привычного хода времени. Этакая стерильная зона под защитой нерукотворного купола. Кто, а самое главное, для чего освободил эту территорию? Освободить плодородную землю от сорняков, чтобы опустить в нее семя новой жизни? Не знаю… – помолчав некоторое время, он продолжил свои рассуждения: – Полагаю, ты понимаешь, что мы оказались тут совершенно случайно? На свое несчастье, смогли воспользоваться каждый своей неучтенной прорехой. Но, несмотря на то что мы побывали в самом центре аномалии, разве хоть что-то стало понятнее? Как может червяк, всю жизнь проживший в яблоке, понять мотивы сотворившего весь мир Бога? Очень может статься, что мы просто не в состоянии.
– Да… – присвистнул Славик, помолчав несколько минут. – У меня лично от твоих слов мурашки по коже и голова разболелась.
Ярцеслав, не обратив внимания на сказанные слова, вскоре заговорил вновь, будто продолжая свою мысль:
– Если кто и способен хоть немного прояснить ситуацию, то это только наш уважаемый Николай Петрович.
– Чего это?! – с интересом встрепенулся Пролёт.
– А с того, мой друг, что ты определенно был мертвый. Да-да! Не спорь, – поспешил остановить собирающегося возражать проходчика Ярцеслав. – Ты был без воздуха никак не меньше двадцати минут, пока мы тебя откапывали. Любой, даже самый тренированный человек за это время окочурился бы. Так вот! Душа, покидая тело, получает возможность видеть по-настоящему. Постарайся вспомнить тот промежуток времени.
Пролёт, явно ошарашенный услышанным, остановился и жалким взглядом обвел повернувшиеся к нему лица. Потом он вдруг закрыл глаза. Лицо его разгладилось и приняло отрешенный вид.
– Помню, – заявил он глухим голосом, который более подошел бы какому-нибудь средневековому оракулу. – Помню. Поток огня поднимается из земли. Но он не обжигает. Он, как твердая рука, медленно терзает нить. Он обрывает нить жизни, появившуюся для того, чтобы пустить семя. Семя жизни. Вот уже и семя в огне. Я вижу его мучения. Оно умирает. Огонь перемалывает его. Ему больно. Оно кричит. Кричит. И замолкает. Навсегда. Это моя вина. Я породил огонь. Я убил семя…
Тоннельщики, не веря своим ушам, не отрываясь уставились на Пролёта. Даже Ярцеслав, готовый, казалось бы, к каким угодно нестандартным идеям, потерял контроль над своей нижней челюстью. С открытым от удивления ртом и немым торжеством в глазах он жадно ловил каждое произнесенное слово. А проходчик, по-прежнему не открывая глаз, продолжал свое повествование:
– Семя было последнее. Это был его последний шанс породить новую жизнь. Содеянного не воротишь… Помню коридор. Я несусь по нему с невообразимой скоростью. Мой полет замедляется. Я у огромных золотых ворот. Седовласый апостол с белой как мел бородой открывает мне их. Рай… Я недостоин. Но я в раю. Кум, который помер по прошлому году, ставит передо мной стакан. Наливает до краев. Рай… – Дольше проходчик выдержать, видимо, не смог. Он открыл сначала один глаз, потом другой, осмотрел лица товарищей и разразился диким хохотом. – А потом вы мне свет выключили! Ой, не могу! Поверили! Семя жизни, блин!
– Ах ты, старое брехло! – первым отойдя от шока, закричал Михаил Иванович и потянулся руками к шее Пролёта. – Придушу!
Пролёт весело отмахнулся.
Надежда на долгожданную встречу с чем-то сокровенным, зародившаяся было у Царьград-Иллийского, молниеносно улетучилась. Он никак не поддержал всеобщей волны веселья, а только с нескрываемой обидой рассматривал потешающегося проходчика.
– Зачем же ты так? – спросил он, когда все отсмеялись и снова тронулись в путь. – Ведь ты действительно мог почувствовать что-то, что осталось незамеченным для нас. Напряги извилины, Николай. Я тебя очень прошу.
– Да не видел я ничего. И с тем, что умирал, я не согласен. Я слышал, как вы копали, и, наверное, только в самом конце потерял сознание.
– А почему у тебя сердце не билось? – осведомился Костя. – Я же тебя сам слушал.
Пролёт ухмыльнулся.
– Поди, через куртку слушал? – Сварщик утвердительно затряс головой. – Ну вот видишь! Что бы ты смог через куртку и два свитера услышать?
На этом разговор и угас. Никто больше не желал обсуждать пережитого и делать догадки о будущем: опыт последних дней красноречиво доказывал бесполезность построения планов. Да и подъем, в который они сейчас двигались, не располагал к разговорам.
Когда он остался позади, Михаил Иванович встал на месте и заявил:
– Привал! А то прете, как кони. Ладно меня не жалко, хоть бы контуженного пожалели...
Сам Пролёт весьма удивился такому несправедливому обвинению (чувствовал он себя, за исключением звона в ушах, вполне сносно) и даже уже собрался вступить в спор, но внезапно осекся.
– Глядите! Ярцеслав, видать, точно мы этот твой стерильный инкубатор поломали. Сюда кто-то едет! Значит, пузырь лопнул!
И точно. С вершины перевала было отчетливо видно, что по направлению к ним движется колонна техники.
– Это военные, – авторитетно заявил Костя, первым разглядев возглавлявший ее бронетранспортер.
– Вам не кажется, что они опоздали? – попытался пошутить Славик.
Пролёт подхватил его мысль:
– Ну, если только самую малость. Когда мы уже и сами со всем управились.
– Да ну вас! – махнул рукой мастер. – Лично я рад, что все это наконец закончилось. Хочу поскорее добраться до нормальной кровати, отоспаться, а потом рвануть домой.
Но у приближающихся спасителей насчет обнаруженных в аномалии были совершенно другие инструкции. Первые подозрения в несбыточности высказанных желаний возникли у мастера, когда он сумел различить за лобовыми стеклами подбирающихся грузовиков солдат в противогазах.
Так и оказалось. Тоннельщиков и профессора сцапали настолько быстро, что те и возмутиться толком не успели. Хотя, к чести Пролёта, нужно сказать, что он пытался. Так или иначе, они оказались в покрытом тентом кузове армейского грузовика под охраной облаченных в костюмы химзащиты пары солдат, вооруженных автоматами.
Солдатики вступать в разговоры не торопились. То ли говорить через противогазы им было неудобно, то ли, что более вероятно, имелся соответствующий приказ.
Колонна меж тем двинулась дальше, и вскоре в окошках тента показался вахтовый поселок. Новоявленные пленники стали с интересом выглядывать наружу: надежда, что с исчезновением пузыря вернутся и остальные работники участка, их так и не покидала. Но площадка была пуста. Разбежавшиеся во всех направлениях бойцы вскоре возвратились с пустыми руками. Когда все разместились, колонна направилась к Восточному порталу, также оказавшемуся безлюдным. Только после этого военные снизошли до переговоров.
Пленников вытолкали из кузова и выстроили в ряд.
Военный, чье раскрасневшееся лицо указывало на недавно снятый противогаз, а звание из-за костюма ОЗК  разглядеть было невозможно, остановился от них на почтительном расстоянии и спросил:
– Где остальные строители?
– Это нам неизвестно. Мы сами вышли из штольни и не смогли никого найти, – ответил мастер.
Он хотел сказать что-то еще, но его перебил надувший для пущей важности щеки Царьград-Иллийский:
– По какому праву вы нас схватили, словно каких-то преступников? И что это за маскарад? К чему все эти противогазы?
Военный удивленно вскинул бровь:
– Во-первых, вас не схватили, а подобрали, чтобы эвакуировать из зоны учений. Во-вторых, по сценарию учений противником произведена бактериологическая атака. Мне нужно знать, где находится личный состав участка…
– Что вы мне лапшу на уши вешаете?! – не выдержал Ярцеслав. – Учения! Какие, к черту, учения?! Немедленно доставьте нас в поселок! Я выведу вас на чистую воду!
Этой своей тирадой профессор добился только того, что военный пренебрежительно махнул рукой и всех их загнали обратно в кузов. Вскоре колонна тронулась в обратный путь.
– Нет! Ну вы только подумайте! Как с ворами с какими-то! Я этого так не оставлю! – бушевал Царьград-Иллийский.
– Успокойся, Ярцеслав, – попытался утихомирить его Пролёт. – Ну, подумай сам: что они нам сделать смогут? Подержат, для того чтобы память напряглась, допросят и отпустят.
– Отпустят? – вперил в него сощуренные глаза профессор. – Ты, Николай, как ребенок. Нам теперь дорога только в одно место светит.
– Это куда еще? – подсаживаясь ближе, спросил Славик.
– В психушку! И то в лучшем случае…
Пролёт недоверчиво уставился на Ярцеслава:
– Почему?
Профессор многозначительно посмотрел на конвоиров и поманил товарищей к себе. Когда те уселись тесной компанией, он заговорил негромким голосом, едва перебивая шум грузовика:
– Давайте рассуждать логически. Бесследно и при странных обстоятельствах пропали все строители, кроме вас пятерых. Так? Так. Если вы теперь расскажете обо всем, что видели, поднимется небывалый шум. Родственники, ученые, иностранные разведки… Да мало ли кто еще. А так как наши военные и сами-то ни хрена не понимают, то выносить эту информацию они не позволят. Для них проще объявить, что произошла какая-то авария и все погибли. Тогда и концы в воду. Они, конечно, будут пробовать во всем разобраться, но, сами понимаете, вряд ли смогут… Вот и получается, что мы – нежелательные свидетели.
Наступило напряженное молчание, которое спустя несколько минут нарушил Иван:
– Мне это не нравится. Что будем делать?
– У нас только один путь, – сообщил Царьград-Иллийский, который, казалось, ждал именно этого вопроса. – Нужно встретиться с журналистами. Когда мы обнародуем информацию, тронуть нас уже не посмеют.
По всей видимости, если не сама Судьба, то уж точно какой-то из ангелов-хранителей присутствовал при этом разговоре. Иначе как можно объяснить цепочку дальнейших событий?
Грузовик внезапно затормозил, отбросив всех, кто находился в кузове, к его переднему краю. В общей сутолоке Пролёт первым оценил, что шанс, который им выпал, был один на миллион.
– Братва! – горячо прошептал он, хватаясь за автомат навалившегося на него солдатика. – Помогай!
Двое застигнутых врасплох солдат так и не успели понять, как оказались обезоруженными. Из-за тента доносился шум оживленного спора. Знакомый голос военного громко требовал от кого-то убраться с дороги. Ему возражали несколько голосов, в том числе и один женский. Мастер осторожно выглянул в окно.
– Выходим! Наша остановочка, мужики, – заявил он и поспешил к выходу.
Выпрыгнув на землю, все поняли причину такой спешки. Грузовик, в котором везли «эвакуируемых», был вторым в составе колонны. Перед бэтээром, возглавлявшим ее, препятствуя проезду, стоял микроавтобус, на борту которого красовалась надпись: «Россия-24». Судя по всему, его водитель не справился с управлением в колее, оставленной военной техникой, и машину развернуло поперек дороги. Военный, будто не слыша объяснений, требовал от журналистов немедленно освободить проезд. Видимо, в припадке служебного рвения он стремился поскорее выполнить поставленную перед ним задачу и слышать не хотел каких бы то ни было объяснений. А журналисты, столкнувшись с полным отсутствием логики, решили прибегнуть к своему излюбленному приему – припугнуть обидчика видеокамерой. Именно в этот момент в кадре и появились наши герои. Держа наперевес два добытых автомата, они вышли из-за бэтээра.
– А ну, молчать! – выкрикнул Царьград-Иллийский, прервав тем самым речь военного, а потом обратился к журналистам: – Вы можете прямо сейчас выйти в прямой эфир? Да что вы смотрите на меня, как на террориста?! Вы приехали за репортажем? Я вам его обеспечу. Обещаю сенсацию!
Дальше уговаривать телевизионщиков не пришлось. Несколько минут ушло на то, чтобы связаться с их офисом, еще парочка – на подключение. В течение этого времени тоннельщики, занявшие позицию между журналистами и ощетинившимися стволами военными, держали оборону. Игравший желваками командир, понимая, что воинская удача ускользает от него между пальцами, принялся сыпать угрозами и даже попытался броситься на перехитривших его пленников. Но голос журналистки, вставшей перед камерой и объявившей о готовности, оборвал его поползновения.
– Мы с вами находимся на дороге к месту, где уже на протяжении двух недель творятся необъяснимые события. У нас появилась возможность услышать о том, что здесь произошло, из первых уст. Представьтесь, пожалуйста.
Последние слова были адресованы Царьград-Иллийскому. Он подошел поближе к поднесенному микрофону и, приняв величественную позу, заговорил:
– Меня зовут Ярцеслав Царьград-Иллийский. Я профессор естествознания кафедры естественных наук Московского государственного университета.
Услышав регалии своего спутника, тоннельщики испытали шок. Пролёт даже, не сумев удержаться, присвистнул и опустил автомат. Костя последовал его примеру. Оценив обстановку, командир зна;ком приказал сделать то же самое и солдатам. Профессор между тем продолжал:
– Я прибыл сюда сразу, как только узнал о происходящих событиях. Массовый исход животных был только началом. Инстинкт выдворил братьев наших меньших из этой аномальной зоны, но, к сожалению, не смог помочь находившимся внутри нее строителям. Над участком местности, находящимся за моей спиной, установился барьер в виде гигантского купола, невидимого с внешней стороны, но вполне различимого изнутри. Вот первые фото, сделанные внутри аномалии. – Он порылся в складках своей одежды, извлек оттуда фотоаппарат и, включив его, предъявил объективу видеокамеры. – Вот купол, вот подпитывающий его световой столб.
Костя, подойдя к мастеру, спросил шепотом:
– Это когда он наснимать успел?
Мастер пожал плечами.
– Кто и для чего, – продолжал Царьград-Иллийский, – установил этот купол, мы пока не знаем. Но доподлинно известно, что все люди, оставшиеся под ним, бесследно исчезли. Все, кроме моих спутников, которые в момент появления купола находились на большем удалении. Нам только предстоит выяснить сущность аномалии, с которой мы столкнулись. Но самое важное сейчас – узнать о судьбе пропавших людей и постараться их вернуть.
– Удивительно, Ярослав… – только и смогла выговорить журналистка.
– Ярцеслав, – автоматически поправил ее профессор. – Совместно с военными, взявшими на себя охрану аномалии в период ее активности, мы приложим все силы к расшифровке ее природы. Предлагаю всему мировому научному сообществу присоединиться к нам. Природа преподнесла нам сложную загадку, решить ее получится только совместными усилиями.
– А зачем это он приплетает сюда военных? – прошептал Славик. – Они же, наоборот, против огласки.
Пролёт, с явным одобрением глядя на профессора, наклонился к товарищу:
– А это он, Славян, хитрый ход сделал. Теперь они с нами повязаны. Сейчас смотри: он еще и командира этого на интервью вытащит.
Так и произошло. Опытный в дворцовых интригах, Ярцеслав несколькими меткими высказываниями загнал военного в угол, и тот вынужден был представиться на камеру и в нескольких общих фразах поддержать слова Царьград-Иллийского. Можно только догадываться, как военному (майору, как оказалось) далась эта речь. А уж о том, во что она ему выльется в дальнейшем, и думать не хотелось.
Так или иначе, но, когда прямое включение закончилось, Царьград-Иллийский был уже не пленником, а хозяином положения. Карантин? Пожалуйста. Но только вместе с журналистами и самим майором, опрометчиво снявшим свой противогаз. Предъявить фотографии? Ради бога! Только сначала отправьте их куда надо.
Журналисты, почувствовавшие, что нарвались на что-то грандиозное, были согласны на все. Они и с отправкой фотографий помогли, и на совместный карантин безропотно согласились, естественно, с правом освещать его течение.
Все вопросы были решены безотлагательно, солдаты вытолкнули микроавтобус обратно в колею, и пополнившаяся машинами колонна направилась в поселок Муя, где уже назревали и вот-вот готовы были пышно расцвести небывалые для него события.


17
– Это он! – что есть мочи завопил за спиной Ларисы Палехин.
От неожиданности женщина подпрыгнула на месте и резко повернулась к лейтенанту.
– Кто «он»?
Но Палехин будто не слышал вопроса. В один прыжок перемахнув через шлагбаум, он помчался к автовышке. Он бежал так быстро, что военные, сбитые с толку вереницей произошедших событий, не успели среагировать и только недоуменно проводили его взглядами. Команда остановить нарушителя поступила тогда, когда полицейский, свалив и так только что поднявшегося на ноги начальника участка, затряс его, словно матрас, набитый соломой.
– Где Никанорович?! – навалившись на него, прорычал полицейский. – Говори!
Трешнев с нескрываемым ужасом таращил глаза и не мог произнести ни единого слова. Казалось, еще совсем немного, и Палехин вытрясет из него всю душу, но тут подоспели солдаты. Им с трудом удалось разорвать мертвую хватку лейтенанта и оттащить его от задыхающегося начальника участка. В этот момент к ним присоединилась Лариса.
– Отставить! – скомандовал подоспевший майор. – Что тут происходит?
Палехин только собрался открыть рот, но его прервал возникший как черт из табакерки боец:
– Товарищ майор! Штаб вызывает! Что-то срочное!
– Этого поднять, – распорядился командир, указав на Трешнева. – А этого не отпускать! Скоро буду. Во всем разберемся. – И убежал вслед за бойцом.
Майор, как и обещал, вернулся быстро, но намеченного разбирательства учинять не стал. Вместо этого он коротко приказал погрузить всех троих в машину и отправить в расположение штаба.
Перед тем как их запихнули в выехавший из-под маскировочного полога армейский уазик, Лариса краем уха услышала раздаваемые в спешке приказания.
– Колонну на марш! Через десять минут выдвинуться в направлении взрыва в боевом порядке. Перед погрузкой исполнить команду «Газы!»…
Двери захлопнулись, и уазик, ощутимо подпрыгивая на неровностях, помчался в сторону Муи. Кроме водителя и пленников в салоне разместились еще двое солдат. Трешнева усадили с тем расчетом, чтобы Палехин не смог до него дотянуться.
– Кто это такой?! – осведомилась Лариса у полицейского.
– Это Виктор Трешнев. Начальник участка твоих строителей, – представил лейтенант и вновь спросил: – Где Никанорович? Что с вертолетом?
– Разбился вертолет. Никанорыча ранило при падении. Я его вытащил, но он умер.
Полицейский задумался, переваривая новую информацию. За вопросы принялась Лариса:
– Как разбился вертолет? Где?
– Сразу за наледью. Как перевалили через сопку, отказали двигатели.
– А на участке вы были? Там все живы?
– Никого там нет, – махнул забинтованной рукой начальник.
– Как никого?! На тебе накидка профессора Царьград-Иллийского! Значит, он там! Он… Он жив? – последний вопрос Лариса задавала, заметно опасаясь услышать отрицательный ответ.
– Нет, – покачал головой Трешнев. – Они погибли при взрыве.
– «Они»? Кто «они»? Ты же сказал, что там никого нет! – вновь взялся за дело Палехин.
– Да. Там были мой мастер и четверо мужиков. Потом пришел этот Ярослав. – Глаза начальника забегали. – Но когда они взрывали столб, их накрыло взрывом.
– Какой еще столб?
– Который в центре пузыря был…
Сопровождающие солдаты переглянулись. Тот, у кого на полевых погонах были сержантские лычки, откашлялся и тоже присоединился к расспросу:
– Чё, прям реальный столб? Деревянный, что ли?
– Сам ты деревянный… – вздохнул Трешнев. – Столб из света. Его ночью особенно хорошо видно было, а днем так себе. Обложили взрывчаткой по кругу и бахнули. Всех и накрыло.
– А остальных там точно не было? – после недолгого молчания опять вернулась к интересовавшей ее теме Лариса. – Мужа моего Саши Кривенкова там не было?
– Ученого этого, что ли? Нет! Не было там этого алкаша.
Надежда в глазах Ларисы мгновенно сменилась негодованием. Она привстала на сидении.
– Алкаша!? Да как ты смеешь!? Мой Сашенька вообще не пьет!
Трешнев хрипло рассмеялся, чем вверг женщину в состояние бешенства. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы водитель не ударил по тормозам и не вильнул в сторону: из-за поворота прямо на них вылетел микроавтобус. Только благодаря реакции солдатика, крутившего баранку, машинам удалось разъехаться. Когда уазик остановился, сержант выскочил на улицу, но микроавтобуса уже и след простыл. Прокричав ему вдогонку что-то весьма обидное, он вернулся в салон и захлопнул за собой дверь.
– Кто ж по такой дороге так летает? – задал он риторический вопрос. – Нам останавливаться нельзя. Поехали.
Уже на въезде в поселок у сержанта ожила рация. Приказ менялся. Теперь им предписывалось, минуя штаб, двигаться к местной больнице. Водитель достал карту, развернул ее прямо на руле и занялся поисками этой самой больницы. Сержант не выдержал уже через минуту. Выйдя из машины, он окинул округу взглядом и, приметив какого-то мужика, подозвал его к себе.
– Брось свой талмуд, – приказал он водителю, когда вернулся. – Едем прямо. За зданием почты повернешь направо. Не заблудимся.
Возле больницы шла бурная деятельность. По периметру натягивали колючую проволоку, обустраивали КПП. Из самого здания выносили какого-то лежачего больного. Его уже ожидала скорая.
Палехин осматривался одновременно и с интересом, и с недоумением.
– Интересно, что тут происходит… – пробурчал он себе под нос.
Вместо ответа остановившийся уазик окружили военные в костюмах химзащиты и пригласили всех шестерых на выход, а потом, разоружив солдат, препроводили в здание больницы. В конечном счете все оказались в двух палатах. Служивые – в одной, Лариса, Трешнев и Палехин – в другой.
– Чего это они? – с известной долей обиды в голосе осведомился начальник участка.
– Мне кажется, что это карантин, – спокойно проговорил лейтенант.
– Карантин!? Какой, на фиг, карантин? Я сегодня должна улететь из этой дыры!
Палехин бросил взгляд на часы, наигранно зевнул и, скинув с себя куртку, повалился на койку.
– Самолет твой как раз сейчас улетает. Я вам говорю: это точно карантин. Кстати, из-за него, – указал он на начальника.
– Почему из-за меня?
– Ну ты же под этим пузырем был. Кто его знает, чем ты там мог заразиться… А мы, стало быть, от тебя. Нет, это даже хорошо: отосплюсь за весь год.
Начальник так и опустился на стоящий рядом стул.
– Там какая-то зараза, что ли?
– Тебе виднее.
Через минуту, видимо обдумав услышанное, Трешнев забеспокоился. Он вскочил на ноги и принялся стаскивать с себя одежду. Если справиться с накидкой у него получилось весьма легко, то совладать с курткой не удавалось: виной тому были излишняя спешка и щедро намотанные бинты.
– Помоги мне! – с истерическими нотками в голосе обратился он к Ларисе и направился в ее сторону.
Лариса отскочила от него, как от прокаженного.
– Не прикасайся ко мне!
Палехин со вздохом уселся и поманил к себе побледневшего Трешнева.
– Ладно уж. Иди сюда, помогу.
Начальник незамедлительно подошел.
Освободив его от верхней одежды, лейтенант осведомился:
– А с руками-то что? Надеюсь, не инопланетная зараза?
– Обморозил. Давай-давай, свитер снимай.
Начальник участка немного успокоился, только когда убедился, что на его теле нет ничего необычного, кроме уже имевшихся ранее повреждений. Он как раз рассказывал об обстоятельствах, при которых он получил ожог на всю спину, когда в коридоре послышались шаги. Кто-то отчаянно возмущался.
– Ба! Да это же тот самый мужик, у которого мы спрашивали дорогу к больнице, – прокомментировала Лариса, выглянувшая из палаты.
– Лихо работают. Ничего не скажешь.
– Значит, там что-то смертельное, – обреченно сказал Трешнев.
– Да брось ты. Перестраховываются они.
Лариса выскользнула за дверь, но вскоре была заведена обратно. Вместе с вернувшим ее солдатиком, упакованным в костюм ОЗК, появилась и медсестра. На ней, правда, из средств защиты была только маска. Медсестра взяла у каждого кровь из вены и раздала баночки. Солдат позволил всем по очереди посетить туалет. Собрав анализы, девушка и военный удалились. Наступила тишина.
– О! – спохватилась Лариса спустя несколько минут безделья. – Точно!
Она достала телефон и с надеждой в глазах стала торопливо набирать номер.
– Черт! Черт! Черт! Тут нет связи!
Более-менее успокоиться женщина смогла только после трех неудачных попыток закатить скандал – безмолвные солдаты, охранявшие выход из отделения, стоически выдержали ее нападки. Пробовала она и выбраться через окно, но не смогла открыть раму, а хорошо запомнивший мотки колючей проволоки Палехин отказал ей в помощи.
А потом в больнице начался настоящий бедлам. В отделение завалилась целая толпа. Лариса не сразу узнала царственно вышагивавшего во главе всей этой процессии Царьград-Иллийского, а когда узнала, бросилась ему на шею.
– А мне сказали, что вы погибли!
– Кто сказал, милочка?
– Как его? Трешнев вроде…
– Трешнев!? – не обещающим ничего хорошего голосом проговорил какой-то мужик и, отодвинув профессора со своего пути, требовательно осведомился: – Где этот гад?
Лариса молча указала на палату.
Трешневу оконную раму открыть удалось. Причем и одну, и вторую. Он выпрыгнул в снег под окнами еще до того, как разгневанные визитеры, толкаясь в дверях, смогли попасть внутрь. Его счастье, что к тому времени, как его изловили и водворили обратно, обессилевшие от смеха проходчики уже не испытывали жажды крови.
Был среди вновь помещенных на карантин и майор, который, завидев Ларису, проговорил: «О Боже! И она здесь…»
Ввиду малой вместимости больницы и большого числа приговоренных к изоляции, в палатах пришлось потесниться. Царьград-Иллийский занял койку рядом с Палехиным. Естественно, что от него, не обращая внимания на недовольство лейтенанта, не отходили журналисты. Ну и совершенно ничего удивительного, что их заинтересовали и соседи профессора. Звездный час Ларисы настал, когда она обмолвилась, что знает, где находятся пропавшие в аномалии строители.
Отсутствие интернета не смогло воспрепятствовать очередному прямому эфиру. На следующий день о поселке Муя знала вся страна. Да что там страна?! Передовицы множества газет по всему миру пестрели заголовками с этим названием. Любой уважающий себя телеканал пустил в эфир репортаж о происходящих здесь событиях.
Поселок и его окрестности стали напоминать растревоженный муравейник.
Переполненная гостиница не смогла вместить всех нагрянувших в последующие дни журналистов, что сыграло на руку местным жителям, быстро сообразившим сдавать квартиры, комнаты и даже койко-места. За журналистами последовали ученые, уфологи, чиновники, наконец, просто любопытные.
Военные, несмотря на пополнение, буквально сбивались с ног, оберегая границы бывшей аномалии и больницу с участниками недавних событий. Но кроме охраны, им в обязанность вменили и сопровождение исследовательских групп. Работы хватало всем.
Апогеем разворачивающихся событий стало сообщение барка «Седов», одновременно и доказавшее утверждение Ларисы, и осчастливившее ее. Позже стало известно и о заключенных в Новой Зеландии, что несказанно порадовало Пролёта. Мир постепенно возвращался к привычным правилам.
Как-то поздним вечером, когда Царьград-Иллийский выпроводил надоевших ему до зуда в ушах журналистов, в палату завалились мастер с проходчиками.
– Николаич, мы что с тобой поговорить-то хотели… – нерешительно начал Иван. – Когда-никогда вакханалия эта кончится. Что делать-то будем?
Начальник участка оценивающе посмотрел на визитеров. К этому времени он уже избавился от большей части бинтов и перестал трястись за свое здоровье. К тому же в этот день ему удалось связаться с начальством, которое, мягко говоря, было не в восторге от происходящих событий. Проходчики знали о разговоре, поэтому и пришли.
– Как «что»? – Он удивленно приподнял бровь. – Работать мы будем. Только не знаю когда. Вторую вахту пока в отпуск без содержания отправили. Я не знаю, когда всем надоест в эти игрушки играть. Как только разрешат, сразу же продолжим. Тоннель сам себя не построит.
Пролёт уселся напротив Трешнева и испытующе глянул на него.
– Хорошо! С этим все понятно. А ты-то чё довольный такой?
Очевидно, к Виктору Николаевичу вместе со здоровьем вернулась и его заносчивость.
– Коля! Ты как со мной разговариваешь?!
– А! Знаю! – не обратив на слова начальника ровным счетом никакого внимания, продолжил проходчик. – Ты уже прикидываешь, что сможешь под шумок списать.
Друзья под общий смех оттащили Пролёта и выгнали за дверь.
– Ладно, – примирительно сказал начальник. – Еще что-то хотели?
– Отпусти нас в отпуск, – за всех сказал Иван.
– Но только в нормальный, – уточнил Михаил Иванович. – В конце концов, мы заслужили. Жизнь тебе спасли.
Трешнев махнул рукой:
– Так и быть. Вам выбью.
– И Витьку тоже! – послышалось из-за двери.


18
Капитан барка «Седов» не только обладал решительным характером и природной тягой к рискованным действиям, но был еще и человеком крайне авторитарным. Это его качество, вполне оправданное занимаемой должностью, чуть не стало причиной трагической гибели явившегося пред его ясные очи радиста.
– Тащ капитан, радиограмма, – прозвучал короткий и бодрый рапорт. – Пришла секретным кодом.
Рука, сожмись которая получился бы пудовый кулак, потянулась к принесенному конверту. Но, вопреки всему своему опыту да и здравому смыслу в целом, радист, вместо того чтобы молниеносно вручить требуемое, сжал бумагу двумя руками и отступил на шаг. Капитан с выражением, не предвещающим ничего хорошего, вопросительно вскинул бровь.
– Она адресована одному из пассажиров, – уже далеко не бодро пояснил радист. – Предписывается вручить лично в руки.
– Дай сюда, – проговорил капитан сквозь зубы, а когда радист вновь отшагнул, стал медленно подниматься из своего капитанского кресла и вещать задушевным голосом: – Ну что ты стесняешься, как пионерка в кабинете у венеролога? Поздно юбочку поправлять.
Когда и в этот раз действий не последовало, капитан взорвался потоком соленого мата:
– Да я же тебя крысам в трюме скормлю, червь гальюнный! Я ж тебе все перья повыдираю, баклан раскормленный! Чучело твое вместо Фортуны у меня будет.
Побледневший радист, вытаращив круглые от испуга глаза, все отходил от нависающего над ним капитана, пока не уперся в стену, но с радиограммой так и не расстался.
– Тащ капитан… – сглатывая слюну, начал причитать он. – Радиограмма от министра обороны. Адресована Кривенкову Александру. Лично… И гриф «Совершенно секретно»…
Казалось, произнесенные слова не сразу дошли до сознания капитана. Он налитым кровью взглядом продолжал буравить осмелившегося не подчиниться ему несчастного радиста и только потом, не оборачиваясь, скомандовал:
– Сюда этого Кривенкова.
Суда такого типа, как «Седов», недаром называют выжимателями ветра: у них впечатляющее парусное вооружение, позволившее, кстати говоря, нашим героям оторваться от преследования в самом начале путешествия. Всеми этими парусами нужно управлять, их надо поднимать, опускать, поворачивать в зависимости от курса и направления ветра. Тот, кто думает, что паруса – это что-то изящное и невесомое, глубоко ошибается. Если смотреть не с пирса, а с палубы, то они грубые и очень тяжелые. Для того чтобы управляться с ними, требуется большая команда, роль которой и пришлось взять на себя тоннельщикам.
Когда пришли за Александром, тот спал без задних ног, отстояв вахту. Его немилосердно растолкали и отправили к капитану.
Не переставая зевать, биолог вошел на капитанский мостик. Капитан нервно барабанил по столу пальцами, радист с дрожащей щекой стоял у входа.
– Стажер Кривенков по вашему приказанию явился, – отрапортовал ученый в соответствии с заведенным в первый же день порядком.
Капитан кивком приказал радисту отдать конверт. Тот с облегчением передал жегшую ему руки бумагу и пробкой вылетел с мостика.
Александр с полным безразличием, являвшимся следствием накопившейся усталости и хронического недосыпа, вскрыл конверт и пробежал глазами его содержимое. Потом тряхнул головой, словно сбрасывая с себя наваждение, и стал читать еще раз.
– О-о-ой, – вырвался у него горький стон, плечи обреченно опустились.
Постояв недолго в задумчивости, он поднял жалостливые глаза на капитана и спросил:
– Я могу идти?
И без того долго сдерживавший себя капитан не выдержал:
– Идти!? Ядрён батон! Что там такое написано?! Я здесь капитан! Я должен знать!
Биолог, очевидно занятый своими мыслями, только вскользь глянул на бушующего морского волка и спокойно проговорил:
– Тут для вас ничего нет, Григорий Палыч, – и, окончательно его добивая, добавил: – Разве что требование сообщить точное время прибытия. – Затем развернулся и, шаркая по палубе ногами, вышел.

Вечерний Владивосток, раскинувшийся на прибрежных сопках, зажигал огни. На фоне Золотого моста «Седов» при помощи буксиров подходил к причалу морского вокзала. Пробирающий до самых костей промозглый зимний ветер не смог стать препятствием для толпы зевак, жавшихся поближе к ограждению. На пирсе, кроме гремевшего медью оркестра и выстроившихся в качестве почетного караула моряков, находилась многочисленная встречающая делегация и аккредитованные журналисты.
Несколькими часами ранее транспортный Ил-76, совершивший по пути дозаправку во Вьетнаме, доставил на родину бывших узников новозеландской тюрьмы. Благодаря этому среди встречающих отдельной группкой стояли некоторые наши знакомые. Восхищаясь разворачивающейся картиной, за швартовкой следил Владимир Константинович. Утирая слезы умиления, переступала с ноги на ногу от нетерпения Лариса. Тихонько переговаривались о каких-то своих делах наконец-то встретившиеся Пролёт с Витьком.
Был там и Царьград-Иллийский. Только его, в отличие от остальных, предстоящая встреча, казалось, совсем не интересовала. Профессор стоял, заложив руки за спину, и смотрел себе под ноги. Даже когда над морем пронесся протяжный звук тифона, ознаменовавший окончание швартовки, Ярцеслав не удосужился поднять голову. На этот раз одет он был не так экстравагантно, но тоже весьма примечательно: поверх шитого на заказ костюма было пальто тонкого шерстяного сукна, из кармана торчала скрученная в трубочку газета.
Установили трап, оркестр заиграл «Амурские волны», и на берег начали сходить бывшие пираты-самоучки. Первым, отчаянно выискивая в толпе встречающих родное лицо, спускался Александр Кривенков. Лариса, прижав руки к груди, через пелену слез счастья всматривалась в подтянувшуюся фигуру и слегка осунувшееся лицо своего возлюбленного.
Она была целиком поглощена трепетным предчувствием скорых объятий и совершенно не обратила внимания на устремившихся к сходням двух неприметных мужчин в штатском. Они вполне могли оказаться фотографами, решившими запечатлеть момент возвращения героев на родную землю, но фотоаппаратов при них не было. Были только пистолеты, да и то скрытые от посторонних глаз под куртками. Лариса заметила их только тогда, когда они, взяв с двух сторон под руки ее Сашеньку, повели его в противоположную от встречающих сторону.
– Саша! – что есть мочи закричала женщина голосом, наполненным болью и непониманием.
Александр, несмотря на музыку и портовый шум, услышал этот крик. Он встал как вкопанный и резко обернулся. Когда их взгляды встретились, лицо биолога исказила гримаса непередаваемого отчаяния.
– Сашенька! – вновь прокричала Лариса и бросилась в его сторону.
Ей наперерез тут же устремился еще один неприметный «зевака», но догнать смог только возле героически отбивающегося от своих сопровождающих Александра.
– Да что вы, не люди, что ли?! – тяжело дыша, с ненавистью осведомился он. – Дайте хоть с женой попрощаться!
Несомненно, то, каким тоном были сказаны эти слова, подействовало на похитителей.
– Одна минута, – нехотя согласился один из них. – Больше не могу. Самолет ждет.
В следующее мгновение Лариса оказалась в плену рук своего жениха.
– Саша, Сашенька, – плакала она, уткнувшись ему в грудь. – Почему ты сказал «попрощаться»? Куда они тебя ведут?
Александр, и сам едва сдерживающий слезы, немного отстранился и, взяв в ладони ее лицо, заставил посмотреть на себя.
– Милая, пообещай, что дождешься меня! Ты должна мне это пообещать!
В полных слез глазах Ларисы сквозь обиду пробилась уверенность. Она прошептала:
– Обещаю.
Биолог порывисто, с облегчением выпустил из легких воздух:
– Я обязательно вернусь! Потерпи еще немножко. Я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю! – горячо прошептала в ответ женщина, а потом как будто спохватилась: – А куда тебя тащат? Что случилось?
Александр только попытался открыть рот, как его опередил бдительный похититель:
– Все! Достаточно. Простились, и хватит. Пошли.
И с силой потянул биолога на себя. Обескураженная Лариса осталась стоять с поднятыми руками.
– Жди меня! – выворачивая назад голову, кричал ей Александр. – Обязательно жди! И знай, что у меня, кроме тебя, никого нет! Слышишь? Люблю тебя!
А потом биолога усадили в подъехавшую с визгом машину, и она сразу же унеслась вдаль.
Лариса осталась одна. Прочерчивая на щеках и подбородке грязные от потекшей туши следы, полились уже несдерживаемые слезы, плечи затряслись от беззвучных рыданий. Женщина ощутила себя окруженной целым океаном полной безнадежности и отчаяния. Беспорядочные мысли метались то вслед увезенному неизвестно куда и непонятно с какой целью Саше, то возвращались к леденящему кровь осознанию собственного одиночества. Казалось, еще чуть-чуть – и она не выдержит, свалится прямо здесь на стылый асфальт и тихонечко умрет. Хуже всего было знать, что все ее усилия, все надежды, всё ожидание оказались напрасными. Хотелось завыть волком.
Погрузившись в бездну своих горестных мыслей, Лариса перестала замечать, что творилось вокруг. Конечно, она не увидела, как к ней подошел и встал рядом профессор. Он с сочувствием смотрел на ее лицо, искаженное бесконечным горем и обидой, и молчал. Прошло много времени, прежде чем женщина заметила его присутствие.
– Ну как же так? За что? А?! – посыпались на Ярцеслава безответные вопросы. – Он же ничего не натворил! Как они могли? Куда? Почему?!
Подождав, пока Лариса выговорится, профессор достал из кармана газету, развернул ее, пробежал глазами какой-то заголовок и, словно завершая давнюю цепь своих рассуждений, проговорил:
– Значит, все-таки правда…
Женщина, все еще не вполне вернувшись к действительности, исподлобья взглянула на Царьград-Иллийского и спросила бесцветным голосом:
– Что правда?
– То, что тут написано. – Он тряхнул газетой.
– Вы-то хоть меня не мучайте! – взмолилась Лариса и повернулась, чтобы уйти.
Профессор легонько придержал ее за локоть.
– Вчера неподалеку от города Чойбалсан – это на востоке Монголии – местные жители заметили массовую миграцию тарбаганов.
– Каких еще тараканов? Что вы вообще несете?
– Тарбаганов, – терпеливо поправил Ярцеслав. – Это не насекомые. Это грызуны. Если мне не изменяет память, из рода сурков. Зимой они впадают в спячку, как медведи.
Упоминание термина, имеющего хоть какое-то отношение к жениху, в одно мгновение преобразило Ларису. Глаза лихорадочно заблестели.
– И?! – истерически выкрикнула она.
– Так вот, просыпаться они должны только в середине марта…
– Вы хотите сказать, что там тоже аномалия? – робкая еще, но уже ясно видимая надежда забрезжила сквозь маску скорби.
– Теперь я в этом почти уверен.
– И вы считаете, что моего Сашу увезли туда?! Но зачем?!
Профессор развел руками.
– По всему выходит, что его опыт посчитали необходимым, – и, предупреждая уже готовые вырваться возражения, продолжил: – Военные проморгали Муйскую аномалию. Упустить Чойбалсанскую им теперь не позволят. Вот они и перестраховываются. Метут всех, кто кажется им полезным.
– А почему тогда ты еще здесь? – раздался за спиной профессора вопросительный голос Пролёта, который вместе со своим другом, устав от толчеи, решил выяснить, о чем толкует эта парочка. – Ты же самый знающий.
– Это, конечно, так, – без ложной скромности согласился Ярцеслав, – но я для них опасен. Я же не буду молчать и покорно исполнять их глупые команды, а для них необходимо любой ценой сохранить новую аномалию в тайне.
– Все это понятно. Но скажите мне, как долго все это продлится? Когда мне вернут моего жениха?!
Царьград-Иллийский неопределенно пожал плечами:
– Зная тупоголовость этой солдатни, ждать его скорого возвращения не стоит.
– У нас свадьба через неделю, – разделяя слова по слогам, сжав зубы, проговорила Лариса. – Я никому не позволю нарушить мои планы!
Профессор покачал головой:
– Вы, Ларисочка, все больше и больше напоминаете мне типичный образ жены декабриста.
Лариса не обратила на шутку никакого внимания и, уперев руки в бока, безапелляционно заявила:
– Я еду за ним! Где этот ваш Колбайсан?
– Так это с нами рядом, – ни с того ни с сего выпалил Пролёт. – Недалеко от того места, где мы живем.
– Ага! Два локтя по карте! – возмутился вранью товарища Витёк.
– Да брось ты! Я же туда ездил! И кстати, вместе с тобой! Помнишь? Верблюжья шерсть твоей тещеньке понадобилась.
– Ну и что, это, по-твоему, близко? Шесть часов тряслись. Я потом сидеть неделю не мог.
Слушая вполуха затеянный друзьями-проходчиками ожесточенный спор, профессор отступил на шаг и задумчиво уставился на Пролёта. Лариса, заметив это и, к своей чести, сообразив не вмешиваться, молчала.
– Тпру! – прервал перепалку Ярцеслав, очевидно придя к какому-то выводу. Проходчики замолчали. – А откуда вы узнали, что там есть верблюжья шерсть?
– Да служили мы там, – отмахнулся Витёк.
Новая информация явно пришлась профессору по вкусу. Поймав полный надежды взгляд Ларисы, он театрально откашлялся:
– Значит, так! Насколько я помню, вы находитесь в отпуске. Верно?
– Ага, – кивнул Витёк.
– А вы знаете, на сколько он затянется?
Друзья переглянулись. Пролёт, сдвинув набекрень шапку, почесал затылок:
– А кто ж его знает?
Понимая, к чему ведется этот разговор, Лариса буквально сияла от счастья.
– Коллеги! – между тем деловито обратился к проходчикам Ярцеслав и, дождавшись их вопросительных взглядов, продолжил: – Нам с Ларисой наверняка потребуется помощь. Я предлагаю вам обоим составить нам компанию. Гарантирую массу впечатлений и скромную плату по тарифной сетке лаборанта. Плюс командировочные.
– Командировочные на дороге не валяются, – рассудил Витёк.
– А поохотиться мы и в Монголии можем… – одобрительно добавил Пролёт. – А вы знаете, какие там сайгаки? Нет?! Я вам сейчас расскажу…
И все четверо, даже не подумав обернуться, скорым шагом направились к стоянке такси. Вслед им, разносясь над бухтой Золотой Рог, звучала старательно выводимая оркестром финальная мелодия из кинофильма «В поисках капитана Гранта».