The chunk 159 The message -913

Ahmed was a believer. He believed in life after death. “If there is not enough moisture in the environment or the temperature drops, the plasmodium dries up, forming a hard sclerotium – a state of dormancy. In this form, the slime mold remains protected for a long time. As soon as conditions become favorable again, the sclerotium passes into the plasmodial form. Under conditions of limited nutrition, the plasmodium stops moving and enters the reproductive phase, forming stems of sporangia and forming spores. Spores are extremely resistant to unfavorable environmental factors and can remain dormant for up to several decades until conditions allow them to germinate and form new amoeboid cells.”

«При недостатке влаги в окружающей среде или понижении температуры плазмодий засыхает, образуя твердый склероций — состояние покоя. В таком виде слизевики остаются защищенными длительное время. Как только условия снова становятся благоприятными, склероций переходит в плазмодиальную форму. В условиях ограниченного питания плазмодий перестает двигаться и вступает в репродуктивную фазу, образуя стебли спорангиев и образуя споры. Споры чрезвычайно устойчивы к неблагоприятным факторам окружающей среды и могут оставаться в состоянии покоя до нескольких десятилетий, пока условия не позволят им прорасти и сформировать новые амебоидные клетки.”


19/12/2020
...я потеряла где то свои записочки, где искать? о чем там было?
Нашла:
“Опасен! Он опасен! Он опасен для меня потому что с первого взгляда я поняла что я его не зацеплю, а он может увлечь меня. Я не поверила этому первому мимолетному предостережению, которое молниеносно сформировал мой мозг. Я пошла дальше, не остановившись чтобы подумать. Ахмед похож на моего отца: тот тоже был таким чокнутым, увлекался мотогонками, боксом, учился великолепно, всегда был везде одним из первых. Вы можете себе представить болид в 1960-х годах? Ирбитский мотоциклетный завод выпускал такие скоростные болиды и молодежь бесплатно тестировала их под видом соревнований. Они и выглядели ненадежнее, и были гораздо опаснее чем современные модели. Отец любил риск и опасности.
Он ушел служить в армию на два года. И мама ждала его возвращения. У меня есть старые пожелтевшие фотографии. На армейских фото он очень красивый, в форме. С оборотной стороны подписи: “Люсе от Юры”. Незатейливо. Мама тоже посылала ему фотографии. Для этого она шла в фотоателье, фотограф усаживал ее, причесывал, настраивал свет так, чтобы она выглядела как актриса. Она выглядела как суперзвезда тех лет на тех фото. И так же, незатейливо подписывала: “Юре от Люськи”. Подозреваю, что и переписка у них была скучной. Хотелось бы, конечно, почитать те письма, свернутые в четыре раза и уложенные в конвертик. Однажды я нашла записи второго мужа моей бабушки со стороны отца, где он описывал своих пасынков и сына от первой жены. Когда они сошлись, ему было лет 50-55, а бабушке около 45-47. У него был сын от умершей жены, а у нее от предыдущего брака трое красавцев и умниц сыновей. Ей было сложно жить с пятью мужчинами, тем более что 15 летний сын мужа не принимал ее и конфликтовал с приемными братьями. Записочка, которую я нашла в одной из старых бабушкиных книг после ее смерти, была листком из наблюдений, кусочек из настоящей жизни, описанием прошлого, очень скучным, но непридуманным, а это ценно. Боюсь что все письма, хранившиеся в бабушкином доме, были безжалостно выброшены. Ее квартира была завещана одной из моих двоюродных сестер из Москвы и она приезжала очень ненадолго в Ютмень чтобы вступить в наследство. Поэтому мне было неудобно распоряжаться завещанным имуществом. Все было выброшено. А вопрос о письмах мне тогда даже не пришел в голову. Мне было где-то 22 года тогда...очень жаль. Иногда бабушка оставляла меня одну у нее в квартире. Я просматривала ее книги, в стеллажах там же лежали и письма. Я никогда не читала их, даже не прикасалась: они же были не для меня. Но изредка бабушка читала некоторые, не помню уже о чем, от родни из Севастополя: туда перебрался жить ее старший сын-мореплаватель. Жалко, что этих писем нет.
Жизнь бабушки со вторым мужем была насыщенной. У них постоянно собирались гости, жили очень широко и шумно, было много знакомых. Я не знаю, кем был он, а бабушка на тот момент работала заведующей медсанчасти завода. Они часто ездили отдыхать на юг, много было фотографий с крымскими пальмами. У отца был мотоцикл, что редкость в те годы, гоняли на нем все подряд. Мой отец, пока учился, подрабатывал в разных местах. Точно помню, что он работал пожарником. Он всегда выбирал опасности. Брак не продлился долго: второй муж умер от сердечного приступа почти молодым. Больше бабушка не была замужем, а когда отец уехал в Ютмень и стал здесь видной фигурой, она переехала в наш город, но жила одна.
Жизнь бабушки с первым мужем началась в деревне недалеко от Свердловска (ныне Екатеринбург). Она закончила стоматологический техникум в Екатеринбурге и, по законам тех лет, должна была отработать несколько лет в том месте, куда ее отправят: так она попала в село. Волков, ее будущий муж, был постарше, видный, хромой на одну ногу агроном. Они поженились в 40-х годах, а потом сразу началась война. Свекровь была невероятно красивой женщиной — в нее был кудрявым мой брат — умерла в эти годы. Свекра демобилизовали на войну, но он не доехал до места боевых действий: умер от чирья в дороге. Волкова не взяли в армию: он был хром, не годился, поэтому работал в селе, но был уличен в хищениях, осужден и отправлен в колонию. Первый сын родился в 1939 или 1940, Валерий. Помню, она рассказывала, в годы войны ее муж был то ли занят, то ли в тюрьме, свекровь болела, свекра забрали. От голодной смерти их спасала корова. Она давала молоко и на ней же таскали из леса хворост чтобы зимой отапливать дом. По колено в холодной жидкой грязи, беременная, она таскалась с коровой туда-обратно чтобы заготовить эти охапки дров. Мой отец, Юрий, родился в 1943 году и был совершенно непохож на двух своих братьев. Младший, Владимир, был рожден в 1945 или в 1947. Мужа выпустили. На зоне он был авторитетом, держал всю колонию в страхе. И приехал он озверевший. Жили плохо, он часто ее бил. Позже они уехали жить в Ирбит и здесь бабушка с ним, наконец, порвала и развелась. Он же уехал потом обратно в село и жил очень долго, бабушка не любила о нем даже вспоминать. Парни все выросли активными, агрессивными, боевыми. Один женился и сразу с молодой женой уехал жить в Севастополь, мой отец отправился учиться на архитектора в Ютмень, где и обосновался, а младший, тоже с женой из Ирбита, выбрал жизнь в Молдавии. Так они все оказались в разных странах, ведь раньше Украина, Молдавия и Россия входили в состав одной страны.
Семья моей матери была большой, дружной и счастливой. Дед коренной москвич. В Москве он был мастером на заводе, несмотря на молодой возраст. Последствия какой-то болезни не позволяли ему иди в армию и его, как опытного работника, эвакуировали вместе с заводом в Сибирь, в Ирбит. В Москве у него осталась жена и дочь, жена не пожелала ехать за тридевять земель. Бабушка, мать моей мамы, родом из раскулаченной зажиточной семьи кубанских казаков. Ей было лет 16, когда она покинула Кубань и уехала в Москву зарабатывать как домработница. С началом войны пришлось идти работать на завод. Так она тоже была эвакуирована вместе с заводом на север. Уже в Ирбите они познакомились с дедом и сошлись. Дед не разводился, ему, как мастеру, дали жилье, и они стали жить вместе. Почти один за другим родились четверо детей: Василий, Людмила, Валентина и Александр. Она не работала, занималась хозяйством и детьми. У всех жителей пятиэтажки, в которой они жили, во дворе имелись самовозведенные сарайчики для разных хозяйственных нужд. Там многие держали скотину. У маминой семьи были куры, утки, гуси, козы. Без скотины прожить было нельзя семье из семи человек: каким-то образом дочь деда от первого брака приехала в 12 или в 14 лет из Москвы в новую семью деда, стала жить с ними. Жили невероятно бедно и просто, но дружно. За трапезой они всегда собирались все вместе и обязательно разговаривали. Что это были за беседы? Я думаю, это были сплетни: о друзьях, знакомых, о советской власти, о школе и об учителях, обо всем. Книг в доме тоже было много, потому что дед любил читать. Но я не думаю, что беседы были литературные. Все они были очень простые люди, а жизнь детей была почти беспризорной.
С братьями отца я встречалась очень редко, по пальцам можно пересчитать наши встречи. Чаще всего это случалось когда кто-нибудь умер: мой отец, бабушка, мама, брат. Так что мало было времени поболтать и повод был неподходящий обычно.
Родню отца я видела чаще, мы приезжали к ним в Ирбит и они гостили изредка у тети. Моя мама была веселая, но не компанейская, поэтому они предпочитали дом тети, ее сестры. Это та самая тетя-экстрасенс.
Вспоминая как мои тети и дяди рассказывали о своем детстве, вспоминая свои детские впечатления и представляя детство моей дочери, я с сожалением признаю свое детство тусклым, а дочкино почти черным. Детство старших в нашей семье полно солнца, улыбок и смеха, добра, несмотря на бедность и трудности, смелости и открытости, беззаботной окрыленности и чего-то сказочного. Яркое детство у них было, яркие получились люди, хоть и обыкновенные.