Английские рассказы о привидениях

Предупреждение от автора:  просьба любителей «жутчайших хорроров» не беспокоится. Чтение  предназначено сентиментальным прекраснодушным мечтателям.

Эта история началась когда я пришла в книжный магазин издательства Азбука-классика и храбро  попросила готических старинных английских рассказов о привидениях и непознанном, да побольше!
 
На самом  деле я  ужасно боюсь всех и всяческих страшилок. Но почему-то именно в тот момент захотелось решительно оторваться от обыденной жизни  и  постичь мир неведомого английских писателей 19 века – начала 20 века.

Я принесла три заветных томика домой и … и поставила их на полку, осознав, что читать боюсь. Боюсь и все тут. И никакая сила  меня не заставит! Ну и на обложке одного из них  еще вдобавок была страшная картинка. Хотя на самом деле и не картинка вовсе, а картина кого-то из прерафаэлитов, изображавшая, очевидно, волшебницу Шалот. Выглядит дева в лодке жутко, словно Панночка, когда ее в храме отчитывал Хома, а она вдруг поднялась и села, вперив невидящие глаза в пространство…   хотя здесь Шалот вполне еще и жива, согласно легенде и поэме Альфреда Теннисона,  и только отправляется в последнее плавание. Свечи две из трех потухли, в водах реки полощется богато расшитый гобелен, да и сам челн похож скорее на…впрочем, да, если быть точным это и правда была знаменитая картина английского художника Джона Уильяма Уотерхауса «Волшебница Шалот».

Хотя… Вот так же я решительно проходила мимо «Дракулы» Брэма Стокера, неоднократно продававшегося   со значительной  скидкой в магазине Окей. Почему-то я в какой-то момент  после утомительной беготни с тележкой по продуктовым отделам  стала там «для души» заглядывать в книжный ряд и к своему удивлению нашла и приобрела  для себя много хорошей литературы по очень сходной цене! Благодаря этому и появились наши радиопередачи, посвященные  Рею Бредбери, и мои статьи про  книги Луизу Олкотт, о Джо и Лори, и я, наконец, узнала о Призраке Оперы больше, чем поется в знаменитом дуэте …   В общем, в один прекрасный день, я не выдержала и купила «Дракулу» и эта книга оказалась совсем не такой, какое я имела о ней представление, очень душеспасительной и исполненной жизненной стойкости… Я даже брала ее с собой во время визитов в зубоврачебный кабинет, и она уносила меня в мир людей, полных отваги и благородства и готовых  и поддержать ближнего, и  встать плечом к плечу с другом стеной на пути инфернального и, казалось бы, всемогущего зла… 

И вот я,  все- таки робко, но обратилась к  таинственным рассказам «Старой Англии» в сборнике, носившем название «Карета-призрак», и прочла новеллы Хью Уолполла «Маленькое привидение» (1931 г.), «Окно библиотеки» Маргарет Олифант (1889 г.)  и Элджернон Блэквуд «История о призраке, рассказанная одной женщиной» (1906 г.).

И да, и этот сборник действительно оказался совсем не таким, каким я его представляла. Справедливости ради, стоит заметить, что «Волшебница Шалотт» была на обложке другого томика.  Смело можно было раскрывать книгу на любой странице и погружаться в романтический, возвышенный, неспешный мир его  благородных героев, восхищаться  их размышлениям и понимать движения их души, разделять тонкие наблюдения  и конечно, любоваться описаниями окружающего их мира и природы.

Коснуться хотя бы для начала новеллы Хью Уолполла.
Герой повествования,  незадолго до того, потерявший хорошего, доброго друга, неожиданно погружается в пучины печали. Нет, не то чтобы потеря друга не является поводом для таковой, но здесь герой  словно бы на время теряет смысл жизни. А ведь он молод и успешен в работе - журналистике,  у него есть добрая супруга, двое деток, но до недавнего времени он и не подозревал, как дорог был ему добрый приятель, которого он считал хорошим, честным, но простоватым малым. А теперь утрата его кажется настолько невосполнимой, что все краски мира померкли перед ней.
Герой отправляется отдохнуть, но в начале не может найти себе места и в отдаленной деревушке на берегу моря, которую когда-то считал одним из самых романтических мест.

« Однако радость моя оказалась непродолжительной. Ночь за ночью я не мог заснуть. Острое сознание бесконечного одиночества не отпускало меня, и наконец мне открылась вся правда: я тосковал по умершему другу и нуждался вовсе не в уединении, а в его обществе. Легко сказать «в его обществе», — но только там, в той деревушке, сидя на поросшем травой уступе скалы и глядя в бескрайнее море, я однажды окончательно понял, что никогда больше не бывать мне в обществе друга. Меня охватило мучительное бесплодное сожаление при мысли о том, что я проводил с ним так мало времени. Внезапно я словно увидел себя рядом с Бондом со стороны, вспомнил свой покровительственный, снисходительный тон и легкое презрение, которым всегда встречал добрые помыслы Чарльза. О, если бы мне представилась сейчас возможность провести с ним еще хотя бы неделю, я бы изо всех сил постарался показать ему, что глупцом был я, а вовсе не он, и что именно мне, а не ему, повезло с другом!»

Герой продолжает свое бегство от внутреннего одиночества и отправляется дальше в путь. Он вспоминает о добрых знакомых, приглашавших его погостить в недавно купленном старинном поместье.

 «На следующее утро я покинул рыбацкую деревушку и пустился в одно из тех странных путешествий по извилистым петляющим дорогам графства, какое необходимо проделать, дабы добраться из одной глухой глебесширской деревни в другую.
В полдень — чудесный морозный полдень под голубым небом декабря — я очутился в Полчестере за час до прибытия нужного мне поезда. Я вышел в город, поднялся по главной улице к величественному собору, постоял под знаменитыми Арденскими воротами и взглянул на еще более знаменитую усыпальницу Черного Епископа. И когда я смотрел, как косые солнечные лучи, проникающие в храм через большое окно в восточной стене, дрожат и сверкают на прекрасном голубом камне гробницы, у меня вдруг возникло странное ощущение, что все это уже было со мной когда-то, что я стоял на этом самом месте в некие давние времена, угнетенный неким давним горем и что все теперешние испытания назначены мне судьбой. Одновременно на меня снизошли непонятные покой и умиротворение: казалось, ужасное мрачное сознание одиночества, владевшее мной в рыбацкой деревушке, внезапно покинуло меня, и впервые со времени смерти Бонда я почувствовал себя счастливым. Выйдя из собора, я зашагал вниз по оживленной улице и через милую сердцу старую рыночную площадь, томимый какими-то неясными предчувствиями. Я твердо знал одно: я направляюсь к Болдуинам и, вероятно, буду счастлив там.

Декабрьский вечер быстро спустился на землю, и заключительную часть путешествия я проделал в смехотворном маленьком поезде, который двигался сквозь сумрак таким тихим и неровным ходом, что до слуха пассажиров постоянно доносилось журчание ручьев за окнами вагонов. И, подобные огромным листам стекла, серые озера внезапно появлялись в поле зрения и простирались до самой стены леса, густо черневшей вдали на фоне бледного неба. Я вышел на маленькой захолустной станции, где у здания вокзала, похожего на клетку для кроликов, меня ожидал автомобиль.

Поездка не заняла много времени: неожиданно я оказался перед дверьми особняка восемнадцатого века, и дородный дворецкий Болдуинов проводил меня в холл с такой заботливой и благожелательной предусмотрительностью, словно я был корзиной хрупких яиц, которые он боялся разбить».

И здесь его действительно ждет желанное исцеление!

« Я осмотрелся по сторонам и тут же полюбил свою комнату. В этом просторном помещении с низким потолком было очень мало предметов обстановки; старая кровать с пологом из старого розового дамаста, старое зеркало в золоченой раме, старое дубовое бюро, несколько стульев с высокими спинками и в дополнение к ним (для удобства) огромное кресло с высокими подлокотниками, причудливой формы диван, обитый розовой тканью в тон пологу над кроватью, ярко горевший камин и напольные часы. На выцветших бледно-желтых стенах не было никаких картин, лишь на одной из них, напротив кровати, висела яркая нарядная вышивка малиново-желтого цвета в дубовой рамке.
Комната понравилась, полюбилась мне. Я подтащил к камину кресло, уютно устроился в нем и мгновенно погрузился в сон, не успев даже понять, что засыпаю. Сколько прошло времени, не знаю, но внезапно я пробудился с чувством всепоглощающего покоя и умиротворения в душе. Я ощущал себя частью этой комнаты, словно провел здесь всю жизнь, и самым странным образом угадывал в ней ту атмосферу любви и дружбы, которой мне так не хватало последние несколько недель»

Тот самый случай, когда я так много любуюсь слогом и описаниями и ощущениями,  рождаемыми ими и  совсем не хочу приоткрывать перед читателями завесу  тайны и предоставить самим дочитать рассказ до финала. Однако позволю себе еще одно отступление – прибыв в старинный дом, купленный приятельской четой, герой делает занятное замечание по этому поводу – и оно очень современно! Английские рассказы, даже если содержание их и лежит в области непознанного, тем и хороши, что сохраняют легкую иронию.

 «Это был чудесный старый дом. Я не собираюсь описывать его здесь, хотя гостил у Болдуинов совсем недавно. Да, я часто наведывался в Глебесшир после того первого раза, о котором сейчас идет речь. И дом никогда больше не казался мне таким, каким впервые предстал моему взору. Можно сказать, что Болдуины вступили с ним в схватку и вышли из нее победителями. Теперь этот дом в большой степени превратился в творение рук Болдуинов и утратил тот дух, который царил там при прежних обитателях. Болдуины не относятся к числу людей, отступающих перед чуждой атмосферой. Полагаю, основная их задача в этом мире — подчинять все вещи своему влиянию и заставлять их работать на благо общества. Но во время первого моего визита дом все еще сопротивлялся новым хозяевам».

И совсем уже напоследок цитата из этого рассказа! Оказывается, и в начале веке дети – а у хороших знакомых нашего героя, Болдуинов, на зимних каникулах гостит множество детей (не совсем понятно, кем они приходятся хозяевам) – могут вызывать нарекания своей невоспитанностью и невежественным поведением. А мы-то наивно полагали, что все малыши начала 20 века были сплошь как один милыми крошками и маленькими ангелочками!

«Да, там были дети. И безусловно, самые шумные в мире. Для них не существовало никаких авторитетов на свете. Они казались свирепей и необузданней дикарей — особенно существа в возрасте от девяти до тринадцати лет, поскольку именно в этом возрасте дети наиболее жестоки и невоспитанны. Среди остальных выделялись два маленьких мальчика (полагаю, близнецы) — настоящие дьяволята; они смотрели на взрослых холодными настороженными глазами, никогда не протестовали в ответ на упреки и ругань, но затем плели интриги, в сети которых непременно попадался обидчик. Надо отдать моим хозяевам должное: все эти дети не имели к ним никакого отношения, и думаю, сами Болдуины со всеми своими домочадцами представляли собой наименее шумную часть общества…»

«…за пределами своей комнаты я чувствовал себя все более и более неуютно. Меня глубоко возмущало обращение хозяев с домом. Совершенно беспричинный гнев закипел в моей душе, когда я однажды случайно услышал, как Болдуины обсуждают планы перестройки особняка; и все же хозяева были так добры ко мне и настолько искренне следовали общепринятым правилам, что я никак не находил возможным обнаружить свое раздражение. Но миссис Болдуин заметила мое настроение.
— Боюсь, дети вас несколько утомляют, — однажды утром сказала она с полувопросительной интонацией. — Более подходящие для отдыха условия появятся здесь, когда они снова пойдут в школу. Но рождественские каникулы полностью принадлежат детям, не правда ли? Мне радостно видеть их счастливые лица. Бедные крошки!
Бедные крошки в этот момент гурьбой носились по холлу, изображая краснокожих.
— Нет, конечно же, я люблю детей, — ответил я. — Единственное, надеюсь, вы не сочтете меня глупым… Но, по-моему, они как-то не вполне уместны в этих стенах.
— О, полагаю, таким старым домам только полезно немножко пробудиться к жизни, — живо откликнулась миссис Болдуин. — Уверена, вернись сюда сейчас жившие здесь прежде старики, весь этот шум и смех пришелся бы им по сердцу.
Я не был в этом так уверен, но не хотел нарушать душевное спокойствие миссис Болдуин».

« Однажды вечером старшие дети получили разрешение лечь спать попозже: праздновался чей-то день рождения. Дом казался битком набитым гостями, и присутствие среди них детей привело после обеда к буйному разгулу веселья. Нам вменялось в обязанность играть в прятки и заниматься переодеваниями. По крайней мере, никто не мог рассчитывать в ту ночь на уединение. По словам миссис Болдуин, все мы должны были снова стать на десять лет моложе. Я не имел ни малейшего желания становиться на десять лет моложе, но оказался вдруг втянутым в общую игру и исключительно из соображений самозащиты вынужден был бегать взад-вперед по коридорам и прятаться за дверьми. Шум стоял страшный, и он становился все громче и громче. Младшие дети повыскакивали из постелей и принялись носиться по всему дому. Кто-то беспрерывно гудел в автомобильный рожок. Кто-то завел граммофон.

Внезапно мне все это смертельно надоело. Я скрылся в свою комнату, зажег одну свечу и запер дверь».

И вот здесь все и откроется… хотя любители «жутчайших хорроров» могут отдыхать и дальше. Развязка предназначена сентиментальным прекраснодушным мечтателям.

Об истории, рассказанной   Элджернон Блэквуд  -  это «История о призраке, рассказанная одной женщиной» (1906 г.) можно сказать лишь то, что это одно из возвышенных повествований о томящейся на земле заблудшей душе, освобожденной от тяжких оков жалостью, любовью  и горячим желанием помочь, искренне исходящими от другого человека.

А про новеллу   «Окно библиотеки» Маргарет Олифант (1889 г.) хотелось бы рассказать подробнее. 
О том же, почему в связи с этим возник в моих размышлениях Федор Михайлович Достоевский, ранний Достоевский с его  нежными, печальными и светлыми  «Белыми ночами», я расскажу во второй части своей заметки об «Английских рассказах о привидениях» .

Одним словом, продолжение следует!
 
Рассказ Хью Уолполла  «Маленькое привидение» цитируется в переводе М.Куренной.

На фотографии - Английский Домик и Оранжерейный пруд в парке Сергеевка (Петродворцовый район Санкт-Петербурга).