Чем пахнет земля

Этот рассказ является приведённой в художественную форму историей, записанной со слов Игоря Болдырева — единственного жителя одной из деревень нашей области.

---

В 16 лет Игорь хоронил бабушку. Он стоял у гроба и боялся наклониться к бледному телу, поцеловать покойницу в лоб. Игорь представлял, как бабушкины глаза открываются в тот момент, когда его лицо останавливается в паре сантиметров от серого морщинистого лика, как рвутся тонкие нити, и раскрывается сшитый ими старухин рот, оголяя блестящие золотые коронки на зубах.

Мать шептала: «Если не хочешь — не надо, главное мысленно попрощаться». Но Игорь не смел отступать. Вцепившись в руку матери, он проговорил про себя: «Никогда тебя не забуду, ба, и дом наш не забуду, не продам никогда». Затем робко наклонился и, тихо причмокнув, коснулся дрожащими губами маленькой иконки в золотой рамочке, что лежала на бабушкином животе. Боясь сдаться, он не рискнул разгибаться полностью и, нависая над гробом, стал перемещаться к лицу покойницы. Миновав мраморные кисти с бледно-синими ногтями, он снова вспомнил о страшной гримасе. Чтобы подавить нарастающий ужас, Игорь втянул живот, зажмурился, поцеловал бумажный венчик на холодном старушечьем лбу и тут же быстро выпрямился и громко вздохнул, точно вынырнув из пруда.

Бабушка по-прежнему лежала недвижимой восковой фигурой.

Когда лакированная шестиугольная крышка ложилась на мрачный ящик, парень заметил, как лежащая внутри старушка повернула голову. Её глаза приоткрылись, а губы задрожали и в мгновение расползлись в добрую улыбку.

Игорь позвал мать, но та, утирая слёзы, не обратила не сына внимания. Крепкие руки деревенских мужиков взялись за молотки и за полминуты вогнали в крышку несколько гвоздей. Парень знал, что настоящее прощание случается не во время жутких поцелуев в лоб и даже не во время падения первых комьев чёрной земли на гроб, а именно теперь, когда последнее ложе родного человека заколачивают и превращают в простой деревянный ящик, каких миллионы гниют под людскими ногами.

С тех пор прошло много лет. Игорь схоронил обоих родителей, обзавёлся собственной семьёй, в середине девяностых стал заниматься бизнесом, сколотил состояние. И про обещание своё не забыл: в начале нулевых заново отстроил бабушкин дом в деревне, правда, занимался не сам, а поручил все работы строительной компании.

Потом Игорь прогорел. Разменяв четвёртый десяток, по глупости опошлился, развёлся с женой, бросил детей. Партнёры по бизнесу подставили, сказали решать: уходишь сам с частью денег или уходишь без всего и по этапу. Остался у него один надёжный оплот, куда можно было податься.

Новый дом он впервые увидел в 2015. Приехал в деревню в обед, прошёлся по родным местам и чуть не взвыл от отчаяния прямо посреди пустого поля, осознав, что Родина его мертва. Большая часть домов скрывалась за разрушенными заборами, остальные либо совсем покосились и развалились, либо сгорели дотла. Ни одной живой души не встретилось на опустевших улицах. Единственным напоминанием о некогда дышащем жизнью поселении оказались ещё функционирующие линии электропередач. Игорь смотрел на чёрные провода и страшился, что ток в них скоро тоже иссякнет.

Обратно он шёл совершенно поникший. В его воображении деревянные и кирпичные остовы вдруг вспыхивали, и в мгновение обращались теми образами, что Игорь принёс с собой из беззаботного детства. Но зацепиться за светлую мысль он никак не мог, та ехидно ударяла исподтишка, точно на долю секунды учуянный аромат старых дедовских духов или бабушкиного мяса по-французски, и тут же испарялась.

От старого дома ничего не осталось, теперь на его месте возвышалась роскошная двухэтажная дача с двускатной крышей и модными, заделанными под дерево стеклопакетами. Из окна второго этажа, где Игорь поставил себе обеденный стол и удобное кресло, открывался отличный вид на пустую деревню, мерцающий в лучах заката пруд и лежащий на том берегу лесок, в котором скрывалось деревенское кладбище.

Первые пару недель прошли гладко. Игорь рано вставал, занимался делами по двору, подмазал кирпичный забор, сменил замки на всех дверях. Воскресным утром он решил навестить бабушкину могилу. Пошёл через плотину на другую сторону пруда и остановился у небольшой ложбинки, где каждое лето детства играл с мальчишками в футбол и догонялки. В голове возникло горькое воспоминание: стоящая на плотине бабуля машет маленькому Игорьку рукой и кричит: «Игорюша, давай обедать!»

На глазах навернулись слёзы, он хотел даже немного всплакнуть — успокоить нервы, — но мелькнувший на периферии зрения сгорбленный силуэт заставил эмоции мигом отступить. Кто-то прошмыгнул мимо деревьев у пруда. Игорь попятился, наклонил голову в надежде рассмотреть человека, но ничего не разглядел. Сделалось жутко.

Игорь сделал шаг, потом ещё один, и с каждым таким шагом страх его постепенно сходил на нет, превращаясь, скорее, в выдуманную подсознанием отговорку, лишь бы не идти на старый погост и не смотреть, скукоживаясь от вяжущей душу печали, на мраморную плиту с чёрно-белым портретом.

Однако, подходя к кладбищу, Игорь вновь заметил силуэт, но на этот раз вполне явственно. Среди кривых, будто пальцы старой ведьмы, ветвей деревьев копошилась сгорбленная старуха в буром бушлате. Игоря постепенно брало колотьё, он и сам не понимал, отчего вдруг его — здорового сорокалетнего мужика — так затрясло от вида обыкновенной старушки. Наоборот, на душе должно было стать теплее, ведь родная деревня оказалась не вымершей, ещё пульсировало в ней дряхлое сердечко. Но сколько он себя не успокаивал, паника всё нарастала, то перехватывая дыхание, то болезненно отзываясь в груди.

Игорь миновал кладбищенскую ограду, приблизился к деревьям и тихо поздоровался, боясь напугать одинокую старуху. Она, даже не взглянув на него, спросила: «Ты, Игорёк?»

Игорь окаменел, раскрыв рот от удивления. Какого чёрта умалишённая бабка знает его имя? Может, увидела, как он выходил из дома, и вспомнила маленького внучка односельчанки?

— Я, — ответил он, опешив.

— Чем земля пахнет, Игорёк? — спросила старушка.

Отвечать старухе Игорь не стал, сразу понял, что несчастную одиночку взял маразм. Но та настаивала:

— Чем земля-то пахнет, а? Игорёк? Думаешь, слезами? На кладбище все плачут.

Тогда Игорь заметил, что своими тоненькими веснушчатыми руками она копается в кладбищенской земле, разбивает плотные комья ногтями и пропускает чёрную кашицу между пальцев.

— Игорёк… или солью человеческой, думаешь?

— Извините, — начал он, поморщившись, — а вы из какого дома?

— Сла-а-ва Богу ты вернулся, — громко протянула она и натужно, через зубы, задышала. — Родителями она пахнет, Игорёк, и бабушкой твоей. Думаешь, закопал и всё, отделался? Тысячу лет глупые люди не могут додуматься взять и забыть про тело без души, да, Игорёк? Ты хоть знаешь, куда душа эта улетает, а что тут остаётся? Иди, иди, она рада будет, иди.

Внутри Игоря всё опустилось. С тревогой он обернулся к памятникам и увидел, что почти все они наполовину ушли под землю, а когда он снова решился взглянуть на старуху, то не обнаружил её на прежнем месте.

«Чёрт меня за нос водил! — подумал. — Закружил голову. Вовремя же я отвернулся!»

Игорь громко покрыл воображаемого черта матом и про себя прочитал «Отче наш». Молиться вслух ему было неловко.

Среди поваленных железных памятников, припорошенных снегом, и треснувших мраморных гробниц бабушкина могила нашлась быстро. Сердце сжалось от горя. Покосившийся памятник походил на врытый в мёрзлую землю ромб. Портрет потрескался и выцвел, будто засвеченный негатив. Лицо её виднелось лишь наполовину, добрые глаза смотрели в самую суть неблагодарного внука, родной взгляд вскрывал давно забытые душевные гнойники и высвобождал всю накопившуюся гниль, она выливалась наружу со слезами. Игорь пал на колени и тихо протяжно застонал. И вдруг холодный ужас ударил ему в спину, он вспомнил жуткие похороны и странную улыбку из гроба. И сию же секунду кто-то торжественно прошептал ему на ухо: «Вот она, бабушка!»

Игорь истошно завопил, упал на живот и быстро перевернулся Он затрясся, как от прошибающего насквозь ветра, когда увидел над собой жёлто-коричневое лицо бабки в буром бушлате. От неё тянуло чем-то сладковато-цветочным, так пахли прикованные к постелям обитатели хосписа, в который Игорь определил свою мать.

— Бабушка придёт, ты иди в хату, не лежи на снегу, — говорила старуха, пятясь назад.

Игорь дождался, пока жуткое лицо пропадёт из его поля зрения и поднялся. Убедившись, что поблизости больше никого нет, он выбежал с погоста и опрометью понёсся домой. До вечера его лихорадило, ломило конечности, сводило суставы. С наступлением темноты он заперся в комнате и до самого утра лежал при включённом свете, боясь, что страшная галлюцинация повторится.

Справляясь с последствиями пережитого, Игорь убедил себя, что родные стены защитят хозяина от любой опасности, и следующие несколько дней не покидал огороженного участка.

Одним поздним вечером он сидел на своём любимом месте — в кресле у окна на втором этаже — в темноте, сквозь стекло вглядывался в небо, искал единственное знакомое созвездие — Большую медведицу. Вдалеке завораживающим чёрным бархатом стелились пустые поля, окружавшие тёмный кладбищенский лес. Ту злополучную пару жёлтых огоньков, вспыхнувших среди деревьев, Игорь заметил сразу и тут же понял, откуда они светят.

В груди заклокотало. Игорь вжался в спинку кресла. Его дрожащая пятерня чуть слышно застучала по стене в поисках выключателя.

Огоньки же, подобно двум застывшим гигантским светлячкам, поначалу оставались неподвижны, но потом резко дёрнулись, одновременно проплыли в сторону, а затем исчезли на несколько секунд и появились уже в другом месте — на берегу пруда. Тогда Игорь понял, что огоньки были ничем иным, как глазами, и он не сомневался, что глаза эти смотрели именно на него.

Наконец, отвернувшись от окна, он нашёл выключатель. Одновременно с озарившим комнату светом в голове Игоря мелькнула жуткая мысль: он выдал себя существу на кладбище, той жуткой инфернальной старухе, смердящей разлагающейся плотью!

Его руки окропило мурашками, от плеч к вискам спазмом скользнул колючий ужас, на лбу выступил холодный пот. Игорь повернулся к окну и, окоченев от испуга, до боли в кистях вжался в кресло. С той стороны на него пристально смотрело перекошенное от кошмара лицо. Игорю понадобилось с четверть минуты, чтобы опомниться и сообразить, что он испугался собственного отражения.

Обострившийся слух уловил странные громыхания и шорохи, доносившиеся с первого этажа. Позже Игорь списал их на звон в ушах, но спускаться и проверять всё равно не осмелился. Успокоившись, он укутался в одеяло и вскоре задремал.

Проснулся Игорь в обед. Сидя с чашкой кофе, он вспоминал все известные ему признаки порчи и атрибуты чёрных магов, о которых он по молодости читал в популярных дешёвых журналах с мистическими историями. Несколько часов Игорь потратил на поиск воткнутых в мебель так называемых могильных игл, проверял углы на наличие подозрительных символов, выведенных чёрным маркером у самого плинтуса, с энтузиазмом рылся на чердаке, впрочем, в глубине души искренне надеясь, что ничего страшного не найдёт. Но поиски его увенчались успехом в совсем неожиданном месте. Рядом с холодильником на кухне часть нового, заделанного под паркет линолеума немного выступала вверх, прикрывая люк в полу. По прикидкам Игоря, в старом доме здесь находилась задняя веранда с погребом.

Тут же, чуть выше плинтуса нашёлся и выключатель, подогнанный по цвету к обоям. Игорь щёлкнул его, затем приложил усилие и поднял люк. Из-под пола потянуло сырой землёй. После ещё одного хлопка по выключателю погреб заполнился холодным светом нескольких газовых ламп, установленных по периметру. Они осветили пустые деревянные полки, приставную лестницу в пять ступенек и небольшую дыру в стене, высотой не выше полутора метров.

Игорь уже хотел спуститься, гонимый вниз жгучим интересом, но в голове вдруг полыхнуло ужасающие осознание.

«Если я в первый раз свет выключил, — думал он, захлопывая люк, — значит, всё это время он там горел!».

Вспомнились ночные шорохи на первом этаже, стало не по себе. Но никаких сомнений у Игоря не было: в дом забираются какие-то люди, возможно, даже живут здесь, пока никого нет. Рабочие, без сомнения, сговорились с ними и специально оставили в погребе странный проход.

Игорь прижал люк тяжёлыми баулами, в которых хранил привезённые консервы, побежал наверх, достал из сумки фонарик и кобуру, вытащил оставшийся ещё с девяностых годов пистолет и, вогнав патрон в патронник, стал заново осматривать дом.

Не отставала навязчивая мысль, что незваные гости всё ещё находятся внутри. Игорь боялся спуститься в погреб и оказаться запертым там, ужасался даже думать о том, что будет делать, если люк над его головой захлопнет чья-нибудь рука, а потом она же щёлкнет по выключателю.

Осмотрев каждую комнату, Игорь вернулся на кухню, убрал с люка баулы, спустился вниз и шагнул в чёрный зёв.

Фонарь у Игоря имелся хороший, дорогой, но даже его мощного луча не хватило, чтобы осветить весь длинный коридор, который тянулся далеко вперёд и вниз, через каждые несколько метров расползаясь в стороны новыми ходами, точно дом пустил неосязаемые для человека толстые корни. Пригнувшись, Игорь шёл только прямо, не сворачивая, и лишь на мгновение запускал белый луч фонаря в боковые закоулки, но те тоже расходились всё новыми и новыми коридорами. В катакомбах запах сырой земли вытеснил все прочие, она была повсюду. Игорь очень боялся задеть согнутой спиной рыхлый потолок и спровоцировать обвал. А ход вёл его всё дальше и ниже. Прикинув, Игорь решил, что сейчас находится под прудом. Пройдя ещё немного, он очутился в просторном гроте без ответвлений, дальнейшая дорога шла в гору. Уже тогда Игорь понял, в чём дело, и до колик в сердце перепугался.

«Продам на хрен этот дом, — сквозь зубы прорычал он, заикаясь, — сволочи, что же наделали тут?..»

Стоило ему умолкнуть, как луч фонаря выхватил из темноты отвратительное коричнево-синее лицо. Игорь вскрикнул, опустил фонарь и выставил вперёд руку с заряженным пистолетом. Из темноты коридора на него глазели два жёлтых огонька, точь-в-точь те, что метались по кладбищенскому лесу прошлой ночью.

Вопя от ужаса, он несколько раз нажал на спусковой крючок и выпустил в огоньки всю обойму. По катакомбам глухо пронёсся старческий стон.

Игорю стало плохо и тошно, к горлу подкатила рвота. Он понял всё и сразу: ночные гости создавали шорохи, когда уходили из дома, а не забирались в него! А все эти жуткие боковые ходы ведут не в пугающие хтонические недра, а прямиком к сотням могил с ушедшими под землю надгробиями! И дело здесь вовсе не в доме, пустившим мистические корни, а в оживших упырях, прорывших себе ходы к единственному уцелевшему жилью в вымершей деревне.

— Игорюша! — сбил его с толку до боли знакомый бабушкин голос. — Больно мне!

Игоря стошнило, он обронил пистолет и едва удержал фонарь. Ноги сами понесли его обратно. Чёрные комья валились с потолка, Игорь цеплял их то головой, то плечами. Выбравшись на кухню, он вытащил приставную лестницу и в исступлении начал тянуть на себя стоявший рядом холодильник. Тот с грохотом обрушился на пол, разворотив розетку, к которой был подключен, и надёжно перекрыл вход в проклятый погреб.

От беготни чертовски жгло грудь, боль отдавалась в спину и в левое плечо, дыхание постоянно сбивалось, но Игорь не сбавлял темп. В глазах его мутилось, когда он собирал самые необходимые вещи, а во время поисков ключей от машины с ним чуть не случился обморок. Пробегая около злополучного окна второго этажа, он вновь увидел огоньки, теперь их стало в десятки раз больше, они носились по лесу, прыгали, взмывали над деревьями и снова опадали вниз. Всё вокруг Игоря плыло, казалось мягким и газообразным, он не мог больше держаться на ногах и постоянно падал, хватаясь за сердце.

Сидя у двери рядом с лестницей на первый этаж, он пытался отдышаться. Мысли его стали неразборчивы, в голове будто не было ничего, кроме дум о смердящих комьях мокрой земли. Игорь впал в ступор и вышел из него лишь тогда, когда противно хрустнуло окно, и за побелевшим, похожим на комок паутины стеклом он увидел иссиня-чёрное лицо со светящимися глазами. Упырь, оглушённый от сильного удара, надсадно драл глотку. Его инфернальные крики походили на помесь пронзительного женского вопля с оглушительным стрекотанием огромного кузнечика.

Игорь пересилил себя, поднялся и, позабыв о собранных вещах, с одними лишь ключами от машины в руках побежал вниз. С кухни тоже доносился крик, он, словно обрётший физического воплощение, схватил беглеца за горло и впился зубами ему в самую душу. Кричала родная бабушка перепуганного Игоря.

«Игорюша, падаль такая! — глухо вырывались звуки из-под холодильника. — Я сгнила, а всё равно ходила присматривать, а ты не ехал! И теперь дом продавать вздумал?!»

Омерзительные обвинения хоть и тормозили его, но не смогли остановить. Игорь выскочил на улицу и, даже не взглянув на упыря, прилипшего полусгнившим телом к треснувшему стеклу, сел в машину и ударил по газам. Он мчал вдоль столбов, проклиная себя за длинный язык и за нелепые слова, сказанные не в том месте. Слёзы застилали взор, а непрогретая машина никак не поддавалась и не набирала нужную скорость. Игорь посмотрел в зеркало заднего вида и до боли закусил язык, увидев, что за ним бежит целая стая желтоглазых нежитей. Он и не заметил, как приблизился к крутому повороту. Испуганно завизжавшие тормоза лишь на миг отсрочили неизбежное. Игорь зажмурился и приготовился к удару. Машина съехала с асфальта и рухнула в кювет.

Однако в себя он пришёл уже дома. Игорь сидел в своём кресле напротив треснувшего окна, сжимая в руках изгвазданную в земле шёлковую ткань. В мгновение он сообразил, что держит бабушкин саван.

С тех пор Игорь Болдырев живёт один в целой деревне. Немногочисленные друзья, в том числе и мой коллега, который нас познакомил, возят ему продукты и семена для огорода. Погреб он заколотил, памятник на кладбище откопал и восстановил. Машина так и осталась лежать в кювете, таинственным образом из неё пропал двигатель, аккумулятор и даже руль, а все четыре колеса, равно как и бензобак, оказались чем-то пробиты.

***

Своими глазами я видел и машину, и заколоченный люк на кухне, и тот самый похожий на саван кусок ткани. Также, попрощавшись с Игорем, я ради интереса заехал на кладбище, и действительно, во всём лесу приличный вид имела лишь одна могила. Вот она — Болдырева Надежда Анатольевна — смотрит с памятника и улыбается как-то по-лягушачьи.

Своего Игорюшу она, может быть, спасла, дала бестолковому внуку шанс на искупление. Справедлива ли эта участь — судить не мне. Меня их семейные тайны касаться не должны.


___
Исключительное право на озвучивание рассказа принадлежит каналу NOSFERATU


Рецензии