Почти голливудская история

      Историю эту поведала мне двоюродная сестра, с которой мы расстались еще в детстве и с которой вдруг встретились в одном из виртуальных мессенджеров, после чего стали активно общаться. Впрочем, почему вдруг? Ведь были до этого и телефонные звонки, но случались они столь редко, что и общением это вряд ли назовёшь. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло – неизбежная, и всегда столь неожиданная утрата нескольких родственников как-то сблизили нас, и способствовал этому немало прогресс в области коммуникационных технологий, сделавших как переписку, так и звонки удобными и необременительными по нынешним меркам.

      Но вернёмся к нашей истории. В процессе того, как я слушал её, она казалась мне, на первый взгляд, весьма обыденной – с кем не случалось такое? Но неожиданная развязка побудила меня поделиться ею с читателем.

      Случилась она в канун перестройки, когда ещё были сильны внутрисоюзные связи и повсеместно царил привычный уклад жизни, но экономика уже потихоньку начинала давать сбои. Особенно остро это отражалось на транспорте и, прежде всего, в авиации. Недаром в той расхожей шутке, в которой, как обычно, только доля шутки, утверждается, что там, где начинается авиация, там заканчивается порядок. Короче говоря, наша рассказчица на перелёте из Минвод в Киев застряла в Харькове.

     Киев не принимал по погоде, шёл снег. Маленькое здание харьковского аэропорта, больше напоминающее автовокзал провинциального городка, чем воздушные ворота полуторамиллионного города, к вечеру оказалось переполненным. Самолёты всё приземлялись, толпы прибывших наводняли зал ожидания, и вскоре сидеть, да что там сидеть – стоять уже было негде. В единственном буфете быстро закончилась вода, а в туалет было просто не пробиться.

     Сестре моей повезло – ей удалось разместиться на отполированной до блеска тысячами предшественников деревянной скамейке ещё до подхода «основных сил». Выпуклые наборные рейки и гнутая спинка делали эту скамейку, скорее, похожей на садовую, что едва ли располагало к полноценному отдыху. Но что поделаешь, какой спрос с дарёного коня. Рядом сидела пожилая дама, напротив устроилась девушка с ребёнком.

      Невольно разговорились – что ещё делать, время скоротать как-то надо. А в дороге как бывает: встретились на час, излили душу, и снова разбежались. А там уж вряд ли когда ещё судьба сведёт. Потому и темы откровенные, и всё без прикрас, как на духу. Прониклись друг к другу, тем боле, что общая беда сближает – когда ещё в тепле да в уюте окажешься? А уж коль cроднились невольно, то тут же заняли круговую оборону: отлучись на пять минут и – прощай насиженное место.
      Дама – Нина Петровна, как старшая, быстро освоилась и взяла в свои руки руководство кучкой необстрелянных девчонок. Собственно, уже и не девчонок вовсе, но всё же годящихся ей в дети. Как тут не покомандовать?
      – Ты, Людочка, не переживай, – говорила она моей сестре, видя, как та пристраивает сумку на скамейке перед тем, как отлучиться в буфет: там ещё, кажется, оставались бутерброды. – Никто твое место не займет, и вещички будут целыми. У меня с ними разговор короткий. – Она кивнула на толпящихся рядом со скамейкой товарищей по несчастью, с надеждой посматривающих на освобождающееся место.
Вид у неё, действительно, был воинственный, да и голосом природа не обделила. Из тех, что коня на скаку, и в горящую хату. Да и настрой, судя по тону, был боевой. Летела она тоже в Киев, повидаться с сыном и встретить вместе с ним с ним Новый год, сильно за него переживала.

      – Вы представьте, – сетовала она соседкам, – охмурила его там какая-то, да ещё и разведённая. Нет, чтобы разобраться в человеке, с матерью посоветоваться, так ведь и месяца не прошло, как расписались. А он у меня парень видный, и зарабатывает неплохо, квартиру вот недавно купил, машину... Наверняка ведь позарилась на добро! Приеду – разберусь, и если что…
Глаза у неё грозно сверкнули.

      Девушка напротив сочувственно кивала и гладила девчушку по головке. Та огромными голубыми глазами глядела на строгую тётю и жалась к матери.
      – А вы тоже в Киев? – Она ласково взглянула на девочку и улыбнулась. – Ну что ты там куксишься, детка? Потерпи, немножко, скоро дома будете!
      Она полезла в сумку, вытащила оттуда яблоко и протянула ребёнку. Та нерешительно взглянула на мать.
      – Ой, спасибо вам, Нина Петровна.

      Она взяла фрукт и передала его девчушке.
      – Да в Киев. Матушка моя в деревне, – она произнесла название местечка, мало о чём говорящее. – Да и я оттуда родом. Вот, забрала дочурку, пусть привыкает к городской жизни. На тот год уже в школу.
      – А что ж она там, у бабушки жила?
      – Да, почти год уж, пока я с работой там определялась. Да и к тому же замуж вышла. Теперь вот вместе жить будем. Правда, я его не предупредила о прилёте, будет сюрприз.
      – Ну и славно. Без мужчины, Светочка, нынче непросто, да и ребёнку без матери тоже.
      Она вздохнула.
      – Я ведь своего без мужа поднимала, намаялась. А теперь уж самостоятельный, важный, да и про мать стал забывать. Ой, не знаю, как у него там сложится…
      – Да вы не беспокойтесь, как-нибудь всё устроится. Хотите, я вам чай принесу.
      – Ой, Светочка, не стоит. Потом ещё забот не оберёшься.
      Она покосилась в сторону туалета. Очередь туда не иссякала.

      Время приближалось к полуночи, самолёты продолжали прибывать. Неожиданно в зале появилась группа музыкантов – ярко одетые, в вязаных цветастых шапочках, с зачехлёнными гитарами в руках, они внесли некоторое оживление в атмосферу общего уныния. Один из них, видимо, лидер группы, с длинными светлыми волосами и броской внешностью, в коричневом лайковом пальто, какие можно было встретить лишь на страницах глянцевых журналов, кинулся к стойке администратора.
Девушка за стеклом застенчиво улыбалась и на все расспросы лишь пожимала плечами. Он развернулся и ринулся к помещению начальника аэропорта. Милиционер попытался встать на его пути, но тот что-то бросил ему на ходу, и тот посторонился.

      – Это же Яаак Йола! – узнала экстравагантного пассажира Светлана.
      – Какой ещё такой Як? – переспросила Нина Петровна. – Сплошные у меня яки сегодня. Летела на «Як-сорок», или как его там, да недолетала. Теперь опять вот як.
      – Ну что вы, это же известный певец. Горная лаванда, София Ротару, помните? – пояснила та.
      Имя популярного эстонского вокалиста было на слуху.
      – А-а-а, этот, что ли?!

      В этот момент тот, о ком они говорили, шелестя полами длинного плаща, проходил мимо.
      – Молодой человек, – окликнула его Нина Петровна, – Вы Як Ёла?
      Он остановился и, повернувшись к ней, улыбнулся.
      – Да, он самый!

      Видимо, ожидал теперь привычное «можно автограф», но этого последовало. Повисла неловкая пауза. Нина Петровна оценивающе разглядывала его с ног до головы, словно придирчивый редактор телешоу артиста перед выходом на сцену. Лаванда, говоришь?
 
      – Так что там слышно, когда полетим?
      Он недоумённо пожал плечами.
      – До утра Киев закрыт.
      – Вот ведь беда! Ну ладно, ступайте к своим, порадуйте их.

      Певец и ещё раз удивлённо посмотрел на эту странную даму, не зная, как достойнее отреагировать на эти слова, и поразмыслив секунду, принял её правила игры. Он демонстративно кивнул, словно подчиняясь команде старшего, и удалился в сторону товарищей.

      Удовлетворённая, Нина Петровна покровительственно взглянула на соседок. Что бы вы тут без меня делали? Взятая ею роль выдерживалась безукоризненно.
 
      Ночь тянулась ужасно долго. Заснуть на жестких рейках было невозможно. Иногда кто-то из них забывался, но тут же оживал хрипящий репродуктор и сообщал о прибытии очередного рейса. Сон мгновенно слетал. За окнами шёл снег, из дверей тянуло холодом. Под ложечкой сосало: от бутербродов с ветчиной, которыми поделилась со всеми сестра, остались одни воспоминания.
 
      В какой-то момент задремавшая было дама внезапно очнулась, тихо охнула и схватилась за грудь.
      – Что с вами, Нина Петровна? – подхватилась Света.
      – Ой, девоньки, защемило что-то. Сердце у меня. Вот уж некстати. Всё о сыне думаю – как он там? Ведь встречать меня собирался. И что теперь? Да и сама хороша, аптечку забыла.
      Света вытащила из пакета бутылочку с водой.
      – Вот, глотните, а я сейчас.

      Она вскочила и кинулась к стойке администратора. Через какое-то время вернулась, держа что-то в руках.

      – Разыскала медпункт, стучу – а там сестричка спит, как дочь пожарного. Еле достучалась. Вот, накапайте в стаканчик, и добавьте воды.
      Она протянула даме флакончик с валокордином.

      Нина Петровна выпила снадобье и вскоре почувствовала себя немного лучше. Щёки у неё порозовели, но слабость не отступала.
      – Пойду, попробую водички добыть, а то у нас совсем мало осталось, – не унималась Светлана, осторожно поправляя шапочку на безмятежно спящей дочурке. –
А вы за малышом присмотрите.

      Людмила сняла с себя шаль.
      – Возьми, накрой детку, чтоб теплее было. Мне не холодно.

      Та поблагодарила, закутала ребенка и направилась в сторону буфета. Наверняка у продавщицы ещё был некоторый запас под прилавком, на всякий случай. Нынче редко кто пренебрегал этим в условиях нарастающего дефицита.

      – Вот же девица, – восхищенно приговаривала дама, глядя Светлане вслед. – Мне б такую невестку!
      Похоже, она почувствовала в ней достойную преемницу, на которую не страшно было переложить взятые на себя обязанности. Исполнять их дальше, похоже, сил у неё сейчас не было.


      В семь утра объявили посадку на рейс до Киева. Толпа, подхватив чемоданы, ринулась к выходу на взлётную полосу. Большинству из застрявших нужно было лететь именно туда.
      Светлана была в числе первых, но даже её проворство оказалось бессильно: попасть за проверочный кордон удалось лишь нескольким десяткам счастливцев. Хотя, ни о какой проверке речи не велось: пускали всех не проверяя ни паспортов, ни билетов. Толпа напирала, и укротить её было просто некому. Считали по головам. Людмила впервые видела такую неразбериху. Ну да, где авиация, а где порядок?
     Но Светлана не сдавалась – сколько энергии и решимости было в этой хрупкой девице! Но рядом был ребёнок, и это придавало сил. Она во мгновение ока раздвинула хлипкие фанерные щиты, выстроенную наспех преграду, и очутилась в числе прорвавшихся. Преграду тут же укрепили, но выдворять нарушительницу не стали. Тем более, что в следующий миг она, перегнувшись через перильца, выхватила у Людмилы дочку, а затем поймала и перекинутый ей скарб. А секундою позже – никто не успел даже и глазом моргнуть, как ей удалось в этой суматохе, – она выцепила из толпы и Людмилу с Ниной Петровной, утверждая, что без них ни за что не улетит.

      Но и на этом их приключения не закончились. Нужно было ещё попасть в число тех – а порвавшихся оказалось заведомо больше, чем того требовалось, – кого взяли на борт. И с этой задачей наша героиня справилась безупречно.


      Уже сидя в самолёте, Нина Петровна не уставала причитать о том, что судьба не свела её раньше с этой удивительной девушкой, и что если бы представился такой случай, она непременно познакомила бы с ней своего сына.
      – Да, теперь уж не судьба, оба женаты…
      Говоря об этом, она со смешанным чувством, удивительным образом сочетающим умиление с нескрываемой тоской, глядела на мать, спящую в соседнем ряду кресел в обнимку с ребёнком.

      Чуть поодаль, в носу самолёта, мелькали вязанные шапочки музыкантов. Видимо, звёзды просочились сюда через «чёрный ход» – обычное дело. Не мог же улететь этот «Як» без Яаака!
      Впрочем, их способ попадания сюда тоже едва ли можно было назвать «белым».


      В Киеве светило солнце, и ничто не говорило о давешнем ненастье. Лишь несколько сугробов у входа в зал прилёта и снежные шапки на припаркованных невдалеке автомобилях давали намёк на это.
      – Так, ждите меня здесь, я пойду ловить такси. Никуда не отлучайтесь. Развезу всех, в Киеве я уже немного ориентируюсь.
      Светлана уже прочно вошла в роль старшей.

      Нина Петровна с Людмилой и девочкой присели на скамейку, мало чем напоминающую харьковскую. Да и, вообще, о вчерашнем дне уже мало что напоминало. Разве что, гитарные кофры, исчезающие в чреве микроавтобуса, и общая усталость от бессонной ночи.

      В здание вошёл высокий плечистый мужчина и, оглядевшись, решительно направился в их сторону.
      – Мама, ну наконец-то!
      – Сынок, ты здесь! – Нина Петровна поднялась и тут же оказалась в его объятьях.
      – Жду тебя с вечера, ночевал в машине.
      Он подхватил её вещи.
      – Идём скорее.
      – Ой, а я не одна! – Она показала на Людмилу и девочку.
      – Ну, конечно, захватим и их.

      Он схватил сумку сестры и сделал ей знак головой – мол, за мной.
Людмила вскочила, держа за руку девочку – всё произошло настолько стремительно, что она даже не успела опомниться и что-то сказать. Мужчина уже развернулся, увлекая их за собой.

      В этот момент у них за спиной раздался громкий возглас Светланы.
     – Куда вы? Нас же такси ждёт!
      Мужчина обернулся, и сумки выпали из его рук.
     – Ты?

      Сидя в машине, Людмила не сводила глаз с сидящей впереди Нины Петровны. Она видела ту бурю эмоций, которые излучали её глаза при взгляде на сына, и ощущала, что в этой компании она явно была лишней. Наверняка в душе у всех было немало, что сейчас хотелось высказать друг другу, но они лиши изредка перебрасывались невинными фразами, прикрывающими царящую в салоне неловкость – о погоде или о городских достопримечательностях, мелькающих за окном.

      Хотя, что там говорить: они уже и так знали друг о друге многое и, даже, может быть, самое главное – то, что и не выразишь словами долгие годы тесного общения и что поймешь не из фраз, а из поступков в непридуманных обстоятельствах, из тех, что вызваны не стремлением показать себя с выгодной стороны, а порывом сердца. И, возможно, даже испытывали некоторое сожаление за ту откровенность, которую каждая из них позволила себе в беседе с незнакомым человеком, совершенно не предполагая, что это как-то может отразиться на их будущей судьбе. Но, что бы они о себе ни думали, стыдиться им было нечего.

      Попрощавшись с ними, Людмила долго не могла оторвать взгляд от удаляющейся машины. Как бы ни сложилась судьба сидящих в ней дальше, но то, чему она стала невольным свидетелем, не могло произойти случайно, и она твёрдо верила в это.
    
      Эта вера нисколько не померкла со временем, во всяком случае именно об этом говорили её глаза, когда она завершала свой рассказ. А мне почему-то подумалось, что чудо новогодней сказки – ведь всё это произошло в канун Нового года, – это не только удел детских фантазий и плод заботы любящих родителей. А нечто, гораздо большее.