Посылка 2

Семён Ивановыч Папыхайло к своим тридцати восьми годам смог дослужиться только до капитанских звёздочек. Губила его любовь к слабому полу и горячительным напиткам. В своё время он закрывал глаза  на трудовые будни девушек лёгкого поведения вверенного ему района. За что имел определённый процент от выручки ночных бабочек. Процент-то он получал, а вот делиться с начальством не хотел. А чем делиться? Если он сразу  спускал эти деньги в кабаке. И зачастую с теми же девицами. Уже работая в архиве и перебирая пыльные дела, до него дошло, что начальство не любит, когда о них забывают. Но было уже поздно. Семён не сожалел о прожитых годах и упущенных возможностях. Папыхайло жил одним днём, ни жены, ни детей, ни стремления изменить что-либо в жизни не было.

- Я плыву, как рыба по течению, - однажды изрёк он коллегам по работе.

Ему ответили, что на рыбу он вовсе не похож, а больше смахивает на иную субстанцию. Семён не обиделся, подметив, что он не один работает во внутренних органах. Единственное, чем  мог похвастаться Папыхайло, это наградным пистолетом от министра. Однажды на заре своей карьеры Семён обезвредил опасного преступника. Рецидивист оказался очень злой и  откусил Папыхайло мизинец на правой руке. Посчитав оставшиеся пальцы,  он сделал вывод, что преступников гораздо больше чем у него конечностей. Решив что на всех его не хватит в дальнейшем наш капитан старался обходить бандитов стороной.   

Лёжа на диване, Семён безуспешно пытался вспомнить, куда он мог деть подарок министра.

- И зачем я вообще попёрся с пистолетом на день рождения к Петрову? А-ааа, не беда, найдётся, наверное, там у него дома где-нибудь среди пустых бутылок валяется, - размышлял Семён, разглядывая на потолке кровавое пятно от убитого комара.

Пятно красной стрелой, как первый украинский фронт, направлялось вдоль плафона на паутину в углу. Ну, а паук с фашистским крестом на заднице сидел в засаде. Он перебирал лапками и строил коварные планы против врагов. Семён не трогал паука и жил с ним мирно, разделяя общие взгляды на жизнь и даже видел в нём своего коллегу. Папыхайло  считал, что не нужно никуда торопиться, надо ждать, имея терпение, и всё само придёт ему в руки.

- Так вот и пистолет найдётся,  куда он денется, - думал Иванович, потихоньку проваливаясь в сон.
   
И вот уже Семён стоит у ручья, стирая генеральские штаны с лампасами в корыте. Рядом находится часовенка и указатель с названием населённого пункта "Волговерховье".
С горушки недалече спускается тачанка, в которую запряжена свинья. Повозкой управляет одноглазый запорожский казак с чубом на голове и длинными усищами. У пулемёта сидит огромный рыжий кот и горланит песню:

-  Ах ты, Волга матушка, Волга вольная, ой, да не степной орёл подымается.

- Тпрууу, - вскричал казак, дёргая за поводья. Свинья встала на дыбы и произнесла:

- Иго-го, хрю-хрю, что это, уже Волга? Мне говорили, что здесь осётр водится, - она посмотрела на дно ручейка, - что-то этот осётр больше на головастиков похож.

- Да Волга это, Волга-матушка, - ответил кот, спрыгивая с тачанки в журчащий водоём, - самое начало, Тверская область.

- И куда теперича? - спросил казак, слезая с повозки и подходя к коту.

- Я думаю, в Астраханские  края надо  подаваться, там арбузы растут, и тушканчики бегают, - ответил рыжий.

- А зачем нам тушканчики?

Казак достал курительную трубку из шаровар, чиркнув спичкой за ухом кота, разажёг пламя раскурив её. Кот схватился за ухо:

- Слушай, чужой, если ты ещё раз так сделаешь, тебе точно ни тушканчиков, ни арбузов не видать. Вообще больше ничего не увидишь, нечем будет!

- А я предлагаю в Татарстан отправиться, там свинину не едят, - вмешалась свинья.

- Так это ж только днём, а ночью-то за милую душу, - ответил  казак, пуская дым, - предлагаю доскакать до Ярославля, а там видно будет.

- И на ком мы, интересно, скакать будем? - спросила свинья.

- Как на ком, на коте, конечно. У меня справка, мне нельзя в упряжку, я контуженый на голову.

- Ничего страшного, мы тебе знак «инвалид» на спину повесим, - ответил кот, - я скакал, свинья скакала, теперича твоя очередь настала. У меня вот и лапти с подковами есть, специально для тебя берёг.

Балберит протянул почтальону лыковые изделия на верёвочке. Чужой взял лапти, осмотрел их единственым глазом, попробовал на зуб и помял.

- Нее, фасон не мой, страшные больно.

Затем раскрутил верёвку и закинул их в корыто с генеральскими штанами, обрызгав Папыхайло.

- Ты на себя-то взгляни. Лапти ему страшные, да они как раз с тобой сообразуются, такие же кривые, как вся твоя жизнь,- ответил кот. 
 
- Вы только на него посмотрите, - прервала их разговор свинья, - это кто же на закате генеральские штаны стирает? Где это такое видано? Тебя же в ефрейторы разжалуют, - обратилась она к Семёну.

Папыхайло стоял, разглядывал странную троицу, вытирая пенные брызги с лица.

- Да тож не закат, а рассвет, если на рассвете стирать, то быть ему капралом, - поправил свинью казак.

- Чего вы мелите, портки-то не его, он же капитан, - встрял кот.

- Ты кому, Семён, штаны стираешь? - спросили у Папыхайло в один голос все трое.

- Как кому? - ответил тот, - известно кому, министру. Я подаренный им наградной пистолет потерял, вот ему брюки постираю, а он мне за это новый выдаст.

- Да ты что, не слышал? Вчера указ вышел, за утерянное наградное оружие- расстрел, - произнёс кот, вытянув из папки лист бумаги и протягивая его капитану, - на, вот, почитай.

Семён взял листок и начал читать вслух:

«Приказываю за утерю наградного пистолета приговорить капитана Папыхайло к десяти годам таёжного лесоповала, а за порчу генеральских брюк расстрелять на смерть три раза. Приговор безоговорочный и пересмотрению не подлежит. Министр труда, промышленности, внутренних и наружных дел»

Семён свернул лист треугольником, как письмо в войну, и отдал коту.

- За что расстрелять? Я же ничего не портил.

- Как же не портил, а кто лампасы оторвал?

Папыхайло вынул из корыта на вытянутых руках брюки, с которых тут же отслоились красные полоски. Он взглянул на кота обнадёживающим взглядом:

-  Мужики, может, вы меня возьмёте с собой в Казань? А я там где-нибудь затеряюсь среди татарского меджлиса. Я же потомственный татарин.

- Слушай, Сёма, ты на себя в зеркало-то взгляни. На твоём лице самостийна Украина светится, ты же всю жизнь тильки сало ел, - обратился к нему казак.

- Ха-ха-ха, мы горилку ели с салом, только сала было мало, - захихикала свинья.

- Так тож я по батьке хохол, а по матери татарского роду племени. Мои предки самому Тамерлану служили.

- Велико служение, паланкин таскать, да гарем охранять, - отозвался кот. Что, жить хочется? Ещё раз узнаю, что оружие где ни попадя разбрасываешь, не сносить тебе головы. Под подушкой твой пистолет. Хорош уже дрыхнуть, иди, жди гостей.

Семён бросил брюки в корыто, надел лапти и, перешагнув через ручей с головастиками, удалился в камыши.


- Ну и приснится же такое, - сказал он себе, открыв глаза.

 Взгляд упал на паутину в углу. Паук дождался очередную жертву и сейчас подбирался к ней, потирая передние лапки в предвкушение обеда. Жертва в виде мухи одной рукой показывала фигу, а в другой держала маузер. Семёну на секунду показалась, что он даже разглядел у неё кошачью морду. Он закрыл глаза, помотал головой и, открыв снова, взглянул в угол, где была паутина. Мухи там уже не было, как, впрочем, и самой паутины, а паук забился в угол и потирал свой фашистский крест.

- Ну и ну, мне ещё белой горячки не хватало, - схватился за лоб Папыхайло. Это во всём виноват тот позавчерашний мужик. Как его там звали? То ли Петя, то ли Дима, а может Даня? Ещё фамилия-то такая специфическая была. Что-то про диарею или про запор. Аааа, ну да, вспомнил, Задрищенко. Всё подливал мне, да подливал, а сам на мою даму заглядывался. Из оливье горошек выковыривает, да на неё пялится. А одна из горошинок в декольте к ней возьмёт и заскочит. И ведь, подлец, полез ещё вынимать своими грязными лапами. Правильно я ему по физиономии настучал. Правда и он мне тоже. Засранец, одним словом. Ух, попадись мне этот индивидуум, я бы, да я ему!

Монолог Семёна прервал стук в дверь. Нехотя встав с дивана и надев трико, он направился к двери.

- Ну и кого там принесло, на ничь, дивлячись?

Посмотрев в глазок, он увидел на лестничной площадке троих. Один высокий и худой, в чёрных очках, с длинным носом и чапаевскими усами, одет он был в серый плащ и широкополую шляпу. Второй был небольшого роста, с огненно-рыжей шевелюрой, на круглом лице которого сияла ехидная улыбочка. Одет он был в клешеные брюки, цветастую рубашку с длинными остроконечными концами воротника. Третей оказалась дама, одетая в красное клетчатое платьице, перепоясанное  чёрным пояском. На  кончике маленького носика она имела крупную бородавку, а округлое личико было обильно посыпано пудрой.

- Подозрительная компания, - подумал Семён. Какие-то у них лица, не внушают доверия, особенно рыжий, похож на весельчака У из мультика про Алису. От таких что угодно ждать можно. А эта дамочка похожа на крысу с мучного склада. Да и этот в очках Аль Капоне доморощенный, поди там под плащом автомат Томпсона держит.

- Кто там, чего надо?

- Открывай, давай, Папыхайло, это управление собственной безопасности, - длинный протянул к дверному глазку красные корочки.

Семён стал читать: капитан полиции Пупандопулус Ксенофонт Вольдемарович, управление собственной безопасности.

- А ну, давай, открывай, а то сейчас двери выломаем, - рыжий стал колотить по ним ногами.

- Папыхайло, открывайте дверь, у нас ордер на обыск, - пропищала тонким голоском женщина.

Как не мучали нашего героя страхи и сомнения, но двери пришлось открыть.

- Почему звонок не работает? - возмутился прямо с порога рыжий.

- Да у него вообще звонка нет, - произнёс длинный, приподняв очки и взглянув единственным зелёным глазом на стену.

- А ну, отойди в сторону, - отпихнула хозяина дамочка с крысиной мордой.

- Да что случилось-то? -  спросил Папыхайло.

- Он ещё спрашивает, что случилось, - произнёс одноглазый полицейский, выдавив один окуляр из своих очков. Вот теперь всё видно.

Семён взглянул на него и полюбопытствовал:

-  А что, теперь с одним глазом в полицию берут?

- Конечно, берут, из-за таких вот ворюг, как ты, недостаток кадров по всему советскому союзу.

- Какому союзу? Мы уже давно в России живём.

-  Вот я и говорю, такие, как вы, весь союз распродали и предали.

- Да я палец потерял, оберегая рубежи невидимых границ нашей родины, - Папыхайло протянул под нос Ксенофонту кулак с невидимым пальцем.

Пупандопулус взглянул на место, где был палец  и произнёс:

- Ну да, укус хороший, 12 кг на миллиметр в квадрате, отчётливо вижу две золотые фиксы. А я глаз потерял при этих самых, ну как они там...

- Мы не за этим сюда пришли, - прервал разговор рыжий, - у Вас, гражданин Папыхайло, оружие, наркотики, валюта в крупных размерах имеется?

- А Вы кто, собственно?

- Я уполномоченный по особо важным делам майор Кошкин, - протянул корочки рыжий.

- Нет у меня ни наркотиков, ни оружия, ни валюты и счастья в личной жизни тоже нет. Всё пожрал проклятый долгоносик, едрить твою за ногу. Ничего не оставил.

- Вы шутить изволите, гражданин Папыхайло?

- Да какие там шутки, долгоносик, он знаете какой прожорливый.

- Да нет, он просто издевается над нами, - произнёс Ксенофонт.

- Ну, издеваться я бы ему не советовал, как, впрочем, и шутить, это может привести к необратимым последствиям, - произнёс рыжий, подняв вверх указательный палец.

- Да вот же пистолет  под подушкой лежит. А говорил ничего нет, - послышался  писклявый голос  из комнаты.

Семён прошёл в комнату и увидел лежащий на диване наградной «макаров».

- Странно, а я думал, что потерял его. Как раз завтра хотел заявление написать об утере. Это мой наградной пистолет. Сам министр вручал, за отличную службу.

- Да врёт он всё,  на днях из такого пистолета пузыря замочили, - откликнулся из коридора Аль Капоне.

- Какого ещё пузыря? - спросил Кошкин.

- Ну, это местный авторитет на районе, был. У него ещё, говорят, 20 килограмм героина пропало.

- Да ты что, капитан, сдурел? Откуда у нас на районе 20 килограмм героина? - возмутился Семён. И пузырей здесь никаких в авторитете не бывало. Прекращай уже рисовать у меня на обоях охоту на мамонтов, это тебе не холст. Товарищ Кошкин, мне кажется, Ваш коллега немного не вменяемый.

- Ксенофонт, хватит баловаться. Лучше бы стоящее что-нибудь нарисовал, например баталию на бородинском поле. Да и откуда в этом городишка 20 килограмм наркотика? Мне кажется ты, чужой, слегка преувеличил.

- Как откуда? С Афганистана караваном Абдул Баки через Панджшерское ущелье пригнал до Таджикистана. А там Мирза на КАМАЗе через Монголию и Китай, ну а потом через Амур на байдарках.

- А пограничники-то куда смотрели?

- Какие пограничники? Там пограничников не было, это же всё ночью было. Пограничники все по домам спали со своими боевыми подругами.

- Товарищ майор, посмотрите, тут какие-то пакетики с белым веществом, - вновь пропищала дамочка.

Всё трое подошли к дивану, на котором лежало два полиэтиленовых прозрачных пакетика с белым порошком.

- Ну вот, я же говорил. Это он пузыря убил тремя выстрелами в голову и одним в руку. Или наоборот, одним в голову и тремя в руку, - вскричал Ксенофонт. Вот такие и позорят честь мундира, от того и лампасы на генеральских брюках не держатся. Они со стыда убегают.
 
Папыхайло не стал терять чувства самообладания, а, взяв со стола пачку Беломора и спички, вальяжно уселся в кресло. Помяв папиросину, дунул в неё и прикурил.

- Какие наркотики, какое убийство, какие лампасы? Вы что мне шьёте? - спросил он, закидывая ногу на ногу и пуская дым. Обыск, между прочем, должен проходить при понятых.

Дымное колечко опустилось на голову рыжего, образовав нимб.

- Этого ещё не хватало, - вскричал одноглазый милиционер, пытаясь разогнать рукой дым и случайно врезал Кошкину подзатыльник.

Майор покосился на коллегу:

- Слушайте, товарищ капитан, а не могли бы вы присесть в кресло и помолчать немного?

Ксенофонт сделал обиженное лицо и уселся, приподняв полы плаща и бросив шляпу на диван.

- Я ему! А он меня! Да я больше слова не скажу.

- Крыса! То есть Лариса Петровна, пройдитесь по соседям, найдите понятых.

- Есть, Афтондил Поликарпыч.

Дамочка выпорхнула из квартиры, на ходу выхватив папирус из рук Семёна и затянувшись.

- Курить вредно, это убивает клетки головного мозга, - прокричал он уже с порога.

- Глядя на Вас, я это заметил, - парировал в ответ неудавшийся наркобарон.

- Мне кажется, товарищ майор, он нам хамит, - произнёс Ксенофонт, находившийся в полулежачем положении и закинувши ноги на журнальный столик.

Рыжий присел на краешек дивана.

- Да что ты, капитан, мелешь-то? Хамит, это же негр. А здесь мы наблюдаем типичного представителя украинской национальности. Он думает, что хитрый, но не понимает, с кем связался.

Семён закурил новую папиросу и, задрав майку, почесал пузо.

- Сами вы хамло. Пришли ко мне домой, натоптали, стены изрисовали, наркоту подбросили. Я ещё вашего ордера не видел. Предъявите, пожалуйста!

Паук в углу комнаты перестал чесать свой фашистский крест и снова начал плести паутину. Рыжий встал с дивана, вытащил из папки листок бумаги, свернул его в трубочку и прищёлкнул бедного паучка.

- Ты зачем животину загубил, ирод проклятущий? - возмутился Папыхайло.

- Вы хотели ордер, вот, держите, пожалуйста, читайте.

Майор развернул листок и подал Семёну. Папыхайло взял в трясущиеся руки документ, с находившимся на нём убитым товарищем. Коллега всё так же обитал в углу,  но уже в виде чёрного пятна.

- Ну и что вы тут состряпали?

«Орден номер 66, выдан майору Кошкину А. А. на производство обыска и ареста по месту нахождения Папыхайло С. И., где бы он ни был. Ген. прокурор Тараканов, секретарь Блохина, зам. министра внутренних дел Мухин».

- Какой Тараканов, какой Мухин, какая Блоха?  Ты по что паука замочил?

- У меня к нему личная неприязнь, - ответил Кошкин.

- И у меня тоже очень личная, он на меня косо посмотрел, - проговорил Ксенофонт. Кстати, товарищ капитан, мы ещё не осмотрели вторую комнату. Давайте взглянем, что у нас там есть.

Кошкин открыл дверь в комнату и на обозрение всех троих предстали четыре вьетнамских девушки. Дамы сидели за столами и строчили на швейных машинках джинсы.

- Сен тяо со гаи, - произнёс майор девушкам.

- Сен тяо большой кон мео, - произнесла одна из них и продолжила работу.

- Ты посмотри, Ксенофонт, да он в рабстве держит иностранных граждан. Вот наглец! Это что же у нас получается? Хранение и распространение наркотических средств в крупных размерах, статья 228 п, от 3 до 15 лет. Использование рабского труда, статья 127.2,  до 5 лет. Хранение незарегистрированного оружия, статья 222 п1, до 3 лет. И того намотал ты себе, Семён Иванович, 23 годика.

- Он ещё, товарищ майор, пузыря замочил!

-  Ну да, точно, убийство с целью наживы, статья 105, от 8 до 20 лет. Ну, тебе, Иваныч, 20 дадут, я постараюсь. И того 43 года. Хотя за убийство можно и пожизненно сделать. Там, товарищ капитан, может вместе с пузырём ещё кого убили? Может женщину беременную рикошетом зацепило?

- Да не, вроде только пузыря кокнули, Афтондил Поликарпыч. Но ему ещё оскорбление сотрудников при исполнении можно припаять, это до года исправительных работ.

- Да ладно тебе, Ксенофонт, оскорбления мы ему простим, так и быть.

Семён судорожно вцепился в ручки кресла.

- Да вы чего, мужики? Какие наркотики, какое убийство? Да я этих вьетнамских женщин впервые вижу. Дамочки, вы кто? Откуда здесь взялись?

Папыхайло вскочил с кресла и зашёл во вторую комнату.

- Девушка, Вас как зовут? - обратился он к первой попавшийся луноликой особе маленького роста.

- Меня зовут Нгует, хозяин. Вы что, забыли? - ответила та, вдевая нитку в челнок старинной машинки Зингер.
   
- Вот это хозяин, даже имена наложниц позабывал,-  откликнулся из кресла Ксенофонт.

- Милая девушка, ну скажите Вы им, что мы незнакомы! - Семён подошёл к ней поближе, положив руку на плечо.

- Да Вы что, хозяин, это же я, Ваша луна.

Она поправила волосы на голове, и тут Папыхайло увидел, что у той идёт кровь из виска.

- Девушка, да у Вас кровь идёт.

- А это Билл из пятой роты спецназа. Он поспорил с товарищем, что попадёт с двадцати метров, и попал.

- Какой Билл, что за спецназ? Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит?

Семён повернулся к рыжему с удивлённым лицом.

- А вот и мы, - послышался писклявый голос с порога.

В комнату сначала вошла полицейская, а за ней следом мужчина. Мужчина был небольшого роста, сутул и крепкого телосложения. Одет он был в рваную робу заключённого с вещмешком за спиной и длинной палкой в руке.

- Ах вот ты где, падла, живёшь, - прохрипел, показав две золотые фиксы во рту вошедший. Не подфартило, я погляжу тебе сегодня, ментяра.

Папыхайло отскочил за кресло, в котором развалился Аль Капоне.

- Вы где его взяли? Это же он мне палец откусил. На нём три убийства, разбой, вымогательство и два изнасилования. Ему же пожизненное светило.

- Где взяли, где взяли? Здесь в подъезде сидел, сухари грыз, - откликнулась дамочка.

- Гражданин, у Вас паспорт имеется?

- Ксиву ещё не выправил, иду до знакомого художника. Но к завтрему состряпаю, как пить дать, - произнёс понятой, лихо, через зубы, сплюнув на пол.

- Да вы что, издеваетесь? Вы кого привели? Какой подъезд? От него болотом пахнет, он же сырой по пояс Вскричал Семён.

Лариса Петровна, Вы где понятого нашли? - спросил Кошкин, оглядев сутулого с низу в верх.

- Ну, на болоте, и что такого. Гляжу, идёт, а за ним собаки гонятся. Ну, я и помогла человеку, а он понятым быть согласился. Я же не знала, что он без паспорта.

Ксенофонт встал с кресла и подошёл к уголовнику, взяв его двумя руками за воротник.

- Ты чего это, сутулый, в побег пошёл, а паспорта не прихватил?

- Ну, ты, одноглазый,  грабли от меня убрал.

Уголовник вывернулся, оставив робу в руках агрессора и отпихнул того на диван. Ксенофонт схватил пистолет, подвернувшийся под руку и лежавший до сих пор там.

- Ах, ты, урка, на представителя власти руку подымать! Да я тебя сейчас при попытке к бегству!

- Успокойся, чужой, - раздался голос из коридора.

В комнату вошёл мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, крепкого телосложения. Имел он худощавое лицо, вздёрнутый нос, маленький рот и чёрные глаза без видимых зрачков, отзеркаливающие всё вокруг. Одет был в  чёрный костюм-тройку, красную рубашку и синий галстук, выправленный из-под пиджака, на котором была зелёная надпись «босс».

- Ксенофонт, ты что забыл, что этот пистолет не стреляет? Он же его подсолнечным маслом смазывает. Ну и балаган вы тут устроили. Крыса, сутулого верни, где взяла, пускай сам с собаками разбирается. Найдёшь понятых поприличнее, если, конечно, понадобятся.

Обладатель фикс сделал кривую мину.

- Я назад не хочу, меня там собаки задрать могут.

- Ничего, ты с ними найдёшь общий язык, гавкать хорошо умеешь.

- Ну, дайте хоть броды.

- Броды тебе ни к чему, а лыжи вот в самый раз. Крыса, дай ему лыжи и верни на прежнюю позицию.

- Слушаюсь, мой повелитель.

Дамочка с крысиной мордашкой подала сутулому его рванину и, взяв его за руку, удалилась вместе с ним из квартиры.
 
Босс уселся в кресло,  закурив трубку.

- Значит так, дорогой мой Папыхайло. Зовут меня Абриэль. Я демон блуда, пьянства, азартных игр, лени и гордыни. А это моя свита, - указал он вытянутой ладонью на рыжего и Ксенофонта. Та, что ушла, это крыса или свинья. Это уж как Вам будет угодно. Это чудо в плаще, чужой. А рыжего господина зовут Балберит, он тоже демон и моя правая рука. Так вот, дорогой мой Семён Иванович, ситуация у Вас не завидная. Либо мы упечём Вас пожизненно на зону, либо Вы согласитесь на маленькую услугу для нас. Другого не дано. Надеюсь, Вы уже поняли, что мы в состоянии это сделать?

Семён присел на краешек дивана.

- А если не понял?

- Ну, если не понял, сейчас мы вернём того парня с лыжами и оставим вас поговорить наедине. Ну, а потом поедешь на зону за изнасилование четырёх вьетнамских девушек, убийство и торговлю наркотиками. Вот и подумай, если ещё не понял.

- Хорошо, а какая услуга-то?

- У тебя есть сестра, зовут Таня, так?

- Ну да, есть, но я её уже много лет  не видел.

- Вот и повидаешься. Она живёт в этом городе по адресу -  улица Ленинградская, дом 3, квартира 48. Мне нужно, чтобы ты уговорил её прийти 19 августа в храм и прилюдно отречься от Господа. Всё просто. Если сделаешь это для нас, то обещаю, что оставшиеся дни своей никчёмной жизни ты ни в чём не будешь нуждаться.

- Да откуда здесь в городе моя сестра? Мы с ней не виделись много лет. После смерти наших родителей каждый пошёл своим путём. Она уехала куда-то в Сибирь, а я на Украину. И для чего вам это?
 
- А нечего было фамилию менять, она бы и нашла тебя, товарищ Михельсон Авраам Вениаминович. Стыдно ему, видите ли, за свои еврейские корни. Нужна она мне, потому как вы от колена Вениаминова, как и Сын Божий, и живёт в непрестанных молитвах без греха. А моему Господину это не угодно. Вот и муженька своего вымолила, хотя, признаться, тот ещё разгильдяй. Сроку у тебя  месяц до преображения. Так что думай. Будем считать это всё репетицией, не доводи до спектакля. Я тебя умоляю, Сёма.

Абриэль встал,  похлопав Папыхайло по плечу, и испарился.

- Он оказывается у нас Михельсон, а говорил, татаро-украинец. Вот хитрый гад, нутром чуял,  что-то ни то, - произнёс Ксенофонт, вставая с дивана. Корову на двое разрубил, зад доил, а перед в щах варил.

Чужой подошёл к Папыхайло и пощёлкал тому по уху со словами:

-  Брынь, брынь, брынь. Звучит не плохо, однако, - произнёс он, пройдя в коридор и удалившись.

Балберит шагнул к Семёну и заглянул ему в глаза:

- Сроку месяц тебе, думай, Абраша.

Затем, повернувшись к вьетнамским девушкам, обратился к старшей:

-  Нгует, а вы с девочками отправляйтесь пока в Ханой в свои урны с прахом. Если будет надо, я вас вызову.

Луноликая, цикнув что-то на своем, хлопнула ладонью о стол и её подруги испарились. Затем она подошла к Семёну, который сидел с потупившимся взором.

-  А это Вам на память, протянула  ему маслёнку и джинсы с лейблом на них «Врунгель из Техаса».

- Давай уже, лети милая, не отвлекай человека, - рыжий хлопнул её по попке, раздался хлопок, как от выстрела, девушка испарилась, а на пол упала пуля.

Майор наклонился,  поднял её, зажал, между двумя пальцами и промолвил:

- Калибр 5,45, от автомата Калашников, Билл-то из кольта по ней стрелял. Что-то она не договаривает. Враньё, кругом враньё, нет правды на земле и истины здесь вряд ли мы найдём.

- А говорят, истина в вине, - произнёс Папыхайло, обратив свой потупившийся взор на Балберита.

- В вине? Интересно знать, в каком? Каберне, портвейн, кагор, а может, монастырская  изба? Наверное, кагор, выпил и просветлел. Как можно вином загладить вину?

- А я тебе скажу, рыжий, вино, как кровь. Кровь Того, кто проливал её за нас. В Нём истина и искупление. Когда мы причащаемся к ней, то и находим истину. 

- Что ты мелешь, Папыхайло? Он давно уже от тебя отвернулся. Такие, как ты, там не нужны. Тебе один путь, вместе с нами. Понравилась вьетнамочка? Вижу, понравилась. Твоя будет и не только одна она. Я тебе такую Ким Бесенджер с дивными очами и всем остальным подберу, глаз не оторвёшь.

- Может, отведёшь?

- Оторвёшь, отведёшь, какая разница. Ты, главное, сделай, что тебя просили, а там уж как тебе заблагорассудится, можешь и глаза ей вырвать. Хотя с глазами, мне кажется всё-таки посимпатичнее будет.

- Да не надо мне никаких вьетнамок. Меня на некрофилию не тянет.

- Ты, Семён, сам-то что, лучше? Только что дышишь пока, но это временно. Для Него ты уже мёртв, а вот мы в тебе нуждаемся. Пока нуждаемся! Пользуйся  моментом. А надо будет, мы найдём другой способ к твоей сестрёнке подобраться. Всё, давай, сиди и думай. Мне пора, дел много. Надо ещё к одному знакомому кардиналу на венчание двух морских пехотинцев успеть. Столько дел, столько дел, мир сам катится в ту сторону, куда нам надо, только поспевай.

Балберит потрепал Папыхайло по шевелюре, обратился в кота, передёрнул лапами и выпрыгнул в форточку.
   
Семён, оставшись один, взял пистолет и подумал:

-  Может застрелиться и проблем никаких? Ага, как же тут застрелишься, когда он не стреляет. Вообще, это трусость  и не выход из сложившейся ситуации? У меня есть месяц, может чего и придумаю. Но чует моё сердце, выжидательная позиция здесь не пройдёт. Паук вон довыжидался, бедный мой соседушка.

Папыхайло  положил пистолет на журнальный столик и стал его  аккуратно  разбирать. Протёр тряпочкой липкий затвор, затем рамку со стволом. Обтёр пружину, ударно-спусковой механизм, затем обойму и все патроны.

- И чёрт меня за ногу дёрнул послушаться этого Пыжикова. Подсолнечным маслом смазывай, подсолнечным маслом дёшево и сердито, - бурчал себе под нос Семён.

Он взял подаренную маслёнку и, аккуратно смазав все детали, собрал пистолет обратно.

- Ну вот, теперь нормально, - улыбнулся Папыхайло, передёрнув затвор.

Затем он убрал оружие в сейф и запер его.

- Ну, ничего, ничего, что-нибудь придумаем, - успокаивал он сам себя. Утро вечера мудренее.

Семён прошёл на кухню, закинул в рот две таблетки снотворного и запил их кипятком из чайника. Затем, пройдя в комнату, улёгся на диван, закинув ногу на ногу.

- Да, а эта вьетконговская дамочка выглядит очень даже ничего. Ну, а если надеть на неё коническую шляпку и повесить автомат на шею, то очень даже сексуально. Тьфу ты, да она уже лет 50 как померла. И имя такое красивое, Нгует. Да что со мной сегодня? Не иначе как этот рыжий что-то намухлевал. Наверное, зелье мне в чайник какое-то подкинул. Она же мелкая, ноги кривые, глаза узкие, да ещё и подстрелена каким то Биллом. Вот блин, косоглазая, а ведь симпатичная. Точно этот Балберит через неё чары на меня навёл. Какая же она очаровательная.

С этими мыслями наш герой задремал.
 
И вот уже Семён стоит с поплавочной удочкой у бескрайнего водоёма, за спиной лес, а вдалеке дымит множество труб. Из леса скачет на полном ходу тачанка. В карету запряжён казак, на месте извозчика сидит крыса, а кот за пулемётом.

- Тпруууу, - вскричала крыса, дёргая поводья.

Повозка пошла в управляемый занос и подняла облако пыли. Кот вылетел из кареты вместе с пулемётом. Поднявшись и отряхнувшись, он произнёс:

- Послушай, крыса, дрифтовать совсем не обязательно было.

-  А я что, я ничего, это Ксенофонта понесло.

- Чужой, ты куда прискакал?

- Как куда, в Ярославль, как и хотели.  Чего, рыжий, возмущаешься?

- Ты где тут Ярославль увидел? Где купола, где Волга?

- Да то же Рыбинское водохранилище, - вскричала крыса. Чуете, какая вонь идёт?  Там стоит город Череповцы.

- Не Череповцы, а Череповец, - поправил её кот. Это ещё ничего, они там недавно новые очистные поставили, было хуже.

- Ай, ай, яй,  бедные черепани, как они тут выживают?

-  Да не черепани, а череповчани, как как, принюхались уже. Нет ничего слаще дыма  родного завода. Они запах родины за сто вёрст чуют, когда с курорта едут.

- Чужой, тебя куда занесло? Мы же на 250 км перескочили.

- А я-то что? Я по навигатору шёл. Она мне говорит, через сто км поверните направо,  а там поворота не было, ну я прямо и поскакал.

Ксенофонт скинул с себя уздечку, снял и подул на дымящиеся подковы.

- Ну и дурачок же ты. Надо было не останавливаться, так, глядишь, и до Казани бы доскакали, - проговорила крыса.

- Ба, кого я вижу, это опять Папыхайло. Ты кого здесь поймать хочешь?

- Знамо кого, сома на завтрак. Я сейчас поймаю, а моя луноликая красавица мне его приготовит на костре.

- Да здесь же все сомы передохли давно. Если только крокозяблика с двумя головами, а повезёт, можно вислоухого долгопята поймать.

- Какие долгопяты? Таких не существует.

 В разговор вмешался Балберит:

-  Вполне возможно, что и не существует, но к данному водоёму это не относится. Так что если поймаешь, рекомендую для начала в уксусе отмочить, суток на трое.

- Вы чего сюда прискакали? Портки постирать не дают, рыбки половить на лоно природы тоже. Запрягайте своего одноглазого и скачите отсель до Магадана. Зачем вы в мою жизнь лезете?  Чего свои поганые носы везде суёте? - закипел Семён.

- Ты по какому праву на нас орёшь? Где хотим там и катаемся. У нас страна свободная, - возмутилась крыса. А ну, чужой, давай запрягайся, поехали отсель до Ярославля.

 Чужой надел остывшие подковы и уздечку, встав на четвереньки.

- Но-о, трогай, -  дёрнула вожжи крыса.

Тачанка тронулась и покатилась в обратную сторону.

- Ты к сестре не забудь зайти, а то раздавим как паука, но после отсидки, - произнёс кот, сидевший в обнимку с пулемётом.

Карета скрылась за деревьями и из леса полилась песня:

- Ой ты Волга матушка, Волга вольная.

Утром с головной болью и в помятом виде Семён явился в свой рабочий кабинет. Коллега по работе Надежда Петровна Лисичкина как обычно сидела за компьютером и ползала по сайтам знакомств.

- Что, Надька, жениха нашла?

- Какое там. Вчера познакомилась с одним, молодой адвокат, атлетического телосложения. На фото в одних плавках, ну вылитый Шварценеггер. Лицо волевое, мужественное, такое же симпатичное,  как у Арнольда. И имя  красивое, Джами. Написал, что влюблён с первого взгляда в мои очи, что уста мои прекрасны, как врата рая. Сказал, что увезёт меня на родину, туда, где всегда тепло и до моря рукой подать.

- Ну и что?

- Ну что, что. Пришла на встречу оказался дворник, зовут Джамшуд. До Арала у него на родине действительно рукой подать, пара сотен километров и тепло. Но я туда не хочу.

- Ну, ты ищи, ищущий да обрящет.

Наде не везло с кавалерами, но надежды она не теряла. Люди ведь находят друг друга и в 50 и в 60 лет. А вот у Семёна была проблема посложнее. Работать не хотелось, да и стоило ли. В любом случае, либо в тюрьму, либо в роскошь, как обещал Абреиэль. Хотя этот и обмануть может. В том, что всё произошедшее вчера был не дурной сон, Папыхайло был уверен. И то, что он не сошёл с ума, это тоже. А значит, надо идти к сестре.

- Ты знаешь, Семён, что твой подопечный вчера дал дёру?

-  Какой подопечный?

- Ну, сутулый вчера сбежал с зоны.

- И что, поймали?

-  Представляешь, собаки след взяли, уже в болото загнали. А он, гад, где-то лыжи взял и на лыжах по болоту ушёл.

- Ну, так что, не нашли?

- Да сам на дорогу вышел, уазик хотел угнать. С лыжными палками на водилу наехал, а у того три омоновца в машине сидят. Как раз со стрельб ехали. Так что упаковали по полной программе. Тебя, кстати, упоминал. Сказал, что ты заведующий наркотрафиком по области и занимаешься работорговлей.

- И что, поверили?

- Ты что, Сёма, с ума сошёл? Какой из тебя наркобарон?

Папыхайло приподнял верх фуражки и почесал лоб.

- Ну да, действительно, какой из меня барон, да ещё нарко. Это он всё злиться на меня за прошлое. Как я его тогда заломал. Не зря в детстве на бокс ходил.

- Да ты же в сутулого тогда четыре пули всадил. Какой бокс? Тебя и хватило на один удар, и то сразу без пальца остался.

- Да ну тебя, Надька, всё вечно испортишь. Пойду я лучше прогуляюсь, что-то душно.

Семён вскочил со стула и вышел, хлопнув дверью. 
 
Прогуливаясь по аллее парка, Папыхайло размышлял, как же ему дальше быть. Откуда взялась эта троица, во главе со своим боссом и почему именно на него пал выбор. Жил себе и жил, никого не трогал.

-Я и сестры-то  много лет не видел, чужой человек уже. Кто я такой, что она должна отказаться из-за меня от Бога? Да и как можно отказаться? Но ведь я-то однажды сделал это. Родители пока были живы, непрестанно молились, читали Библию и в нас вкладывали  Его слово. Ведь я же не был таким когда-то. Безразличие, нелюбовь, жадность, блуд, всё это пришло потом. Не Он отказался от меня, а я отвернулся от Него. Мысли Папыхайло прервал старческий голос:

- Не надо откладывать на потом то, что можно сделать сегодня.

На лавочке сидел пожилой человек лет семидесяти. На дедушке была больничная пижама и тапочки-зайчики. Он сидел, опираясь на палочку, и разглаживал длинную седую бороду на морщинистом лице.

- Простите, что Вы сказали?

- Я говорю, нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Однажды я не решался подойти к одной девушке, которую любил и это за меня сделал другой. Больше я так полюбить никого и не смог. В итоге провожу свои дни в одиночестве и сожалею об упущенных возможностях. Мне кажется, лучше несколько раз ошибиться, чем потом сожалеть о том, чего ты не сделал.

На лице старика появилась грустная улыбка.

- Да, да, да, не откладывать на завтра, Вы правы, - ответил Семён. Ленинградская, дом 3, квартира 48, надо идти сейчас, незамедлительно и безотлагательно идти. Спасибо, дедушка.

Старичок натянул на голову двуугольную шляпу с кокардой.

-  Удачи тебе, сынок, на поле брани.

Наш герой уже не слышал, он спешил на Ленинградскую. 

Семён нервничал, звонок, ещё звонок, неужели никого нет дома? Наконец, с той стороны послышались шаги, и раздался щелчок дверного замка. На Папыхайло смотрела до боли знакомая личность.

- Ба, Задрищенко, а ты чего здесь делаешь?

Дмитрий не был готов к такому повороту событий. Он думал, что всё закончилось, а тут опять этот милиционер.

- Моя фамилия Ищенко, я здесь живу. И пистолета твоего не брал, мне его подбросили.

- Ух ты,  посмотрю, хороший бланш тебе посадил, - начал потирать руки Папыхайло. Нечего на чужих баб заглядываться.

- Не обольщайся, это не ты, а вот я-то тебе заехал нормально. Впрочем, извините, товарищ капитан.

- Да ладно, проехали, я здесь не за этим. Мне нужна Таня.

- А больше тебе никто не нужен? Ты что, Папыхайло, совсем оборзел?

Дима начал переминать руками.

- Да нет, ты меня не понял, Таня - это моя сестра.

Семён схватил двумя руками за плечи Дмитрия и потряс его.

- Ты что, дружище, никак с запоя выйти не можешь? Какая сестра?

- Можно я зайду? Там и поговорим.

Дима впустил не званого гостя в прихожую.

- Ну, так Таня дома?

- Нет её, она ещё на работе.

- Давай, хозяин, пройдём на кухню, забыл, как тебя зовут.

- Да ты и не знал. Дима меня зовут, проходи.

Они уселись за кухонным столом.

- Слушай, Папыхайло, я пистолет твой не брал. Мне его подбросили. И не надо вмешивать в это мою жену. Сейчас я тебе его принесу, и давай разойдёмся мирно.

- Да мой пистолет при мне. Я не за этим сюда пришёл. Мне нужна твоя жена, а по совместительству моя сестра.  Тогда на дне рождения с тобой играл в карты один тип. Помнишь?

- Конечно, помню.

- Ты мне не поверишь, Задрищенко, но это демон, и с ним ещё целая шайка странных личностей. Я тебе точно говорю, Димон. И это не белочка!

- А, значит, они и до тебя добрались. Эта компашка была у меня на днях, хотели, чтобы я из твоего пистолета застрелился. Только он у тебя не стреляет. Так и отпустили, сказали, что Господу не угодно. Я вот после этого всю жизнь свою изменить решил. Пить больше не буду и по женщинам ходить. Веришь, даже матерного слова с тех пор не сказал.

- Ну, значит, ты меня понимаешь, Димон. Ко мне вот вчера припёрлись, хотят на зону упечь за наркотики, убийство и работорговлю. Сказали, должен идти к сестре и уговорить отречься от Господа. А я даже не знал, что она в этом городе живёт. С молодости раскидала нас судьба и не знали друг о друге. У нас же фамилия Михельсон, евреи мы от колена Вениаминова. Оказывается с Христом вроде как родственники. Вот и хотят через нас Ему досадить.

- Я знаю, что она Михельсон, Таня от своей фамилий не отказывалась.  Нет, Семён,  от Господа она не откажется. Думаю, что ты и сам понимаешь. Ведь наша жизнь на земле кратковременна. Ну, получим мы здесь и сейчас какие-то удовольствия, проведём её в роскоши, блуде и пьянстве. А дальше-то вечность в горнило ада. Запихнёт тебя на лопате какая-нибудь свинья в печку крематория, и будешь там гореть до суда, а потом суд и опять на лопату. Не иди у  них на поводу, лучше отсидеть. А мы за тебя молиться будем. Вот я и Библию начал читать.

Дима протянул Папыхайло Евангелие.

- Хорошо тебе, дружище, рассуждать. А я ни за что должен с уркаганами чалиться. Молиться они за меня будут.

Семён скривил лицо.

- Так уж и ни за что?

На пороге появилась Таня.

- Господь не попустит нам испытания сверх меры. Вот какой мерой мерял, такой и тебе отмерено будет. Явился всё-таки, знала, что придёшь.

Она положила тяжёлые сумки.

- А ты тоже хорош, сидит дома, мечтает о высоких материях, жизнь свою изменить собрался. Вера без дел мертва, - обратилась она к Диме. Ничего в вашей жизни не изменится, пока будите заниматься мечтаниями. Вот скажи мне, Семён, кто создал всё на земле и на небе?

Она села на пуфик в коридоре.

- Странный вопрос, конечно, Бог.

- Так что же, Он не имеет власти над Абриэлем или Балберитом? Почему ты боишься их, а страха Божьего не имеешь? На мёртвую вьетнамку повёлся, на мнимую роскошь, всё это прах. У тебя есть лишь одна ценность, это твоя душа. О ней думай. Неужели же Господь не может вырвать тебя из их лап, если ты обратишься к Нему за этим? Покайтесь искренне перед Ним, и вернёт Он вас в своё лоно.  Не достанет  вас Абриэль и никакая другая тварь, если за Бога держаться будите. Собирайтесь, пойдём в храм.


Абриэль и Балберит сидели на лавочке в парке Гоголя:

- Что-то мы недооценили эту Татьяну Вениаминовну. Тут надо как-то более лукаво подступить, - произнёс Босс.

- А может наоборот отступить от неё, раз уж Он за ней стоит? - ответил Балберит. В мире так много людей, которые ищут с нами встречи. Мы же без работы не останемся.

- Может ты и прав, дружище. Но как мы объясним это хозяину?

- А и объяснять ему ничего не надо. Он же не спрашивал Господа, когда заварил эту кашу. Кто он есть? Сегодня хозяин, а завтра и мы хозяевами можем быть. Хватит ему уже ноги лизать.

- Ты знаешь, Балберит, меня тоже посещала эта мысль. Так ты со мной?

- Конечно с тобой, мой хозяин.

- А этих-то что, с собой возьмём? - указал на Ксенофонта и крысу Абриэль.

Чужой и свинья перебирали пулемёт на тачанке и смазывали его подсолнечным маслом.

- Давай возьмём! Пропадут ведь без нас. Самые лучшие слуги - это верные и тупые, от них не надо ждать подвоха.

-А ты-то у меня, Балберит, верный или тупой?

- Да ты что, хозяин, я всегда с тобой, ты же знаешь. Пусть меня подстрелит этот пулемёт, если я говорю неправду.

И тут раздалась пулемётная очередь.

- Они же даже его собрать не успели, - удивился кот, вынимая пулю из плеча.