Еще раз PRO
Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
И.С.Тургеньев.
Пролог
Как спокойно и радостно на душе, когда жизнь из бурной, непокорной горной речки превращается в широкую, полноводную реку, неспешно плывущую между невысоких берегов, обрамленных зарослями кустарников с островками кудрявых деревьев, склоняющих свои ветви прямо к воде. Не хочется никуда спешить, суетиться, спорить, что-то доказывать и отстаивать свою правоту. Стол, накрытый льняной скатертью, чайник с ароматным травяным чаем, сдобные булочки и мягкий свет угасающего дня из окна, и рядом любимый человек, с которым так хорошо и легко молчать, потому что все ясно и понятно без слов. Это и есть счастье.
Теплый, весенний день клонился к концу. Нагулявшись по переулкам и улочкам старой Москвы, мы с женой вернулись домой. Усталая она прилегла на кушетку и свернулась калачиком. На ее недолгую жизнь выпало немало испытаний, и мне хотелось уберечь и защитить ее от новых. Я достал из шкафа старый в клеточку шерстяной плед, укрыл ее и присел рядом. Странно, - вдруг подумал я - как незнакомые и чужие люди становятся близкими и родными? Что должно произойти с нами, чтобы мы ощутили счастье только от одного присутствия рядом другого человека? Ответ уже был во мне, но я никак не мог его сформулировать. А может быть его и нельзя выразить словами, а только почувствовать, ощутить, как иногда мы ощущаем незримое присутствие Бога в нашей жизни.
Стало очень тихо и только едва заметное колебание пледа выдавало легкое дыхание безмятежно спящего человека. Я встал и подошел к окну. Начиналось самое любимое мной время суток - весенние сумерки. На цыпочках я прошел к входной двери, открыл и тихо запер ее за собой. Очутившись на улице, я перешел через дорогу и оказался на дорожке Чистопрудного бульвара, утопающего в молодой зелени деревьев. Я выбрал одну из свободных скамеек и расположился на ней так, чтобы в просветах деревьев видеть пруд. В субботний вечер здесь было тихо. Машин практически не было, маленьких детей тоже. Москва уехала за город на природу.
Я всегда любил смотреть на вечернее небо, когда происходит волшебство преобразования его цвета, как будто некий художник широкими мазками пытается раскрасить небесный холст. Здесь нет ярких и сочных красок, художник использует только цветовые полутона, плавно переходящие из одного в другой. Сначала он положил бледно-голубой цвет, потом добавил местами темно-синий, который через некоторое время стал превращаться в фиолетовый. Тонкой кисточкой обвел края пепельных облаков бледно-розовой краской и в конце решил все закрасить черным, начиная с востока и плавно опускаясь на западе. Вся эта художественная метаморфоза происходила не только на небе. Здесь на Чистых прудах небесная сфера соединилась с земной, отразившись в зеркале воды. Наверное, точно также и небесный рай мог существовать на земле, если бы мы сами своим грубым воздействием постоянно не разрушали бы его.
Ночь потихоньку вступала в свои права. Зажглись фонари. Их желтый свет рассеивался молодыми зелеными листьями, и казалось, что сами деревья светятся своим внутренним светом. Я закрыл глаза и погрузился в свои воспоминания. Вспомнил детство –– счастливое и беззаботное время, когда жизнь казалась бесконечной и все еще было впереди. Потом память унесла меня во времена моей молодости, когда не только моя жизнь резко поменялась, но изменилось все вокруг. Я вспоминал свою работу, свой бизнес, смерть родителей и жизнь вдалеке от родины. Мне казалось, что все это было очень давно и произошло не со мной, а с другим человеком, воспоминания о котором хранит моя память. Действительно, в разные периоды жизни внутри нас живут разные люди, думающие и чувствующие по-разному. И только память является тем мостиком, который соединяет их и дает ощущение непрерывности нашей жизни.
Постепенно веки мои отяжелели, и я задремал. Проснулся я от резкого толчка; так всегда бывает, когда голова падает на грудь. Я встряхнул головой, прогоняя остатки сна, и огляделся. Пора идти домой. Было уже достаточно поздно, да и стало прохладно. Посмотрев в конец аллеи, я увидел две странные фигуры. Поначалу мне показалось, что идут двое пьяных, немного покачиваясь в разные стороны. Потом я подумал, что это дурачатся два подростка. По мере их приближения я понял, что ошибся - по направлению ко мне двигалась пожилая пара. Невысокого роста мужчина и женщина, стремясь удержать равновесие, прижимались друг к другу плечами. Издалека эта пара напоминала заглавную букву Л, слегка раскачивающуюся при ходьбе. Оба были одеты в легкие светлые плащи. На головах были шляпы, из-под которых выбивались прекрасно сохранившиеся светлые кудрявые волосы. Когда они поравнялись со мной, мужчина чихнул три раза, каждый раз приговаривая:
- Правильно... правильно, правильно.
- И какую же теорему сейчас доказывает твое чихание? - голос женщины был по-юношески звонок и в нем звучали нотки шутливой иронии.
- Я тебе только что говорил, что я уйду первым. А чихание мое всегда сбывается, и ты это знаешь – похоже, мужчина говорил вполне серьезно.
- И куда же ты собрался без меня?
- Как куда? В лучший мир.
- Так, значит, ты меня здесь бросишь, а сам отправишься в лучший мир - говоря это, женщина бросила на меня озорной взгляд, приглашая быть свидетелем их разговора.
- Я тут буду мучиться и страдать, а ты там будешь прохлаждаться и наслаждаться. Хорошо устроился.
- Аленька, ты, как всегда, все переводишь в шутку, а я серьезно говорю. Нужно все заранее продумать и сделать соответствующие распоряжения.
- Илюшка, прекрати быть занудой. Тебе это совсем не идет. И потом прекрати чихать, иначе ты всех перезаразишь, и они уйдут раньше тебя.
Она рассмеялась, подхватила мужчину за руку и сказала:
- Мы с тобой будем жить еще очень долго и счастливо.
Я улыбнулся и продолжил про себя:
- И умрем в один день. - так обычно говорят.
История первая. Мама
Было начало 90-х годов. Сумасшедшее время для создания бизнеса, сколачивания капитала, время челноков, палаток и красных пиджаков. Время, когда можно было разбогатеть за несколько дней и за еще меньшее время все потерять. Время авантюристов и жуликов, демагогов и олигархов. А еще это было время гибели старой империи, а вместе с ней и всех идеалов и принципов, на которых выросло не одно поколение людей. Менялось все, чем раньше гордились, о чем мечтали, что любили и презирали. Самое страшное, что ломались судьбы людей, их жизни. В одночасье тридцать процентов населения огромной страны оказалось заграницей, отрезанных от родных, друзей и знакомых. Люди не знали, как строить дальше свою жизнь. Той привычной и размеренной жизни, в которой все было так понятно и надежно, больше не существовало. Государство, еще вчера определявшее все сферы жизни человека, вдруг стало чужим и безразличным. Тяжелее всего было пожилым людям. У них не было ни сил, ни времени, чтобы приноровиться к новой действительности, да и не могли они, прожив большую часть своей жизни развернуться вместе со страной на сто восемьдесят градусов, не разрушив себя. И, если вначале им было тяжело только морально, то затем они в полной мере ощутили на себе все «прелести» дикого капитализма, съевшего все их накопления и подарившего им нищенскую старость. Молодому поколению тоже было непросто. В момент становления их личности произошла кардинальная переоценка практически всех человеческих ценностей. Родители с их «устаревшими» представлениями о добре и зле в момент этого перелома уже не могли служить примером для подрастающего поколения. За дело взялись средства массовой информации, провозгласившие себя вестниками новой жизни, новых идеалов и принципов. И если вначале они были в какой-то степени независимыми, то через некоторое время власть денег очень быстро прибрала их к рукам. На пьедестал был возведен толстосум с мешком денег, происхождение которых ровным счетом не имело никакого значения. Этому «герою» следовало поклоняться, на него надо было равняться и во всем ему подражать. Конечно, не все было так плохо. У людей стало больше простора для самореализации, открылись границы, и появилась возможность увидеть мир. Люди приобрели свободу в творчестве, в выборе профессии и места жительства. К сожалению, плата за все это оказалась слишком высокой. Люди оказались не готовы к свободе. Не имя внутренних нравственных границ, такая свобода стала превращаться в рабство, в зависимость от всевозрастающих желаний и страстей. Началась гонка за богатством без правил и ограничений, и на этой дороге человеческая жизнь полностью обесценилась. Достаточно прийти на любое кладбище в любом городе, чтобы увидеть там результаты этой гонки, Такого количества памятников с молодыми лицами не было со времен последней войны. Очень важно, чтобы в это непростое время рядом находились близкие и любящие вас люди.
Я окончил институт в самом конце перестройки по специальности программирование и информационные технологии. Надо сказать, что эта профессия оказалась одной из самых перспективных и востребованных в этот период истории страны. Компьютер наравне с автомобилем стал символом благополучия того времени. Провозглашенная властью компьютеризация в производственном секторе, в управленческих структурах, учебных заведениях открывала простор для бизнеса. Нужно было только этими возможностями воспользоваться. Я упросил родителей снять все свои деньги со сберкнижки и вложил их в покупку первых двух компьютеров. Продав их, я получил огромную по тем временам сумму денег. Преодолев соблазн потратить их на покупку машины, я решил расширить свой бизнес. Для снижения собственных издержек я отправился заграницу сам. Первой зарубежной страной была Венгрия. Венгрия во времена СССР входила в состав, так называемого, социалистического лагеря. Но к моменту моего пребывания там оказалось, что социализмом здесь давно не пахнет. Практически все крупные и малые предприятия были приватизированы. Пышным цветом расцвел теневой бизнес. К нему я и обратился. Быстро закупив партию компьютеров, я позволил себе расслабиться и насладиться достопримечательностями Будапешта, одного из красивейших городов Европы. Справедливости ради надо сказать, что первое время я ходил только по магазинам. Тогда после пустых прилавков советских магазинов мне казалось, что я попал в волшебную страну; такого изобилия я не мог даже себе приставить. В последствии, бывая в более развитых странах, где уровень жизни был намного выше, чем в Венгрии, я уже не испытывал такого восхищения и восторга.
Вернувшись домой, я с удивлением обнаружил, что продать свои компьютеры по той же цене, что и первые, мне не удастся. Кооперативы, появившиеся в конце перестройки в новой России, быстренько превратились в частные фирмы и были не прочь нагреть руки на челноке. Я понял, что надо создавать свою фирму. К этому времени я познакомился с парнем, у которого были те же проблемы, что и у меня. Мы решили сложить свои начальные капиталы и основали совместную фирму. Дело пошло намного быстрее и уже через год мы стали достаточно солидной организацией, которая занималась не только продажей компьютеров, но и решением различных IT задач. Но в какой-то момент мы достигли своего потолка. Дальнейший рост требовал выхода на более высокий уровень работы. Для этого необходимы были связи или, как говорили, «крыша». Я познакомился с одним чиновником, который оказывал услуги по получению выгодных контрактов. За определенную мзду, весьма немаленькую, он снабжал нашу фирму заказами, и мы начали быстро расширяться. Через некоторое время я превратился в весьма обеспеченного человека с зарубежным банковским счетом. Наш покровитель тоже рос, и росли его аппетиты. В один прекрасный день он пришел ко мне с предложением крупных проектов, для которых нужно было создать новую фирму. В ней он собирался стать учредителем. Для этого надо было перевести все активы существующей фирмы на новую и избавится от моего партнера. На мое возражение он дал понять, что, если я откажусь, он обратиться к партнеру и я останусь ни с чем. «Пойми — это бизнес. Здесь нет ничего личного» - сказал он мне тогда. Решение далось мне с трудом, но перспектива потерять всё меня испугала. Угрызения совести мучили меня недолго, и, в конце концов, я успокоил себя тем, что мой партнер поступил бы точно так же. Тем не менее, я постарался как можно быстрее забыть обо всем, и продолжил свое восхождение к вершинам бизнеса.
Я давно уже жил отдельно от родителей. Снимал квартиру на Ленинском проспекте, где жил со своей подругой. Ее звали Элла. Элла была высокой и стройной блондинкой. Веселая и беззаботная, она всегда была готова к любым авантюрам, которым мы предавались, время от времени. Меня вполне устраивало, что она никогда не требовала от меня каких-либо обязательств по отношению к себе. Элла приехала из провинциального городка, где самым большим развлечением был поход в кинотеатр, а самым большим приключением – поцелуи и объятья с каким-нибудь работягой на последнем сеансе в том же кинотеатре. Здесь, в Москве, у нее началась другая жизнь. Рестораны, ночные клубы, фитнесы и косметические салоны полностью заполнили ее жизнь. Мы стали часто выезжать заграницу и это приводило ее в полный восторг. Я много работал, уставал и мне, естественно, нужна была разрядка и Элка отлично подходила для этого.
К этому времени умер мой отец. Он так и не смог пережить краха своей страны. Раньше, в период перестройки, мы часто с ним спорили обо всех переменах в жизни. Он считал, что верхушка власти нас предала и что все происходящее заведет страну в тупик. Я его пытался убедить, что этот политический и экономический строй давно исчерпал себя и нужно двигаться по пути, по которому идут все цивилизованные страны. Он горячился и пытался доказать, что мы не все, что у нас своя историческая миссия. На это я возражал ему, что бедность не может быть не только исторической, но и любой другой миссией. Как правило, наш спор заканчивался на повышенных тонах. Мама никогда не принимала участия в них, она только смотрела на нас с мольбой и чаще обращалась ко мне, чтобы мы прекратили ругаться, потому что у отца слабое сердце. Теперь, когда его уже нет рядом, я лучше понимаю его, но тогда мне казалось, что он, как и все старики, безнадежно отстал от жизни.
Мама жила одна в своей двухкомнатной квартире. Я не очень часто бывал у нее. Когда приезжал, привозил деньги, продукты, оплачивал коммунальные счета. Времени на общение у меня не хватало, да и не знал я, о чем с ней говорить. Случилось так, что мы уехали с Эллой зимой на три недели на Мальдивы позагорать и покупаться. По возвращении я не сразу позвонил маме. Было много работы, и я набрал ее номер только через неделю. Мне никто не ответил. В течение двух следующих дней я несколько раз повторял попытки, но результат был тот же. Пришлось поехать к ней. Дома никого не было. Не зная, что предпринять, я решил позвонить соседям по лестничной клетке. Дверь открыла старушка (по-моему, ее звали Мария Ивановна). На мой вопрос, не знает ли она где ее соседка, она ответила, что маму увезла «скорая» недели две назад. В какую больницу ее поместили, она не знает, но посоветовала мне поторопиться, иначе будет поздно. Мне показалась, что смотрела она на меня с осуждением. Все оставшееся время до вечера я пытался найти маму. Однако мне это не удалось. Элка посоветовала обзвонить морги, но я не решился.
На следующее утро я нашел маму в больнице в районе Преображенской площади. Мне пришлось ждать до вечера, когда разрешалось посещать больных. Я давно не был в больницах, и посещение этого заведения произвело на меня удручающее впечатление. Больничный запах, смешанный с ароматами местного общепита, рваное в пятнах постельное белье, ободранный линолеум на полу, больные в коридорах - от такого даже здоровые люди могли заболеть. В справочном мне сказали, что мама лежит в кардиологическом отделении, но номер палаты они не знали. Медицинский пост располагался в конце коридора, заполненного койками с больными, лежащими в проемах между палатами. Когда я, наконец, добрался до цели, мне пришлось ждать минут двадцать, пока из двери напротив не появилась неопрятного вида медсестра. Она сообщила, что "ваша мамаша" лежит где-то в середине коридора. Получалось, что я прошел мимо нее и не заметил. Оказалось, что в этом не было ничего удивительного. Мама так сильно похудела, так что я с трудом узнал ее.
- Мама, это ты? - мой вопрос прозвучал, наверно, довольно глупо.
Увидев меня, она слабо улыбнулась и взяла за руку. Рука была неестественно худой и совершенно невесомой.
- Мама, что случилось?
- Да вот что-то с сердцем, все время болит в груди.
- Что говорит врач?
- Сказал, что надо сделать более серьезное обследование, а пока вот лежу здесь.
- Ладно, я попытаюсь сейчас поговорить с врачом.
Но поговорить мне не удалось. Лечащий врач уже ушел, а дежурного найти никто не мог. Я вспомнил про своего знакомого, у которого были связи в медицине и тут же позвонил ему. Он обещал помочь. Мы договорились с ним назавтра связаться.
Потом я сбегал в близлежащий магазин, купил фруктов, но мама отказалась от них; сказала, что не может совсем их есть.
На следующее утро мне позвонил мой знакомый и дал телефон, как он сказал, "очень опытного врача", при этом предупредил о необходимости оплаты за консультацию. "Опытный врач" оказался импозантным мужчиной лет шестидесяти в дорогом костюме и очках в золотой оправе. После осмотра мамы он отозвал меня в сторону.
- На 99 процентов у вашей мамы рак желудка - сообщил он мне, - и судя по ее состоянию весьма запущенный. Точнее будет ясно после гастроскопии и компьютерной томографии.
- Что же делать? - спросил я.
- Прежде всего, ее надо забрать отсюда и перевести в специализированную клинику. Для определения степени поражения организма необходимо сделать КТ. У нас в России сейчас всего несколько мест, где это можно сделать нормально и то за большие деньги. Я дам вам номер телефона одного посредника, он поможет устроить вас в онкологический центр вне очереди.
Придя домой, я рассказал обо всем Элке. Она стала меня уговаривать, чтобы я оставил все как есть.
- Пойми, - говорила она, - рак — это неизлечимая болезнь и это знают все. Ты все равно не вылечишь свою мать, только потратишь большие деньги без всякого результата.
Но что-то внутри меня восставало против этой безысходности. Последние годы жизни научили меня преодолевать всякие препятствия и не бояться трудностей. Через день я встретился с посредником. Им оказался невзрачного вида субъект со странным именем. Звали его Иннокентий Аполлинариевич. Говорил он так тихо, что мне пришлось несколько раз переспрашивать его имя, при этом он постоянно оглядывался. Когда он назвал сумму за свое посредничество, я чуть не выругался. Видимо зная заранее мою реакцию, он тут же сообщил мне, что эти деньги пойдут, в основном, в администрацию клиники, в приемное отделение и врачам. Его доля здесь очень маленькая. В конце он добавил:
- Очередь сюда, между прочим, на полгода вперед. Так, что решайте сами.
- А если вы меня обманите? - спросил я его.
- Деньги отдадите в приемном отделении, когда маму вашу определят. Не волнуйтесь, я здесь занимался этим еще в советское время. Так, что ничего не изменилось, кроме суммы денег.
Через два дня мама уже лежала в этом центре. По работе мне необходимо было выехать заграницу. Чтобы не терять время я решил в этот раз ограничиться только деловой частью поездки, что очень расстроило мою Элку. Я поехал один, но, к сожалению, мне пришлось задержаться. Возникли проблемы по контракту, требующие безотлагательного решения. Прилетев в Москву, я сразу из аэропорта поехал в клинику. Увидев маму, я понял, что ей стало хуже. Я бросился к врачу. Врач, выслушав мою эмоциональную речь, предложил сесть и довольно безразличным голосом констатировал следующее:
- У вашей мамы рак третьей степени. Ей 78 лет. У нас негласное правило таких пациентов отправлять домой, иначе мы испортим себе статистику. За это по головке не погладят.
- Послушайте, чтобы попасть сюда я заплатил огромные деньги и считаю, что имею право требовать другого отношения к моей матери – возмутился я.
- Теперь вы послушайте меня – врач повысил голос. - Я не имею понятия, ни о каких деньгах. Если вас что-то не устраивает, обращайтесь в администрацию, к заместителю главного врача.
У входа в кабинет зам главного врача никого не было, но не было и приема по личным вопросам. Преодолев сопротивление секретарши, я все-таки прорвался в кабинет. Я допустил ошибку, начав разговор с тех же претензий. Зам главного врача, выслушав меня, заявил, что я обманом за взятку оказался в клинике и что он вынужден, будет обратиться в соответствующие органы, если я не покину его кабинет. Выйдя от него, я прошел по коридору до холла, где просто упал в кресло. Надо было что-то решать.
- Отказал? – напротив меня сидел мужчина и грустно улыбался.
- Да, хотя я заплатил немаленькие деньги.
— Значит маленькие. Этот товарищ берет по-крупному.
- Как можно торговать здоровьем людей? – моему возмущению не было предела.
- Так это же бизнес. Ничего личного. – последовал ответ, который я уже раньше слышал.
— Это бизнес?
- Еще, какой выгодный. Бизнес, который будет актуальным всегда. Послушайте, плюньте на это заведение. В Подмосковье есть больница, которая специализируется на таких больных. Они реально лечат, да и денег не требуют.
Так мы оказались в больнице под Красногорском. Нас принял зам главного врача по лечебной части. Организовал первичный осмотр и с учетом тяжелого состояния мамы, сразу ее госпитализировал. После этого я зашел в его кабинет и хотел отблагодарить, но он конверт не взял, сказав:
- Благодарить будете, когда ваша мама поправиться. Сейчас ей нужна операция, но перед этим надо сделать «химию». У нас в стране нормальных лекарств нет. Надо ехать заграницу, лучше всего в Израиль. Там можно купить качественные и проверенные медикаменты.
Израиль ассоциировался у меня с войной евреев с арабами. Теракты, перестрелки, демонстрации протеста со слезоточивым газом — все это никак не воодушевляло на поездку туда. В какой-то момент я даже подумал, что может быть Элка права и мне стоит оставить все как есть. Но это была лишь минутная слабость. Я решил лететь, тем более что безвизовый режим позволял быстро решить мою проблему и мне не надо было там долго задерживаться.
Четыре с небольшим часа полета, и я вступил на землю обетованную. Все оказалось совсем не так, как я себе представлял. Я попал на курорт. Море, солнце, пальмы и веселье, которое не затихает ни днем, ни ночью. О войне напоминали лишь редкие солдаты с автоматами, которые спешили куда-то по своим делам. Моей целью была аптека и, чтобы ее найти мне не пришлось прилагать больших усилий. Говорят, что язык до Киева доведет. Здесь это можно понимать практически буквально. На русском языке говорит почти треть всего населения Израиля и большинство русскоязычных это выходцы с Украины. Оказавшись в аптеке, я показал листок бумаги, на котором врач написал необходимые мне препараты. Девушка - провизор на чистейшем русском объяснила мне, что эти препараты имеются в наличии, но на них нужен рецепт.
- Я же покупаю за деньги. Зачем рецепт? - моему удивлению не было предела.
-У нас другие правила, чем в России. Без рецепта можно купить зубную пасту или крем.
- Но что-то можно сделать? - спросил я ее.
- Я дам вам номер телефона фирмы, которая занимается организацией лечения зарубежных клиентов. Там вам должны помочь.
Через час я встретился с представителем фирмы на входе в огромную клинику, располагающуюся в самом центре Тель-Авива. Нам была назначена встреча с ведущим онкологом. Молодая женщина в строгом белом костюме повела меня по множеству коридоров через весь огромный корпус клиники. В конце концов, мы пришли в уютно обставленный холл с живыми цветами. Кабинет врача резко отличался от тех кабинетов, в которых мне пришлось побывать в России. Здесь была домашняя обстановка с картинами на стенах, с фотографиями на огромном столе и книжным шкафом, в котором стояли самые разнообразные книги, а не только по медицине. Суперсовременный ноутбук стоимостью не меньше, чем 5000 $, дополнял интерьер. Посмотрев результаты обследования мамы, врач через мою сопровождающую сообщил мне, что ситуация довольно запущенная, но не безнадежная, и они готовы оказать необходимую помощь. Я спросил о цене вопроса, но конкретного ответа не получил.
- Необходимо сделать полное обследование прежде, чем обсуждать бюджет лечения. - ответила за него женщина.
А я подумал: какой выгодный бизнес, если только за одно посещение врача приходится выложить 800 долларов.
О том, сколько ж будет стоить все лечение, было даже страшно подумать. Я благополучно купил все необходимые препараты и в два часа ночи уже был в Москве.
Для мамы наступили тяжелые дни. Она очень плохо переносила курс химиотерапии. Похудела еще больше, хотя казалось, что больше некуда. Я мог легко поднять ее на руки, как будто это был десятилетний ребенок. Но она никогда не жаловалась и переносила все страдания с какой-то детской улыбкой. Когда я приходил ее навещать, глаза ее светились таким счастьем, что я чувствовал свою вину, что не пришел пораньше и не подарил ей больше минут радости. Так продолжалось почти два месяца. Я сильно уставал. Если раньше я после работы мог позволить себе расслабиться, то сейчас практически каждый вечер ехал к маме. Элка злилась на меня. Ей было скучно и одиноко.
Наконец, курс химиотерапии был закончен и назначен день операции. Предстояла резекция желудка - тяжелая операция, учитывая состояние и возраст мамы. Вечером накануне операции я навестил ее. Мама была совершенно спокойна. Она спрашивала меня о моей работе, о планах на отпуск и постепенно подвела разговор на тему о моей будущей семейной жизни.
- Ты не думал еще о том, что пора уже завести семью? Тебе в этом году будет 26 лет.
- Мама, это вы раньше в таком возрасте женились. Сейчас все изменилось. Необходимо вначале создать финансовый задел на будущее, а потом думать о семье. И потом у меня уж есть девушка, и мы с ней живем вместе, приглядываемся друг к другу.
- Не понимаю я таких взаимоотношений. Вы относитесь к созданию семьи, как к еде. Надкусил, не понравилось, и выбросил. Так можно до бесконечности пробовать, только из этого ничего не получится. Семья не может возникнуть сразу, ее надо строить, как строят дом. Вначале фундамент, затем стены, крышу и везде надо работать вместе, дружно. А чтобы дом получился большой и крепкий нужно, чтобы строителей было больше.
- Я так понимаю, что ты имеешь в виду детей.
- Да, без них семья никогда не будет по-настоящему счастливой.
- Но, если ты ошибся и сделал неправильный выбор. Вдруг оказалось, что живут вместе два совершенно разных человека. А тут уже дети и что дальше?
- А ты когда-нибудь видел одинаковых людей? Все люди разные. Отец твой, физик, всегда говорил, что, если взять два разных куска металла и начать притирать их друг к другу, то через некоторое время они станут одним целым куском и уже никогда не разъединяться. Они как бы проникают друг в друга и становятся, как говорят "плоть от плоти" нераздельными. Но, если нет этого проникновения, нет желания жить жизнью другого человека, то эти люди так и останутся одинокими. А самое страшное в жизни — это одиночество, когда нет рядом с тобой человека, который пойдет на все ради тебя.
- Я думал, что самое страшное это смерть.
Мама, а ты боишься смерти? – спросил я и понял, что в этих обстоятельствах задавать такой вопрос было нельзя.
Но мама отреагировала совершенно спокойно:
- Нет, смерти я не боюсь. Смерть — это часть нашей жизни. Ты знаешь, я уже однажды была рядом со смертью. Мне категорически запретили иметь детей. Врачи говорили, что при родах я с большой вероятностью могу умереть. Но мне очень хотелось иметь ребенка, и я ничего не сказала твоему отцу. Потом долго не ходила в женскую консультацию, чтобы меня не заставили делать аборт. Когда пришло время рожать, врач-акушер меня сильно отругал. Говорил, что я безрассудная, что могу умереть не только я, но и мой ребенок. Я сказала ему, что для меня главное мой ребенок, его жизнь. На это он мне возразил, что в нашей медицине главное спасти роженицу, а потом уже можно подумать о ребенке. К счастью, все обошлось, и родился ты. Ты был очень слабый. Врачи не были уверены, что ты выживешь. Это было трудное время, но мы с отцом все равно были счастливы. Наша любовь помогла нам справиться, и ты выжил.
- Почему ты раньше никогда не рассказывала об этом?
- Да, разве это важно? Главное, что ты рядом со мной – она обняла меня за шею и поцеловала. - Ладно, иди домой сынок.
- Я люблю тебя мама, – эти слова прозвучали помимо моей воли, как будто кто-то внутри меня произнес их.
Мамин взгляд был наполнен такой теплотой и любовью, что я не выдержал его и отвернулся.
- Не волнуйся, со мной будет все хорошо, - напутствовала она меня.
Не волноваться у меня не получилось. Элка была раздражена и не разговаривала со мной. Я попытался разрядить обстановку.
- Послушай, я очень устал и сейчас мне нелегко. Постарайся понять и перестань злиться.
Но она меня не слышала или не хотела услышать.
- Ты скоро вообще перестанешь приходить домой. Может быть, у тебя кто-то появился? Так ты скажи.
- Да, появился, - я тоже разозлился.
- И кто она?
- Моя мама.
- А раньше у тебя ее не было? Ты бы придумал что-нибудь правдивее.
- Тебе этого не понять.
- Где уж нам провинциалам!
У меня не было сил выяснять с ней отношения. Я лег на диван, накрыл голову подушкой и попытался уснуть.
Утром встал рано и, не завтракая, уехал на работу. После 12 часов стал периодически звонить в клинику, пытаясь узнать о результатах операции. Где-то в районе двух часов я дозвонился до врача:
- Операция прошла нормально. Состояние вашей мамы удовлетворительное. Дня два или три она будет в реанимации. После того как ее переведут в палату, желательно, чтобы первое время с ней кто-то был постоянно.
Я быстро договорился с сиделкой и использовал эти три свободных дня для разгребания завалов, скопившихся на работе.
Вскоре маму перевели в палату. В тот же день я примчался к ней. Мама все время спала, и я не смог с ней поговорить. Я пробыл у нее часа два, но она так и не проснулась. Сиделка сказала, чтобы я поехал домой и, если что-то изменится, она позвонит мне. На следующий день она позвонила и сказала, что мама пришла в себя. Я тут же приехал, но поговорить с ней опять не смог, так как в горло была вставлена трубка. Со мной говорили ее глаза, которые, как и прежде светились любовью. Я попытался ее подбодрить:
- У тебя все будет хорошо. Врач сказал, что операция прошла успешно. Нужно немного времени, и ты восстановишься.
В ответ мама закрыла глаза и попыталась улыбнуться. Я взял ее за руку. Рука была сухая и горячая. Я не мог ничем ей помочь. Единственное, что я мог сделать — это побыть с ней рядом. Через некоторое время она заснула. Я еще немного посидел с ней и уехал на работу. Так прошла неделя. Затем ей стало лучше, и она могла уже разговаривать.
В один из дней я приехал к ней под вечер. Был конец марта. Весна в этом году была ранняя. Днем солнце хорошо прогревало и воздух, и землю, так, что снег практически полностью сошел. Отдельные его почерневшие островки прятались в лесу в тени деревьев. Пьянящий воздух хотелось пить, а ощущение новой зарождающейся жизни будоражило чувства.
Войдя в палату к маме, я остановился в дверях. Меня поразило ее лицо. Оно было совсем молодым, без единой морщинки.
Вечерние лучи солнечного заката смягчили черты лица, и чувства покоя и умиротворения осветили его. У меня появилось ощущение, что я вижу это лицо впервые. Как часто мы смотрим на что-то или на кого-то, скользя поверхностным взглядом, привыкаем и перестаем замечать детали. В нашем сознании формируется некий образ, с которым мы дальше идем по жизни и этот образ, как правило, остается неизменным. Но в какой-то момент, когда что-то меняется внутри нас, мы начинаем видеть все по-другому, видеть то, что открывает нам наше сердце.
Я сел рядом с ней и взял ее за руку. Мы долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Я заговорил первым:
- Ты сегодня выглядишь очень хорошо. Это значит, что ты пошла на поправку.
- Я и чувствую себя замечательно. Ты знаешь, я очень счастлива. Тебе может показаться странным, то, что я сейчас скажу, но я благодарна своей болезни. Если бы не она, мы бы так и остались с тобой дальними родственниками. А сейчас я чувствую, что со мной рядом самый родной и близкий мне человек.
Я хотел возразить ей, но понял, что, наверное, она права. Да и не нужны были сейчас какие-либо слова. Я не помню, о чем мы говорили потом. Время прошло совершенно незаметно. Наступил вечер. В палате стало темно, так как мы не зажигали свет. Как это часто было в последнее время, мама заснула, а я продолжал держать ее за руку. Не знаю, как это произошло, но я тоже уснул.
Мне снилось мое детство. В раннем детстве я боялся темноты и вечером, когда меня укладывали спать, не мог долго заснуть. Я ждал маму, чтобы она пришла и прогнала мои страхи. Она всегда приходила пожелать мне спокойной ночи и часто ложилась рядом со мной, брала меня за руку и тихонечко пела. Вот и сейчас во сне я ощущал тепло ее руки и слышал ее голос. Чувство защищенности и безопасности накрыло меня, и я заснул уже в своем сне. Вдруг что-то изменилось, и я почувствовал безотчетный страх и леденящий холод, как будто рядом открылось окно, и зимняя стужа проникла в дом. Я открыл глаза и увидел, что мамы нет рядом, а я лежу в кровати и вокруг меня снег. Я закричал и проснулся уже по-настоящему. В палате по-прежнему было темно, и только свет от уличного фонаря слегка освещал потолок. Мамина рука была совершенно холодной и, когда я отпустил ее, она безвольно свесилась с кровати. Я все понял. Я понял, что я остался один в этом мире, что нет со мной рядом человека, который может понять, простить и принять меня таким, какой я есть, и чувство безмерного одиночества захлестнуло меня. Я не спешил кого-то звать – мне хотелось побыть с ней еще немного наедине. Напоследок я прижался губами к ее руке и только тогда заметил, что плачу.
Домой я пришел только под утро. Дверь открыла Элка. Было видно, что она вся на нервах.
- Где ты был всю ночь?
- В больнице у мамы.
- Ты же нанимал сиделку, или вы теперь вместе там дежурите.
Я ничего ей не ответил, просто прошел в комнату и сел за стол.
- Что ты молчишь? Что-то случилось?
- Мама умерла.
- Слава Богу, отмучились, – прозвучало за моей спиной.
Я резко обернулся, как будто меня ударили кнутом по спине. Увидев мое выражение лица, она произнесла уже примиряющим тоном:
- Я же говорила, что все твои усилия напрасны и не будет никакого результата.
Мне хотелось закричать, что это неправда, что усилия были не напрасны и что для меня многое изменилось. Но вместо этого я просто встал и пошел к входной двери.
- Куда ты?
- Мне надо побыть одному.
История вторая. Смерть.
Хмурый осенний день, поливающий землю мелким заунывным дождиком, прелый запах опавших листьев и тишина, которая бывает только на кладбище. Осень и кладбище созвучны друг другу, как две неизбежности увядания жизни. Обходя лужи на дорожках, петляющих между могильными памятниками, мы всматриваемся в изображения тех, кто нашел здесь свое последнее пристанище. Перед нами проходит вереница людей, таких разных по своим судьбам, но объединенных одной единственной строкой, которая повторяется на каждом памятнике: две даты и тире. Даты рождения и смерти, а между ними вся жизнь человека, воплощенная в тонкой короткой линии - графическом изображении мига между прошлым и будущем, как когда-то сказал поэт.
Для любого живущего человека самой важной является дата его прихода в этот мир, и на протяжении всей жизни мы каждый год отмечаем день нашего рождения. Однако, по существу, у нас нет никакой заслуги в собственном появлении на свет. Это событие находится за пределами не только наших возможностей, но и нашей памяти. Другое дело жизнь, которую творит сам человек.
Жизнь — это чаша, которую человек сам наполняет и сам же пьет из нее, и от того, чем он ее наполнит, зависит, как пройдет этот "миг". Будет ли он наполнен счастьем, радостью, любовью, которыми человек будет делиться со всем миром или жизнь его будет отравлена ядом тщеславия, гордыни, ненависти и презрения. Кажется, что выбор очевиден, но в жизни очень часто все складывается по-другому. Как бы это не показалось странным, но иногда столкновение со смертью, когда она оказывается непосредственно перед нами, может помочь сделать правильный выбор и изменить свою жизнь.
Восприятие смерти меняется у человека в течение его жизни. В детстве, когда жизнь кажется бесконечной, смерти как бы вообще не существует. По мере взросления течение жизни ускоряется, и смерть все быстрее начинает приближаться к нам, но мы по-прежнему отказываемся взглянуть правде в глаза. Человек так устроен, что он редко задумывается о своей смерти. Смерть присутствует в нашей жизни большей частью виртуально, когда нам рассказывают о ней по телевидению или пишут в газетах: разбился самолет, загорелся дом, произошла автомобильная авария. Все это происходит где-то далеко и к нам не имеет никакого отношения, с нами ничего подобного произойти не может. Иногда мы сталкиваемся с ней непосредственно, когда умирает пожилой родственник или знакомый. Но смерть старого человека естественна, а у нас впереди еще много времени, и это не подталкивает к размышлениям о конечности нашего собственного бытия. И только в старости, когда немощь нашего тела напрямую указывает на приближение к финишной черте, мы начинаем задумываться о своей жизни. Но в этот момент мы уже ничего не можем изменить. Чаша жизни выпита до дна и последних ее капель хватит только на то, чтобы понять, как она была прожита.
Прошло более шести лет с тех пор, как я продал свой бизнес и уехал жить в Европу. Первые два года я переезжал из страны в страну, нигде долго не задерживаясь. Я вел праздный образ жизни, благо средства на моих зарубежных счетах позволяли мне не работать. По сути, я продолжал быть туристом, лишь изредка возвращающимся на родину, где все вызывало у меня раздражение. В конце концов, мне надоела такая кочевая жизнь, да и финансы стали подходить к концу. Надо было где-то обосноваться основательно, и я остановил свой выбор на Германии. Тому было несколько причин. Во-первых, мои предки были из поволжских немцем, что упрощало получение вида на жительство и последующего гражданства. Во-вторых, у меня там остались кое-какие связи по моему прошлому бизнесу. Это должно было помочь устроиться на приличную работу. В-третьих, мне нравилось отношение немцев к жизни, их трудолюбие, приверженность к порядку и вместе с тем их непосредственность, умение радоваться простым вещам. Я поселился в Берлине. В этом городе не было особенных достопримечательностей, но он был очень комфортен для проживания. В отличие от Москвы, здесь практически не бывает автомобильных пробок, в метро и наземном транспорте достаточно свободно. Люди с удовольствием ездят по городу на велосипедах, что положительно сказывается на городской экологии.
По прошествии года я полностью адаптировался и стал вести жизнь примерного бюргера. У меня образовался небольшой круг знакомых, с которыми я с удовольствием коротал вечера в уличных кафе и пивных. На выходных я путешествовал, выезжая на природу и в близлежащие города. Единственно, что немного напрягало, так это отсутствие личной жизни. Случайные связи уже особенно не прельщали, а завести постоянную подружку у меня как-то не получалось. Немецкие девушки были явно не в моем вкусе. Не отличаясь особой красотой, они еще умудрялись одеваться так, что иногда было трудно определить их принадлежность к прекрасному полу. Чтобы как-то разнообразить свою жизнь, я стал активно посещать различные выставки, которых в Берлине проводилось огромное множество на разные вкусы и предпочтения.
Однажды я забрел в музей фотографии. Я всегда считал, что фотография не является предметом искусства. Посещение этого музея кардинально изменило мое представление о ней. Умение увидеть особенное в обыденном и запечатлеть это так, чтобы заставить зрителя сопереживать увиденному, является, безусловно, искусством. Переходя из зала в зал, я подолгу задерживался у некоторых фотографий. Многие из них заставили меня задуматься о своей жизни, но я никак не подозревал, что сегодняшний день станет поворотным в моей судьбе. Я остановился перед фотографией огромного баобаба. Судя по размерам, ему было никак не меньше двух тысяч лет. Вокруг него, насколько хватал взгляд, простиралась голая пустыня. Тем не менее, в верхней части ствола росли несколько довольно корявых веток, покрытие темно-зелеными листьями. Баобаб жил и совершенно не думал о своем возрасте. В этот момент я подумал о том, что мы напрасно увлеклись разделением жизни на отдельные временные отрезки, в каждом из которых сформулировали правила своего поведения, и тем самым ограничили возможности собственной самореализации. Следующая моя мысль прозвучала вслух позади меня женским, слегка грассирующим голосом:
- Возраст не имеет значения. Важно только наше отношение к жизни.
Я обернулся и на какое-то мгновение застыл. Передо мной стояла выдающаяся французская певица Мирей Матье. Так мне показалось в первый момент. Потом я понял, что ошибся. Женщина была молодой и довольно высокой, но цвет волос, форма прически, овал лица, а самое главное огромные черные глаза могли ввести в заблуждение кого угодно.
- Поверьте, я ничего не делала специально, чтобы быть похожей на нее. Но, с другой стороны, мы все стараемся привлечь к себе внимание.
- Вы прочитали мои мысли. Я по поводу фотографии.
— Вот видите, мы с вами одинаково чувствуем, - она продолжала гипнотизировать меня своим взглядом. - Предлагаю покинуть мир, застигнутый врасплох фотографом и окунуться в живое течение жизни. Здесь рядом есть артистическое кафе, где подают прекрасный десерт. Идете?
- Я готов окунуться с вами в любое течение и плыть по нему всю жизнь.
- Ну что же, посмотрим, насколько вы хороший пловец, – произнесла незнакомка, беря меня под руку.
Ее звали Жюли. Сидя в кафе, мы проговорили с ней не меньше трех часов. Потом мы отправились к ней домой, и последующие два месяца я провел в ее квартире. Жюли занималась выставками современного искусства, начиная от различных поп-арт направлений и кончая реди-мейд инсталляциями. В круг ее знакомых входила почти вся местная богема: художники, писатели, фотографы и окружающие их болтуны и бездельники. Почти каждый вечер у кого-нибудь в доме проводилась вечеринка. Там было всегда очень шумно. Все говорили практически одновременно, не слушая друг друга, и стараясь перекричать гремевшую над всем этим сборищем музыку. Если честно, то мне там было не по себе. По сути, в этой тусовке я выглядел «белой вороной». Я приходил туда только ради Жюли, которая чувствовала себя там, как рыба в воде. В какой-то момент я так устал от такого образа жизни, что объявил забастовку на все эти вечерние мероприятия. Жюли почувствовала мое недовольство и немного поумерила свою бурную деятельность. Через некоторое время она объявила мне, что собирается вернуться во Францию.
- Мне бы очень не хотелось расставаться с тобой. Если тебя здесь ничего не удерживает, поедем вместе. У меня в Париже небольшая квартирка, почти в самом центре. Тебе понравиться. Я думаю, что смогу помочь тебе найти приличную работу. Решай.
Честно говоря, мне не очень хотелось переезжать, но я действительно был влюблен в Жюли, и мне тоже не хотелось ее потерять.
Последний раз я был в Париже четыре года назад. Мы приехали тогда с Элкой на неделю просто погулять, посидеть в кафе, покататься корабликах по Сене. В тот приезд Париж мне очень понравился.
По сравнению с предыдущими посещениями все изменилось к худшему. На улицах стало намного больше мусора, который не убирался по нескольку дней. Исчезло ощущение праздника, во всей обстановке чувствовалась какая-то напряженность. Большое число беженцев из арабских стран наводнило улицы Парижа. Они не имели работы, и среди них был высокий уровень преступности. Некоторые районы города нам вообще советовали не посещать из-за угрозы собственной безопасности.
Тем не менее, наш переезд с Жюли в Париж прошел на удивление легко. Мы жили в тихом, зеленом квартале недалеко от Собора Парижской Богоматери. Я работал системным администратором в отделении небольшого частного банка, расположенного рядом с домом Жюли. У Жюли была небольшая галерея, где она устраивала выставки, в основном, молодых, начинающих художников. Наша жизнь в Париже была не столь бурной, как в Берлине. Мы больше времени проводили вдвоем. Жюли показала мне свой Париж. Она прекрасно знала историю города, великолепно в нем ориентировалась. Я даже думаю, она могла бы написать увлекательный путеводитель по Парижу. По выходным мы выезжали за город и путешествовали по его предместьям. Особенно мне понравился Шатийон - юго-западный пригород Парижа. Он находился в пределах «зеленого кольца» Парижа. На его территории расположено множество парков и скверов, в которых так приятно было гулять, сидеть на удобных скамейках или просто лежать на траве. Мы приезжали туда много раз, и каждый раз находили для себя что-то новое.
Прошло уже больше года, как мы были вместе с Жюлями. Я все больше и больше влюблялся в нее и уже подумывал о женитьбе. Мне было с ней легко и просто. Казалось, что мы отлично подходим друг другу, и пора бы уже было узаконить наши отношения. Но я никак не решался заговорить с ней об этом. Я все время искал какой-нибудь повод, чтобы выяснить ее отношение к браку, но что-то постоянно удерживало меня от этого. Видимо, я до конца не мог разобраться в самом себе, со своими чувствами по отношению к ней. Жюли шла по жизни очень легко. Я никогда не видел ее раздраженной, расстроенной чем-то. У нее практически всегда было хорошее настроение, и улыбка редко покидала ее лицо. Пожалуй, я смогу вспомнить только один случай, когда она изменила себе.
Однажды летом мы гуляли в одном из прекрасных парков Шатийона. Мы шли под руку с ней по аллее парка и болтали о каких-то пустяках. Навстречу нам из-за поворота выбежала маленькая девочка. В руках она держала три разноцветных воздушных шарика, которые постукивая друг об друга, развивались у нее за спиной. Неожиданно один из шариков вырвался из ее рук, полетел вверх и застрял в ветке большого платана практически прямо над аллеей. К счастью, ветка располагалась не очень высоко и, подпрыгнув, я смог дотянуться до веревочки, привязанной к шарику. Я присел на корточки перед девочкой и отдал ей ее пропажу. Девочка обняла меня за шею и поцеловала в щеку, от чего я немного растерялся. В кармане у меня лежала баночка с монпансье. Я всегда брал их с собой на прогулки загород, потому что Жюли очень любила их. Я открыл баночку с леденцами и предложил их девочке. В этот момент я поднял голову и посмотрел на Жюли. Выражение ее лица поразило меня. Я никогда не видел у нее такого взгляда. Мне было трудно даже описать его. В нем была и боль, и страдание и как мне тогда показалось чувство какого-то безысходного одиночества. Это длилось одно мгновение, потом она отвела взгляд, повернулась и быстро пошла по аллее вперед. Я бросился за ней, догнал и нежно обнял за плечи.
- Что-то не так? – спросил я ее.
Ее ответ поразил меня:
– Ты не поверишь, – сказала она, - но я не очень люблю кошек и собак. То есть сами по себе они могут вызывать у меня даже восхищение своим видом, поведением. Но в качестве постоянных спутников жизни я бы не хотела иметь с ними дело, они ведь так недолго живут.
Я настолько был удивлен ее словами, что не смог ей ничего ответить. Через несколько шагов она снова стала прежней – веселой и беззаботной. И вдруг понял, что совсем не знаю свою Жюли.
Жизнь потекла дальше в прежнем русле – работа, поездки загород, походы с друзьями в кафе, на выставки и вернисажи. Единственно, что продолжало удивлять меня в ней, так это доброжелательное и, я бы сказал, подчёркнуто нежное отношение ко всем окружающим ее людям. Некоторые из них, по моему мнению, были весьма неприятными личностями, с которыми трудно было даже поддержать простую человеческую беседу. И я не понимал, почему нужно притворяться, чтобы кому-то угодить. Но у Жюли это выглядело так естественно, что невозможно было заподозрить ее в какой-либо игре.
Иногда, когда встречал ее после работы у выхода из галереи, я видел, как она общается с разными людьми, и независимо были ли это мужчина или женщина, мне всегда казалось, что между ними существует какая-то близкая, даже интимная связь. В душе рождалась ревность, но она исчезала, как только Жюли, увидев меня, сразу спешила ко мне и нежно целовала в губы.
Так прошло еще полгода. Все изменилось в одночасье. Меня отправили в командировку на два дня в Руан, где был один из филиалов моего банка. Там на месте оказалось, что работа не займет более двух часов. Я все сделал, немного погулял по городу и пятичасовым поездом поехал домой. Хотел сделать Жюли сюрприз. Но сюрприз ожидал меня. Больше всего меня удивило, что Жюли не чувствовала себя виноватой. Она быстро оделась и проводила своего партнера до выхода из квартиры. Затем вернулась и села рядом со мной на кушетку.
- Послушай, это ничего не значит и никак не может повлиять на наши с тобой отношения. Этот мальчик очень талантливый художник и я хотела его поддержать.
- А ты не могла его поддержать каким-нибудь другим способом?
- Ты не понимаешь. Он сейчас нарасхват, и я хочу первой сделать его выставку в своей галереи.
— Вот теперь понял. Это бизнес. Здесь нет ничего личного.
- Ничего ты не понял. Ты, как и все самцы собственники, думаешь только о себе. Тебе даже трудно представить, что у меня могут быть свои увлечения, свои маленькие слабости, наконец, свои тайны. А ты хочешь все контролировать, во все влезать. Но я так жить не хочу.
Мне было очень больно, но я не мог ее потерять, и я решился.
- Жюли я люблю тебя, и я действительно хочу, чтобы ты стала моей навсегда, и чтобы мы были всегда вместе и в радости, и в горести пока смерть не разлучит нас.
Я надеялся, что мои слова смягчат ее сердце, но ее реакция потрясла меня. Она вскочила с кушетки, повернулась и с какой-то давно накопившейся яростью и болью прокричала мне в лицо:
- Что ты знаешь о любви и смерти? И той боли, которая заполняет тебя, когда ты теряешь своих любимых. Смерть порождает боль, а боль дотла сжигает тебя изнутри, и, если ты хочешь выжить, ты должен убить свою любовь. Я сделала это и это мой выбор. А сейчас уходи, я не хочу тебя больше видеть.
Второй раз я уходил от своей женщины. И если первый раз у меня ничего, кроме раздражения и злости, не было, то сейчас расставание далось мне нелегко. В первый момент я решил сразу вернуться Германию, но потом передумал и решил задержаться. Честно говоря, я надеялся, что Жюли передумает и я смогу вернуться к ней. В надежде на это я остался. Жить в центре Парижа мне было не по карману, и поэтому я снял комнату в Шатийоне - в месте, где мы вместе с Жюли, как мне казалось, провели много счастливых дней. К сожалению, мои ожидания оказались напрасными. В эти дни я жил, как бы по инерции, следуя обыденному распорядку: дом, работа, дом, но при этом был как кукла, из которой удалили самую важную деталь. Цель и смысл жизни для меня были потеряны. Пытаясь заполнить душевную пустоту, я приобрел дурную привычку вести внутренний диалог с Жюли. Я разговаривал с ней по дороге на работу, дома, когда вставал утром и ложился спать. И этот бесконечный разговор стал для меня навязчивой привычной. В то же время я понимал, что все это могло очень плохо кончиться для меня.
Прошло совсем немного времени и произошло то, что в корне поменяло мою жизнь, да и меня самого. В один из воскресных дней я поехал в Париж немного развеяться. На самом деле я хотел увидеть Жюли. Выйдя из метро в квартале от ее галереи, я пошел пешком по противоположной стороне улицы. Я собирался пройти мимо галереи в надежде увидеть ее там. Неожиданно пошел дождь, а затем разразилась сильная гроза. В отсутствии зонта мне пришлось прятаться в близлежащем кафе. В кафе было много посетителей, в основном, туристы. Я заказал кофе, круассаны и свежую газету. Дождь потихоньку начал стихать, но выходить на улицу еще было нельзя. Вдруг со стороны входа послышался шум. Я поднял голову и увидел группу людей, ворвавшихся в кафе. На головах у них были платки, которые закрывали половину лица, оставляя открытыми только глаза. Один из них поднял вверх оружие, и грохот автоматной очереди поделил жизнь на до и после. Шесть человек, явно арабского происхождения, быстро распределились по всему кафе, и только один стоял неподвижно, сложив руки на груди, наблюдая, молча за всем происходящим. Сразу было понятно, что он руководит остальными. Нас всех согнали к стойке бара и приказали сесть на пол. По его приказу двери кафе были заблокированы, а на окнах опустили жалюзи. В руках у главаря появился беспроводной телефон - устройство, которое использовалось пока только спецслужбами и военными. Он отошел с телефоном в дальний угол кафе и стал довольно резко разговаривать с кем-то по телефону. Я находился достаточно далеко, чтобы услышать, о чем он говорил. После разговора он встал перед нами и на плохом французском с сильным акцентом объявил нам следующее:
- Мы хотим освободить наших братьев, брошенных в тюрьмы вашей продажной властью. Если наши требования не будут выполнены, власть расплатиться за это вашими жизнями.
После этих слов наступила тишина. Люди вокруг были напуганы. Они смотрели друг на друга, ища поддержки. Я же на удивление был спокоен, как будто все происходящее не касалось меня. Видимо боль недавней потери притупили мои чувства. Через несколько минут тишину разорвали многоголосые звуки сирен, прибывающих на площадь полицейских машин. Затем снова стало тихо. Неожиданно раздался звонок телефона, заставивший всех нас вздрогнуть. Переговоры по телефону проходили довольно долго и явно на повышенных тонах. К сожалению, говоривший был опять далеко от меня, и я снова не смог уловить суть разговора.
Разговор резко прервался, после чего главарь что-то выкрикнул по тону явно похожее на приказ. Двое из бандитов схватили ближайшего к ним мужчину, подвели его к двери и выстрелили ему прямо в голову. После этого они освободили одну из створок входной двери и выбросили труп на улицу. Все произошло так быстро, что никто в первый момент никак не отреагировал и только спустя некоторое время все осознали произошедшее. Раздались слабые всхлипывания и женский плач. Все были в шоке. Люди сидели в два ряда на полу около стойки бара. Те, кто были ближе к бандитам стали втискиваться между людьми, сидящими непосредственно у стенки стойки. В глазах у всех застыло выражение ужаса и страха. Я вдруг понял, что это не игра и что следующим могу быть я. Все внутри меня как бы оцепенело. Я впервые оказался в ситуации, когда моей жизни угрожала смертельная опасность. Время как будто перестало существовать не потому, что оно остановилось, или наоборот ускорилось. Просто все происходящее соответствовало состоянию человека, балансирующего на краю ужасной пропасти, когда разум отключается, и остаются только рефлексы. Прошло, как мне показалось, еще немного времени, и очередная жертва оказалась в руках бандитов. Им оказался молодой человек в очках. По виду, скорее всего это был студент. Он обернулся к нам и закричал как-то по-детски, тонко и пронзительно. Этот крик я никогда в жизни не забуду. Я не мог больше этого выносить и закрыл глаза. По звукам, доносившимся до моего слуха, я понял, что повторилась история с первым заложником. Меня била дрожь. Неожиданно для себя я стал молиться, чего не делал никогда в жизни. Я даже не знаю, откуда рождались эти слова.
- Господи, спаси меня. Помоги мне выжить. Если я останусь живым, я поверю в тебя и приду к Тебе. Господи, умоляю тебя, помоги мне.
Я молился пока не услышал очередной выкрик главаря, прозвучавший для меня поминальным набатом. Все чувства, кроме слуха, оставили меня. Ничего вокруг не существовало. Только глухой звук приближающихся шагов, который становился все громче и громче. А потом наступила тишина. Я был уверен, что они замерли напротив меня. В следующее мгновение я умер. И вдруг раздался женский крик. Он вернул меня к жизни. Они схватили женщину - подумал я и открыл глаза. Двое держали за руки высокого мужчину с поседевшими волосами. Сзади в него за талию вцепилась женщина, которую бандиты пытались оторвать от мужчины. Она кричала и что-то говорила, как мне показалось, по-испански. Один из бандитов ударил ее прикладом автомата по спине. Она согнулась, но не отпустила мужчину. Я понял, что это был ее муж. К ним подошел главарь, чтобы выяснить, почему не исполняют его приказ. В этот момент женщина встала между мужем и главарем. Она заговорила, переходя с испанского на французский и обратно. Вначале мне показалось, что она умоляет сохранить жизнь ее мужу. Но потом я разобрал суть ее просьбы. Она просила убить их вместе, потому что они убивают по одному заложнику, а они с мужем одно целое. Я не видел ее лицо - она стояла ко мне боком немного впереди меня, но я хорошо видел лицо главаря, точнее его глаза. В них не было жалости. Тем не менее, он долго смотрел на женщину, потом отдал какой-то приказ. Бандит, державший мужчину, что-то переспросил, и главарь резко ему ответил. После этого бандиты усадили мужчину и его женщину на их место. Все, включая меня, опять напряглись, ожидая нового выбора. Но его не последовало.
Дальнейшее сохранилось в моей памяти довольно смутно. В какой-то момент раздались выстрелы, и последовал приказ:
- Всем на пол, закрыть глаза!
Прогремели выстрелы, помещение заволокло едким дымом и сверху на нас стали падать вооруженные люди в камуфляжной форме. Через минуту все было кончено. Впоследствии, я узнал, что над кафе был небольшой технический этаж, в котором размещались воздуховоды и вытяжка. Спецназ со снайперами проник туда и практически мгновенно уничтожил всех террористов.
Нас выводили под руки на улицу. Там было большое число полицейских машин и машин скорой помощи. Ко мне подошли два медика, укрыли меня зачем-то одеялом и повели к санитарной машине. Я сбросил с себя одеяло и сказал им, что со мной все в порядке. Они пытались меня удержать, но я вырвался от них и побежал от этого ужасного места. Я пробежал несколько кварталов и бежал до тех пор, пока дыхание не перехватило так, что мне пришлось остановиться, согнувшись пополам. Потом меня вырвало. Так я простоял минут десять, а затем снова побежал. Только теперь в обратную сторону. Мне надо было увидеть лицо той женщины, взглянуть в ее глаза, в глаза человека, для которого жизнь без своего любимого не имела никакого смысла.
На улице перед кафе было все так же много полицейских и врачей, но часть машин скорой помощи уже уехала. Я ходил между людьми, заглядывая в их лица в надежде найти ее. Мне казалось, что, увидев те глаза, я обязательно ее узнаю. Но все было безрезультатно.
На следующий день я прочитал в газетах об успешной операции полиции и спецназа, завершившейся уничтожением семерых террористов. К сожалению, отмечалось, что погибло два заложника, которых невозможно было спасти.
Остальных спасла любовь.
История третья. Исповедь
Чистый лист бумаги на столе остается девственно белым лишь до той поры, пока мы не коснемся его пером. Первое слово, предложение, точка меняют его сущность, и эта сущность может быть совершенно разной. Это могут быть стихи о любви или письмо матери своему сыну, а может это будет анонимка или донос на ближнего своего. Лист бумаги может сделать другого человека счастливым, а может сломать ему жизнь. Но самое главное заключается в том, что написанное начинает воздействовать и на самого автора, делая его лучше или хуже в зависимости от той самой сущности, изложенной на бумаге. Так происходит и в нашей жизни, историю которой мы сами пишем. Только листом бумаги является наша душа, чистая и невинная в нашем детстве. Как бы мы не старались, но в ней неизбежно будут появляться "кляксы", "грязные строчки", которые нам захочется стереть. Кто-то пытается убрать их сразу, а кто-то посчитает их незначительными, поскольку впереди еще так много свободного и чистого места. Но, однажды, оставив пусть даже небольшую грязь, мы невольно привыкаем к ней. А привычка становится, как известно, второй натурой. И вот уже прошли годы, а "лист" души нашей превратился в грязный черновик, на котором нет свободного места, и ничего нового и полезного там уже нельзя поместить. К сожалению, лишь немногие способны взглянуть честно на все свои записи и ужаснуться их бессмысленности и никчемности, и ужаснувшись, смыть их слезами искреннего раскаяния. Только тогда можно будет начать жизнь с чистого листа.
После событий в кафе я не мог больше оставаться в Париже. Мне хотелось вырваться из города и жить где-нибудь на природе. Меня прельщала мысль о жизни в тихом местечке на берегу моря. Кроме того, я не забывал своей клятвы, данной там, у стойки бара. Будучи русским человеком, я естественно думал, прежде всего, о православном христианстве, но на Западе я вряд ли нашел бы себе такого наставника, который помог мне в вопросах веры. Возвращаться в Россию мне не хотелось, несмотря на то что к началу двухтысячных жизнь там стала понемногу налаживаться. Однажды, гуляя по Парижу, я зашел в туристическое агентство. Девушка, занимавшаяся мной, предложила несколько вариантов отдыха у моря. Она дала для изучения проспекты, в которых красочно описывались достоинства и красоты каждого варианта. Именно там я нашел то, о чем так долго мечтал. Это был греческий остров Корфу. Расположенный в Ионическом море, он являлся одним из центров православия. В столице острова, городе Киркира, располагалась известная на весь христианский мир церковь Святого Спиридона Тримифунтского. Там же хранились его нетленные мощи. Я быстро оформил путевку в один из отелей Корфу с тем, чтобы на месте принять окончательное решение. Действительность превзошла все мои ожидания. Остров очаровал меня с самого начала. Наверное, сад Эдемский был похож на этот остров: всюду пышное цветение, плодоносящие деревья кумквата и лимона, оливковые рощи с притаившимися в них пчелиными ульями. Люди, живущие там, оказались доброжелательными, работящими и глубоко верующими. Я поселился недалеко от города в семье местного грека, занимавшегося производством оливкового масла. Окно моей комнаты выходило на море, которое в этой части острова практически всегда было спокойным. У окна росли два лимонных дерева, аромат цветов которых невозможно описать.
Я познакомился с настоятелем храма Святого Спиридона. Он немного говорил по-русски, что значительно упростило процесс моего воцерковления. Для начала отец-настоятель порекомендовал мне подготовиться к крещению и дал мне несколько книг, включая библию. Он сказал, что желательно прочитать хотя бы одно евангелие, а потом, если возникнут вопросы, книги, посвященные его толкованию. К нему же я мог прийти в любое время, чтобы он мог помочь мне.
Время, проведенное за чтением духовных книг, благоприятно сказалось на моем состоянии. Душевная рана, полученная в Париже, полностью затянулась. Этому также способствовали покой, красота и умиротворение, царившие вокруг меня на этом острове. Я крестился в день Святой Троицы, так что этот день стал для меня двойным праздником. Не могу сказать, что испытал что-то необыкновенное в момент крещения, но последующие несколько дней я ощущал безотчетную радость, как будто меня одарили чем-то очень ценным. Со временем это чувство немного притупилось, но на душе все равно было светло. Дальнейший мой путь к Богу оказался не столь простым и радостным. Больше всего меня озадачила исповедь. До этого времени, я считал, что у меня не было серьезных, да и вообще каких-либо, грехов. Никогда прежде не задумывался о своих поступках и мыслях. Я был доволен собой и считал себя хорошим человеком. Всем этим я поделился с отцом-настоятелем. Он сказал мне, что в таком состоянии нельзя идти на исповедь, и дал еще книг. Честно говоря, тогда мне показалось, что поиск собственных грехов носит несколько надуманный характер. Глупо копаться в себе, выискивая свои недостатки, чтобы потом выложить их на исповеди в виде некого отчета. Тем не менее, я честно пытался разобраться в себе с помощью книг и наставлений моего наставника. Не могу сказать, что особо преуспел в этом, но как-то постепенно втянулся в религиозную жизнь: регулярно посещал храм, исповедовался и причащался.
Казалось, что я обрел то, о чем мечтал, но, прожив на острове полтора года, я вдруг затосковал. Устал от солнца, моря, жары. Мне вдруг захотелось зимы, снега, дождя, желтых листьев на деревьях. Мне захотелось общения на родном языке. Для меня это было удивительно, ведь я считал себя человеком мира и никак уж не ожидал от себя такой ностальгии по родине. Все время, проведенное до этого на острове, я не прикасался к компьютеру. Теперь, воспользовавшись наличием интернета, стал активно искать своих бывших одноклассников, сокурсников и знакомых. Искал по памяти, вспоминая их имена и фамилии. Нашел немногих, да и те не горели желанием идти на контакт. У всех была своя жизнь, свои заботы и хлопоты. Я даже попытался найти своего бывшего партнера по бизнесу, чтобы попросить у него прощение за мое предательство. Но это ничего не дало. То ли электронные адреса были не те, то ли он не захотел со мной общаться.
Однажды осенью я сидел у компьютера и, задумавшись, смотрел в окно на море. Был тот редкий случай, когда море было неспокойным. Размеренный шум прибоя действовал на меня завораживающе, так, что я закрыл глаза и растворился в музыке волн. Неожиданно пискнул компьютер, сообщая мне о приходе сообщения по почте. Я обернулся к нему и открыл сообщение. Это было письмо, и вначале я не мог понять от кого оно. Но, начав читать, уже не мог оторваться.
“Здравствуй. Ты, наверное, забыл меня, ведь прошло столько времени. Я пишу тебе в надежде, что это письмо ты получишь и прочтешь. Я никогда не пользовалась электронной почтой, так, что прости, если что не так. Мне нужна твоя помощь. Точнее не мне, а одному ребенку. Он очень болен и ему нужны импортные лекарства. Без них он может умереть. Это действительно так, я тебя не обманываю. Я теперь не умею обманывать. Я изменилась с тех пор, когда ты ушел от меня. Ты совершенно правильно сделал, что ушел от меня. Сейчас я сама бы ушла от себя той, которую ты знал больше восьми лет назад. Тогда я думала, что тебе надо побыть одному, а потом ты вернешься ко мне. Но проходили дни, недели, а тебя все не было, и я поняла, что ты никогда не вернешься. Я не могла жить одна, ведь я нигде не работала. Славу Богу, первое время у меня была квартира, в которой мы с тобой жили. Ты заплатил за полгода вперед за ее аренду. Но мои запросы требовали достаточно больших денег, а у меня их просто не было, ведь раньше все оплачивал ты. Я по инерции старалась вести прежний образ жизни, правда без прошлого размаха. Неожиданно мне повезло, как мне тогда показалась, хотя сейчас я уже так не думаю. В одном баре ко мне подошел красивый мужчина. Его звали Гиви. Он был из Грузии, и как все грузины умел очень красиво ухаживать. С этого момента моя жизнь стала похожа на сказку. Каждый мой день начинался с огромного букета белых роз и шампанского, которые он приносил мне в постель. Гиви любил покупать мне новую одежду и смотреть, как я ее примеряю. Он всегда давал мне деньги, много денег. Я никогда не видела более щедрого человека. Мы ходили по театрам и на концерты, проводя почти все время вместе. Тогда мне казалось, что я вытащила в жизни выигрышный лотерейный билет. Так продолжалось почти год, а затем он пропал. Просто исчез, не говоря ни слова. Я не знала, где его искать. При мне он никогда ни с кем не встречался, а я за все это время даже не удосужилась спросить его фамилию. Потом я почувствовала себя плохо. Меня часто тошнило и рвало, но к врачам я боялась идти. Я была дурой, так как слишком поздно поняла, что я беременна. Когда я все же обратилась к врачам, мне сказали, что аборт делать уже поздно. Слава Богу, у меня хватило ума не пойти к частным специалистам по этому делу.
Надо было как-то жить. У меня скопилось небольшая сумма, оставшаяся от Гиви, но я понимала, что надо экономить. Тем более, что с ребенком я вряд ли смогла кого-нибудь себе найти. Я сняла маленькую квартирку в ближнем Подмосковье и устроилась работать продавщицей в продуктовом магазине. Через девять месяцев у меня родился здоровый и крепкий мальчик. Я назвала его Евгением в честь моего умершего отца. Я никогда не думала, что буду такой счастливой и первый год я буквально не отходила от моего мальчика. Потом мне надо было выйти на работу, и я договорилась с соседской бабушкой, которая согласилась сидеть с ним днем. Она не требовала денег, только просила ее кормить. В обеденный перерыв я прибегала домой покормить сына и бабушку, благо в магазине можно было забрать некоторые продукты, оставшиеся после пересортицы. Время бежало незаметно. Мой малыш рос здоровым мальчиком, и я никак не могла насмотреться на него. По-моему, он был очень красивым. Когда ему исполнилось два года, он начал ходить, и я тратила почти все свои деньги на то, чтобы его модно одеть. В тот момент я перестала думать о других мужчинах, ведь в моей жизни уже был самый главный мой мужчина. Мы жили дружной семьей: я, мой Женечка и бабушка, которую мы с сыном звали баба Ксения. Я думала, что это счастье будет длиться вечно, но я ошибалась. Говорят, жизнь идет полосами: черная - белая, черная - белая, но я не могла подумать, насколько черной окажется следующая полоса моей жизни. Я потеряла своего сына. Как всегда, придя домой в обед, я обнаружила дверь в квартиру открытой. Баба Ксения спала в кресле, тихо похрапывая, а моего мальчика нигде не было. Разбуженная баба Ксения поведала мне, что они с Женечкой покушали, и он сел около ее кресла играть в кубики. Пока он играл, она нечаянно заснула. Мы выскочили с ней на улицу и стали его везде искать, ведь он не мог далеко уйти, так как еще не очень хорошо ходил. Мне казалось, что вот сейчас за поворотом, деревом, скамейкой я увижу его, схвачу на руки и зацелую. Но проходил час, другой, но его нигде не было. В отчаянии я побежала по близлежащим улицам, громко выкрикивая его имя. Услышав мои крики, около меня остановилась милицейская машина. Меня отвезли в отделение, где я написала заявление о пропаже моего мальчика. Прошло три дня. Я не могла ни есть, ни спать. Вечером третьего дня ко мне пришел пожилой мужчина. Он сказал, что мой сын жив и сейчас находится у своего дедушки. Я не знала никакого дедушку. Он объяснил, что это отец Гиви, а Гиви убили в бандитской разборке. Этот человек дал мне денег и настоятельно рекомендовал, чтобы я прекратила свои поиски. Я пошла в милицию и все там рассказала. После моих слов, в милиции решили закрыть дело о пропаже, поскольку местонахождение ребенка известно, и он находится у своих родственников. Они мне посочувствовали, но большего от них я не смогла добиться.
Жизнь для меня в тот момент закончилась. Мне стыдно вспоминать то время. Я бросила работу, пристрастилась к спиртному. С квартиры пришлось съехать, так как за нее нечем было платить. Часто ночевала на улице с бомжами. Я была никому не нужна. Только баба Ксения меня жалела и всегда пускала к себе. В один из осенних вечеров я уснула на лавочке в скверике. Вдруг я почувствовала, что меня кто-то гладит по голове. Открыв глаза, я увидела священника, склонившегося надо мной. Так я познакомилась с отцом Спиридоном. Он повел меня к себе. Его деревянный дом располагался рядом с храмом, мимо которого я часто раньше проходила. Нас встретила его жена - матушка Марфа. Они усадили меня за стол, накормили, а потом уложили спать, при этом, ни о чем меня не спрашивая. На следующее утро я рассказала свою историю отцу Спиридону. Он долго молчал, глядя на меня, а потом сказал, что сын мой жив и это главное. В жизни бывают более страшные вещи и нельзя никогда отчаиваться. Надо жить дальше. Пока он предложил мне жить у них в гостевой комнатке и работать нянечкой в детском санатории для больных онкологией детей. Я с радостью согласилась. Оказавшись в первый день на работе, я поняла, что меня ждет испытание. Санаторий оказался хосписом. Здесь были безнадежно больные дети, чье состояние облегчали наркотическими препаратами. Старшая медсестра проинструктировала меня о правилах общения с детьми. Надо было быть максимально внимательными ко всем их просьбам, ни в коем случае не раздражаться и не повышать голос. Но в тоже время не выказывать по отношению к ним свою жалость, и желательно не принимать близко к сердцу все происходящее в этом заведении, иначе работать будет невозможно. Первое время я старалась как можно меньше смотреть на детей. Тем не менее, волей-неволей что-то подмечала. Дети были разного возраста, и, не смотря на свои болезни, все равно оставались детьми, с их радостями и капризами. Почти у всех были родственники, которые достаточно часто их навещали, принося игрушки и разные лакомства. Только к одному мальчику никто никогда не приходил. Все его звали Антошкой. У него были голубые глаза и море веснушек, а еще замечательный характер. Он почти всегда улыбался и никогда не плакал, не капризничал. Это было удивительно, ведь он был сирота. Его родители погибли в автокатастрофе, а сам он выжил. Во время аварии он сильно ударился головой, и у него там появилась опухоль. Антошка находился здесь уже больше года, опровергая все прогнозы врачей. Меня потянуло к нему. Я стала проводить с ним больше времени, особенно, в родительские дни. Старалась принести ему что-нибудь вкусненькое и интересное. Он тоже потянулся ко мне. В общем, я сделала то, от чего меня предостерегали. Зная наперед о печальном конце, я все же полюбила его.
И тут я стала молиться. Все свободное от работы время я проводила в церкви в молитвах, прося Господа вылечить моего Антошку. И совершилось чудо. В один из дней я услышала разговор врачей, проводивших утренний обход. Они говорили, что опухоль практически исчезла и теперь надо отменять все лекарства. Я бросилась к главному врачу, и он мне подтвердил, что не понимает как, но болезнь отступила. Антошку надо выписывать и отправлять в детский дом. Я тут же приняла решение, и умоляла врача немного повременить с выпиской. Я решила его усыновить. Надо сказать, что у нас это очень сложно. Мне сразу отказали по причине отсутствия собственного жилья. На помощь мне пришла баба Ксения. Она прописала меня к себе. Мне потребовалось больше трех месяцев, чтобы собрать все необходимые документы. Наконец я получила разрешение на усыновление. Я не смогу описать тебе то счастье, которое я тогда испытала. Меня все поздравляли: врачи, медсестры, нянечки. Наконец, настал тот день, когда я должна была забрать Антошку из санатория домой. Утром, захватив детскую одежду, я прибежала на работу. Я была так счастлива, что не обратила внимание на печальные и грустные глаза встретившихся мне людей. Когда я вошла в палату и увидела свернутую Антошкину кровать, я потеряла сознание.
Очнулась я, как мне потом сказали, только через два дня и первое, что я увидела, были добрые глаза отца Спиридона. Они с матушкой двое суток не отходили от меня. Потом я еще целый месяц молчала. Отец Спиридон оставил меня работать в церковной лавке. Сейчас я успокоилась и обрела душевное равновесие, ведь нет лучшего лекарства, чем молитва.
Ты прости меня за такое многословие, но, видимо, мне нужно было выговориться. Получилась целая исповедь. Сейчас я перейду к сути. Однажды после службы, я в трапезной познакомилась с одним молодым человеком, работающим в фонде помощи детям больных церебральным параличом. Он мне рассказал про одну девочку с очень редкой формой этого заболевания. Ей срочно нужно лекарства, которое можно купить только заграницей. Я рассказала ему, что у меня был знакомый, который ездил заграницу за лекарствами для своей матери. Когда я назвала тебя, он как-то странно посмотрел на меня, а потом рассмеялся. Оказалось, что он знает тебя. Вы когда-то были партнерами, и ты его "кинул". Он так и сказал: кинул. Но он не держит на тебя зла, даже благодарен тебе. Он сказал, что, если бы не ты, он бы превратился в морального урода, думающего только о себе. Самое смешное то, что он получил недавно от тебя письмо, так, что он знал твой электронный адрес. И вот я пишу тебе в надежде, что письмо дойдет, и ты его прочтешь и сможешь помочь. Название лекарства и рецепт во вложении. Еще раз прости меня за все.
Элла.”
Читая это письмо я понял, что не так с моей верой. В моей жизни нет любви, а жизнь без любви это как пустоцвет, который хоть и цветет, но не приносит никакого плода. Бог – это и есть любовь, поэтому без любви нет и подлинной веры в Бога.
Потом я долго сидел перед компьютером. Экран погас, за окном опустилась ночь, а море успокоилось. Через некоторое время я снова включил компьютер, нашел сайт по продаже авиабилетов и купил билет домой.
Я достаточно времени побыл один.
История четвертая. Предначальная
Каждая история имеет свое начало, а конец истории произрастает из зернышка, посеянного в начале. Но не все ростки дают жизнь продолжению истории, не все доживают до своего логического завершения. Некоторые чахнут, едва появившись, другие гибнут, совсем немного не дотянув до конца. От чего же это зависит? Может это предопределено свыше, может жизнь сама осуществляет естественный отбор, или это просто игра случая. Хочется верить, что мы сами выбираем дорогу, прокладывая путь к концу своей истории, истоки которой берут начало в нашем детстве. И как бы ни складывалась наша жизнь, какие бы радости и горести нам не выпадали, мы всегда вспоминаем то прекрасное время, когда мы никуда не спешили, ни о чем не заботились, то самое время, откуда все мы родом.
Полуденный июльский зной разлился в утомленной жарой природе. Солнце выгнало ночную прохладу из лесной чащи, растопило речной туман, высушило слезы утренней росы на полевых травах, и теперь отдыхало на одной из многочисленных белоснежных перин, величественно плывущих по выцветшему небу. На берегу небольшой речки, петляющей между двух полей, в густой траве сидели два подростка: мальчик и девочка. Глядя на них, можно было подумать, что это брат с сестрой, так они были похожи. У обоих были светлые вьющиеся волосы, большие синие глаза, смешные оттопыренные уши, оба были невысокого роста. На девочке было легкое цветастое платье, а на мальчике длинная льняная рубашка, из-под которой выглядывали короткие парусиновые штаны. Девочка плела венок из ромашек, а мальчик связывал травинкой букетик из васильков и веточек цикория. Они познакомились прошлым летом на даче, куда выезжали вместе со своими бабушками и дедушками. Мальчик сразу же влюбился в девочку. Всю осень, зиму и весну он мечтал о том, как они встретятся и проведут вместе летние каникулы. И еще у него была одна тайная мечта. Ему очень хотелось жениться на ней, но он не знал, как это можно сделать. И тогда он придумал способ, чтобы его мечта осуществилась. Его бабушка, чихнув после какой-нибудь фразы, всегда говорила: - Правильно, - тем самым, подтверждая сказанное. Мальчик решил, что после того, как он чихнет, он будет загадывать свое самое сокровенное желание. Сидя с букетом васильков, он усиленного его нюхал, стараясь чихнуть. Девочка, увидев это, спросила его:
- Хорошо пахнут?
- Очень, – смущенно ответил мальчик и протянул ей букет.
Девочка взяла букет и, смутившись, начала его тоже нюхать.
Неожиданно налетевший неизвестно откуда порыв ветра, всколыхнул бескрайний простор полевой травы, порождая на нем подобие морских волн.
- Смотри, волны на поле. Как будто это море, —сказал мальчик, обращаясь к девочке.
- Я никогда не была на море, - последовал ответ, в котором чувствовалось сожаление.
- А я был в прошлом году с родителями. Море - оно такое большое.
- Расскажи мне о нем, - попросила девочка.
- Ну, мы поехали к морю на поезде, - начал свой рассказ мальчик. - Мы ехали долго, почти два дня. В поезде мы ехали в купе. Это такая отдельная каюта, то есть комнатка, в которой четыре полки. На них можно спать, и еще есть небольшой столик, на котором можно есть. Кстати, когда мы сели в поезд, мы сразу сели кушать. Мама приготовила курицу, сварила вкрутую яйца и картошку. Картошку не вкрутую. Еще у нас были помидоры и огурцы, а еще зеленый лук.
- Я тебя прошу рассказать о море, а ты мне рассказываешь про свое меню в поезде, - перебила его девочка. Она недавно ходила с бабушкой в кафе, где ей принесли листок бумаги, на котором сверху было написано " Меню", а снизу перечислялись различные продукты. Ей хотелось показать мальчику, что у нее тоже есть чем гордиться.
- Подожди, дойдем и до моря, - видно было, что мальчику нравилась обстоятельность своего рассказа.
- Ну вот, - продолжил он, - потом мы ехали, а я лежал на верхней полке и смотрел в окно. Мимо меня проносились деревни, поля, леса, речки, маленькие станции, переезды и много еще чего. Было очень интересно. Иногда были большие города. Там поезд делал большую остановку, и можно было пойти погулять. Правда, меня одного не отпускали, чтобы я не отстал от поезда. На этих станциях продавали всякие вкусности, особенно мороженое. Я всегда просил мороженое. Лежишь потом на полке и лижешь его, а мимо тебя пролетают деревни, поля, речки, ну и все остальное.
- Слушай, ты когда-нибудь кончишь говорить про еду, - возмутилась девочка.
- Осталось еще немножко, - последовал ответ.
- Потом была ночь, и мы все спали. Когда мы проснулись, мы были уже на юге. Там были поля с желтым подсолнечником, с кукурузой, а еще там были белые домики, которые называются мазанками. Это потому, что стены у них вымазаны белой глиной. Иногда поезд делал короткие остановки на маленьких станциях. Прямо через окно можно было купить вареную кукурузу, намазанную сливочным маслом и посыпанную солью. Лежишь себе на верхней полке и жуешь кукурузу, а мимо проносятся...- договорить он не успел, так как девочка стукнула его по голове.
- Если ты сейчас не расскажешь мне о море, я уйду.
Видно было, что девочка не на шутку рассердилась.
- Я уже кончил про еду. Мы приехали в большой город, но там не было моря. Надо было ехать через перевал. Это такая невысокая гора, через которую надо переехать. Мы поднялись наверх, а потом стали спускаться. И вдруг вдалеке появилось море - синее, пресинее. Когда спустились еще ниже, то увидели на море барашки.
- Разве могут по морю ходить барашки? - удивилась девочка.
- Да нет. Барашки — это пена на волнах. Когда они появляются, то это значит, что море волнуется, то есть штормит. Шторм на море очень красивый. Огромные волны с грохотом падают на берег. После него на берегу можно собирать красивые камушки и ракушки, -
говоря это, он нащупал в кармане камушек, привезенный с моря. Камушек был не простой, внутри него было большое отверстие. Местные мальчишки сказали, что тот, кто владеет таким камушком, будет всю жизнь счастливым. Мальчик никогда не расставался с ним и очень им дорожил.
- Ты привез такие камушки? - спросила девочка.
- Да, немножко.
- А ты можешь подарить какие-нибудь мне?
Мальчик боролся с искушением показать свое сокровище и желанием сохранить его только для себя. Неожиданно для себя, он достал камушек и протянул его девочке.
- Какой он красивый, - произнесла она, беря его в руку.
- Он приносит счастье тому, у кого он хранится.
Девочка как-то странно посмотрела на мальчика, а потом сказала:
- А пусть он будет нашим с тобой талисманом на всю жизнь.
Потом она засмеялась, вскочила на ноги и закружилась вокруг себя. Она кружилась и смеялась, а мальчик с восхищением глядел на нее. Эта минута навсегда сохранилось в его памяти. Потом девочка остановилась, еще раз внимательно посмотрела на мальчика и побежала по полю, смешно размахивая руками.
- Аленька, подожди меня! - крикнул мальчик.
- Илюшка, догоняяяяй.
Он бросился за ней. Они бежали радостные и счастливые, и ничто не омрачало их будущее, ведь впереди у них была целая вечность.
Эпилог
В темной комнате, пол и потолок которой теряются в неразличимой глубине, на одной стене ярко сияет огромное окно. За ним, как в документальном фильме, одна за другой мелькают картинки: день и ночь, солнце и дождь, мир и война сменяют друг друга, проходят люди, звери и птицы, растут деревья, падает листва и набегает волна. Все наполнено многоголосьем звуков, буйством цветов и запахов. Остальное помещение окутано темнотой и тишиной и казалось, что здесь остановилось время, порождая ощущение вечности. Напротив окна стоит большое кресло с высокой спинкой, в котором угадывается некая фигура, чье лицо неразличимо в темноте. Только ярко горят глаза и непонятно, то ли в них отражается свет от окна, то ли они освещают все происходящее там. В этих глазах отражается все многообразие чувств и переживаний от происходящего там за окном. Иногда они светятся любовью и радостью, но чаще в них бывает печаль и грусть. Бывают моменты, когда в них сверкают искры гнева, и за окном слышится гром. А еще, они испускают бесчисленное число мыслей и идей, направленных к тем, кого он создал. И среди них самая главная мысль - мысль о всеобъемлющей любви: любви к ближнему, жизни, природе, ко всему тому, что он создал с той самой любовью и ради которой он живет, и хотел бы, чтобы жили и те, там за окном.
Неожиданно свет за окном погас, а затем в глубине его появилась яркая светящаяся точка, которая стала приближаться и расти. В какой-то момент она превратилась в две фигуры, которые шли, немного раскачиваясь при ходьбе. Издалека эти фигуры напоминали заглавную букву «Л». Два человека подходили все ближе и ближе. Их юные улыбающиеся лица странным образом контрастировали со старческими фигурами. Они шли, взявшись за руки, и было видно, что ничто не может их разлучить.
Фигура медленно поднялась из кресла, сделала шаг по направлению к ним, и низкий грудной голос тихо произнес:
- И все-таки в один день.
P.S.
Иван Сергеевич Тургенев, описывая совместную жизнь Базарова и Одинцовой в романе "Отцы и дети", написал удивительную по своей глубине фразу:
«Они живут в большом ладу друг с другом и доживут, пожалуй, до счастья…пожалуй, до любви».
Следуя этой мысли, до любви нужно дожить, а слово «пожалуй» подразумевает некую вероятность этого события, хотя, по мнению автора, достаточно высокую вследствие того, что герои романа живут в ладу друг с другом. Почему же до любви нужно дожить? И сколько времени надо прожить, чтобы полюбить? Почему одни люди, однажды встретив друг друга, не расстаются никогда, несмотря ни на какие трудности и испытания, а другие разбегаются при первом же препятствии на пути совместной жизни? Является ли любовь универсальным чувством или она существует только в отношениях мужчины и женщины? Вопросы, вопросы... Их можно задавать бесконечно и в результате получить такое же число ответов. Но это только означает, что любовь бесконечна в своих проявлениях, как бесконечна сама жизнь. Оставаясь все время разной, любовь, однако, имеет одно обязательное свойство - жертвенность. Настоящая любовь не может существовать без жертвы, которая может быть одновременно как ее причиной, так и ее следствием. Любовь матери к своему ребенку, заложенная в нас самой природой, представляет собой пример беззаветного жертвенного служения. Любовь мужчины и женщины, возникнув как искра, потребует жертвы, вначале совсем небольшой, но все-таки жертвы, в разгорающийся костер любви. И так будет до тех пор, пока этот костер не разгорится из искры в яркое пламя, и тогда любовь превратит жертвенность в потребность, без которой немыслима сама жизнь. Для кого-то это пламя может вспыхнуть очень быстро, как, например, в истории великой любви Ромео и Джульетты, принесших себя в жертву многовековой вражде своих кланов. Для других свет его будет не столь ярок, но зато будет гореть устойчиво и долго. А у кого-то эту искру очень быстро задует холодное дуновение эгоизма и нежелание чем-либо поступиться ради другого человека. Такие люди рискуют никогда в жизни не познать любви.
Любовь, как и жертвенность, проявляет себя только в действии. В этом смысле можно сказать, что любовь - не имя существительное, любовь — это глагол, потому что:
"любовь долготерпит, милосердствует,
любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,
не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине;
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится."
Из 1-ого послания Апостола Павла Коринфянам.
Свидетельство о публикации №222011901126