МОЙ ЦДЛ

ПРЕЛЮДИЯ


В этой жизни часто в мыслях своих (только в мыслях, упаси, Господи, от иного!) мы с легкостью присваиваем себе то, что нам не принадлежит. Мы говорим: моя страна, мой город, мой дом… А так ли это? Да, конечно, всё это и моё, в том числе, но общее оно, общее. И узурпировать эти понятия никому нельзя. И всё же…
Вот я сказал: мой ЦДЛ. Солгал? Присвоил? Да нет, наверное. Просто слово «мой» (да и понятие, несомненно) настолько многозначно, что вложить в него можно любой смысл. От смысла этого всё и зависит. Ну, и от интонации тоже. Я говорю: мой ЦДЛ, и при этом действительно ощущаю себя полноправным владельцем той его части, что осталась в моих воспоминаниях, случайных фразах, сказанных мной или мне, встречах, зачастую мимолетных, но, как потом оказывается, более значимых, чем целые периоды повседневной жизни.
Так уж устроена память человеческая (штамп, но, что делать, раз она устроена), что время, порой, безжалостно стирает в ней какие-то важные и значимые моменты, оставляя яркие картинки случайных встреч и разговоров. Мы расстраиваемся, гоним их прочь, а потом оказывается, что это мелкое и случайное – и есть жизнь. И когда начинаешь выстраивать эти обрывочные воспоминания в некое подобие взаимосвязанных событий, вдруг понимаешь, что жизнь наша дискретна, что течет она от одной яркой картинки в нашей памяти к другой, не менее яркой, а то, что между ними – повседневность, будни, которые память сохранить не пожелала.
Вот опять я говорю: мой ЦДЛ. Он и вправду был моим почти двадцать лет – с начала семидесятых до начала девяностых годов прошлого (слово-то какое пугающее) века. Я приезжал в этот дом когда мог, переступал порог его – сначала робко, а потом всё смелее и смелее, раз от раза чувствуя себя в нём всё более своим. И не имена меня туда манили (хотя, что я лукавлю, и имена тоже), не возможность пообщаться накоротке с кем-то из великих мира литературы, а атмосфера, царившая в нём, возможность случайно (именно случайно, что и составляло всю прелесть этого момента) оказаться соучастником какого-то события, встречи, разговора.
За долгие сорок лет, минувшие с того момента, как я впервые переступил порог Дома, я так часто рассказывал своим друзьям об этих случайных встречах, порой приукрашивая их для пущей выразительности и добавляя какие-то, как мне казалось, интересные детали, что со временем напрочь забыл, что было на самом деле, а что я домыслил или, попросту говоря, приврал. Но главное – суть этих событий – истинная правда. Эти встречи действительно были, разговоры происходили на самом деле – факт остаётся фактом.
Возможность общения и неповторимый дух Дома были, конечно, главными. Но существовало и ещё несколько причин, по которым я стремился бывать в ЦДЛ так часто, как мог. Конечно же, это прекрасные выставки и литературные вечера, проводившиеся в его залах, разговоры за соседними столиками кафе, свидетелем которых я становился, сам того не желая (желая, желая – что кривить душой), короткие диалоги с уже чуть-чуть знакомыми поэтами и писателями, чьи имена в те годы были на слуху. И ещё одна причина, по которой я стремился, во что бы то ни стало, попасть в ЦДЛ – его, так называемое, «верхнее» кафе. Потому что там варили божественный напиток. Возможно, мне это только казалось, но, по моему мнению, в те годы в ЦДЛ варили лучший кофе в Москве. Я пил его, наплевав на все советы врачей, выпивать не более определённого количества чашек. Я поглощал его в невообразимом количестве. Бывало за вечер я выпивал… Но это уже другая история, и о ней я расскажу отдельно.