В. Маяковский. книжка-путешественница

               В.МАЯКОВСКИЙ. КНИЖКА - ПУТЕШЕСТВЕННИЦА   
                (эссе – воспоминание)
                Если ты порвал подряд
                Книжицу и мячик,
                Октябрята говорят –
                Нехороший мальчик.
                В. Маяковский.
       Вряд ли я был хорошим мальчиком, но книжек не рвал, мячики делал сам из старого маминого чулка. Других мячиков в ту пору у нас не было.               
      Небольшой сборник стихов гениального поэта. В твёрдой синей обложке – «В.МАЯКОВСКИЙ. МОЛОДЁЖИ». Издательство «Молодая гвардия». Москва. 1948г. Книжечка подарена моей покойной супруге Ларе (да будет благословенно имя её на небесах) ко дню рождения с соответствующей надписью на внутренней стороне обложки – от тётушки Фаины. Читателю стоит потерпеть немного, чтобы понять, для чего я так подробно рассказываю историю книжки, можно сказать – путешественницы из прошлого века в нынешний, и в другую страну. Как же закольцовывается история маленькой книжки и людей. Сначала коротко – история.
      Лара, от рождения знала эту тётушку Фаину, которая не была родственницей, а очень близким человеком к её родителям. Такие люди часто бывают ближе, чем родственники. Одинокая женщина, активная. Тёща называла её иронически – «общественница». Наша дочка Вика тоже знала от рождения тётушку Фаину. Всегда на всех праздниках, на всех днях рождениях она была с семьёй Лариных родителей и с нашей семьёй. Проживала в небольшой комнате коммунальной квартиры на Таганской площади. Очень мило и участливо сопровождала жизнь наших семей, но однажды приняла горячее участие в судьбе очень личных отношений между мной и Ларой. Короткую, но яркую драму, возникшую между нами, тётушка Фаина попыталась разрешить, но из этого ничего не получилось. Да и кто смог бы разрешить кризис отношений между молодыми и эмоциальными людьми с малым супружеским стажем. 
      Ларе тётушка Фаина досталась по наследству от родителей, а нашей дочери от нас. 
      Маленькая книжка, сборничек стихов Владимира Маяковского, распечатала в моей памяти целый пласт воспоминаний.
      Теперь я и вспомнить не могу – в девятом или в десятом классе проходили мы поэзию В. Маяковского. Именно проходили – когда что-то, буквально, вдалбливается в голову. Мне повезло – девятый и десятый я заканчивал в вечерней школе, вполне себе работающем с пятнадцати лет взрослым человеком. И вообще - вечерняя школа давала среднее образование, и не более того. Я знал поэзию Маяковского по школьной программе и любил её – не отвлекаясь на его позицию «горлана-главаря». И в этих стихах он был гениален, но тогда я понимал его поэзию только, как передовую революционную литературу. За десять лет учёбы в школе я едва ли вспомню о трёх-четырёх школьных учебниках. У меня их просто не было не только по бедности, но и в стране их сильно не доставало. Мне досталась по наследству, видимо, неплохая память – я знал не только много стихов, но и умело распоряжался своей памятью по всем предметам, не особо утруждая себя. Поэтому и школьные стихи Владимира Маяковского я знал наизусть.
     Теперь, когда я пишу эти воспоминания, я хорошо понимаю, что в отличие от меня, Лара была трудолюбива в учёбе и усидчива. Просматривая сборник, я обратил внимание на то, с какой тщательностью она прорабатывала школьную программу. Стихи и поэмы были полны подчёркиваний, птичек и всяческих знаков. Всё, что она отметила, в те времена звучало с плакатов, было в заголовках газет и в лозунгах. На темы поэм В. Маяковского сдавались экзамены, писались сочинения. Многие литературоведы и публицисты, можно сказать, кормились с его мощной поэтической ладони.         
        Вернёмся, однако, к книжке-путешественнице и к её дарительнице. Тётушка Фаина с детства знакома с семьёй моего тестя. Его старший брат ухаживал за девушкой Фаиной, естественно и младший брат был с ней знаком и четверо сестёр также. Старший брат должен был жениться на Фаине, но женился на другой женщине. Про ту, другую, говорили – отбила. Девушка Фаина оказалась однолюбом – замуж не вышла. Так и осталась одинокой, прожив свою жизнь рядом с семьёй младшего брата своего возлюбленного.
       В конце восьмидесятых тётушка решилась уехать в Израиль, чтобы присоединиться там к единственному своему родственнику. Продала свою комнату в коммуналке на Таганке за хорошую цену, деньги перевела своему родственнику в Израиль. Мы провожали её с грустью. Она всегда была с нами… мы так привыкли. Прошёл, кажется, год. Международные звонки звучали иначе, и к телефону первой подошла Лара. Я тоже заинтересовался таким звонком. По разговору я сразу понял с кем она говорит. На лице Лары была радость - с тётушкой Фаиной всё в порядке. Лара записала её телефон, разговор немного продолжился, и вдруг, Лара горько расплакалась. Ничего не понимая, я взял трубку, но мне достались лишь только короткие звонки. Успокоившись, Лара рассказала, что тётушка здорова – всё, что ей положено, как пожилой репатриантке, она оформила и получила. Лара была этому рада, но под конец тётушка сказала: - «я звоню из дома престарелых. Мои деньги родственник забрал, а меня сдал в этот дом, и я не могу с тобой долго разговаривать». Лара успела обо всём спросить, но ничего не успела ей сказать. В нашем тогдашнем понимании, дом престарелых это – худшее, что можно себе представить.
          Очень сильно сокрушаясь, мы много раз пытались дозвониться в дом престарелых в Израиле, но безуспешно. Решили, что у дома престарелых выхода за границу нет. Пришлось с эти смириться.
        Прошло немного лет и всё трагически изменились в судьбе нашей семьи – Лара покинула нас. Вика в отчаянии от смерти мамы уехала в Израиль. Я остался один и продолжал работать, прекрасно сознавая, что уеду туда, где Вика. О книжке я ещё и не вспомнил. Но она будто специально – явилась неожиданно, чтобы напомнить о себе. За годы своей жизни я собрал неплохую и обширную домашнюю библиотеку. В небольшой двухкомнатной квартире книги были всюду – в подвесных полках в коридоре, в «стенке» в большой комнате, в большом книжном шкафу в спальне у Вики. Книги аккуратно стояли, лежали стопками на полках, но в нижней части книжного шкафа был небольшой развал из брошюр, книжечек и книг, к которым обращались не часто. Оттуда, прямо в руки и вынырнула эта тёмно-синяя книжица, с белым по синему именем поэта и красным - «МОЛОДЁЖИ». Именно так – большими буквами в отличие от «В.МАЯКОВСКИЙ» - просто заглавными. Припоминаю эту комсомольскую книжку, и при первой моей с ней встречей впечатлён был подарочной надписью и датой издания. Тогда я тоже сразу посмотрел содержание – стихи и поэмы мне были хорошо известны. По праву книжка-подарок оказалась, наконец, на письменном столе хозяйки, за которым хозяйка работала многие годы, как издательский редактор в испанской редакции известного издательства. Почему не раньше – не знаю?
          За месяц до отъезда в Израиль я ещё работал. Вместе с другими книгами синенькая книжица пропутешествовала со мной в Израиль, где уже жила Вика. Оказалось, что у неё был телефон тётушки Фаины в Израиле. Она связалась с ней и несколько раз посещала её. Вика не ожидала увидеть такой дом престарелых. Он располагался на берегу моря. У тётушки была маленькая отдельная комнатка со всеми удобствами. Всё чисто и ухожено. Питание и медицина нормальные – тётушка была довольна.  Все деньги, выплачиваемые ей государством, теперь шли этому богоугодному заведению. Они с Викой погуляли по берегу Средиземного моря. Всё было хорошо. Вика жила тогда в Тель-Авиве и, когда могла, посещала тётушку. Однажды она позвонила мне и с плачем в голосе сказала: - «Она умерла!» И добавила: - «Тётя Фаина умерла». Уточнение было уместно, я действительно сперва не понял о ком речь. Тётушке Фаине было плюс минус девяносто лет. Скорее плюс.
Странно, но книжка-путешественница пропутешествовала в страну, где умерла её дарительница.   
          У меня много чего есть на память от Лары, но от той её поры, конца сороковых прошлого века, только эта книжка-подарок с дарительной надписью. Там есть всё от гениального поэта, но нет поэмы «Облако в штанах». Она не очень соответствовала эпохе. Тем более - нет произведений поэта 1912-1917гг. Не откажу себе в удовольствии привести здесь пару строк из любимого мною стихотворения поэта «А вы могли бы», написанного в 1913г. Начало творческого пути:
                Я сразу смазал карту будня,
                плеснувши краску из стакана;
                я показал на блюде студня
                косые скулы океана…
Впервые я услыхал это, почти запрещённое и вовсе недоступное для чтения школьникам, стихотворение в восьмом классе из уст учителя литературы, выпускника МГУ. Не помню, чтобы это стихотворение нас 14-15-летних подростков впечатлило. Оно было просто непонятно нам, тем более на слух, но строчки – «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб» зацепились в голове на всю жизнь. Такие непривычные, такие цепляющие. В библиотеке, книжных магазинах В. Маяковский
 – только официозный, только разрешённый.
        Однажды я попытался обманным путём проникнуть в серебряный век русской литературы. Давно было, но помню. Работал я недалеко от библиотеки им. Ленина.
В обычный зал можно было записаться по паспорту с пропиской. Ленинская библиотека книг на дом не даёт, только читальный зал. Для обычного читателя в знаменитой библиотеке намного больше возможностей, чем в обычной. По работе мне приходилось пользоваться удостоверением личности, в нём указывалась должность и техническое образование, которые позволяли мне записаться в научный зал. Разумеется, нужен был и паспорт. Зал впечатлял обширностью и чистотой. Много отдельных столиков, на каждом настольная лампа с зелёным абажуром. Завели на меня карточку. По ней видно - кто абонент. И этот читатель запрашивает не техническую литературу, а поэтов серебряного века. Книгу заказываешь и ждёшь, когда заказ выполнят и книгу принесут. Помню – заказываю Игоря Северянина, жду. Через минут пятнадцать мне очень вежливо сообщают – сборник поэта на руках, и ещё вежливее спрашивают, не желаю ли я что-то ещё. Смотрю в зал, а в огромном зале зелёные абажуры горят всего лишь на нескольких столах. Я не сразу сообразил, что у них ранний Маяковский, Ходасевич, Гумилёв, Бальмонт и другие замечательные поэты всегда будут на руках. Если бы у меня было удостоверение члена союза писателей, возможно я бы получил даже самых «реакционных» по тем временам поэтов и писателей - Мережковского и Гиппиус. И всё же мне удалось почитать почти недоступных для широкого читателя Цветаеву, Ахматову, Мартынова, не школьного Блока, Уткина, сборник Симонова «С тобой и без тебя», сборник Заболоцкого и многих других знаменитых авторов. В моём распоряжении был обеденный перерыв и не более.         
          Технической литературы, необходимой для профессии, у меня было достаточно.               
           Я не литературовед, чтобы профессионально писать о гениальном поэте Владимире Маяковском. Поэтому закончу своё повествование о нём своим стихотворением, посвящённым гению. Думаю, читатель меня за это не осудит. Однажды Маяковский сказал подражателям своей поэзии: - «Не делайте под Маяковского – делайте под себя». Я писал это стихотворение с намерением приблизиться к поэту, т.е. сделать стихотворение «под Маяковского». Обычно я пишу «под себя». По этой причине я не помещу его на своей литературной странице на сайте стихи.ру отдельным, авторским стихотворением.      

       ВЛАДИМИРУ МАЯКОВСКОМУ
            (в стилистике поэта)
Прекрасны ваши,
                Маяковский,
                стихи.
В них всё – поэзия и свобода. 
Они не крикливы, как петухи,
стихи –
              до семнадцатого года.

В них солнце сгорит – всё,
                до полудня
и краски сползут с обгоревшего вечера…
Там вам подадут лишь обрезки студня
и рыбы железной –
                печево.

Вникаю в этот словесный мир,
погружаюсь в него,
                как бегемот –
Вы - действительно,
                словесный мот и транжир!
Вы - бесценный транжира и мот! 

…Иду себе – по такой людской,
по улице -
                с шумными отголосками. 
От Пушкина иду -  по живой Тверской,
к площади Маяковского.

Приветствую Вас
                и Вашу площадь!
Конечно же,
                прежде всего,
                Вас!
Для этого сел бы на лошадь,
на лошадь,
                не на Пегас!

О стихах ваших,
                лозунгами ставшими
конечно же – знали вы.
Но даже ваши – «Прозаседавшиеся»
были талантливы!
               
Поэзия ваша –
                другое тесто,
принадлежность иным мирам.
В литературе немного места,
но одно уготовано,
                только Вам!

Когда слова
                все вдруг встали дыбом,
захотелось и мне в эти дни свои
от вашей очень железной рыбы
соскрести хоть чуточку чешуи...

Впрочем,
                я не такой уж бравый,
а может, уж слишком прост -
меня удовлетворили бы и жабры,
и осчастливил бы хвост.
                12. 2021г.