К святой земле

На фото:1. Церковный и выдающийся общественный деятель протоиерей Димитрий Смирнов, духовный отец писателя Ирины Ракши. 2.Автограф о.Димитрия И.Ракше "Дорогой, любимой, драгоценной Ирине Евгеньевне Ракше. На молитвенную память. Протоиерей Д.Смирнов". 3.Подворье храма Митрофана Воронежского. О.Димитрий Смирнов и Ирина Ракша.

                К СВЯТОЙ  ЗЕМЛЕ
I

"Не вы Меня выбираете, но Я..."

Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим… и ближнего твоего, как самого себя.
(Ветхий завет. Левит 19, 18. Второзак. 6,5)

Я сидела в кресле на палубе в носовой части небольшого белоснежного теплохода «Одесса-Сан», идущего рейсом Одесса-Иерусалим. Слушала плеск волн за бортом и чудесное молитвенное песнопение трех молоденьких послушниц в темном, стоящих поодаль у перил…
Блестящая теплая гладь осеннего Средиземного моря словно распахивала нам объятия. И мне не верилось, что это я плыву все ближе к Святым местам, словно бы на ковчеге. Что это мне, вполне современной горожанке, тайно в детстве крещенной бабушкой в послевоенные годы, выпала судьба уверовать, воцерковиться и даже для покаяния и любви отправиться в Святую землю (в числе 200 паломников, среди которых – священники, монахи миряне). Впрочем, как неисповедимы пути Господни, так неисповедимы и наши пути к Нему. У каждого свой путь. Хотя у моего поколения, большую часть жизни прожившего в насильственном безбожии и атеизме, много общего в блужданиях по духовному бездорожью. Русский писатель Сергей Нилус, не хлебнувший «революционных свобод», писал: «До чего, до какой мерзости духовного запустения доходил я, представленный в жизни самому себе, представить себе может только тот, кто жил в этом духовном смраде и кто потом на пути своего падения был удержан рукой Творца». Впрочем для меня более важны слова Христа: «Не вы меня выбираете, но я…».
Поодаль от парапета, глядя в морскую даль, стоял Виктор Петрович Мангушев, человек легендарный и стоически мужественный. Скоро ему 60. Он бывший судья. Из Обнинска. После инсульта, случившегося прямо на заседании суда при разборе дела об убийстве, он стал инвалидом. Он хром. Ходит с палкой. Левая рука отказала. Но Господь, как говорится, дает крест по силам. И он, помолившись, отправился в паломничество из Питера, из Александро-Невского собора в Москву, в Сергиев Посад. В руке палка, за плечами рюкзак. Через месяц его палка паломника уже постукивала по тропинкам Троице-Сергиевой лавры. «Когда кончился молебен, – рассказывал он мне уже за чашкой чая, в каюте, – все пошли прикладываться к мощам чудотворца. Пошел и я. Уже спокойный и радостный, и как-то по особому легкий. Такой легкости, не только физической, но и душевной, я никогда не испытывал. Точно тяжелый гнет, долго-долго давивший мне плечи, был снят с меня сильной и властной рукой…». Прихлебывая чай и слыша под полом шум моторов, он продолжал: «Я, как и Нилус, глубоко уверовал. Для меня моя первая победа была знаком того, что Господь принял мое покаяние. Тогда же возникла мысль принести покаяние еще большее. И я решил  пойти пешком до Иерусалима, в Храм Воскресений Христа. Это нелегко, конечно, но за год-полтора было бы можно».
Здесь я хочу позволить себе сделать отступление вместе со следующим эпиграфом.
«Иисус же сказал: …не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию…».
Паломничество, или хождение верующих к святым местам на поклонение, известно  на земле издавна. Оно основано на вере людей в то, что молитва наиболее действенна в определенных местах, имеющих особое отношение к богам. Так, древние язычники, например, греки и римляне, собирались в отдаленных храмах Зевса, Геры и Афродиты. Германцы и русичи – вблизи своих идолов в священных рощах на берегах рек и озер. Древние иудеи в великие праздники (например в Пасху) сходились в храм Соломона. Мусульмане спешили в Мекку.
После Рождества Христова паломничество начиная с IV века входит у христиан в обыкновение. По примеру греческой Византийской царицы Елены (впоследствии канонизированной), которая отправилась вместе с сыном Константином Великим в Палестину, в Иерусалим для отыскания места казни и Креста Господня. Раскопки, проведенные Еленой в 325 году на месте старых каменоломен, уже тогда оказавшиеся в черте города, обнаружили и Крест, на котором Иисус был распят, и поодаль место его погребения, и даже камень гробницы. «И взяли Иисуса и повезли. И неся крест свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа…» (Евангелие от Иоанна, XIX. 16-17).
С 326 по 335 гг. над этим общим святым местом – Святая Гробница – повелением царя Константина был сооруженбольшой округлый с пятью нефами храм Воскресения. За шестнадцать веков он неоднократно разрушался и персами, и арабами, страдал от пожаров. Но неизменно восставал из пепла. И вновь собирал под свои священные своды христиан-паломников со всего света.
В России паломничество на Святую землю началось с XI века. Первым паломником, оставившим письменное свидетельство, был игумен Варлаам. Затем ко Гробу Господню для очищения и спасения души православные христиане ходили из России постоянно. Порою пешком. Они годами преодолевали путь через Кавказ, Турцию, Грецию, Сирию или через Египет и Синай. Образовался даже особый тип паломников – «калики-перехожие», как правило бессребреники, в простых рубищах, с торбами, ходившие обыкновенно «дружинами» для безопасности. Побывать в Святой земле было и мечтой, и радостью, и великой честью. Но и немалым подвигом. Сам путь в Палестину таил тогда опасности. Через неведомые города, страны и веси он сам был как бы очищением. Миллионы христиан – купцы и монахи, поэты и мещане, цари и нищие – прошли до нас этот путь, оставив в наследство немалую «паломническую литературу», в частности «Собрание «Хождений» (за многие века), изданное Л.Н.Майковым.
Уходя с палубы на вечерний молебен, Виктор Петрович оставил мне книжку «Житие святого равноапостольного князя Владимира», сказав: «Почитайте на досуге».
И поздно ночью, когда уже миновали светящийся ночными огнями Стамбул, когда скрылась вдали православная Айя-София, некогда превращенная арабами в мечеть, и заплясали по водной глади проливов Босфор и Дарданелл лунные дорожки, я наконец спустилась в каюту и раскрыла в нескольких местах заложенную книгу. Как непросто, как трудно языческий князь Владимир – грешник и даже убийца брата (однако ставший потом Владимиром Ясное Солнышко) – 1000 лет назад искал себе и своему народу путь к Богу. «Ты ведаешь, о Князь, – сказали ему старцы, – что никто своего не хулит, а хвалит. Если же хочешь найти истину, пошли верных людей испытать веру каждого из народов». Вернувшись, послы отвечали: «Ходили мы к мусульманам и странным нам показалось служение их… все у них мрачно… Были мы и у немцев, видели их различные богослужения. Но без всякого благолепия, и не обрели себе никакой пользы душевной. Когда же пришли к грекам, они ввели нас в тот храм, где служат Богу, поистине не знали мы, где обретаемся – на небе или на земле. Ибо нет на земле подобной красоты. Одно сказать можно: если где-либо и пребывает с человеком Бог, то это у них…».
И прочтя на ночь молитву Оптинских старцев: «Господи, просвети мой ум и сердце мое для разумения твоих вечных и неизменных законов, управляющих миром», – я закрыла глаза и, засыпая под шум ветра и волн, представила тысячелетнюю нашу историю в виде вереницы царей и священников, оберегающих каждый свои годы и своих современников – свою паству. И только в последнее семидесятилетие словно беречь было некому… Я засыпала и с трепетным чувством думала о скорой встрече со Святой землей, где меня, казалось бы, никто не ждал. И в то же время все ждало… воссоединения. Ведь Бог, как известно, и в тебе.

II
Смой грех покаянием

Нет ничего тайного, что не стало бы явным…
 (Евангелие от Луки. XII. 2)
От всякого, кому дано много, много и взыщется…
(Евангелие от Луки. XII. 5,6)

В этих коротких записях я, к сожалению, пропускаю воспоминания о дивном острове Кипр, о посещении высоко в белых горах Кикского монастыря с дивными фресками, мозаиками и иконами, среди которых – чудотворный образ Кикской Божьей Матери, написанный рукой самого Апостола и Евангелиста Луки, так сказать « с натуры» на деревянной части столешницы от стола, за которым сидели Христос с Апостолами в ночь трагической Тайной Вечери. Не вспоминаю и о храме, где долгие годы служил епископом воскрешенный Христом Лазарь Четверодневный.
Я видела, что ходить моему спутнику с палкой по ступеням храмов и каменистым взгоркам было трудно. Но он ни к кому не обращался за помощью и все преодолевал мужественно. Вечером по судовому радио объявили, что после вечерней молитвы, проходящей обычно в часовне, необходимо перед завтрашним посещением Гроба Господня исповедаться у специально выделенных для этого священников. Иеромонах Евфимий – старенький худенький беловолосый, с которым я порою беседовала на палубе на богословские темы, ждал меня. На столе перед ним лежали Крест и Библия. Я преклонила колени. И голубоглазый старичок превратился в строго духовного пастыря. Он исповедовал лицом к лицу, глаза в глаза, словно духовным взором заглядывал в тайники моей души. И грехи мои, порою забытые, мелкие или казавшиеся незначительными, возрастали, со стыдом всплывая в памяти, и требовали покаяния и слез очищения. И я действительно за слезами уже не видела голубых всевидящих глаз монаха и говорила, говорила, точно самому Богу. Но потом, уходя из часовни, было уже легко, словно, плача, омылась животворным дождем. Вспоминала когда-то читанные слова Дмитрия Ростовского: «Если бы какой Государь или суд гражданский повелел или силой понудил иерея открыть грех духовного сына и если бы мукой и смертью грозил, иерей должен умереть паче, нежели печать исповеди нарушить».

III
Белая лестница

Один из учеников сказал ему: «Господи! Научи нас молиться… Он сказал им: «Просите, и дано будет вам, ищите, и найдете, стучите, и отворится…
(Евангелие от Луки. XI. 2)

И много народа шли послушать Его и исцелиться от болезней своих… И Он… говорил: «Горе вам. богатые! Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете… Но вам, слушающим, говорю: любите врагов ваших; благотворите ненавидящим вас; молитесь за обижающих вас… И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними…
 (Евангелие от Луки. Нагорная проповедь. IV. 3-6)

11 августа 1994 года после заутрени мы молча поднялись наверх и, словно первые в мире паломники, завороженно стояли на носовой палубе корабля, с волнением смотрели, как в косых лучах раннего восходящего солнца родилась и стала наплывать на нас и, приближаясь, расти полоска земли. Святой земли. Белокаменная Хайфа и все остальное обжитое, со скупой зеленью невысоких олив, побережье. Вплоть до города-храма Иерусалима с блистающими тут и там куполами, где каждый камень – сама история, сама жизнь и словно сам Бог. И дрогнуло сердце, и захватило дух от этой, такой долгожданной, знакомой и незнакомой картины.
Около полудня наши автобусы по темному (среди белых прибрежных песков) шоссе один за другим ехали в Иерусалим. В современный Тель-Авив мы не заезжали. Но на развилке дорог заметили пожалуй единственный памятник – основателю Израиля Герцлю. Храня библейскую заповедь «Не сотвори себе кумира», памятников здесь почти не сооружают. Здесь каждый камень – святыня. Через всю новую часть Иерусалима мы проехали к югу в Вифлеем, как бы слитый с Иерусалимом и ставший его пригородом. Здание парламента мы проглядели мельком, проездом. Зато особое внимание привлекла Лестница Иакова, начинавшаяся с земли белокаменными ступенями и кончающаяся вверху такими же ступенями, как бы обрывающимися в стремлении вырваться в небо. Эта лестница – символ человеческой связи с Богом и в тоже время невозможности при земной жизни достигнуть Царства небесного. Ведь оно и в тебе. Такие лестницы вместо памятникам вождям, простирающим куда-то руки, следовало бы ставить у нас по всем весям и городам. Хотя и без лестницы Иакова следует знать, что строить Божье царство без Бога невозможно. И очистительное покаяние за годы «беспредела» следует принести не друг другу, а Богу, которого мы часто забываем.

IV
Хлебный дом

В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. И пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел и Иосиф из города Назарета… в город, называемый Вифлеем… записаться с Мариею, обрученную ему женой… Когда же были там, наступило время родить Ей; и родила Сына Своего первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице...(Евангелие от Луки. XI. 1, 3-7)

Белые и теплые, словно живые, древние камни Вифлеема – «Хлебного дома».Низкие (для смирения гордыни) врата, скорее двери, при входе в храм Рождества. Здесь две тысячи лет назад родился Богочеловек, крошечный малыш – Иисус с розовой нежной кожей и младенческим пушком волос. За стенами храма – идиллический библейский пейзаж. Разбросанные по склонам белые камни, сухие колючки, редкие кустики, белый песок и пронзительно голубое бесстрастное небо. На этих обширных пастбищах пастухи все также водят свои стада коз и овец, словно и не утекло с тех пор двух тысяч лет. Но рождение этого мальчика было так значительно и явление Иисуса Христа так потрясло мир, что с этого момента люди начали на планете новое летоисчисление. Началась новая эра. А земная жизнь тридцатитрехлетнего Богочеловека была описана в первом веке его учениками-Апостолами – Матфеем, Лукой, Марком, Иоанном в Евангелиях (что в переводе означает «Благая весть).
В храме Рождества шарканье сотен и сотен ног. Мимо мощных коринфских колонн из красного известняка паломники сплошным потоком движутся к Гроту Рождества. Меня не оставляет чувство нереальности происходящего. Но ноги нащупывают нисходящие ступени, руки – завешенные тканью стены Грота. Наконец стало можно с трудом разогнуться. В маленькой пещере сладко пахнет ладаном. Вот она – в беломраморном полу – четырнадцати конечная серебряная звезда указывает точное место рождения Иисуса. Пятнадцать серебряных светильников освещают Грот и место Яслей, куда был положен спеленатый ребенок. Хочется побыть здесь одной, проникнуться, прочувствовать, прочесть молитву. Но народ надвигается нескончаемым потоком. И приходится выходить, поспешая за своими, чтобы не отстать, не затеряться, а на улице – чтобы смелее отбиваться от назойливых арабских мальчишек, продающих открытки и веера и безошибочно определяющих русских.

V
«И последние будут первыми…»

Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную...
(Евангелие от Иоанна. III. 16)

Гора Фавор и храм Преображения, Иордан и Кана Галилейская, Гора искушений и Назарет – ожившее Евангелие. Мы ездили на автобусах, ходили пешком и будто листали каменные страницы истории. Впечатлений и записей хватило бы на целую книгу. Факты истории словно материализовались, облеклись в реальность.
А с чем сравнить погружение в тугие быстрые и в тоже время спокойные воды Иордана, текущие, кстати, из озера. Шаг за шагом мы молча погружались в прохладные воды. Я ощутила ни с чем не сравнимое благоговейное чувство самой Сути истинного Крещения: омовения, очищения святой водой от всяких скверн. Среди раскидистых, ветвями склоненных к воде эвкалиптов, чем-то похожих на русские ивы, мы в белых, загодя приготовленных одеждах, очевидно походили на первохристиан. И даже чудилось – вот сейчас вдали сойдет с каменистого холма неприметная фигурка Иисуса и все замрут в ожидании, следя за его приближением. А Иоанн Креститель скажет тихо: «Вон грядет Тот, Кому я недостоин завязывать даже шнурки сандалий».
Уже темнело, и над старым Иерусалимом в темном южном небе засияли резкие нереальные звезды. Пахло цветами и жаренными орехами. Голоса менял и уличных торговцев стали звучать реже, приглушеннее. Закрывались у стен старого города мелочные лавки арабов. Сюда, в старый город, за ограду, не проникал шум машин, и казалось, что все происходившее когда-то может произойти и повториться вновь.
В толпе я увидела Виктора Петровича. Лицо его было возвышенно и отрешенно. Мы стояли у бывшей резиденции Понтия Пилата, где тот произнес свое небезызвестное: «Я умываю руки», – и отдал Иисуса на мучения. Здесь начался Крестный путь Христа. Некоторое время мы шли молча с Виктором Петровичем Мангушевым рядом. Он был с палкой и извечным своим рюкзаком за спиной. На мой вопрос, как себя чувствует, ответил: «Я не себя, я Его чувствую…».
Мы молча двинулись по Крестному пути Спасителя нашего – по узким каменным улочкам, где затихал шум и гасли огни арабских сувенирных лавочек. «…Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили на голову и одели его в багряницу. И говорили: «Радуйся, Царь Иудейский!». И били Его по ланитам…» (Евангелие от Иоанна. XIX. 1-3).
Крестный путь. Улица Скорби. По этим вековечным камням ступали Его ноги. Здесь капала Его кровь, заливавшая избитое лицо, здесь, выбившись из сил, делал Он остановки. Падал, прикасался к стене, опирался на крест. Здесь встретил прибежавших и плачущих от горя женщин. Изнемогая под тяжестью креста, Он повернул исстрадавшееся от боли лицо и проговорил спекшимися губами: «Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо грядут времена, в которые скажут: «Блаженны неплодные и утробы неродившие…».
К Святой Гробнице мы подошли уже за полночь. Это время обычно выделяется православным паломникам для всенощной службы. Нашу группу возглавлял епископ Антоний Барнаульский. Он и должен был возглавить службу. При входе в церковь увидели длинную плиту из розового известняка – Камень Помазания, – освещенную восемью лампадами.
А вот Голгофская Часовня Распятия с иконами в человеческий рост. «И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев… Иисус же говорил: «Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят…» (Евангелие от Луки. XXIII. 33-34).
У Раки Святой Гробницы, расположенной в центре неярко освещенного храма, мы стояли с чувством смиренного благоговения и неизъяснимого блаженства. Сочувственно и с любовью смотрели на нас Чудотворные иконы. Потрескивали свечи, мягко горели паникадила, лампады. Вход вел в первую, большую по размерам комнату, названную Часовней Ангела. И дальше, сквозь низкий каменный проход, в Святая Святых – Гробницу Христа. Надо сказать, что искушений у Гроба Господня было множество. Образовавшаяся сутолока, очередь поначалу мешали сосредоточиться. Но мало-помалу вернулись и душевные силы, и блаженно-молитвенное состояние души.
– Я не могу описать внутреннее убранство Гробницы, хотя за ночь был трижды в Гробе Господнем, – говорил мне на теплоходе уже на обратном пути в Россию просветленный и радостный Виктор Петрович. – Я был словно в состоянии невесомости, ведомый своим Ангелом-Хранителем. И главное, по милости Божьей, я достиг мечты. Удостоился прикоснуться губами к ткани, покрывающей освященный Гроб Спасителя, к камню, на котором лежало тело Его. И теперь могу молиться: Спаси, Господи, недостойных, нищих духом рабовтвоих. Спаси, Господи, нашу Россию! Не судите и не судимы будете. Блаженны алчущие, ибо насытятся. Блаженны плачущие, ибо воссмеются.