Встреча земляков на Эльбе

 Серега часто задумывался, когда слышал или что-либо читал о земляках, а что же это понятие означает. И приходил все чаще к выводу, что понятие это может быть и достаточно узким, когда земляками называются люди, которые живут в твоем родном городе, и достаточно широким, когда ты где-нибудь за рубежом встречаешь человека, который живет в стране, откуда ты сам. А вот когда ты встречаешь за рубежом человека, который и из страны, откуда ты сам, да еще и из города, где ты родился, этот человек воспринимается ну просто, как родной. Вот такой случай и произошел с Серегой, когда он впервые в жизни попал в неметчину - в город Дрезден, где начал учиться в университете.
 
 Шел 1971 год. И хотя в университете учились студенты из почти всех республик СССР в количестве около семидесяти человек, общения с родными и близкими не хватало. В то время еще стояли советские воинские подразделения в так называемых странах народной демократии, в том числе и на территории Германской Демократической Республики. Средств коммуникации в понимании двадцать первого века, то есть мобильной связи, электронной почты, скайпа или вотсапа тогда еще не существовало. Можно было заказать на переговорном пункте международные переговоры, но стоимость их была студентам не по карману. Поэтому наиболее надежным и недорогим средством было общение письмами. Вот и Серега, когда скучал по родственникам, писал домой пространные вирши о своем житье – бытье на чужбине. Да и мама ему частенько присылала весточки из дома. В одном из писем она сообщила Сереге, что в Дрездене после окончания военного училища служит земляк Сереги, с матерью которого она вместе работает в аптеке. И служит этот земляк в комендатуре Дрезденского вокзала «Нойштадт», что находится недалеко от правого берега реки Эльба.

 «Нойштадт» в переводе на русский язык означает «Новый город». Исторически это был самый старый район города Дрезден с постройками начала тринадцатого века. Годом рождения города является 1206 год. Название же «Нойштадт» эта часть города получила после восстановления его с постройкой в основном каменных зданий и сооружений после пожара 1685 года, когда сгорели почти все деревянные постройки.
 
 Как-то воскресным днем, свободным от занятий в университете, Серега решил поехать на вокзал нового города, чтобы познакомиться с земляком, который был лет на шесть – семь его старше, служил в должности советского коменданта стратегически важного объекта, коим был вокзал, и в чине уже старлея. И хотя о встрече заранее не договаривались, Сереге повезло, и он застал земляка, да еще и тезку, на службе. Пообщавшись накоротке, договорились вечерком, по окончании службы старлея, встретиться. Встретившись вечером, по пути к месту жительства земляка забежали в магазинчик, где старлей приобрел пару бутылок немецкого шнапса, обязательного, по его мнению, для празднования такой замечательной встречи земляков на чужбине. Из закуски взяли только хлеб, да и то только белый. Привычного для русских людей черного тогда в немецких лавках и в помине не было. Старлей при этом объяснил, что другой, подобающей такому знаменательному застолью закуски у него дома дополна. Он был холостым, но как уважаемый комендант стратегически важного вокзала жил неподалеку в старинном двухэтажном особняке готического стиля. Зайдя в особняк, Серега был удивлен не ухоженностью помещений. Сразу было видно, что здесь напрочь отсутствует женская рука. Старлей пояснил, что до благоустройства домашнего очага руки, как правило, из-за постоянного пребывания на службе не доходят. Вот и живет он хоть и в особняке, но в барачных и бардачных условиях. «Но что еще служаке, привыкшему к любым условиям проживания, кроме крыши над головой, нужно?» - заявил он, как бы отвечая на недоуменный взгляд Сереги. Жил и пребывал старлей по сути всегда в одной из комнат огромного особняка, где стояла железная панцирная кровать, самодельный стол и пара деревянных ящиков в качестве стульев. Выставили шнапс на стол, порезали штык – ножом хлеб. «Подобающей» застолью закуской была «Икра лососевая» в огромной, килограммов на пять, металлической банке. Ни такой икры, ни такой банки Серега еще в своей жизни никогда не видел и, тем более, никогда и не пробовал. Банка тут же была вскрыта тем же штык – ножом и поставлена на стол. Под военные прибаутки старлея и рассказы Сереги о студенческой жизни и о его приключениях, приведших к изучению химической науки в Дрездене, земляки приступили к трапезе. Воинская натренированность старлея, полученная им,видимо, в подобных питейных празднествах и приобретенный иммунитет к значительным количествам шнапса за время этих тренировок, позволяла ему наполнять граненые стаканы со скоростью, чтобы муха не успела не только пролететь, но даже прожужжать. А вот Серега, еще не замеченный в сильной любви к питию или в стремлении что-нибудь в обязательном порядке обмыть, как-то очень быстро начал кукситься. Да и что взять с восемнадцатилетнего студента, который только недавно ступил на самостоятельный жизненный путь. Но покрасоваться же все равно перед земляком хотелось и доказать, что и он настоящий мужик, тоже. Лососевой красной икрой закусывали, зачерпывая ее столовыми ложками прямо из огромной банки. Старлей сказал, чтобы Серега не стеснялся есть эту прекрасную к шнапсу закуску, ведь у него еще в запасе две таких банки имеются. Медленно, но верно двигались к потере адекватного состояния. Первым его достиг, конечно же, не тренированный такими застольями Серега. Ему вдруг показалось, что запахом лососевой икры уже пропитана каждая клеточка его тела, а икра скоро полезет не только изо рта, где она уже плавала, но и из носа и даже ушей. Преотвратительное, нужно признать, состояние. Слава богу, выпивка закончилась. Несмотря на уговоры старлея продолжить банкет, приуроченный к встрече земляков, Серега, сославшись на то, что рано утром ему нужно идти на лекции, простился с тезкой и уехал в общежитие.
 
 Потом еще несколько раз встречались. Но таких посиделок с распитием шнапса уже никогда не устраивали. Старлей тоже вспоминал, как ему было плохо на следующий день. И что зря они не взяли тогда какой-нибудь еще закуски, кроме хлеба и этой гадкой лососевой икры.
 
До сих пор Серега эту икру с содроганием вспоминает. На праздниках, днях рождения и других мероприятиях, где лососевая икра присутствует либо в маленьких баночках или в виде красивых тарталеток, Серега всегда отказывается от своей доли в пользу жены или друзей. При этом не очень любит вспоминать былое дрезденское приключение с этой самой икрой и объяснять, почему у него такое отношение к ней. Когда он об этом вспоминает, чувствует опять, что каждая клеточка его тела источает тошнотворный запах рыбьего жира, а из его носа и ушей виртуально вываливаются, ставшие ему тогда, в Дрездене, ненавистными, эти лососевые икринки.