Чож Валя

     Валя родилась в аккурат за два месяца до начала войны с фашистской Германией. Она появилась на свет вместе с братом-двойняшкой. Когда Валя родилась, она не закричала, как кричат все младенцы, возвещая людям о своем приходе в этот мир. Она тихо лежала, завернутая в чистую тряпицу и не шевелилась. Повитуха сперва подумала, что девочка мертва, но потом заметила, что младенец чуть шевелится. Но все равно мать считала, что Валя не жилец, потому что девочка плохо брала грудь и была какой-то «неживой».
     Отец Вали, уходя на фронт, наказал жене Марье:
- Сына сбереги, а девку необязательно. От девок в хозяйстве не шибкая польза! Да и пошто ее такую беречь, поди, до осени не доживет.
     Но случилось все наоборот. Сын прожил всего полгода, потом вдруг зачах и умер. Не сумела Марья парнишку сберечь. Не выполнила она мужнин наказ и очень боялась об этом ему на фронт написать. Марья, правда, ни писать, ни читать не умела, поэтому письма отцу писала старшая дочь Алевтина.
      Зато Валя крепла прямо на глазах и даже раньше, чем положено природой, пошла своими ножками. Она носилась по избе, хотела все пощупать и попробовать, лезла везде, надоедая матери и старшим сестрам. Девочка радовалась жизни с необузданной силой, словно природа вложила в нее, собранную со всей их родни добрую жизненную энергию. За это все домашние прозвали ее «Чож», что на коми-пермяцком языке означает «шустрая».
      Мать, глядя на Валю, вытирала слезы и недовольно ворчала:
- Провались ты, непоседа! Нет, чтобы мальчонка жил, так, господь тебя на земле оставил…
      Как-то в гости к Марье зашла бабка-повитуха, принимавшая роды. Маленькая Валя сразу заинтересовалась гостьей и попыталась залезть к ней на колени. Повитуха очень удивилась и улыбнулась ребенку:
- Вот те на! Думали, что она не жилец, а она вона какая шустрая растет!
- Чож! – недовольно махнула рукой Марья.
     Валя в свои полтора года не обращала внимания на ворчание матери. Девочка еще не совсем понимала разговоры взрослых и радовалась жизни всей своей чистой детской душой.
    Весной 1943 года мать получила казенную бумагу. Так как Марья была неграмотной, почтальонка прочла ей бумагу сама. Там было написано, что красноармеец Боталов Ермолай Карпович из деревни Рудаковой пропал без вести на фронте, защищая страну от фашистских захватчиков.
     Боталов Ермолай – это был Валин отец. Жили они в деревне Рудаковой Антипинского сельсовета Юсьвинского района Коми-пермяцкого округа Молотовской области. Валины родители были коренными коми-пермяками. Ермолай худо-бедно знал русский язык, а Марья русского совсем не знала и говорила только по коми.
     У почтальонки дрожали губы и наворачивались слезы, когда она читала похоронку. У Марьи подкосились ноги, и она неожиданно села на пол, сгрудив половики. Старшие дочери бросились к матери. Девки поняли, что их отец погиб на войне. Обняв мать, они все сидели на полу и выли страшными голосами.    
     Почтальонка кончиком платка вытирала слезы. Ей было очень совестно, что она принесла горестную весть в этот дом. Почтальонке казалось, будто она виновата в том, что у Марьи убили мужа. И так было каждый раз, когда она приносила похоронку в чью-либо семью. Многие бабы в Рудаковой уже получили похоронки на своих мужей, отцов и братьев.
     Валя закричала на всю избу от страха. Она ничего не поняла, но увидев ревущую на полу мать, рыдающих сестер, кинулась к ним и тоже заревела во весь голос.
     Прошло некоторое время. После гибели мужа мать стала относиться к Вале с неожиданной нежностью. Бывало, сядет Марья на лавку, посадит младшую дочку к себе на колени, обнимет ее и плачет без конца. Старшие дочери подсядут к ним, прижмутся к матери и рыдают вместе. Не понимая, почему мать плачет, Валя своими ручонками крепко обнимала ее и тоже ревела вместе со всеми.
     Закончилась война. У всех троих Марьиных сестер мужья погибли на фронте. Из всей деревни только несколько мужиков вернулись домой с войны. Да и то раненые, да контуженные. Пришлось бабам и подросткам взваливать на свои плечи всю тяжелую работу в колхозе.
     Валя с малых лет помогала матери по хозяйству. Она никогда не унывала. Всю работу по дому делала бегом, да вприпрыжку. Чож, одним словом!
     В Рудаковой школы не было, и дети ходили учиться за два километра в соседнюю деревню Ляпчик. В этой деревне была начальная школа и находилось правление колхоза.
     С двенадцати лет Валя начала работать в колхозе. Сначала она работала в колхозном саду, а потом ее определили возить на лошади разные мелкие грузы. Иногда Валю сопровождал какой-нибудь взрослый мужик, но в колхозе мужских рук не хватало, и частенько она управляла лошадью сама.
     Как-то раз в конце марта колхозный бригадир Кыз Юр Миша послал Валю на лошади в село Антипино.
- Заедешь в сельсовет, заберешь там почту и отвезешь в райцентр. В Юсьве заедешь в ветлечебницу и привезешь в Антипино телят на ферму. Вот тебе спицальный ящик для телят. Смотри, не потеряй, а то зоотехник нам с тобой головы поотрывает! - давал он наставления.
     Кыз Юр Миша дал Вале «спицальный ящик», который был обычной, сколоченной из фанеры коробкой с крышкой, больше похожей на ящик из-под большой почтовой посылки.
- Как же я телят-то в этот ящик запихаю? - удивилась Валя.
- Не твово ума дело! Делай, что велено! Валяжуг*, - проворчал бригадир. Грубый он был человек. Не умел с людьми ладить.
     Вале было очень обидно, что бригадир ее назвал «Валяжуг», потому что мать тоже иногда пренебрежительно так называла свою младшую дочь.
     Но Валя быстро забыла про обидное ворчание бригадира. Над деревней расплывалось розовое весеннее утро. Кричали петухи во дворах, из печных труб уютно тянуло дымком. Деревенские хозяйки растапливали печи и пекли хлеб.
      Валя выехала за деревню. Немолодая кобыла, легонько бренча упряжью, уверенно побежала бодрой рысью по знакомой укатанной дороге. Свистя полозьями, сани легко летели по утреннему весеннему морозцу.
      Валя, удобно расположившись в санях на сене, поглядывала то на весеннее утреннее небо, то на свои новые лапти, сплетенные колхозным сторожем Куим Васькой, то на свои новые красные чулки, связанные матерью. Ей было весело и хотелось петь. Природа, прогнав суровую ледяную зиму, уже пригласила на ее место розовощекую и лукавую весну, чтобы сгонять колхозников с печей для приготовлений к весеннему севу и будоражить любовью сердца деревенских девок.
      Еще Вале не давала покоя мысль, что ей придется из Юсьвы везти телят на ферму.
«Как же они поместятся в такой маленький ящик? Или мне телят по частям туда пихать? По отдельности ножки, да рожки?» - со смехом думала она.
     В Антипино Валя забрала мешок с почтой, бросила его в сани, хлестнула вожжами кобылу и поехала в райцентр. Прохожие удивленно оборачивались на маленькую девчушку, смело управлявшую лошадью.
      Весеннее солнце уже было высоко. Солнечные лучи игриво сверкали на таявших сугробах вдоль тракта. Колеи на дороге начали раскисать, превращая тракт в глиняное месиво.
      Сани, скрежеща полозьями по глине, тяжело ползли по растаявшей дороге. Лошадь, выбиваясь из сил, еле-еле тянула сани. Валя, жалея кобылу, старалась подгонять ее не вожжами и кнутом, а громкими командами. Она слышала, как колхозный конюх материт лошадей, и сейчас лихо кричала на кобылу такими же словами:
- Но-о-о! Проклятущая!
     Кобыла, словно понимала, что не заслуживает такого обращения, недовольно косилась на Валю лиловым глазом.
     Когда девочка заехала в Юсьву, лошадь едва переступала ногами от усталости. У здания районной почты Валя, натянув вожжи, остановила лошадь, вылезла из саней, погладила ей морду и дала кусок хлеба.
  - Бедная ты моя лошадка, - жалея кобылу, произнесла Валя. - Отдохни, милая! Обратно другой дорогой поедем!
     Сдав почту, девочка подъехала к районной ветлечебнице. Валя привязала вожжи к столбу и держа перед собой заветный ящик для телят, шагнула на низенькое истертое крыльцо здания. Кое-как открыв одной рукой дверь с упругой пружиной (другой рукой она прижимала ящик к груди), вошла внутрь. В помещении за столами сидели две солидные женщины в белых халатах. Валя никогда еще здесь не была и замерла на пороге, удивленно открыв рот, не зная, у кого из них просить телят.
    Тут дверь ветлечебницы, ведомая мощной пружиной, резко захлопнулась и поддала девочку в мягкое место. От удара двери Валя по инерции неожиданно выбежала на середину помещения, обоими руками крепко держа перед собой ящик, как драгоценную ношу. Это выглядело очень забавно. Женщины подняли глаза на девочку и весело засмеялись.
- Ты откуда к нам пожаловала, красавица? – улыбаясь, спросила одна из женщин.
    Они снова обе засмеялись, разглядывая небольшого роста девочку в лаптях и красных чулках.
    Валя не растерялась. Недаром же ее кличут «Чож Валя». Она громко сказала:
- Я из Рудаковой. Из колхоза. Меня за телятами прислали!
Женщина постарше мягко улыбнулась и произнесла:
- Вот и хорошо! С утра тебя ждем. Открывай свой сундук. Положим тебе туда телят.
    Валя опять удивилась. Неужели все сговорились и хотят над ней подшутить! Взрослые такие чудные! Неужели они думают, что могут ее обмануть. Или в самом деле по кускам телят ей положат?
    Женщина вынесла из другого помещения какую-то большую металлическую колбу, поставила ее в Валин ящик и сказала:
- Вот твои телята, забирай! Только распишись мне тут в бумаге.
Валя удивленно посмотрела на колбу.
- В этой железной банке телята? – недоверчиво спросила Валя.
- Конечно! Они самые! – улыбнулась женщина в белом халате.
- Вы шутите! – засмеялась девочка. - Как же они в такую маленькую банку поместились?
- Хочешь их увидеть?
- Конечно, хочу!
Женщина в белом халате провела Валю в кабинет и сказала, показывая на какую-то штуку с двумя трубками:
- Это микроскоп. Загляни в эти трубочки-окуляры, и ты увидишь телят.
Валя прижалась глазами к окулярам микроскопа. Она увидела, как где-то там внутри взад и вперед носятся какие-то бойкие головастики с тоненькими хвостиками. Но никаких телят там не было и в помине.
- Что ты видишь? – спросила женщина в белом халате.
- Головастики какие-то бегают, - удивленно ответила Валя, - а где телята-то?
- Можно сказать, это и есть телята! – улыбнулась женщина. - Это клетки быка. Ими оплодотворяют коров. Сосуд, который я тебе дала, называется термос. В нем эти клетки могут храниться до трех суток.
- Надо же! – удивилась Валя. - А я думала, быки поскачут, и телята родятся.
- В маленьких хозяйствах так и происходит. Но в больших колхозах быков на всех коров не хватает, поэтому применяется искусственное осеменение, - ответила женщина.
- У коров тоже мужиков не хватает, как и у людей, - вздохнула Валя, - и в нашей деревне мужиков мало. Многих на войне поубивало. Мой папка тоже погиб.
Женщина в белом халате грустно улыбнулась и погладила девочку по голове.
     Валя бережно уложила в сани ящик с телятами, поудобнее уселась и тронула свою кобылу в обратный путь.
     Она решила ехать в Антипино через деревни по хорошей, еще снежной санной дороге, а не по раскисшему тракту. Но по деревням получался приличный крюк и надо было переправляться через Иньву по ледовой переправе.
     Но Валя об этом не думала. Ей вспоминались забавные телята-головастики и добрая женщина в белом халате.
     Солнце перевалило за полдень. Поля и рощи по берегам Иньвы еще были покрыты снегом, но уже вовсю чувствовалось теплое дыхание весны. Весна нынче ранняя будет. Скоро начнут таять снега и зажурчат ручьи по оврагам и ложбинкам. На лесных лужайках засеребрятся душистые подснежники, а на полях вылезут сочные пистики.
     К вечеру погода стала портиться. Небо затянули тучи и подул ветер. Валя подъехала к ледовой переправе через Иньву. От переправы осталось только одно название, да малозаметный санный след на льду. Лед на реке вздулся, стал грязновато-синим. Вдоль берегов чернели длинные полыньи. Казалось, что лед вот-вот затрещит, и на реке начнется весенний ледоход.
     Валя медлила. Страшно было переправляться по такому ненадежному льду. Но не возвращаться же обратно. Она хлестнула вожжами лошадь, направляя ее вперед. Кобыла долго упрямилась, нюхала воду в полынье и не хотела выходить на лед.
- Но-о-о! Пошла, окаянная! – крикнула Валя.
Кобыла, дернув оглобли, перепрыгнула полынью, ступила на лед и пошла осторожным шагом к противоположному берегу. Сани легко заскользили по снежной корке, покрывавшей лед. Валя, стоя в санях на коленках, волнуясь, крепко держала вожжи.
     Вдруг лед под кобылой не выдержал и затрещал. У Вали екнуло сердце. Она резко хлестнула кобылу вожжами. По-прежнему осторожно, принюхиваясь ко льду, лошадь пошла чуть шибче.
- Быстрее, милая! Провалимся же мы с тобой! – чуть не плача, кричала Валя.
    И тут кобыла неожиданно ухнула под лед. Сани поплыли, оказавшись в воде. Валя бросила вожжи и вцепилась в грядушку саней.
- Помогите! – закричала она, оглядываясь.
Но вокруг никого не было, кто бы мог прийти на помощь. До ближайшей деревни было около километра. Лошадь дико барахталась в воде среди расползающегося льда, дергая оглобли и норовя опрокинуть сани. От ветра страшно шумел темный лес на том берегу, словно негодуя на отчаянную смелость маленькой девчонки.
     Забыв, что она пионерка, Валя неожиданно для себя перекрестилась и зашептала молитву. Кобыла вдруг собрала все свои последние силы и прыжками, ломая лед, потащила сани к берегу. Валя, держась за сани, круглыми от ужаса глазами смотрела, как прыгает среди льдин лошадь, и шептала молитву.
      Шатаясь от усталости, кобыла вытащила сани на берег. Валя заплакала. Не верилось, что она осталась жива. Но она же Чож Валя! Шустрая! И вдобавок живучая!
      Валя погнала лошадь домой. Кобылу надо было скорее поставить в теплую конюшню, чтобы та не простудилась. По дороге Валя вспомнила про ящик с телятами. Где же он? Неужели телята потонули в Иньве! Но слава богу, ящик с головастиками лежал в санях на ворохе сена.
      Валя, немного успокоившись, широко открытыми глазами, смотрела по сторонам дороги, как бы заново знакомясь с этим миром. Сегодня на переправе, она словно родилась во второй раз. Телята-головастики, еще не родившись, тоже пережили сегодня второе свое рождение.
      А весна нынче в самом деле ранняя…
      В стране тоже подул теплый ветер. Как смывает весенний ледоход старые ненадежные мосты на реках, так были разрушены и развенчаны сталинские порядки и культ личности Сталина на 20-м съезде Коммунистической партии выступлением Никиты Хрущева.
      В СССР начиналась хрущевская оттепель.
         
*Суффикс - жуг-  в коми-пермяцком языке придает словам пренебрежительное значение.