Подвиг Разведчика!

(*из серии "Корни Зла")

Бывало всякое. И разное, само собой. Всяко разное случается в жизни. Особливо в тайге. Нашей. Соболь, куница, кедр, опять же. Сосны в стратосферу упираются. Стволы руками не обхватишь! Ягод. Грибов. Кто любитель.
С разнообразием событий поспорить может лишь человек нешибкого или необразованного ума. Ты сначала иди поучись, а потом уже рассуждать берись. Вот жена Селифана, та безграмотная была.  Ей что, один день, что второй. Одинаково. Не видела разниц никаких. Мерила время не качеством, а «сезонами», ежели  по-совремённому. Как в Китае. Или в Кореях - весна, лето, осень, зима... и снова весна. А тут каждый час другой! Каждый миг новый. Включая различный аспект природных состояний.  Но не только. И строго по закону эволюции – сегодняшнее более лучшее, чем давешнее.   Сегодня хорошо, а завтра хорошее. А уж послезавтра… Дожить бы. Доживем! Умные люди знают, как лавировать. Ежели напала тревога, сразу себе скажи: «Успокойся, товарищ! В Москве знают, что делать»
Да. И порой, что не придумаешь. В смысле, возникающих форм разнообразие событий. Вот, скажем, позапрошлым октябрем. Пошел Селифан за брусникой в Громову балку. Хороша! Брусничка после первого настоящего заморозка. Ее замочишь в кадке. И плошечку меда туда. Да и после баньки освежиться. Но в меру. Чтоб для иной жидкости место оставалось. А уж за ужином можно и калгановки.
Идет Селифан, стало быть, к Громовой балке. Тихо, свежо, парок изо рта. Воздух такой, что и сравнивать его не с чем. Настолько он сладок и свеж. И вдруг… Аль показалось? И вдруг слышит Селифан вроде свиста. С неба сквозь ветки. Свысока, но наискось. И что? А то, что увидел на поляне камень светящий! Размером с медвежий череп.  Лежит на мху, светит и сырым поленом потрескивает. А мох по радиусу тлеет в полном согласии с высокой температурой. Свет того камня рубиновый. И переливается. «Теорит! – правильно подумал Селифан. И запомнил нужную для поиска примету поляны. – Пусть остывает. А завтра я с мешком сюды вернусь. Для науки. Пущай изучают, какой состав и откудова прилетел»
И пошел за брусникой. А назавтра нету камня! Дыра прожжённая есть, теорита нет. Даже пепла.  Вот так. Или летом. На Савином ручье. Вода - жидкий хрусталь! А ежели луч солнечный в нее нырнёт – глаза режет. Так сияет. На ней хорошо бруснику настаивать. Можно бы и чаек, но дюже далеко. И что? А то, что видит Селифан в ручье валенок! Вот и вопрос – откуда и чей? Такое событие.
Но речь не о событиях. О фактах речь идет. А факт – явление характера не единоличного.
Случился факт в прошлую среду. Когда Селифан вышел капканы проверять – лыжи, ружьишко, махорочка для перекура. На груди под тулупом фляжка калгановой. Чтобы была не стылой – теплая настойка для стимулу получается быстрей. И морозец, как говорят, «крещенский». И такая тишина, будто Селифан на планете один. Такая тишина. Синяя тишина.  Но оставим, пущай по части описаний Пришвин старается.
Идет Селифан, следя, чтоб руки с палками дыхание не опережали. Чтоб ветку снежную не задеть. Чтоб в валежнике не застрясть, следит. Дело привычное. Отошел от избушки своей лесничей, почитай, версту. А то и полторы. И вдруг…
Это только у людей так случается. Через «вдруг». А у государств никаких «вдруг» бывать не может. И не должно! И не бывает! У нас.
И вдруг натыкается Селифан на кровавый след. Глубокий, широкий, как бы даже петляющий. Но не звериный! Вот оно как. Медведь, волк, кабан недостреленный, к примеру. Те уходят иным рисунком. Да и запах. Зверь, он пахнет. Вот его главный след. А тут… Тут не чует Селифан зверятины. Человек раненый полз! Судя по кромке, то есть ее отсутствию (кромка возникает потом) и цвету пятен – полз человек недавно. Слева, относительно нужного маршрута, направо. А судя по тишине, больше не ползет.
Жив ли?! Кто ранил? Лосиха, волк, секач? Кого? Леспромхозовских? Или колхозных? Жив ли?
Это первый ряд вопросов, мгновенно вставший перед Селифаном. Так сказать, обще гуманистический ряд. А следом за ним возник ряд вопросов свойства гражданского. Кто? Откудова? С какой целью? Куда? И снова вопрос «Откудова»?
Интерес понятен – до границы всего-то…
Рванул Селифан по следу и видит в ельнике (молодой еще ельник, не дюже густой) человека. Фигуру его тела в белой маскировочной одежде. Ногами к Селифану, остальным к еловым веткам. Головой, стало быть, вниз. В снег. И вроде… Нет! Понял Селифан, перевернув человека в маскхалате на спину. Нет, живой еще! Ноздри его давали струйки пара. Снег, прилипший к лицу, уже не таял, а ноздри еще давали пар. Жив!
И не только. Человек застонал и расщурил глаза. И произнес, боль свою превозмогая:
- Батя… Батя. Разведчик я, батя. Ты сообщи, что… диверсию... британцами… инструктора…
Селифан пригнулся ухом почти к самым его губам. И услышал. Отчего жаром всего Селифана ошпарило. Таким, что это тебе не баня. Никакой брусникой его  не погасишь.
- Ты, сынок, потерпи. А я мигом. Жди, сынок. Не пропадешь! Мигом я! А пока вот…
И положил под голову разведчику свои рукавицы. И дал глоток калгановой. И еще один.
- Жди, сынок! Я мигом.
И за санками, на которых возил дрова. За ними – легкие, высокие, крепкие. 
И через час был раненый разведчик уже в избушке Селифана. Уже на лежаке, где раньше дочка его спала. Селифана. Теперь дочка учится. На биолога, чтобы не было эпидемий. Отличница, слава богу! В Ленинграде науку биологическую постигает.
И огонь в печке уже бушует. Жар и тепло дает огонь. Для раненого, его отогревая. Заместо потерянной крови. И рана на груди уже промазана кедровым маслом. К тому же присыпана сушеным Марьиным корнем в смеси с баданом и волокушей. И зверобой заварен уже.
- Спи, сынок! А я за помощью.  Будет помощь тебе! Полноценная. Спи! И на счет информации не переживай. Передам, куда следует. Не зазря ты, сынок, рисковал своей жизнью. Спи!
И в Леспромхоз. К директору Башуеву. С глазу на глаз – так, мол, и так.  Не все, а медицинского диапазона. В смысле, срочно - человек умирает! Но не без намека.  Не без него – мол, имеются важные сведения.
И обратно назад. Варить кролика на бульон. Бульон – первое дело при потере естественных сил организма. Калгановая – экстренное дело, а бульон - первое. А уж потом медики решат. Что потом.
А Башуеву дважды повторять не нужно.  Бушуев на трактор и в «Коммунар». Там к Чуркину-председателю. Так, мол, и так. И не только. Чуркин тоже не дурак. И мигом к телефону, набирать необходимый номер.
Там приняли – ждите! В течение часа! И посадку готовьте!
- Есть!
Но, как замечено народом – человек предполагает, а природа, пока ее до конца не подчинили, располагает. Расположила она метелью. И северо-восточным ветром силою четыре балла. Ждать? Но не у нас! Тем более, человек умирает!  И заместо «санрейса» выслали Ли-2! Уже из Иркутска. На лыжах и с пилотом Гармашом Николаем. Ничего Гармашу не страшно. Причина понятная - опыт. Тем более, умирает человек. А шестьсот миль, для «Ли-2» раз плюнуть – скорей!
А там уже во всю! Жгут на поляне костры. Валят сосны, для увеличения площади посадки.
И Селифан тоже ждет. Видя, что разведчик уже в себя не приходит. Еще дышит, но в разум не возвращается. Лоб мокрый, но холодный. Почти. Печь шурует, а лоб почти холодный. Где помощь?! Тем более, есть информация. Где помощь?!
А вот она – услышал, как Стрелка залаяла, за ней хрипло подхватил Полкан. Храп лошадиный. Тут и крыльцо взвизгнуло.  В сенцах стук отбиваемых ног. И входят в избушку люди. Вот она помощь! А люди входят такие: двое, сразу скинув пальтишки, оказалась молодыми девицами. По сравнению, конечно, с Селифаном. Третий - румяный мужчина высокого роста и плеч, каких Селифану видеть еще не приходилось. И грудь богатырская. С такой комплекцией на медведя можно с голыми руками. Или лес валить! Это лучше. Валить лес.  За всеми стоит летчик.  Успели! А где же? Решил с чего-то Селифан, что и военный должен был прибыть. Нету военного.
Та, что постарше, чернявая, оказалась врачихой. Тамарой Сергеевной. Красивая женщина. Быстрая и деловитая женщина. Чемоданчик раскрыла и приказала:
- Воды!  Кипятка!
А вот он!
- И света побольше! А вы, Машенька, камфару готовьте. А вы, Гриша, разденьтесь до пояса и ложитесь рядом с больным. На лавку.
- Гриша – донор, - пояснила врачиха Селифану. И улыбнулась. И снова нахмурилась: - Нужен свет!
Пожалуйте, еще одна лампа. Керосин свежий, не беспокойтесь.
- А теперь прошу удалиться!
Понятное дело – медицина.  Вышли. Селифан и летчик, так шлем и не снявший. На улицу.  На улице звезды на небе. Внизу еще вроде бы, сыплет, а небо уже чистое.
- Ну как?!
Это спросили вскочившие с розвальней Башуев и лесоруб Григорьев.  А с других розвальней никто не вскочил. Другие пустые – они привезли с самолетной поляны врачей и донора Гришу. И летчика.  А где же?  А больше нет никого. А время идет, тем не менее. Становясь "ситуацией". Характера "политического".
- Пока непонятно, - ответил пилот. - А мы за дровами. Где, старик, у тебя хранятся дровишки?
И подмигнул Селифану. И понял тогда Селифан, какой это летчик. Сметливый мужик Селифан, не проспоришь.
- Вон тама! Дай-ка, Григорьев, фонарь!
 В сарае. Добытыми раненым сведениями делился Селифан. Тихо, но четко делился. А летчик кивал, становясь только более хмурым. И произнес, когда Селифан информацию кончил:
- Об этом молчок!
- Само собой. Неужто мы без понятия? Тем более… Не волнуйтесь. Как рыба!
- И ты не волнуйся – в Москве знают, что делать. Прощай! Я к самолету. Радировать.
Пожал Селифану руку, навалил поленьев в корзину и умчался. С Башуевым на поляну к «Ли-2», к Гармашу, готовому вылететь в каждый момент. С любого разгона, в любую погоду: понятное дело – опыт.
Вошел Селифан к себе в избу. Наполовину радостный: вот-вот, и узнают в Москве, что творится. Рация преград и расстояний не знает. Но лишь наполовину радостный. Вторая половина пока сомневалась - а вдруг помер? Разведчик.
Вошел. Корзину оставил в сенях и вошел. И видит. Гриша стоит, внимание глаз направив на пуговицы телогрейки. Сосредоточен. Поэтому, не разберешь.  Врачиха укладывает обратно свой чемоданчик. Спиной к Селифану. Что выражает спина человека? Тем более, женская? Ничего. Сестра вытирает руки над тазом. Тоже спиной. Медленно так вытирает. И осторожно. Будто, не думая о руках. А о чем?
Разведчик же белый, как снег. Белый, как… даже не хочется сравнивать.
- Неужто? – вскричал Селифан, собравшись снять шапку в почтении. Уже в горле комок разрастается. Уже слезы чесали глаза. И почувствовал Селифан, что устал, как собака. И вспомнил вдруг, что ружье свое потерял. А где, леший знает. Теперь не найдешь – все под снегом. Только весной, когда стает. Да и найдешь ли.
- Тс-ссс. – зашипела Тамара Сергеевна. Красивая женщина. Но больно уж строгая. -  Не будите. Уснул. Как проснется, вот эти таблетки. Завтра к вам доктор приедет районный. И меньше питья, только губы смочить. Вы меня поняли?
Строгая женщина.
И запела Душа Селифана. От счастья и гордости. Не за себя, за людей – советские люди! Не одолеешь таких. Сволочи!

*Козлов Энгельс Васильевич «Будет жить!» 1956