Полковник не выдержал

               
     Полковник запаса Пшеничный, решив перекусить, примостился на трубе газопровода, ведущего в близлежащую деревеньку, куда он, собственно, и держал свой путь. Последние два месяца он подыскивал с целью приобретения усадьбу или же земельный участок под неё. В стародавние времена офицеры, выйдя в отставку, уезжали в свои имения, где поднимали научно или по своему разумению сельское хозяйство, а то и просто жили в своё удовольствие, эксплуатируя рабский крестьянский труд. Нынешним отставникам - в большинстве своём по происхождению голи перекатной - таким  добром надо было прежде разжиться.

     Интернет в описываемое время был редкостью, поэтому нужную информацию полковник черпал из газетных объявлений. Искал именно деревенскую недвижимость, а не садово-товарищеский надел в каком-нибудь дачном кооперативе, где, как он не без оснований полагал, пришлось бы, не ровен час, быть участником разного рода финансово-имущественных склок между ненавидящими друг друга «товарищами».  Этого ему никак не хотелось.

     Он уже побывал в одном местечке, которое, казалось, должно было его удовлетворить. Согласно объявлению, - и село благоустроенное, и приличная дорога к нему, проезжая в любое время года, и речка с рыбой в двух шагах, лес с грибами-ягодами. Да и сам дом, в чём полковник убедился на месте позднее, в превосходном состоянии. Главное же - удивительная дешевизна: за дом и участок в десять соток просили всего какую-то тысячу баксов! Полковник поблагодарил про себя боженьку за удачу, правда, подумав: - А нет ли тут какого-нибудь подвоха?! 

     В один из дней приехал в село на смотрины. Очень рано ещё было. Утренний туман застилал не только дальние горизонты, но даже деревенские околицы. Встречала его супружеская чета, скорее, городского, чем деревенского обличья. И он, и она почему-то в тёмных очках.  - Вроде, как-то не по времени и не по погоде, - мелькнуло в голове. - Больные глаза что ли?

     Показали ему свою собственность - всё согласно объявлению. Договорились о следующей встрече, чтобы оформить сделку окончательно. Попрощавшись, полковник решил пройтись по селу, оглядеться. К этому времени выглянуло солнце, утренний туман рассеялся.  - Ну, что - приличное село, даже ухоженное, никаких тебе домов-развалюх, никакого намёка на заброшенность - удовлетворённо констатировал он. По улице уже двигались трудолюбивые селяне. Будучи заядлым рыбаком поинтересовался у одного из них относительно рыбной наличности в местной речушке, бегущей к селу, если смотреть в перспективу, то в створе каких-то трёх двухэтажных строений, расположившихся где-то в полутора километрах. Мужик, к которому он обратился, почему-то с удивлением посмотрел на Пшеничного и почти раздражённо ответил: - Какая на х.. рыба! - Не знаешь, что ли? - Ну да, скажет тебе Макей! А Макей как раз и был хозяином будущей усадьбы полковника. - Видишь те три дома. - Это лепрозорий. - Речка-то по его территории протекает, там в ней и стирают и чёрт те что ещё делают! - сообщил он, оставив озадаченного Пшеничного переваривать полученную информацию.

     В растерянности тот пошёл дальше, теряя интерес и к деревне и к своему будущему приобретению. Пройдя немного и бросив взгляд в просвет между домами в противоположном от лепрозория направлении, он увидел, наверное, километрах в трёх, у самого горизонта, циклопический куполообразный объект, блестевший на солнце светлым металлом. Для полковничьего прожекта он не предвещал ничего хорошего - это была атомная электростанция.

     Вспомнив после этого о тёмных очках на хозяевах усадьбы, полковник подумал, что те, видно, просто прятались за ними. В своё время китайцы придумали такие окуляры для судей, чтобы те могли, вынося приговор, скрывать выражение своего лица. А продавцы неликвидной, как выяснялось, недвижимости, наверное, прятали свою совесть. Сделка, разумеется, не состоялась. 

     После этого полковник был ещё в нескольких местах. Отправляясь в дорогу, а она приводила его также в соседние области, обмундировывался, как всегда, по-походному. В прохладное время, как сейчас, - в ещё сохранившуюся, хотя уже и достаточно поношенную зимнюю военную полевую форму. На ноги надевал юфтевые сапоги, которым, казалось, не было сносу.

     Кстати, это было всё, что у него сохранилось из полковничьих доспехов. Каракуль форменной папахи, в которой даже не успел пофорсить и сфотографироваться на память, пожрала до самой кожи моль, а разные виды обмундирования, хранившиеся из-за квартирной тесноты на балконе, сгнили и их пришлось не без сожаления вынести на мусорку.

     Собственно, и полковником-то он себя, когда служил, не чувствовал. Подчинённых - никаких, на службе по её роду - в гражданском платье. Получалось, что был приписан, как тогда язвили, к полку полковников без полков. В полковничью форму обряжался, наверное, не больше пяти раз за всю свою полковничью биографию. Однажды, когда решил напустить важности, отправившись к местному телефонному начальнику с просьбой срочно телефонизировать только что полученную от жилищной комиссии квартиру - с телефонизацией жилого сектора были большие проблемы. Нарядился полковником, папаху надел, а тот телефонный начальник тут же спустил его с небес на землю, заявив, насмешливо поглядев на него, что таких важных просителей, как Пшеничный, «у меня каждый день, как собак нерезаных». 

     В потрёпанных остатках своих военных аксессуаров полковник мог порой продефилировать и по району своего проживания. Как-то вышел в этом видавшем виды облачении за хлебом. Возвращаясь домой с батоном подмышкой, услышал за спиной как кто-то громко сказал: - Посмотри-ка на этого несчастного вояку. - Мне его жаль. Пшеничный обернулся - за ним шли два молодых бугая. Таких вскоре стали называть «братками». А как-то, отправившись в очередной вояж за недвижимостью, встретил в электричке бывшего сослуживца, которому, когда он радостно бросился к нему, со всей очевидностью не очень хотелось признавать в нём, возможно, именно в таком облачении своего бывшего коллегу. 

     В бытность своей действительной службы Пшеничный был очень доволен своим карьерным положением. Выбился в полковники с низов армейской иерархии - в армии работали, пусть и с перебоями в отдельных случаях, социальные лифты. Он был удовлетворён также тем, что его жизнь и служба приходятся на время застоя, не требующего от него применения по боевому предназначению. Конечно, случались причины лишиться мирной служебной благости. Однажды чуть не попал к арабам, где постреливали. Готовился к отправке, но потом что-то не сладилось и его оставили дома. В другой раз собирался на подавление мятежников в одном из протекторатов. И тоже ничего не произошло.

     К полковничьим годам Пшеничный закоснел в своей безмятежной жизни, превратившей его в военного обывателя. К тому же корыстного и меркантильного, что одни назовут прагматизмом, другие – шкурничеством. Это обстоятельство не лишало его статуса «настоящего полковника» и не говорило о том, что он не был офицером, готовым дословно выполнить все пункты данной им воинской присяги, в том числе, не щадя своей собственной жизни. Конечно, повезло, что не случилось жертвовать ею. Но он не корил себя, когда гибли сослуживцы. Просто следовал заповеди пушкинского героя: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Был не лучше и не хуже других. Не хуже своего коллеги, который стал кавалером знака «Заслуженный военный специалист» только потому, что однажды служил вместе с тем, кто потом ведал назначением должностных и прочих привилегий для военного сословия.

     Почти по-житейски полковник встретил государственный переворот. Белая или иная гвардия тогда не случились, да и объявись они, он бы не примкнул ни к одной из них.  Для полковника мятежниками были обе стороны противостояния: и коммунисты-расстриги, и их идеологические и прочие противники. И те и другие думали прежде о себе, а не о благоденствии разрушаемого ими государства или о счастье безвестного полковника Пшеничного. Полковник, как и они, тоже принялся искать свой личный профит. Его не прельщала судьба маркесовского престарелого полковника, участника гражданской войны, оказавшегося уже отставником в отбросах общества.

     В памяти полковника всплывала картина пожара здания штаба части, в которой он служил ещё лейтенантом. Громкое потрескивание сухой древесины, тревожные голоса штабников, взволнованных будущими печальными последствиями для их карьеры. И ни грана сочувствия среди сгрудившихся вокруг пожарища офицеров из линейных подразделений. Они завороженно смотрели на вырывавшиеся в ночную тьму огромные красно-оранжевые языки пламени. На чьих-то лицах нельзя было не заметить злорадства.

     Уже тогда, задолго до покушения на власть, кто-то не видел себя соучастником государства. Причины? Много чего было. Служебно-социальное неравенство в большой армии, которая оказалась не нужна. Брошенные на выживание в голое поле войска, выведенные из зарубежья под предательские решения одного и под «Калинку-малинку» в исполнении уже другого, пьяненького и развесёлого главы государства в сопровождении тевтонского оркестра. Офицерские очереди на человеческое жильё в городских гарнизонах, где обычно концентрируется социальное недовольство.   

     У большезвёздных начальников пробудился  в переворотные дни свой собственный интерес. Они не рискнули конфронтировать с выигрывающей мятежной стороной и отдались снедаемому желанию использовать шанс для монетизации своего командного положения. Они были людьми не пшеничьевского пошиба, не боявшимися делать крупные ставки и совершать ошибки. А армейские командиры, задёрганные прежней властью, были равнодушны к её проблемам, чтобы отважиться на какие-то самостоятельные действия. Все они не просчитались, добравшись неправедными средствами и способами до берега благополучия. Теперь вместе со своими штатскими компаньонами призывают к праведности тех, кто до этого берега благоденствия не сумел добраться, или, как полковник, стал идейно-экономическим единоличником.   

     Полковнику надо было устраивать жизнь заново, искать местечко в системе новых координат. Спешить с этим сразу не стал: кто его знает, как ещё может дело обернуться - сомневался в стабильности нового режима. Как поведут себя старо-новые хозяева жизни, один раз предавшие государственную власть? Не предадут ли её вновь? Не появятся ли в стране очередные хозяева? Наконец, не поднимется ли на этот раз народ, возмущённый своим бедственным положением?

    Успокоил его именитый деятель от экономики, занимавший и прежде и теперь солидное служебное положение, с которым полковника как-то свёл случай. Тот в подтверждение стабильности дел в стране привёл в качестве примера лично себя, сохранившего свои прежние привилегии и в новой иерархии госвласти. А по поводу недовольства подданных сказал: - Они не поднимутся на мятеж, пока в их холодильниках найдётся хоть одно яйцо! После этого полковник приступил к обустройству своей жизни заново. Нашёл работу, а теперь, вот, даже подыскивает загородную недвижимость.

    Перекусив, полковник завернул остатки еды в салфетку и направился к деревеньке, крыши домов которой виднелись за лесополосой. Там его ждал для осмотра ещё один объект недвижимости, а вместе с ним неприятности, поскольку последующее решение о его приобретении окажется для полковника не лучшим выбором. Его ожидали судебное преследование по поводу взятки местной начальнице, не желавшей по надуманной причине одобрить сделку купли-продажи; суд по земельному спору с соседом; судебное разбирательство в связи с обнаружением закопанного в погребе приобретённой недвижимости трупа женщины, оказавшейся женой позапредыдущего владельца усадьбы. 

     Выходило, что приобретение полковника стояло на костях, а на них, как говорится, счастья не построишь. Да к тому же ещё и на костях порядочности и офицерской чести. От переживаний полковник серьёзно занемог и вскоре ушёл из жизни.

20 января 2022 года