Мечтатели Белых ночей Достоевского

"Белые ночи" Достоевского – прежде чем  написать о них,  возвращаюсь мыслями в те времена, когда впервые познакомилась с этим произведением.
Какой несправедливой в юности казалась мне развязка его по отношению к Мечтателю, главному герою этого светлого и грустного творения раннего Достоевскому. «Белые ночи» написаны в 1848 году, писателю было всего 27 лет. Впереди была вся жизнь со всеми ее тяготами и испытаниями.

Мечтатель - его, родную, близкую, невинную, бескорыстную душу должна была выбрать Настенька! У этого человека, так тонко чувствующего, такого беззаветного и безответного, умеющего и сострадать и радоваться счастью другого, тоже должно было быть счастье!

Но только сейчас я почему-то вдруг сообразила - ведь человек, обещавший Настеньке вернуться за ней, сдержал свое обещание. Он почему-то медлил, это правда, но совсем недолго – всего то несколько дней. Мы так и не узнаем, почему он, вернувшись в город, не поспешил  сразу к своей любимой. Но он пришел к ней, он был верен слову. Несправедливо было бы обмануть его чувства, хотя он и кажется нам деловым прагматиком в сравнении с любимым героем.

Настенька пишет в письме Мечтателю:
«На будущей неделе я выхожу за него. Он воротился влюбленный, он никогда не забывал обо мне…»

Нам, современным читателям, при всей любви к героям трудно поверить в такое чудо  - молодого человека, по всему  видно,  трезвомыслящего и  расчетливого, хранившего целый год на чужой стороне пылкие чувства к девушке, которую он толком даже и не знал. И настоящее их объяснение произошло, вероятно, для него неожиданно, в  последнюю ночь перед отъездом. «Как вспомню, что я пришла к нему в первый раз сама, что я перед ним унижалась, плакала, что я вымаливала у него хоть каплю любви...» - рассказывает   Настенька Мечтателю, и ведь так все и было. 

Виделись они с жильцом, которому бабушка сдала в своем маленьком домике мезонин совсем редко, 1-2 раза  в месяц, когда он церемонно  приглашал бабушку и внучку в театр, иногда он присылал им почитать что-то из доброй классики – Вальтера Скотт, к примеру. Потом дела его в Петербурге разрешились и ему следовало ехать в Москву. И вот тогда Настенька,  доселе благонравно сидевшая (с учетом того, что мудрая старушка прикрепила ее платье к своему булавкой)  подле старенькой слепой бабушки, которая взрастила ее с детства, решительно собрала в узелок свои платья (и как только  платья того времени могли поместиться в узелок?!)  и все что полагалось в дорогу, и явилась к молодому человеку.

«Думаю, я шла целый час по лестнице. Когда же отворила к нему, дверь, он так и вскрикнул, на меня глядя. Он думал, что я привидение, и бросился мне воды подать, потому что я едва стояла на ногах. Сердце так билось, что в голове больно было, и разум мой помутился. Когда же я очнулась, то начала прямо тем, что положила свой узелок к нему на постель, сама села подле, закрылась руками и заплакала в три ручья. Он, кажется, мигом всё понял и стоял передо мной бледный и так грустно глядел на меня, что во мне сердце надорвало. — Послушайте, — начал он, — послушайте, Настенька, я ничего не могу; я человек бедный; у меня покамест нет ничего, даже места порядочного; как же мы будем жить, если б я и женился на вас? Мы долго говорили, но я наконец пришла в исступление, сказала, что не могу жить у бабушки, что убегу от нее, что не хочу, чтоб меня булавкой пришпиливали, и что я, как он хочет, поеду с ним в Москву, потому что без него жить не могу. И стыд, и любовь, и гордость — всё разом говорило во мне, и я чуть не в судорогах упала на постель. Я так боялась отказа!
Он несколько минут сидел молча, потом встал, подошел ко мне и взял меня за руку.
— Послушайте, моя добрая, моя милая Настенька! — начал он тоже сквозь слезы, — послушайте. Клянусь вам, что если когда-нибудь я буду в состоянии жениться, то непременно вы составите мое счастие; уверяю, теперь только одни вы можете составить мое счастье. Слушайте: я еду в Москву и пробуду там ровно год. Я надеюсь устроить дела свои. Когда ворочусь, и если вы меня не разлюбите, клянусь вам, мы будем счастливы. Теперь ж невозможно, я не могу, я не вправе хоть что-нибудь обещать. Но, повторяю, если через год это не сделается, то хоть когда-нибудь непременно будет; разумеется — в том случае, если вы не предпочтете мне другого, потому что связывать вас каким-нибудь словом я не могу и не смею.
Вот что он сказал мне и назавтра уехал. Положено было сообща бабушке не говорить об этом ни слова. Так он захотел. Ну, вот теперь почти и кончена вся моя история. Прошел ровно год. Он приехал, он уж здесь целые три дня и, и... — И что же? — закричал я в нетерпении услышать конец. — И до сих пор не являлся! — отвечала Настенька, как будто собираясь с силами, — ни слуху ни духу... Тут она остановилась, помолчала немного, опустила голову и вдруг, закрывшись руками, зарыдала так, что во мне сердце перевернулось от этих рыданий».

Невольно вспоминается Евгений Онегин Пушкина:

«Когда бы жизнь домашним кругом
Я ограничить захотел;
Когда б мне быть отцом, супругом
Приятный жребий повелел;
Когда б семейственной картиной
Пленился я хоть миг единой,-
То верно б, кроме вас одной,
Невесты не искал иной.
Скажу без блесток мадригальных:
Нашед мой прежний идеал,
Я верно б вас одну избрал
В подруги дней моих печальных,
Всего прекрасного в залог,
И был бы счастлив... сколько мог!»

Но вот в финале маленькой повести Достоевского  молодой человек все же возвращается, преуспев в делах, да еще и влюбленным в бедную девушку, главным чувством к которой ранее, видимо, были жалость и симпатия. «Я вас люблю любовью брата
И, может быть, еще нежней». Еще нежнее – вряд ли…
Но быть может, браки в те времена и совершались подобным образом даже у самых здравомыслящих людей?      

А что же Мечтатель? Настенька в конце концов  осознает  и принимает  реальность действительности, в которой уехавшие по делам в Москву молодые люди не возвращаются никогда, а если Бог дал им преуспеть в  этих делах, то предпочитают пылким душой скромницам совсем других невест. И вот она уже  строит вместе с обретенным Белыми ночами верным добрым другом  прекрасные планы тихой и славной семейной жизни.
«Говоря это, мы ходили оба как будто в чаду, в тумане, как будто сами не знали, что с нами делается. То останавливались и долго разговаривали на одном месте, то опять пускались ходить и заходили бог знает куда, и опять смех, опять слезы...»

И вот, когда кажется вся жизнь переменилась и обещает счастье, и  петербургская белая ночь, светлая, обещает чудесное  ясное голубое утро, вдруг появляется он – тот самый прошлогодний Жилец из бабушкиного мезонина. 
 
« В эту минуту мимо нас прошел молодой человек. Он вдруг остановился, пристально посмотрел на нас и потом опять сделал несколько шагов. Сердце во мне задрожало... — Настенька, — сказал я вполголоса, — кто это, Настенька? — Это он! — отвечала она шепотом, еще ближе, еще трепетнее прижимаясь ко мне... Я едва устоял на ногах. — Настенька! Настенька! это ты! — послышался голос за нами, и в ту же минуту молодой человек сделал к нам несколько шагов. Боже, какой крик! как она вздрогнула! как она вырвалась из рук моих и порхнула к нему навстречу!.. Я стоял и смотрел на них как убитый. Но она едва подала ему руку, едва бросилась в его объятия, как вдруг снова обернулась ко мне, очутилась подле меня, как ветер, как молния, и, прежде чем успел я опомниться, обхватила мою шею обеими руками и крепко, горячо поцеловала меня. Потом, не сказав мне ни слова, бросилась снова к нему, взяла его за руки и повлекла его за собою. Я долго стоял и глядел им вслед... Наконец оба они исчезли из глаз моих».

Утро следующего дня встречает Мечтателя серым дождем. Все кажется ему постаревшим и обветшавшим, даже бодрая «молодая старуха» кухарка Матрена, даже дом в окне напротив, с его яркой охрой стен кажется унылым и пегим.   
Он получает письмо от Настеньки в которой девушка  заверяет его в своей вечной душевной привязанности  и пишет о скорой свадьбе с возлюбленным.

«Или луч солнца, внезапно выглянув из-за тучи, опять спрятался под дождевое облако, и всё опять потускнело в глазах моих; или, может быть, передо мною мелькнула так неприветно и грустно вся перспектива моего будущего, и я увидел себя таким, как я теперь, ровно через пятнадцать лет, постаревшим, в той же комнате, так ж одиноким…»

В 1861 году критик Николай Добролюбов в статье «Забитые люди» иронически отзывается о  героях  раннего Достоевского как о «романтических самоотверженцах» и  требует признания  для всех  «человеческого права на жизнь и счастье».

В связи с этим  вспоминается поэт, Голубой из драмы  "Незнакомка" Блока (1907г.) – ведь и  он тоже не смог, да даже и не попытался удержать упавшую с неба звезду, прекрасную Марию.
«Долго ждал я тебя на земле!» - признается он, прекрасный,  сотканный из синего снежного сияния, так  долго смотревший в небо,  что его глаза и плащ стали голубыми. На призыв  Незнакомки обнять ее, он признается «Я коснуться не смею тебя». Падучая дева-звезда жаждет  земных речей,  но Голубой отвечает  «Только о тайнах знаю слова,
Только торжественны речи мои», он не знает страсти в своем преклонении перед неземной красотой Незнакомки – «Кровь молчалива моя», «Звездный напиток - слаще вина». Герой рассыпается снежным голубым облаком, так и не ответив на жаркие речи звезды, сошедшей на землю – а может быть, они и разрушают его хрупкий образ? 

Мечтатель и не думал удерживать Настеньку - столь благородно и жертвенно его сердце.  Он благодарен ей  за то счастье, которое она подарила ему одним  своим присутствием в его жизни в те самые несколько дней – четыре белые петербургские ночи.
 
« Но чтоб я помнил обиду мою, Настенька! Чтоб я нагнал темное облако на твое ясное, безмятежное счастие, чтоб я, горько упрекнув, нагнал тоску на твое сердце, уязвил его тайным угрызением и заставил его тоскливо биться в минуту блаженства, чтоб я измял хоть один из этих нежных цветков, которые ты вплела в свои черные кудри, когда пошла вместе с ним к алтарю... О, никогда, никогда! Да будет ясно твое небо, да будет светла и безмятежна милая улыбка твоя, да будешь ты благословенна за минуту блаженства и счастия, которое ты дала другому, одинокому, благодарному сердцу! Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..»

И вслед за тем сразу вспоминаются  пушкинские строки: "Я вас любил так искренне, так нежно, как дай вам Бог любимым быть другим..."
Недаром «Белые ночи» и ее главного героя сравнивают  с пушкинскими героями и даже с поэмой «Медный всадник» с  ее главным действующим лицом - одиноким страдающим Евгением среди бездушного города. Впрочем, нет - город Евгения , и счастье его смыто наводнением вместе с крошечным домиком его суженой, а Мечтатель Достоевского любит и дружит с городом, разговаривает с каждым его домиком...   

Когда я писала о золотых чернилах, которыми запечатлевается в душе каждого эта повесть, то перед глазами у меня почему-то стоял  недавно прочитанный отзыв в каком-то интернет «отзывике», где современная тетка со всем высокомерием и апломбом человека 21 века, взращенном на ток-шоу и прокаченная уродами- коучами пишет, что никакой мировой авторитет Достоевского не сдвинет ее с мнения о том, что рассказ о  неудачнике, который не умеет знакомиться с девушками, скучен и  примитивен. Но не люди они и вовсе, с душой человеческой, кто так может сказать, поэтому мнение их со счетов долой.