Отчет о Кампании Джеронимо 1886

Полная версия:  https://vk.com/docs-87908871




Отчет лейтенанта Фейсона о "Кампании Джеронимо" 1886.


 

Эдвард К. Фейсон.


      Вступление.
Регион Скай-Айлендс на юго-востоке Аризоны и северо-востоке Соноры состоит из 40 лесистых горных хребтов, разбросанных в море пустынного кустарника и засушливых лугов. На западе находится пустыня Сонора. На востоке находится пустыня Чиуауа. На севере находятся горы Аризона–Нью-Мексико, а на юге - Западный хребет Сьерра-Мадре, где высоты поднимаются почти на 10 000 футов от дна каньона до покрытого лесом хребта. Эта «самая суровая часть континента», по словам генерала Джорджа Крука, была местом действия войны апачей — конфликт между американскими индейцами и армией США (1861-1886), не имеющий аналогов по своей жестокости, физическим испытаниям и неортодоксальной тактике. Для молодого лейтенанта, выросшего на прибрежной равнине Северной Каролины и обученного традиционной войне, Аризона 1880-х годов не была обычным местом для начала военной карьеры.

 
Фейсон – выпускник Вест-Пойнта, 1883.
Из этого нелегкого опыта появились и мемуары лейтенанта Самсона Л. Фейсона, в которых рассказывается о его одиннадцати месяцах службы на Юго-Западе, во время «Кампании Джеронимо» 1885-1886 годов. Написаны были мемуары в 1898 году, во время службы в Вест-Пойнте в качестве старшего инструктора пехоты по тактике. Они так и не были опубликованы.  Рассказ Фейсона начинается через два дня после побега Джеронимо из Сан-Карлос - резервации в Аризоне - 17 мая 1885 года. Вместе с ним тогда ушли Найче, Нана и еще 140 их последователей апачей-чирикауа.

По ходу повествования мы возвращаемся к таким важным моментам, как смерть капитана Эммета Кроуфорд от рук мексиканской милиции, конференция о капитуляции между Джеронимо и генералом Круком в Каньон-де-лос-Эмбудос, и последующее бегство Джеронимо обратно в Мексику, за которым последовала отставка генерала Крука. Но самые интересные части повествования - это личные мысли Фейсона - о том, как его оставили охранять полевой лагерь, пока кавалерия преследовала апачей, оживленная дискуссия с Круком о его политике в отношении индейцев, или про пересечение темного каньона без сопровождения войск.

Как и в рассказах большинства армейских офицеров с Юго-Запада в 1870-1880-х годах, изнурительные физические нагрузки этой кампании служат неизбежным фоном для мемуаров. Мы следуем за Фейсоном зимой вглубь Сьерра-Мадре, выдерживаем двухдневный пост и однодневный марш на 75 миль, и становимся свидетелем остатков армейского лагеря, уничтоженного апачами. Фейсон и семь других офицеров были позже отмечены Круком (1887) «за то, что они безропотно терпели почти невероятную усталость и лишения, а также опасности, связанные с их обязанностями».

Записи Фейсона свидетельствует о трудностях войн с апачами. Рожденному 29 ноября 1860 года, Фейсону было всего два месяца во время «дела Баскома» - зажигательной встречи в феврале 1861 года между лейтенантом Джорджем Баскомом и тогдашним вождем апачей чирикауа Кочисом, которая спровоцировала долгий конфликт с апачами. Примечательно, что двадцать два года спустя, после окончания Вест-Пойнта в 1883 году, Фейсон получил первую должность в Аризоне, для оказания посильной помощи в продолжающемся конфликте.

Фейсон позже стал бригадным генералом в Первой мировой войне, и был награжден медалью «за выдающиеся заслуги».  В отличие от сотен тысяч американских солдат, собранных на равнинах северной Франции в 1918 году, сражающаяся в пустынях и горах Юго-Запада в 1885-1886 годах армия США  состояла в основном из горстки американских офицеров и, по иронии судьбы, нескольких сотен апачей.
Генерал Крук был уверен, что только апачи смогут решить «проблему апачей».

 

Этот неортодоксальный подход был спорным в рядах армии, которая была глубоко разделена по поводу надежности индейских следопытов-скаутов, и это разделение наиболее заметно проявилось между Круком, который безоговорочно доверял своим скаутам, и его начальником генералом Шериданом, который был против этого. Как один из офицеров, выбранных Круком для руководства разведывательными ротами апачей, взаимодействие Фейсона с разведчиками и отношение к ним показательны.  Фейсон не был человеком, склонным к нюансам, когда он судил о добре и зле, и его взгляды на апачей соответственно более суровы, чем у некоторых других офицеров, возглавлявших разведывательные роты. Ночная встреча с разведчиком-апачем, описанная в мемуарах, несомненно, произвела на него сильное впечатление.

Неортодоксальная тактика и завышенные физические требования кампании Джеронимо, пожалуй, лучше всего понятны в свете природы Юго-Запада. В этом засушливом регионе первичная продуктивность возрастает с повышением высоты, что приводит к увеличению биомассы крупной дичи и высокоэнергетической растительной пищи в горах. В не таких сухих регионах, как правило, происходит обратное, и у охотников-собирателей мало стимулов для заселения высоких вершин. Апачи, которые, по-видимому, мигрировали на юго-запад из западной Канады в начале 1500-х годов, естественно, тяготели к более продуктивным горам, и часто путешествовали среди изолированных хребтов.


 


С приходом испанцев в шестнадцатом и семнадцатом веках появился новый источник пищи - домашний скот, также как  и средство для его его получения — лошадь. Набеги на лошадях стали неотъемлемой частью пропитания апачей и неизменно приводили к частым стычкам с испанцами. Другими словами, необычайная мобильность, смелость и скрытность в горной местности были необходимыми условиями повседневной жизни как для всех апачей вообще, так и для несельскохозяйственных чирикауа в частности. Такой образ жизни, несомненно, оказывал мощное избирательное давление на этих людей, делая их уникальным грозным врагом для армии США. Однако неустанное преследование армии США в 1870-1880-х годах принесло апачам, не проживающим в резервациях, не только смертельную опасность, но также физический и эмоциональный стрессы, которые превзошли по воздействию даже тот экстремальный образ жизни, к которому они были привычны.

«Пока мне не исполнилось 10 лет, я думал, что люди умирали только от насилия» - писал апач Джеймс Кайвайкла, родившийся примерно в 1876 году. Апачи, в свою очередь, убили сотни американских и мексиканских поселенцев за этот период. Несентиментальный и несимпатичный рассказ Фейсона о конфликте с апачами, хорошо отражает ту жестокую и трагическую обстановку. Тем не менее, по крайней мере для меня, как потомка лейтенанта Фейсона, это - захватывающая история с юго-западной границы в последние ее годы, когда американский Запад и его коренные жители еще оставались непокоренными.


Мемуары Самсона Л. Фейсона.




 

Ночь на 19 мая 1885 года была почти такой же светлой, как день, и такой же тихой, как смерть в форте Уачука, Аризона, за исключением того, что тишина иногда нарушалась монотонным окликом часового, или унылым визгом трусливого койота в долине, а «безмолвная королева прерий», известная натуралистам как скунс, на самом деле была даже громче, чем часовой или койот, вместе взятые. Отбой на посту был в 23:30 вечера, но уже ночью громкий звук трубы пробудил нас от нашего мирного сна, и заставил поспешить в кабинет нашего командира. Я никогда в жизни не слышал «призыв офицера», но инстинктивно чувствовал, что он должен был означать, и моей первой мыслью было:  «апачи!». Через несколько минут все офицеры поста были в присутствии полковника У.Б. Роялла (Colonel W.B. Royall) из 4-го кавалерийского полка. На его лысой голове был длинный шрам от лба до затылка, который оставила там беспощадная острая сабля, еще во времена Гражданской войны.


 
Colonel  William Bedford Royall.

Шрам этот являлся для меня ни чем иным, как барометром, во всех моих отношениях с этим грубоватым, но добрым старым джентльменом и всякий раз, когда он приобретал багровый оттенок, наступало время (если использовать жаргонную фразу) уносить ноги. Его глаза были глубоко посажены и походили на две бусинки, выглядывающие из -под густых седых бровей. Шрам синел на его голове.
 
Форт Уачука, Аризона, 1880 год (Фото музея Форта Уачука).

Через несколько минут он сообщил нам, что генерал Крук телеграфировал ему, приказав немедленно послать три отряда 4-го Кавалерийского полка (B, D и I), дислоцированных в Уачука, с разведывательной экспедицией в направлении Каньона Гуадалупе, чтобы перехватить чирикауа, покинувших свою резервацию в форте Апач вечером 17-го. Часть апачей чирикауа, насчитывавшая 34 мужчины, 8 взрослых мальчиков и 92 женщины и ребенка, действительно покинула резервацию за два дня до этого, перерезав телеграфные провода позади себя. В военную партию входили Джеронимо, Мангус, Нана, Натчез (Найче), сын старого Кочиса и Чиуауа. Капитан Аллен Смит, 4-й Кавалерийский, сразу вышел из форта Апач и к вечеру следующего деня преодолел расстояние в 60 миль по чрезвычайно ухабистым и трудным тропам, и преследовал индейцев со всей быстротой и энергией, но не смог сделать больше, чем только отогнать их подальше вперед, и неторопливо убивать всех рассеянных поселенцев в этой неприступной стране.

Сами индейцы прошли 120 миль по этой же пересеченной местности, прежде чем остановиться для отдыха и еды, и впоследствии я узнал, что одна скво родила ребенка на этом ужасном марше, и не отставала при этом  от налетчиков. Это кажется невероятным, но это правда. Двадцать отрядов кавалерии и 100 индейских скаутов были немедленно отправлены в погоню за чирикауа в Аризоне и Нью-Мексико, блокируя их обычные тропы и водоемы, но они, тем не менее, сбежали в Мексику, не потеряв ни единой души. Войска B, D и I, 4-го Кавалерийского полка покинули форт Уачука примерно в 3:30 утра, с большим количеством боеприпасов и месячным рационом питания, которые перевозились в в фургонах.
 
Начало «Кампании Джеронимо» на Юго-западе. Основные названия из мемуаров Фейсона отмечены красным цветом.
После долгих и настойчивых уговоров, полковник разрешил мне сопровождать эти войска.  В первый день мы прошли 50 миль, а на следующий - 55, достигнув каньона Гуадалупе, где мы и разбили лагерь. Рядом с этим лагерем находится знак (памятник), который отмечает точку, где соединяются Аризона, Нью-Мексико и Мексика. На следующий день разведывательные группы были разосланы в трех разных направлениях, на поиски индейских троп. Меня оставили в лагере с восемью мужчинами охранять пайки. Прямо над лагерем возвышалась высокая вершина, с которой страж постоянно следил за индейцами. Он мог видеть местность на много миль во всех направлениях. Я не помню, как долго я оставался здесь, но я помню, что никогда в жизни не чувствовал себя таким совершенно одиноким. Именно в этот период я в полной мере оценил все удобства гарнизона.

По правде говоря, я просто испытывал отвращение к  обязанностям, которые мне теперь предстояло выполнять. Будучи очень молодым выпускником и зная о кампаниях Наполеона, я не мог не чувствовать, что правительство игнорировало все мои самые ценные знания и навыки. Я кипел от негодования, но оставался на месте, охраняя провиант. Я пробыл там три или четыре дня, когда один из капитанов вернулся со своим отрядом и сообщил мне, что индейцы перешли в Мексику. Тот след, по которому он шел, как мы вскоре узнали, был следом мексиканской контрабандной группы. Он, конечно, принял командование лагерем и сменил пикет. На следующий день, я думаю, он отправился в очередную разведывательную экспедицию, и я снова остался наедине со своими мыслями. Капитан Лоутон вернулся на следующее утро и был в ярости из-за того, что пикет находился не там, где он его оставил.

Я ему, конечно, рассказал, по чьему приказу и почему сняли пикет, но он так и не простил мне, что я его сместил. Два других отряда прибыли в тот же день. Мольбами и угрозами вернуться на пост, если мои желания провести разведку не будут удовлетворены, меня регулярно прикрепляли к отряду кавалерии, и три отряда снова отправлялись в разные стороны на разведку. Сержант и семь человек были оставлены охранять лагерь. Был отдан строгий приказ о том, чтобы держать пикет начеку. Я отправился на север с капитаном Хэтфилдом в направлении каньонов  Skull и  Skeleton хребта  Stein Peak Range. В пути имели место несколько забавных инцидентов, вроде того, что один разведчик лежал ночью в засаде и чуть не замерз насмерть, но ничего важного не произошло. Мы провели разведку через горы Чирикауа и, наконец, вернулись в каньон Гуаделупе через Сан-Бернардино.
Когда мы возвращались, примерно в трех милях от Гуаделупе (каньона) мы встретили солдата, скачущего сломя голову с сообщением от капитана Лоутона, чтобы мы немедленно направились в каньон, так как индейцы очистили наш лагерь. Мы бросились так быстро, как только могли, вниз по каньону, а затем узнали, что Вуд и Лоутон вернулись и обнаружили, что наши фургоны сожжены и все полностью разрушено. Три мертвых солдата - вот и все, что осталось от лагеря.

 
Каньон Гуаделупе.


В отчетах Траппа (1967) и Фолка (1969) сообщается о пяти мужчинах, убитых во время этого нападения группой Чиуауа, основываясь на отчете, написанном генералом Круком (11 июня 1885 г.), который привел показания «курьера, только что прибывшего из лагеря Лоутона». Отчет Дэвиса (1929 г.), однако, сходится с тем, что было убито только три человека.

Пятеро солдат совершили побег и отправились на ранчо Лэнга в Нью-Мексико примерно В 15 милях дальше на восток. Трое из них дезертировали, вдоволь повеселившись. Впоследствии мы узнали, что старший сержант, как только мы ушли, сменил пикет, и никакой охраны в лагере не было вообще.
Несколько дней спустя группа примерно из 10 индейцев проходила примерно в 100 ярдах от лагеря вдоль хребта, который пересекает каньон в этом месте, и обнаружила его. Это было как раз в тот момент, когда солдаты ужинали. Индейцы спешились, подкрались к лагерю и открыли огонь с расстояния не более 25 футов.
Мы нашли тело одного солдата, прислонившегося к дереву, с куском бекона, торчащим изо рта, а оловянная чашка, примерно наполовину наполненная кофе, все еще была зажата в его руке, как будто он собирается пить. 

При нем было 60,00 долларов. Тело другого солдата было найдено примерно в 60 футах дальше, простреленное насквозь со спины. Сержант в это время находился в палатке, и ему прострелили оба бедра. Храбрый солдат схватил сержанта на руки и начал подниматься по крутому склону длиной целых 400 ярдов. Время от времени он останавливался, пряча сержанта за камнями, и отвечал на огонь индейцев. В конце концов он донес сержанта до вершины, и когда уже исчезал за гребнем холма с ним на плече, случайный выстрел пронзил сердце сержанта, мгновенно убив его. Именно здесь мы нашли его тело. Этот храбрый рядовой впоследствии присоединился к нам и рассказал трагические подробности боя. Он все еще на службе, и с гордостью и по праву носит медаль Почета. Он также обладает почетной грамотой. Тела не были изуродованы, за исключением почти незаметного поперечного пореза острым ножом на лбу. Трех солдат похоронили вместе, и мы отправились по индейской тропе, ведущей по очень пересеченной и гористой местности в Мексику, но у нас было недостаточно пайков, чтобы продержаться больше нескольких дней, поэтому мы вернулись в форт Уачука. Нас не было всего месяц.

Эти три кавалерийских отряда впоследствии несли опасную и тяжелую службу, следуя за этими индейцами во время их многочисленных набегов на Аризону. Однако в мои намерения не входит следовать за ними дальше. Две экспедиции, в основном из индейских разведчиков, хорошо снабженных пайками и вьючными мулами, были тем временем организованы по приказу генерала Крука и переданы под командование капитана Дэвиса, 4-й Кавалерии и капитана Кроуфорда, а 3-ю Кавалерийскую и отправили в Мексику, чтобы догнать индейцев и нанести им как можно больший ущерб. Кавалерия и часть пехоты были размещены у водоемов вдоль мексиканской границы, чтобы охранять их, а также разведывать и следовать по тропам индейцев, когда появлялась такая возможность. Те кто хоть что-нибудь знает об этой засушливой стране, представляют, что означает быть без воды, но апачи чирикауа и Уорм-Спрингс знают всю эту страну и, по крайней мере, в 200 милях к югу от мексиканской границы так же хорошо, как любой из нас знает этот пост. Им известно любое место, где может быть хоть одна капля воды.   

 
Крук с разведчиками.

Вскоре после моего возвращения в  форт Уачука меня послали к водному источнику в горах Уэтстоун (Whetstone Mountains), примерно в 15 милях от поста, приблизительно с 15 бойцами моей собственной роты. Мне не нужен был лучший урок, чем тот, который я уже получил, чтобы понять необходимость усиленных пикетов. Много диких сообщений было доведено до меня соседними поселенцами, лесорубами и мексиканцами о присутствии индейцев, утверждающих, что некоторые поселенцы были убиты на небольшом расстоянии от моего лагеря. Один из моих собственных пикетчиков сообщил мне однажды вечером, что он видел нескольких индейцев на вершине горы примерно в семи милях отсюда. С помощью сильного полевого бинокля я убедился что он прав, поэтому в сумерках я взял свою маленькую группу людей и отправился с ними.

Не вдаваясь во многие нелепые вещи, которые произошли во время этой ночной прогулки, достаточно будет сказать, что примерно в 2:00 ночи я захватил в небольшой лощине на самой вершине горы, 7 или 8 самых испуганных человеческих существ, которых когда-либо видел. Это были мексиканские дровосеки. Я вернулся в свой лагерь на рассвете, совершенно измотанный и испытывающий крайнее отвращение к своей ночной вылазке. Другие офицеры также были одурачены запуганными поселенцами. Вскоре я вернулся в форт Уачука по приказу, и после этого был отправлен во главе эскорта казначея, для оплаты войск вдоль мексиканской границы. Во время этого дежурства меня догнал курьер с телеграммой от генерала Крука, предписывающей мне лично явиться к нему в форт Боуи, где он некоторое время назад основал свою штаб-квартиру. Лейтенант Бриттон Дэвис (выпуск 1881 года), который служил с капитаном Кроуфордом в Мексике, уволился из армии, и я должен был принять командование двумя ротами индейских скаутов, в основном состоящими из чирикауа и Уорм-Спрингс-апачей, которыми он командовал. Ожидалось, что они могут сбежать со своими родными и близкими.  Я сразу же отправился в Боуи в фургоне, который в то время проезжал мимо.

 
Форт Боуи, Аризона, 1886 год.


Я никогда в жизни не сталкивался с индейцами и поэтому знал о них все, и по просьбе и приказу генерала я сразу же начал указывать на все ошибки и глупости его кампании. «Старый Серый Лис», как называли его индейцы, с удивлением и почти с энтузиазмом выслушал мое откровенное мнение о его личной индейской политике, и сразу же выбрал меня, заметив: «Вам нечему разучиваться и всему нужно учиться». Я еще не до конца переварил это замечание. Получив несколько ободряющих слов от генерала Шеридана, который случайно оказался на посту, я был в течение двух часов на пути в Мексику, чтобы присоединиться к (капитану) Кроуфорду, который тогда находился в лагере примерно в 85 милях к югу от границы, или примерно в 140 милях от форта Боуи. Потребовалось всего несколько дней, чтобы присоединиться к нему.

Кроуфорд был очень высоким, худощавого телосложения мужчиной, с мягкими манерами, железного телосложения, немногословным, но обладавшим  решимостью дьявола. (Лейтенант) Эллиот (класс Вест-Пойнта) 82-го года был со мной, когда я доложил. Кроуфорд сердечно поприветствовал меня и буркнул «хорошо», или что-то подобное. Поздно в тот же день он послал за мной и велел взять трех разведчиков чирикауа и двух упаковщиков, и отправиться на рассвете следующего утра в Каса-Гранде в Чиуауа, чтобы навести справки об индейцах, так как он слышал, что они были недалеко от этого города, и бойко обменивали там американскую добычу на мексиканские пули.

               
                Эммет Кроуфорд.                Бриттон Дэвис.


Путешествие туда и обратно составило 140 миль, и большая его часть проходила по пересеченной местности. Мне было приказано вернуться во второй половине третьего дня. Я выехал рано утром в понедельник, а в среду днем в 15:00 вернулся, имея за это время мексиканского подполковника кавалерии, парализованного выпитым мескалем, но не получившего никакой другой пользы от поездки. Я вернулся и не обнаружил в лагере ни единой души, так как вся команда отправилась вслед за апачами, которые прошли в полумиле от лагеря в тот самый день, когда я его покинул. Мы приступили к очистке всех оставшихся у нас пайков и сразу же пошли по следу Кроуфорда, который вел в северном направлении, в сторону Аризоны. В 23:00 того вечера в открытой прерии мы наткнулись на небольшую группу апачей, которые шли след-в-след и возвращались в Мексику со множеством лошадей. Мы разбили сухой лагерь примерно в 100 ярдах дальше, проехав в тот день 75 миль, и двинулись дальше рано утром следующего дня.

               
                Уильям Шипп.                Книга Бриттона Дэвиса.


Около 15:00 я наткнулся на водопой со стоячей зеленой водой, но мы очень хотели пить, и ни вода, ни еда не касались моих губ в тот день.У одного из индейцев были один или два початка зеленой кукурузы и стручок зеленого перца, который он нашел в Мексике, и несколько зерен кофе. Мы нашли старую жестяную банку и приготовили, как смогли, похлебку из кукурузы и перца, на шестерых. От этого мне стало смертельно плохо, но остальная толпа, казалось, не испытывала особых неудобств. Меня тошнило до смерти. Однако через час или около того я двинулся дальше к  «Полю битвы Таппера», где я разбил лагерь несколько дней назад и где, как я точно помнил, заметил, как повар бросил в тростник прекрасный кусок кожуры бекона. Будь у меня гребешок с частыми зубьями, я бы не стал искать эту кожуру тщательнее, чем искал.

Мое сердце упало, когда я отказался от безуспешных поисков. Горы, карманом которых является это знаменитое поле битвы, изобилуют горными львами, и один из них, без сомнения, украл у меня мой ужин. На следующее утро я встал рано, затянул пояс еще туже вместо завтрака и, взяв с собой одного упаковщика, отправил остальных в горы, чтобы последовать за Кроуфордом. Около 13.00 я был на ранчо Лэнга (Lang’s Ranch) в Нью-Мексико, на расстоянии около 30 миль, где наш старый друг Джим Петтит дал нам все, что нам было нужно. Прошло 46 часов с тех пор, как с моих губ слетела последняя крошка, кроме кукурузы и перца, упоминавшихся ранее. Поэтому, когда Петтит прижал меня к своему сердцу, я боюсь, что мой изможденный и голодный взгляд пронзил насквозь чугунные стены его кухонной плиты, чтобы увидеть, что у него намечалось на ужин. Мне было не до дружеских  сантиментов.

 


На следующий день я двинулся дальше через Кловердейл (Cloverdale, лагерь майора Таппера, 6-я Кавалерия), где он угостил меня обедом с шампанским, а затем через Skeleton Canyon, прибыв на противоположную сторону в 23:00 вечера. Этот каньон проходит через высокий горный хребет (Stein’s Peak Range) и (настолько) сужен, что в в одном месте он имеет ширину не более 5 или 6 футов. Майор Таппер настоял на том, чтобы послать со мной взвод кавалерии, так как считалось, что индейцы, за которыми следовал Кроуфорд, находились где-то в пределах досягаемости. Я отказался от любого сопровождения, но в конце концов взял одного индейского следопыта и своего упаковщика. Скаут побоялся идти через каньон и попытался провести меня через гору коротким путем, и наконец мы добрались до того места, откуда идти дальше было просто  невозможно. Мы выгнали скаута, отправив его обратно к Тапперу, частично вернулись по своим следам и направились к устью каньона, которого мы достигли ближе к закату.

Зная и остро ощущая также и другие подстерегающие нас опасности, я посоветовал своему упаковщику вернуться в лагерь Петтита, напомнив ему, что он ничего не выиграет, а скорей все потеряет в этой опасной поездке. Я также сказал ему, что ничто, кроме чести, не заставляет меня идти дальше вперед. Он держался рядом со мной, и ничего не случилось, кроме того, что как только мы добрались до самой узкой части каньона и единственного места, где была вода, мы столкнулись с медведем. Теперь было темно, как в Египте. Я едва мог видеть собственную руку, вытянутую перед собой. Быстрее, чем нам хотелось бы, оба наших мула развернулись и оказались в сотне ярдов позади прежде, чем мы смогли их остановить. Я шел впереди, будучи в лидерах как и сейчас частенько бываю, и мои юные друзья  часто спрашивают меня, почему я такой седой.

 
 
Генерал Крук (сидит в центре в белом шлеме) и его штаб в Мексике в 1886 году. Фейсон стоит за Круком 11-м слева. Лейтенант Шипп стоит 10-м слева.   Лейтенант Маус сидит 6-м слева.

Я присоединился к Кроуфорду через пару дней после этого. Он и его команда были совершенно измотаны.  Кавалерия, дислоцированная вдоль границы и у различных водоемов, присоединилась к преследованию, но индейцы сбежали обратно в Мексику, убив многих поселенцев и угнав значительное количество скота,  и не потеряв при этом ни одной души. Чтобы показать смелость дьяволов, я скажу, что однажды ночью во время этого набега они прошли в нескольких сотнях ярдов от лагеря, в котором находился почти целый кавалерийский полк, и апачи прекрасно знали об этом.

Время от времени поступали сообщения о нескольких столкновениях другой экспедиции, или скорее ее части, с врагами в Мексике, и сообщалось о нескольких жертвах в виде смертей среди «бронко» (дикие, непокорные). В одном отчете говорилось даже о том, что сам Джеронимо был убит. Примерно восемь месяцев спустя Джеронимо и вся его команда — за исключением Мангуса и его группы — сдались нам. Один мальчик и один мужчина были убиты в ходе кампании продолжительностью 11 месяцев.  Пять апачей были убиты в форте Апач другими апачами. Капитан Кроуфорд и я вернулись в форт Апач, оставив (лейтенанта) Эллиота в (форте) Боуи, поскольку он физически не смог выдержать всех трудностей зимней кампании.
 
Крук.
Там к нам позже присоединился лейтенант Маус, 1-й Пехотный и лейтенант Шипп, 10-й Кавалерийский. Я отказался от командования своими скаутами, чтобы убедить Шиппа сопровождать нас.  Я занял должность квартирмейстера и комиссара в полевых условиях. Я знал Шиппа храбрым и сильным, закаленным в боях и обладающим здравыми суждениями. Кроуфорд запротестовал, я с гордостью могу сказать, против этого соглашения, но я был готов пойти на любые жертвы, чтобы заполучить Шиппа. Я не ошибся в том, что касалось Шиппа. Но однажды после этого я внутренне горько пожалел, что не командовал разведчиками. Через мгновение вы поймете мои чувства.

Мы завербовали 100 индейских скаутов, состоящих из воинов чирикауа, Уорм-Спрингс и Уайт-Маунтин (Белая Гора) апачей. У нас было четыре регулярных ротных отряда, чтобы иметь побольше шевронов, которые так любили носить скауты. Кстати, таким образом они получали больше зарплаты. Разведчик, который впоследствии обнаружил Джеронимо в его крепости Сьерра-Мадре отказался идти, кроме как по моему немедленному приказу. Он привязался ко мне лично, поэтому я сделал его старшим сержантом, раздобыл ему кавалерийские шевроны как таковые, посадил его на мула, и мы выступили в Мексику. (Это был Ноче Noche.  Он считался лучшим следопытом апачей в 1885-1886 годах, ниже на фото).   

 
Ноче.
 
Разведчики-апачи с офицерами армии США и упаковщиками в Мексике, март 1886 года. Фейсон сидит в правом верхнем углу фотографии (см. красную стрелку).  Фото  C.S. Fly.


У меня было 187 вьючных животных и 35 упаковщиков, много провизии, 1000 серебряных долларов с полномочиями покупать по дороге у всех подряд фураж, свежее мясо и т.д. Я перевел наши деньги в мексиканские доллары, заплатив 80,00 долларов за 100,00 долларов, и прежде чем вернуться в Соединенные Штаты, я конвертировал те мексиканские доллары, которые у меня еще оставались, в американские доллары, снова заплатив 80,00 долларов за 100. Эта сделка позволила мне потратить гораздо больше денег, чем значилось в моем отчете.

Мы сразу же отправились в Мексику и добрались до Накори, примерно в 200 милях к югу от границы, и в самом сердце гор Сьерра-Мадре в Соноре. Я упомяну один небольшой инцидент на этом марше, чтобы проиллюстрировать, какие солдаты были у нас или, скорее, были в этой экспедиции. Однажды ночью, около 2:00 я проснулся, и хотя шел дождь и было темно, как в чернильнице, я надел пояс с револьвером и вышел наружу.
 

Я инстинктивно почувствовал, что что-то вокруг не так. Я не мог сказать тогда и не могу сказать сейчас, что побудило меня выйти на свежий воздух. Я не успел пройти и 20 футов, как наткнулся на что-то, скорчившееся на земля. Я сразу понял, что это было человеческое тело. Через мгновение мой револьвер был выхвачен и взведен, и я спросил, кто это был. Незнакомец поднялся на ноги, и оказался индейцем. Он стоял близко ко мне, и между мной и тусклым светом небольшого костра на некотором расстоянии я увидел, что в его руке был длинный, зловещего вида нож. Он с готовностью сказал мне (он говорил по-английски, и я сразу заметил, что он был пьян), что собирается убить капитана Кроуфорда.
Я отвел его обратно к его людям и передал им. Капитан Кроуфорд счел необходимым в предыдущей экспедиции отправить его обратно в (форт) Боуи в кандалах, за неподчинение. Я никогда не рассказывал Кроуфорду об этом инциденте. Этим индейцем был чирикауа-апач по имени Датчи. Он был одним из самых хладнокровных, жестоких и коварных головорезов, которые когда-либо обитали в Аризоне. Впоследствии один из его товарищей размозжил ему голову дубинкой во время пьяной драки в казармах Маунт—Вернон, штат Алабама – весьма достойный конец такой жизни, полной грабежа, крови и жестокости. У нас были и другие такие же.

(Если бы Датчи выполнил свою угрозу той ночью, это стало бы сокрушительным ударом по стратегии генерала Крука, в значительной степени полагавшегося на разведчиков апачей. Крук потратил значительные усилия, защищая свою стратегию как перед военными, так и перед гражданскими властями. Лейтенант Бриттон Дэвис, предшественник Фейсона на посту командира этих двух разведывательных рот, считал Датчи  «верным другом» и одним из своих самых верных разведчиков (Дэвис, 1929); лейтенант Уильям Шипп (2001) занял промежуточную позицию, поскольку он описал Датчи как «известного убийцу, жестокого и подлого, но во многих отношениях ценного разведчика»).

 

Датчи (Dutchy, Bakeitzogie, что означает Желтый Койот. Ок.1855 – 12 марта 1893.).


Но вернемся к моей истории. У меня было три хорошо организованных вьючных обоза, и в Накори мне приказали возвращаться с двумя из них на ранчо Лэнга, за дополнительными припасами, поместив все излишки припасов в маленькую хижину, которую я нанял для этой цели. Именно здесь я пожалел о том, что добровольно отказался от командования моими разведчиками.

Мы были достоверно проинформированы о том, где можно найти апачей, и были вполне уверены, что вскоре произойдет столкновение. Я снова повернулся лицом на север, чтобы никогда больше не увидеть Кроуфорда. Оставив нескольких разведчиков с вьючным обозом охранять пайки, он взял 79 хорошо экипированных разведчиков, 12-дневный паек, упакованный на нескольких мулах и двинулись дальше в направлении врагов. Каждый человек был на ногах, включая офицеров, и каждый человек нес по одному одеялу на каждого, плюс единственное разрешенное постельное белье.

Это было примерно в последних числах декабря и в высокогорной стране. Марш совершался поздно вечером и примерно до середины ночи. Ночью и днем не разрешалось разводить открытые костры, а только в защищенных местах, и то лишь из сухих дров, чтобы избежать лишнего дыма. В течение последних двух дней вообще не разрешалось разводить костры, все питались сухарями и сырым беконом; обувь также была оставлена, и каждый мужчина носил мокасины. Трудности были ужасными. 9 января 1886 года мой старший сержант по имени Ноче обнаружил индейский лагерь.

Несколько разведчиков держались далеко впереди основного корпуса, и в это время основной корпус находился примерно в 12 милях от  «бронкос». Их сразу же известил гонец, и они шли весь день и достигли вражеского лагеря на рассвете следующего утра. Об их присутствии противникам стало известно по крику нескольких ослов. Офицер, пишущий на эту тему, замечает: «эти сторожевые псы индейского лагеря лучше, чем римские гуси». Некоторые из противников немедленно отправились посмотреть, в чем дело, и обнаружили, что наши разведчики пытаются окружить их лагерь.  Они немедленно открыли огонь по разведчикам.

 
Хребет Дьявола.

Лагерь располагался на высокой скалистой горе, называемой Хребтом Дьявола (Devil’s Backbone), между реками Харос и Сатачи в Соноре (Haros, Satachi). Враги бежали в горы пешком со своими женщинами и детьми, но все их имущество и лагерные пожитки попали в руки скаутов. Джеронимо уверял себя, что это его место для лагеря не может быть найдено, поэтому, когда его так грубо разбудили и заставили бежать, спасая свою жизнь, когда пули свистели над его трусливой головой, его дух был сломлен внутри него.

Разведчики совершили непрерывный 18-часовой марш по этой, почти непроходимой даже в дневное время суток местности, и они были слишком измотаны, так же как как и офицеры, для того чтобы немедленно пуститься за ним в погоню. Ранним утром того же дня в лагерь пришла скво и сказала капитану Кроуфорду, что Джеронимо и Натчез (Найче) желали поговорить с ним. с целью сдачи. Он (Кроуфорд) был настолько измучен долгими и утомительными маршами последних десяти дней, отсутствием надлежащей пищи, отдыха, почти замерзая до смерти холодными ночами, и возможно еще потому, что он не хотел казаться слишком стремящимся покончить с врагами, (что) он назначил встречу на следующее утро.   

Это промедление стоило ему жизни, ценнейшему офицеру армии.  Индейцы хорошо знали его и полностью доверяли ему, и я верю, что вся группа безоговорочно сдалась бы ему. Но это всего лишь предположение —однако, разделяемое многими другими офицерами, включая самого генерала Крука. Он был уверен, что не было никакой опасности нападения со стороны людей Джеронимо, поэтому обычные меры предосторожности против нападения приняты не были. Но на рассвете лагерь был атакован какими-то нерегулярными мексиканскими войсками. Сначала опасались, что нападение было совершено скаутами майора Дэвиса, которые также действовали в Мексике. Трое наших разведчиков были ранены во время первой перестрелки.

Ошибка, как и истинное положение дел, была почти сразу обнаружена, и наши офицеры побежали вперед и заставили прекратить стрельбу. (Лейтенант) Шипп говорит, что наши разведчики стреляли только в целях самообороны, чтобы сдержать мексиканцев. Наш переводчик крикнул мексиканцам, объяснив им все, включая бой с Джеронимо предыдущего дня и его результат. В то время он находился менее чем в ста ярдах от мексиканцев.

Шипп говорит, что Кроуфорд занял позицию на высоком выступающем утесе, одетый вформу американского солдата, и он указывал на свою форму, когда раздался выстрел, за которым немедленно последовала хаотичная стрельба. Кажется, никто не может быть абсолютно уверен, откуда был произведен выстрел, но наши разведчики думали, что этот первый выстрел убил Кроуфорда. Наш переводчик был ранен, когда все еще взывал к мексиканцам. Четверо мексиканцев были убиты, включая двух командиров, и пятеро получили ранения.  На этот раз их отогнали за пределы досягаемости пули, прежде чем офицеры смогли прекратить стрельбу. Присутствующие офицеры, командир скаутов и исполняющий обязанности управляющего госпиталем сделали официальные отчеты об этом бое, и их можно найти в отчете военного министра 1886 года, составляющем часть «Общего официального отчета Крука». В этом отчете генерал Крук говорит, что  «Смерть капитана Кроуфорда в любом случае была убийством». Я думаю, что это было хладнокровное убийство.

 



С помощью лживой уловки (лейтенанта) Мауса в тот день заставили войти в мексиканский лагерь, и он был взят в плен. Он был освобожден только после того, как предоставил мексиканцам шесть вьючных мулов и столько еды сколько смог, и оказывал медицинскую помощь своим раненым. У противников была беседа с Маусом в назначенное время, и все, что они могли сделать, это выразить желание поговорить с генералом Круком. Это было организовано, и Маус немедленно предпринял шаги по возвращению на территорию Соединенных Штатов. На восьмой день Кроуфорд скончался, так и не сказав ни слова после ранения. Его останки были похоронены в Кирни, штат Небраска. Он спит в солдатской могиле; его душа на небесах.

 

Я встретил команду в одном дне пути от Накори, где я их оставил. Нас донимали и досаждали мексиканцы почти каждый день из-за того, что они хотели захватить все имущество, захваченное разведчиками у неприятелей, утверждая, что оно принадлежит мексиканским гражданам. Сын каждой матери наших скаутов скорее пожертвовал бы своей жизнью, чем отказался бы от одного пони. Это часть кампании, которую я не буду обсуждать.

Враги не сопровождали нас, но они пришли на встречу и встретились с генералом Круком примерно в 25 милях к югу от Сан-Бернардино на мексиканской земле 25 марта 1886 года. Мы встретили их у подножия скалистого каньона. Они были угрюмы и подозрительны, вооружены до зубов и были выстроены так, что либо случайно, либо намеренно получали нас (офицеров) полностью в свою власть (сектор стрельбы). Наши разведчики были размещены на несколько более возвышенной местности, окружая врагов так же, как и нас самих. Оценив ситуацию с первого взгляда, я припомнил о предательстве и резне  Кэнби.

(Во время войн модоков 1872-1873 годов, развернувшихся в лавовых пластах (lava beds) северной Калифорнии, генерал Эдвард Кэнби возглавил комиссию по установлению мира для переговоров с лидерами модоков. Во время совета Кэнби был застрелен Кинтпуашем (Капитан Джек), вождем модоков. Калифорнийский священник, сопровождавший Кэнби на конференции, также был убит).   

Генерал Крук ссылается на то же самое в своем отчете. Джеронимо не было предложено ничего, кроме безоговорочной капитуляции. В течение двух дней он упорно отказывался. Его храбрецы хотели сдаться, но коварный старый негодяй вообразил себе, что его, вероятно, повесят, а головорезы под ним сохранят жизнь. Его храбрецы хотели сдаться, но коварный старый негодяй вообразил себе, что его вероятно повесят, а головорезы под ним сохранят жизнь. Его храбрецы вынудили его сдаться, но он сразу же начал подавать мескаль, взывал к их страхам, рассказывал о традициях их народа и т. д., пока не убедил Найче, 20 мужчин, 14 женщин и двух мальчиков вернуться вместе с ним обратно в горы, две ночи спустя.

 

 

 

Никто из нас ничего не знал о побеге до раннего утра того дня. Маус и Шипп взяли большую часть разведчиков и пустились в погоню. Из этого ничего не вышло. Я взял остальных разведчиков и оставшихся противников, насчитывавших около 12 мужчин и 35 женщин и детей, и повел их в (форт) Боуи, где передал их генералу Круку. Я не думаю, что он сказал мне и шести слов. Это было 2 апреля. Пять дней спустя этих  апачей отправили под конвоем в тюрьму форта  Марион, штат Флорида.

Следует иметь в виду, что эти индейцы не могли при данных обстоятельствах быть обезоружены. Они ни в коем случае не были пленниками, уходили и приходили, когда им заблагорассудится.

Генерал Крук подвергся самой суровой критике за побег Джеронимо; на самом деле критика была настолько яростной, что он попросил освободить его от командования департаментом Аризона, и его просьба была незамедлительно удовлетворена. Его сменил генерал (Нельсон) Майлс (Nelson Miles). Последний разделил департамент на столько районов наблюдения, сколько было постов в южной и центральной частях территории. Каждый из командиров должен был держать врагов подальше от своего района. Он также установил гелиографические станции на высоких вершинах по всему театру военных действий в Аризоне и, я полагаю, в Нью-Мексико тоже. Он уделял большое и вполне заслуженное внимание этим гелиографическим станциям.  Во второй половине апреля противники совершили рейд через Центральную и Северную Сонору, а затем в южную Аризону. На их след напал капитан Лебо, 10-й Кавалерийский полк. Он догнал их в  Penito Mountains, Сонора 3 мая, и последовала перестрелка. Капрал был ранен, а Поухатан Кларк, (Класс Вест-Пойнта) 84-го года выбежал, взял капрала (негра), на руки и с неизбежным риском для собственной жизни отнес его в безопасное место. Было проведено несколько незначительных столкновений с противниками в быстром темпе,  в далеко отстоящих друг от друга местах. Они мчались, как бешеный циклон, преследуемые регулярными войсками нашей армии. Тем временем 5 мая капитан 4-й кавалерии Х.У. Лоутон покинул форт Уачука с командой, состоящей из 35 кавалеристов, 20 пехотинцев 8-й Пехотной роты «D», 20 индейских разведчиков и вьючного обоза с 60-дневным пайком. Офицерами были доктор Леонард Вуд, лейтенант Финли, 10-й Кавалерийский, Генри Джонсон, 8-й Пехотный, и Х.К. Бенсон.

 
Нельсон Майлс.

Генерал Майлс предложил мне командование пехотой, а затем разведчиками, но я отказался от обоих его предложений. Я хотел бы заявить здесь, что поступив так, я совершил очень серьезную ошибку. Это было правдой, что моей роте было приказано отправиться в Сан-Франциско, но это не было причиной моего решения, поскольку я предложил переведитесь в 8-ю Пехотную и оставаться в Аризоне. Я предложил взять отряд из моей собственной роты и пойти с Лоутоном, но поскольку в то время в Уачуке находилось пять офицеров 8-го Пехотного полка, было естественно и несколько простительно, что я проявил деликатность, взяв их людей. Индейцев я бы не взял ни за что. Далее я заявил через полковника Ройалла, что если меня вынудят участвовать в экспедиции либо в качестве командира индейцев, либо в качестве командира 8-го Пехотного полка, я телеграфирую о своей отставке в Вашингтон. Он знал, про причины моей решимости и уважал их. Я не хочу повторять их здесь.

Лоутон последовал за врагами примерно на 300 миль в Сонору, к реке Яки, через горы, достигающие высоты 10 000 футов над уровнем моря, через глубокие и почти непроходимые каньоны.  Жара была почти невыносимой. Враги повернули на север, за ними последовал и Лоутон. Во Фронтерасе, примерно в 30 милях к югу от мексиканской границы, стало известно, что противники пытаются договориться об условиях капитуляции и мира с мексиканскими властями. Тем временем лейтенант Гейтвуд, 6-й Кавалерийский, присоединился к Лоутону, приведя с собой двух индейцев чирикауа, один из которых дезертировал от врагов после боя с капитаном Хэтфилдом в мае, и сумел в одиночку вернуться в форт Апач и там сдался. Лагерь Джеронимо близ Фронтераса был обнаружен этими индейцами. Гейтвуд в сопровождении только их поскакал в лагерь Джеронимо с неизбежным риском для своей жизни, и потребовал сдачи всей группы. Они отказались это сделать, но на следующее утро, 24 августа 1886 года, Джеронимо и Найче вошли в лагерь Лоутона, и выразили желание поговорить с генералом Майлсом.

Лоутон и противники затем двинулись на север, а курьер был отправлен к генералу Майлсу в форт Боуи. Джеронимо отправил своего собственного брата в Боуи в качестве заложника, чтобы доказать свою добрую волю. 3 сентября генерал Майлс встретился с Лоутоном и противниками в каньоне Скелетов (Skeleton Canyon). На следующий день они безоговорочно сдались. Генерал Майлс в сопровождении кавалерийского отряда немедленно отправился в форт Боуи, забрав с собой Джеронимо и Найче. Как раз перед тем, как добраться до Боуи, он послал вперед командира эскорта, чтобы сообщить благую весть, и пусть она будет известна по всей этой земле вдоль и поперек. Офицером был капитан Уайлдер, 4-й Кавалерийский. Тем временем генерал Майлс приказал разоружить всех апачей Уорм-Спрингс и чирикауа в форте Апач, включая моих бывших скаутов, и вместе с их женщинами и детьми их отправили во Флориду, где Джеронимо и его товарищи-головорезы впоследствии присоединились к ним.  Один из бывших участников группы сбежал с поезда, проезжая через Канзас, и направился обратно в форт Апач, даже не будучи замеченным. Он причинил некоторые неприятности, но в конце концов встретил заслуженную, хотя и кровавую смерть. Мангус, лидер одного из рейдовых отрядов (,) ранее отделился от Джеронимо и остальных противников, но с тех пор он и его отряд были схвачены или уничтожены. Так закончилась последняя кампания «Апачи».