Мечта с уклоном

/Юродивые ХХ века, гл.7/.

Надо мечтать!
Писарев
Он будет мечтать, – он обязан мечтать, если он
не безнадежный филистер.
Ленин.
Все эти душераздирающие подробности жития Василия Великомученика можно было бы пропустить, если бы не то пагубное влияние, которое они оказали на его "учение". Это выразилось в мечте ВВ. Если Можайский мечтал о полетах по воздуху, Циолковский обосновывал возможность межпланетных перелетов, Мичурин выводил новые сорта растений, а Павлов исследовал тайны мозга, причем все они руководствовались призывом Добролюбова об "общем начинании ко благу человечества", то у ВВ была мечта ни на что не похожая, которую женушка создала ему способом, более подходящим для взбивания сливок. ВВ не мечтал о воскрешении умерших поколений или, упаси господи, о полетах на Марс. Сей великий, но отнюдь не противоударный ум настолько далеко зашел (не хочется употреблять слово «залетел») - но не в научных исследованиях, а за разум от постоянного битья по голове - что поставил перед обществом задачу выведения новой породы людей. Но не в духе Писаревых и Добролюбовых. Мечта у него, по его собственному признанию, была «в щёлку». Ну, не будем уточнять, в какую. Новый человек должен был отличаться от старого членом особо крупных размеров. Оправдалась мысль Радищева: «Обстоятельства делают великого мужа». Вот они его и отделали, как бог черепаху. Если для Гегеля все развитие сводилось к развитию мысли, если Аристотель высшим благом считал почести, то  для ВВ и развитие и благо заключалось в увеличении размеров именно этой части тела, поскольку, согласно Аристотелю, «Люди образуют понятия блага и блаженства сообразно с жизнью, которую они ведут».
Вывод: все «мысли» у великого мыслителя появлялись как-то вдруг (в народе в таких случаях обычно говорят: «Моча в голову ударила»). Снаружи по той же голове стучала туфлёй женушка. Войны на два фронта бедняга не выдержал.
. А дальше  опять по Гегелю, который считал, что задача мудрости –«указание конечности всего конечного и требование его дополнения разумом». Только ВВ хотел сделать конечное бесконечным, дополняя его неразумием.
Творчески углубляя г. Чернышевского, считавшего, что «у каждого века есть своё историческое дело, свои особенные стремления», Василий Васильевич увидел задачу века не в том, чтобы готовиться к борьбе за угнетенную свободу человека.
Нельзя сказать, что «он с детских лет мечтал о том, чтоб…»  Нынче, когда наука раскрыла множество тайн, врач прежде всего спрашивает изуродованного мужчину: "Кто та женщина, которая довела Вас до такого состояния?" И оказывается, что лечить надо не мужчину и не женщину, а больное общество. Ибо изуродовать психику человека можно и словом. Трудно сказать, что говорила жена ВВ, обращаясь с ним словно в застенках гестапо, но только битие определило сознание: великий мыслитель предложил создать нечто вроде конезавода для расширенного воспроизводства мужчин с "ярко выраженными чертами мужской породы".  Превосходящими самые повышенные обязательства. (Зачем России мужчина с достоинством, которое за ним волочится и потому будет отдавлено в первом же автобусе?). Тут он лет на тридцать опередил Гитлера, который тоже был не без сдвигов, а потому основал подобные заведения для воспроизведения арийской расы.
Протагор считал человека мерой всех вещей. ВВ углубил Протагора и счел мерой вещей не всего человека, а только его часть. Так и хочется воскликнуть: "Вот она русская идея!" Та самая, которую все ищут и никак не найдут.
Гремели уличные бои в Москве, разгоняя уличных женщин; горели помещичьи усадьбы, эсеровские бомбы разносили в клочья градоначальников, а великий Розанов, запершись, как и подобает ученому  богослову, в удаленной от мирской суеты келье, в башне из слоновой кости, в Разливе, можно сказать, изучал важнейший для счастья человечества вопрос: какова должна быть истинная длина срамного уда? Ибо и у угнетателей, и у угнетенных добрые душевные качества, может быть, и распределены  на уравнительных началах, но вот длина уда у них различна. Путем многолетних кропотливых исследований, сравнений и наблюдений гений пришел к выводу, который перевернул бы мир, если бы о нем знали - два  вершка! Такова была, надо полагать, длина уда самого ВВ, которую он как истинный мещанин, считал образцово-показательной. Все, что было длиннее, оказывалось, таким образом,  левым уклоном, а короче – правым.
Эти благочестивые размышления настолько богоугодны и душеспасительны, что начинаешь понимать: обновленцы, пришедшие вскоре на смену Василию Богослову, не самое страшное для церкви.
Особое внимание ВВ уделял тем, кого именовал "слонами", т.е. мужчинам с наиболее "ярко выраженными чертами мужской породы". Это, кстати, единственный случай, когда ВВ не завидовал смертельной злобной завистью ближнему, у которого было что-то в размере большем, чем у него самого. Например, принесли как-то на сходку единомышленников ВВ ларец со слепком той части тела Потемкина-Таврического, которую Екатерина Вторая пожелала увековечить в назидание потомству: "Да, были люди в наше время!".
Назидание было таких размеров, что его можно было бы ставить на брегах Невы в качестве монумента во славу подвигов русского оружия. Увидев ларец, превосходящий размерами  ларь для хранения муки в многодетной крестьянской семье, ВВ пришел в такое неистовство, которому могла бы позавидовать и сама Екатерина Вторая. Растолкав всех, словно умирающий с похмелюги алкаш - очередь за пивом, он буквально запрыгнул в ларец с резвостью новобранца, открывающего ящик со снарядами для орудий раздельного заряжения. (Сделал он это в поисках оружия для борьбы с большевизмом, естественно). Так что потом насилу удалось вырвать драгоценную реликвию у этого уже достаточно немолодого человека. Это оказалось сделать труднее, чем самому Потемкину Таврическому  отвоевать Крым у турок.
У ВВ был свой подход к человеку. Если его известный политический противник имел привычку, "уставив без промаха бьющий глаз", смотреть собеседнику прямо в душу, существование которой, правда, отрицал, то ВВ всегда уставлял без промаха бьющий глаз ниже пояса собеседника, и, как выразился половой сподвижник ВВ - Ремизов,  пронзал собеседника "до семенного канатика". И, разумеется, ВВ желал вернуться к тому блаженному веку, когда все понятие о душевных и умственных достоинствах человека исчерпывались размером его уда. "Назад, как можно скорее назад, к тому, что занесено песком и щебнем разрушенных цивилизаций", - призвал ВВ человечество. Поскольку был уверен, что золотой век у человечества не впереди, а позади, словно журналист, посланный на прополку. Вот ведь как его заносило. Он даже выписал раскопанное из под песка и щебня разрушенной древнеегипетской цивилизации изваяние в виде быка - "Здоровье. Сила. Огонь (мужской)". (Об женский ВВ уже достаточно обжегся). ВВ уверяет, что не только он, но и другие "женщины страстно жертвовали золотые украшения с пальцев и из ушей, чтобы им сделали изображение Аписа". Если уж ничего другого им сделать не могут. И с ним блудодействовали. Задолго до ВВ, который, не имея золотых украшений, пожертвовал совестью, и задолго до современных щелкоперов, которые завели себе рыночную экономику и блудодействовали с нею.
В оправдание  ВВ можно отметить, что это было время, когда мыслящая часть общества, как и ныне, повально ринулась в богостроительство и богоискательство. За это, в частности, Ленин призывал запирать Луначарского на ключ и сечь.
/Продолжение следует/.