9. 34. Лермонтов На, Смерть Поэта!

 На! Смерть Поэта...
что хотел сказать Михаил Лермонтов ... свинцом груди

Что хотел сказать Михаил Лермонтов «с свинцом груди и жаждой мести»?

Сетевые издания Интернета пестрят спекуляциями по поводу этой фразы. Мы затем поделимся с вами спец.статьей на эту тему = «рана Пушкина».  Пока же приведем основные материалы не спекулятивной(по большtй части)и научной (хотя науки пушкинологии так и не дождались от аккуратного  и робкого питерского  Пушкинского Дома ИРЛИ и его пушкинистов ИМЛИ Москвы на Поварской)

Автограф стихотворения М. Ю. Лермонтова «Смерть Поэта». 1837

Вики: Строки 1-56. 27 января (8 февраля) 1837 года произошла дуэль между русским поэтом Александром Пушкиным и Жоржем Дантесом, в ходе которой Пушкин был ранен в живот и 29 января (10 февраля)  1837  скончался. В то время в Российской империи кровавые поединки чести были запрещены законом, поэтому в печати причина смерти Пушкина не упоминалась (впервые печатное указание появилось в 1847 году в «Словаре достопамятных людей» Д. Н. Бантыш-Каменского. Информация о дуэли, её причинах, реакция общества — всё это было устным и в частной переписке (которая подвергалась цензуре и самоцензуре). Мистическая подоплёка трагедии заключалась и в том, что смерть поэта на дуэли предсказал сам А. С. Пушкин в «Евгении Онегине» в поединке Ленского и Онегина.  Эта канва заложена в первой редакции стихотворения (заканчивающегося словами «И на устах его печать»). Дата создания называется 28 января (9 февраля) 1837 года, но поэт умер 29 января (10 февраля) (считается, что до Лермонтова дошли слухи о кончине Пушкина). В тот же день стихотворение в списках распространилось по СПб. «Стихи Лермонтова на смерть поэта переписывались в десятках тысяч экземпляров, перечитывались и выучивались наизусть всеми» (И. И. Панаев). Строки 57-72:  7 (19) февраля Лермонтов дописал шестнадцать заключительных строк («А вы, надменные потомки…»).

Эпиграф появляется в копии стихотворения, приложенной к «Делу о непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым» (ИРЛИ, Пушкинский дом). Он взят из трагедии Ротру (фр. Jean de Rotrou, 1609—1650) «Венцеслав» («Venceslas»).
Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Текст стихотворения в собрании ФЭБ 
СМЕРТЬ  ПОЭТА
Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
5Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один как прежде... и убит!
Убит!.. к чему теперь рыданья,
10Пустых похвал ненужный хор,
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
15И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... — он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
20Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
25И что за диво?.. издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
30Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что; он руку поднимал!..
           И он убит — и взят могилой,
      Как тот певец, неведомый, но милый,
           Добыча ревности глухой,
      Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
   Он, с юных лет постигнувший людей?..
45И прежний сняв венок — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
          Но иглы тайные сурово
          Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
50Коварным шопотом насмешливых невежд,
    И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
          Замолкли звуки чудных песен,
          Не раздаваться им опять:
55          Приют певца угрюм и тесен,
          И на устах его печать. —
*
          А  вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
60Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
    Таитесь вы под сению закона,
    Пред вами суд и правда — всё молчи!..
65Но есть и божий суд, наперсники разврата!
                Есть грозный суд: он ждет;
          Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
70          Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
          Поэта праведную кровь!

Комментарий ФЭБ:
Стихи 1—56 печатаются по беловому автографу — ГПБ, собрание рукописей Лермонтова, № 8 (из архива В. Ф. Одоевского). В автографе ГПБ помета рукой Одоевского: «Стихотворение Лермонтова, которое не могло быть напечатано». Имеется черновой автограф этих стихов — ЦГЛА, ф.427, оп.1, №986 (тетрадь С. А. Рачинского), лл. 67—68. Стихи 57—72 печатаются по копии, приложенной к «Делу о непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым, и о распространении оных губернским секретарем Раевским» — ИРЛИ, оп 3,  9, лл 17—18. Автограф ст 21—33 в письме А И. Тургеневу (ЦГЛА); см. т 6.
Автограф последних 16 стихов не известен.
Стихи 58 и 65 исправляются по показаниям А. Меринского в письме к П. А. Ефремову от 3 февраля 1862 года (ИРЛИ, оп. 4, № 25, лл. 134—135); Меринский сообщает, что он посетил Лермонтова в тот день, когда были написаны дополнительно 16 стихов, и тогда же списал их с автографа. (Так же, как у Меринского, эти строки читаются и во многих дошедших до нас списках стихотворения).
Впервые опубликовано под заглавием «На смерть Пушкина» в «Полярной звезде» на 1856 год (Лондон, 1858, кн. 2, стр. 33—35). В России без последних 16 стихов было помещено в «Библиогр. записках» (1858, т. 1, № 20, стлб. 635—636), полностью — в Соч. под ред. Дудышкина (т. 1, 1860, стр. 61—63).
Стих 66 в некоторых изданиях печатался неверно: «Есть грозный судия: он ждет». Это чтение было введено впервые в 1873 году П. А. Ефремовым со ссылкой на Меринского. Однако, в вышеуказанном письме Меринского, сообщившего поправки по автографу к тексту предыдущего издания, этот стих оставлен без изменения.
Для того, чтобы установить наиболее достоверный текст дополнительных 16 стихов, при подготовке настоящего издания были обследованы все доступные списки стихотворения «Смерть поэта».1 Из 23 имеющихся копий семь относятся к 1837 году, причем две из них датированы февралем и мартом 1837 года. Во всех этих копиях, при наличии отдельных разночтений, стих 66 неизменно читается: «Есть грозный суд: он ждет»; ни одной копии, в которой стих 66 читался бы так, как у Ефремова, обнаружить не удалось. «Есть грозный суд» печаталось и во всех изданиях стихотворений Лермонтова (кроме изданий П. Ефремова и И. Болдакова) до 1924 года. В настоящем издании восстанавливается это традиционное и наиболее достоверное чтение.

В некоторых списках стихотворения (в том числе и в копии, приложенной к «Делу о непозволительных стихах...») имеется следующий эпиграф:
Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим;
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Повидимому, эпиграф позднейшего происхождения и присоединен к стихотворению с целью ослабить впечатление политической резкости заключительных стихов.
Эпиграф взят из трагедии французского писателя Ротру «Венцеслав» в переделке А. Жандра (во французском тексте есть аналогичный монолог в V сцене IV акта).
В копии, приложенной к «Делу о непозволительных стихах...», имеется дата «28 генваря 1837 г.», что не отвечает действительности, так как стихотворение могло быть написано только после смерти Пушкина (Пушкин умер 29 января 1837 года).
Убийство Пушкина вызвало глубокое возмущение среди передовой части русского общества, и стихи Лермонтова, в которых он клеймил убийцу великого поэта и способствовавших подготовке дуэли представителей высшего света, еще в первоначальной редакции (без последних 16 стихов) быстро разошлись по городу в многочисленных списках. И. И. Панаев писал, что «стихи Лермонтова на смерть поэта переписывались в десятках тысяч экземпляров, перечитывались и выучивались наизусть всеми» (И. И. Панаев. Литературные воспоминания. ГИХЛ, 1950, стр. 96).
Правительственные круги и реакционная часть светского общества защищали Дантеса и распускали клеветнические слухи о Пушкине. С. А. Раевский писал в своих показаниях, что к больному Лермонтову приехал его двоюродный брат, камер-юнкер Н. А. Столыпин, и, передавая мнения этих кругов, «отзывался о Пушкине невыгодно, говорил, что он себя неприлично вел среди людей большого света, что Дантес обязан был поступить так, как поступил... настаивал, что иностранцам дела нет до поэзии Пушкина, что дипломаты свободны от влияния законов, что Дантес и Геккерн, будучи знатные иностранцы, не подлежат ни законам, ни суду русскому...».
В ответ на эти толки Лермонтов и написал дополнительные 16 стихов, которые также быстро разошлись и имели еще больший успех. Политическая острота стихотворения, гневное обличение придворной аристократии вызвало недовольство правительства. И когда Николай I получил копию стихотворения с надписью «Воззвание к революции», против Лермонтова и Раевского, участвовавшего в распространении стихов, было начато дело. 21 февраля 1837 года они были арестованы. 25 февраля Николай I отдал приказ: «Лейб-гвардии гусарского полка корнета Лермонтова перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк, и губернского секретаря Раевского выдержать под арестом на гауптвахте один месяц и потом отправить в Олонецкую губернию на службу, по усмотрению тамошнего гражданского губернатора». Таким образом, Лермонтов был сослан на Кавказ в действующую армию.

  рис. Автопортрет МЮЛ

Комментарий в Лермонтовской энциклопедии:
«СМЕРТЬ ПОЭТА», стих. Л. (1837), его отклик на трагич. гибель А. С. Пушкина. Занимает в истории отечеств. лит-ры особое место: это наиболее ранняя по времени и несравненная по поэтич. силе обобщающая оценка историч., всенародного значения Пушкина, его «дивного гения» для России, и в этом смысле выдающийся акт общественного, нац. самосознания. Л., по словам его младшего современника, в «...жгучем, поэтическом ямбе первый оплакал поэта, первый кинул железный стих в лицо тем, которые ругались над памятью великого человека» (Дружинин А. В., см. в кн.: Воспоминания). И вместе с тем именно данное стих., обнаружившее всю силу лермонт. любви и лермонт. отрицания, возвестило приход в лит-ру нового великого поэта: Л. был воспринят современниками как достойный наследник Пушкина.
Структура стих. отличается одновременно сложностью и стройностью композиции; неск. внутренне законч. фрагментов, имеющих каждый свою стилистику, объединены общим пафосом, подчинены общему развитию идеи. В стих. легко выделяются три относительно самостоят. части. Первая (33 строки) энергично вводит осн. тему в ее особом, лермонт. повороте: не просто гибель поэта, но убийство — неизбежное следствие его давнего одинокого противостояния «свету»; не только скорбь надгробного слова, но и страстность гневной, разоблачающей инвективы. В своем обвинении Л. поразительно точен: оно не расширено до мироустройства в целом (как во мн. др. произв.), но и не сведено к прямому убийце, чей нравств. портрет — бездушного и безликого ловца «счастья и чинов», человека с «пустым сердцем» — запечатлен неск. уничтожающими штрихами. Л. сумел во всей глубине выявить общий историч. смысл трагедии («судьбы свершился приговор»); отвергая «жалкий лепет оправданья», он обвиняет как соучастников преступления всех врагов и гонителей «свободного, смелого дара» поэта.
Вторая часть (следующие 23 строки) по своему интонационно-стилистич. строю заметно отличается от первой. Страстная инвектива на время как бы уступает место надгробной элегии, скорбной резиньяции по поводу безвременной гибели героя-певца. Соответственно меняется стих: 4-стопный ямб и простота строфич. организации (преобладает четверостишие с перекрестной рифмовкой) сменяются вольным (4—5—6-стопным) ямбом, к к-рому Л. часто прибегал в своей медитативной лирике, и усложненной, изменчивой строфикой. В этой части Л. более всего лиричен; здесь он в наибольшей степени дает волю острому, глубоко личному чувству любви и боли. И естественно, что именно здесь с особой отчетливостью возникает поэтич. облик Пушкина, данный сквозь призму авт. восприятия.
«Смерть поэта» наполнена отзвуками пушкинских тем и образов — свидетельство погруженности Л. в пушкинскую поэтич. стихию. Так возникает аналогия с Ленским, «сраженным, как и он, безжалостной рукой». Но гибель Ленского (образ к-рого Л. воспринимает здесь как поэтически-идеальный, без учета «снижающих» черт) — достаточно общая параллель. Более существенна для поэтич. идеи Л. прямая перекличка с пушкинским «Андреем Шенье» — элегией о поэте, гибнущем на «кровавой плахе», где герой, в частности, говорит: «Зачем от жизни сей, ленивой и простой, / Я кинулся туда, где ужас роковой, / Где страсти дикие, где буйные невежды, / И злоба и корысть!..». Соответствующие строки «Смерти поэта» выдержаны в тех же элегич. и отчасти идиллич. тонах: «Зачем от мирных ног и дружбы простодушной / Вступил он в этот свет завистливый и душный / Для сердца вольного и пламенных страстей?». Здесь и горечь сожаления, и как бы упрек Пушкину: поэт не должен принимать законы «ничтожного света», не должен вступать в круг принятых в нем норм поведения и морали. Тот же оттенок (вместе с сознанием невозможности для Пушкина поступать иначе, как по законам чести) можно усмотреть и в начальном определении поэта как «невольника чести», к-рое, в свою очередь, также является знаменательной пушкинской реминисценцией. Оно заимствовано из посвящения к поэме «Кавказский пленник» (как известно, не лишенной автобиографич. элемента): «Невольник чести беспощадной, / Вблизи видал он свой конец, / На поединках твердый, хладный, / Встречая гибельный свинец».
В качестве надгробной элегии «Смерть поэта» продолжает традицию, восходящую к «Умирающему Тассу» К. Н. Батюшкова, а также к написанному в связи со смертью драматурга В. А. Озерова посланию В. А. Жуковского «К кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину», откуда в стих. Л. вошли нек-рые словосочетания и риторич. фигуры: «Зачем он свой сплетать венец / Давал завистникам с друзьями? / Пусть Дружба нежными перстами / Из лавров сей венец свила — / В них Зависть терния вплела; / И торжествует: растерзали / Их иглы славное чело...». Однако в стих. Л. вернее видеть не столько следование, сколько преодоление традиции. Враг лермонт. героя — не отвлеченно-романтич. «зависть», а нечто социально вполне конкретное — «свет завистливый и душный»; смерть поэта — не просто безвременная кончина, но гибель от руки «хладнокровного» убийцы. Традиц. элегич. формулы («чудные песни», «приют певца») «взрываются» инвективой, теряют свою элегичность, созерцательность. Личный тон, эмоц. насыщенность лермонт. ораторского стиля и декламац. стиха находят выражение в обилии антитез, вопросит., восклицат. интонаций и гипербол.
Третью часть стих., относительно самостоятельную в композиц. и интонационно-стилистич. отношении, составляют последние 16 строк — знаменитое «прибавление». От элегич. медитации здесь не остается и следа. Возврат к мотивам первой части стихотворения звучит уже во многом по-новому, на новом накале страсти и отрицания; отсюда усложненный, прерывающийся синтаксис (особенно первых двух четверостиший), предельная резкость контрастов, острая афористичность. Обвинение здесь вырастает в проклятие. В концовке стих. Л. одновременно конкретизирует и расширяет социальный «адрес» своего обличения. Говоря: «...Надменные потомки / Известной подлостью прославленных отцов, / Пятою рабскою поправшие обломки / Игрою счастия обиженных родов», он, несомненно, имел в виду определ. слой петерб. знати, ту ее часть, к-рая завоевала принадлежность к высшему кругу путем подобострастия, интимных связей, дворцовых интриг. В собрании Н. С. Дороватовского сохранился список стих., на последней странице к-рого перечислены имена «наперсников разврата» — графы Орловы, Бобринские, Воронцовы, Завадовские, князья Барятинские, Васильчиковы, бароны Энгельгардты и Фредериксы (список обнаружен и прокомментирован И. Андрониковым). В стих. «Моя родословная» Пушкин зло иронизировал по поводу новой послепетровской знати. Саркастич. строки о тех, кто, унаследовав «известную подлость» отцов, сочетал в себе «надменность» и «рабство» (ср. «Страна рабов, страна господ» в стих. Л. «Прощай, немытая Россия»), написаны с очевидной ориентацией на стих. Пушкина. (Так Л. оказался участником характерного для 30-х гг. спора о роли дворянства в развитии нации — А. А. Краевский, Н. А. Полевой.) Для понимания обобщенно-социального смысла стих. важны слова: «Таитесь вы под сению закона, / Пред вами суд и правда — всё молчи!...». Речь уже идет не только о врагах Пушкина, но о всегдашних палачах «Свободы, Гения и Славы». Единственное, что может поэт противопоставить их безнаказанной и подавляющей силе, — это свое презрение и веру в неотвратимость высшего суда, в к-ром для Л., очевидно, сливаются «божий суд» и суд истории. Верой в неотменимость возмездия проникнуты не только заключит. строки стих., где его гневный пафос достигает наивысшей мощи («И вы не смоете...»), — ретроспективно она освещает все стихотворение.
Характерное для «Смерти поэта» сочетание элегич. и ораторского начал (при решительном преобладании последнего) обусловило трудности в определении жанрово-стилистич. принадлежности как последних 16 строк, так и стих. в целом: «политич. сатира» (И. Боричевский), «политич. ода» (Б. Эйхенбаум), «ода-сатира» (К. Бархин) и др.; ни одно из подобных определений нельзя признать исчерпывающим.
Л. был болен, когда ему стало известно о дуэли. О последних днях Пушкина он знал от лечившего его доктора Н. Ф. Арендта, к-рый навещал тяжело раненного поэта, и, вероятно, от общих знакомых. Осн. часть (56 строк) стих. была написана, по-видимому, 28 янв., в квартире Е. А. Арсеньевой, «под свежим еще влиянием истинного горя и негодования» (А. П. Шан-Гирей). Существует копия этой части стих. с датой, принадлежащей неизв. переписчику, — «28 Генваря 1837 г.». Несмотря на то, что этой дате противоречит текст стих. (в нем говорится о смерти поэта как свершившемся факте), она принята нек-рыми исследователями (И. Андроников), ссылающимися на то, что слухи о состоянии Пушкина постоянно менялись. Заключит. 16 строк написаны через неск. дней после смерти Пушкина — в ответ на суждения лиц, оправдывавших убийцу поэта; их т. з. защищал родственник Л., камер-юнкер Н. А. Столыпин, посетивший Л. в его квартире на Садовой в одно из воскресений 1-й пол. февраля. Первое упоминание о «прибавлении» содержит письмо А. И. Тургенева к А. Н. Пещурову от 13 февр.; 17-го о нем пишет А. Н. Карамзин; 1 марта стих. было послано в Париж Н. И. Тургеневу.

Стих. Л. явилось событием в лит. и обществ. жизни кон. 30-х гг. В короткое время оно стало известно в широких кругах петерб. об-ва. Его высоко оценили В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский, П. А. Плетнев, А. Н. и С. Н. Карамзины и др. друзья Пушкина, со многими из к-рых Л. с этого времени особенно сблизился. Действительно, более чем кто-либо из других поэтов, откликнувшихся на смерть Пушкина (П. А. Вяземский, А. В. Кольцов, Е. А. Баратынский, Ф. Н. Глинка, М. Ф. Ахундов, В. А. Жуковский, Ф. И. Тютчев, А. И. Полежаев, Н. П. Огарев), Л. сумел выразить чувство беспредельной «сердечной горечи» и гражд. негодования. В. В. Стасов, в 1837 ученик Училища правоведения, вспоминает о том, как «подымала сила лермонтовских стихов», как «заразителен был жар, пламеневший в этих стихах. Навряд ли когда-нибудь еще в России стихи производили такое громадное и повсеместное впечатление» (Щеголев, в. 1, с. 256—57; см. также воспоминания И. И. Панаева, В. П. Бурнашева, В. Р. Зотова, отзывы В. А. Соллогуба, Карамзиных). Стих. распространялось в копиях, сделанных друзьями Л. (прежде всего С. А. Раевским), как в первонач. ред. (известно, что одна из ранних копий сделана 30 янв.), так и в полном варианте. В нек-рых списках тексту стих. предшествовал эпиграф, взятый из трагедии Ж. Ротру «Венцеслав» (1648), переделанной для рус. сцены А. Жандром (запрещена цензурой к постановке; отд. сцены опубл. в «Русской Талии» за 1824), и содержащий обращение к государю с требованием отмщения убийце («Отмщенья, государь, отмщенья!»).

В придворных кругах стих. было расценено как «бесстыдное вольнодумство, более чем преступное» [докладная записка А. Х. Бенкендорфа Николаю I (см. Воспоминания)]. Полный текст был получен Бенкендорфом в сер. февраля (первая часть стих., известная раньше, не вызывала никаких нареканий). Было заведено дело «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермантовым, и о распространении оных губернским секретарем Раевским»; 18 февр. Л. был арестован (мнения исследователей о точности этой даты расходятся); несколько позже был арестован и Раевский, а уже 25-го стало известно решение Николая I перевести Л. «тем же чином в Нижегородский драгунский полк, и губернского секретаря Раевского... отправить в Олонецкую губернию для употребления на службу» (Щеголев, в. 1, с. 269).
В длинной цепи фактов, из к-рых складывается история создания стих. «Смерть поэта», не хватает многих звеньев. Отсутствуют достаточно точные хронологич. данные; воспоминания современников освещают события очень приблизительно. Хотя круг источников остается прежним, существует ряд версий относительно последовательности создания отд. частей стих., времени появления эпиграфа и его роли в идейном содержании (В. Архипов, В. Кирпотин, И. Девицкий, Т. Иванова). Не решены окончательно и нек-рые текстологич. вопросы. По традиции, идущей от П. А. Ефремова (ссылавшегося на А. Меринского), стих 66 в нек-рых изданиях печатался в варианте: «Есть грозный судия: он ждет». Ныне на основании дошедших списков принят др. вариант («есть грозный суд»), в пользу к-рого высказывается И. Андроников и др. исследователи.

рис. Портрет М. Ю. Лермонтова, вып. Петром Заболотским в 1837

Некоторые фотокопии автографов стихотворения приведшего Лермонтова в штрафбат Кавказской войны и дуэли с Мартыновым Соломоновичем, на который поэт и был убит фактически в упор и наповал… :

Черновой автограф стихотворения. 1837

беловой автограф

Лермонтов Смерть поэта. Окончание. Список 1837 г.

Итак, вот реальная ситуация:

28-го января по столице империи  разносится  чудовищный слух: Пушкин скончался от полученной на дуэли с д'Антесом раны в грудь. Ошеломленный Лермонтов пишет первые 56 стихов (строк) под впечатлением этой громоподобной разящей рассудок новости.
Судя по всему, молва несла как всегда неверные сведения, ибо ее задача - оповестить о главном и сбить столку. Так она породила лживую проблему «о ране Пушкина», которой до сих мутных пор кормятся легкие до гона за бонусами писаки.

Другое дело, реальная проблема пули в животе Пушкина: труп его вскрывали (без разрешительных документов!), но пули … "не нашли" или умыкнули. Неловкие какие-то или ссыкуны как тот мальчик, что сыт... В. Даль прошептал (много позже):  обстоятельства не позволили… Какие обстоятельства и причем тут бывший офтальмолог Казак Луганский!? Мрак…

Но это уже тема другой статьи … Потерпи, фра, потерпи… Ты ж помнишь, мы и сами писали о бред-версии – Пушкина пырнули в живот «кинжалом мести» - см. статью на этом сайте в нашем сериале «Все проколы заговора».