Судьба барабанщика

               
                Сколько себя Васятка помнил, ну, с самого раннего детства, всегда был с барабаном. Или рядом с ним. Даже в младенческой своей люльке, когда гугукал «аська!» «аська!» – за что и имя получил своё звонкое - всегда жизнерадостный и весёлый ребёнок выдавал случайные синкопы, колотя по чему попадя.
       Даже по мамочкиной «кормящей» груди.

       А, вот папочки у него с сестрёнкой не было. Артист - чечёточник  затерялся где-то во мраке лет и,  пропал на всю жизнь…  Может переквалифицировался в лётчика или пограничника, подводника или нашёл другую какую героическую профессию. Мама не оспаривала никакого варианта. Большая поклонница психоделической музыки загадочно улыбалась джокондовской улыбкой и прятала глаза. Журнальная репродукция шедевра кисти Леонардо и знаменитое фото седовласого красавца Хемингуэя единственно, что и украшали скромное жилище «матери-одиночки».

 Бабанька Лизавета с первого же визита к дочери возненавидела «разлучницу» Джоконду («у-у-у змеища»), а великого писателя ребятня воспринимала как деда Мороза и «за глаза»    звала его «дедушка Хемингуй». Последний и «подсиропил» семье, уложив под ёлку пятилетнему пацану купленный мамой по большому блату  гэдээровский жестяной барабан. От Мороза Хименгуевича.

     И это было началом конца…  Света. 
     Васькины экзерсисы  «потихоньку» – иначе  и не скажешь -  начали сводить с ума весь двор и соседей, пока постоялец,  (а куда без них в полунищей семье?), с молчаливого согласия родительницы  не выкрал инструмент у почивающего в послеобеденной нирване пацана и не закопал  в палисаднике, затоптав грунт, почти до «асфальтового» состояния. Не ожидавший такой подлянки от близких людей Васька, ловящий мамочкин ускользающий взгляд только и молвил «скрозь» набегающие слёзы: «Ты порвала мою сердцу…»


      Мальчишка подрастал смышлёным и в первом классе соорудил себе из выварки и четырёх кастрюль целую ударную установку. Что было... Установку раздербанил и вывез  от греха подальше «по просьбам трудящихся» участковый милиционер.
      Какое-то время в школе  Васька ходил в пионерах и под барабанный бой выводил на общешкольную линейку знаменосца с почетным караулом. До той поры, пока в  одном из  пассажей не порвал единственный в  учебном заведении ударный инструмент. За что с позором был изгнан из знамённой группы.
 
      Тогда юный Василий  «прибился» (мамочка помогла) к соседствовавшей с городком воинской части. Вернее, к её клубу, где был свой солдатский ВИА (вокально-инструментальный ансамбль), который, как делалось тогда повсеместно, был переименован в «группу».
      Ну, на западный манер.
      Чтобы звучало круто!
 
      Но, кроме названия, группы - «Звёздный спецназ», в ней ничего не звучало.  Как утверждали лысые «битлы», аппаратура была «не фирма» (ударения на «а»). Гитары и ударные – «совок».  Колонки – «самопал». Но, прапорщик, назначенный замполитом художественным руководителем коллектива состоящего в основном  из «зелёнки» (т.е. новобранцев)  утверждал, что у воинов «руки растут не оттуда» и обещал: «не можите – научим, не хочите – заставим»! (так в оригинальном звучании)
      К Васе вопросов не было.

      На радость прапору,  пятнадцатилетний парень лупил чётко,   громко и звонко! И был записан (как гражданский) во второй состав группы, с большой перспективой быстро оказаться в первом. Апофеозом этого периода жизни был светлый день выступления в Доме офицеров легендарного в войсках ВДВ и вообще в армии ВИА «Голубые береты», «ударник» которого подарил пацану настоящие кленовые барабанные палочки с карбоновыми наконечниками! Василий был в состоянии такой эйфории от подарка, что плохо помнил последующие события. 
     А они были.

     Худрук прапор хватанул другого типа «эйфории»: свежие новости из Афгана были чёрными. Ребята, с которыми служил прапорщик до ухода на сверхсрочку, его фронтовые друзья почти все сгорели -  «погибли зараз» - в БэТРе, подорвавшись на противотанковой мине у перевала Саланг…  Прапор, «добрый малый» из украинских Черновцов от страшной горечи и жуткой тоски сначала рыдал, как ребёнок, а затем разнёс-разломал чудовищной силой бойца спецназа добрую половину  кинозала и дошёл почти до проекторной, когда увещевать его явился комполка. Оказывается,  они вместе служили в Кандагаре и Хосте. Сэмэна повязали по рукам и ногам и бережно отнесли в  санбат, под страхом «неминучей смерти» запретив комментировать события.

      Жизнь меж тем продолжалась.
      К тому времени в каптёрке за сценой, ставшей родным домом Васеньке, как его звали девчонки-санинструкторы из  санбата, уже висел «иконостас» (опять прапор пошутил) лучших барабанщиков мира. Фотопортреты  Дэйва Грола (Nirvana), Джона "Бонзо" Бонэма (Led Zeppelin), Кита Муна (The Who), Стюарта Коупленда  (The Police), Джинджера Бейкера (Cream)  из Бог знает каких иностранных  журналов и газет украшали «тихую обитель» юноши. Мало того, быстро освоившийся подросток, так полюбившийся прапору, начал «борзеть» и сдавать (безвозмездно) помещение под «солдатские нужды» своим друзьям-дембелям и их любвеобильным подружкам. В бесконечных репетициях, концертах и посиделках в «музкаптёрке» пролетел почти  год. Но сколько верёвочки не виться…

    «Бардак в самом сердце совершенно секретной  военной части!»
    «Свил себе  самый, что ни на есть передовой отряд капитализма»!!
    «Гнездо гнусных волосатых п…сов,  с их, с позволения сказать, гнилой культуркой!» (памятный речитатив замполита).
      Сексуально озабоченный «спецназ» разогнали. Прапора отправили на гражданку, «пенсионерствовать». Ваську тоже  разжаловали из артистов ансамбля (как в анекдоте: одного бля, самого бля)…

      Ещё в трудовом коллективе военных «лабухов» он узнал о наших,  советских барабанщиках, присутствие которых  и не предполагал в лоне, так сказать, советской джазовой и рок-музыки. Это был легендарный умопомрачительный,  просто чумовой Ришад  Шафиев  из туркменского ансамбля «Гунеш». Супер-джазовые музыканты Владимир Журкин, Петр Ившин, Эдик Зизак, и, конечно  гений ударных  Игорь Джавад-Заде. Последний, начал  «стучать на банках» ещё в шесть лет. В юности закончил с красным дипломом Академическое музыкальное училище при Московской консерватории. Этих барабанщиков Вася только слышал на кассетах – видео на нашем рынке только-только начало появляться.

      Хорошо, что восьмилетка была позади и наш герой навострил «лыжи» в местное музучилище на отделение «ударных инструментов» - очень хотел быть, «как Игорь». Мама помогла «по старым связям».
      Поступил.
      К слову, Василий разбирался в музлитературе, изучал сольфеджио.  И главное, уже очень многое умел делать руками и ногами. Даже сподобился играть  в городском Доме культуры на танцах, и подрабатывал  в более-менее приличных городских  «забегаловках» - кафешках и ресторациях.

     Работа в кабаках была не благодарная, грязная, но денежная. Здесь нет границы – огней рампы – которые отделяют исполнителя, можно сказать «творца» -  от «благодарного» зрителя в зале, который набравшись хмельного лезет познакомиться поближе и угостить хорошего музыканта. Хотя до Васеньки, сидящего  в глубине подиума-сцены доходили-доползали немногие. Его аудитория – интеллектуалы джаза и рока,  (а не кабацкой попсы): хоть и «подшофе», но вести себя умели. Максимум, что предлагали «косячок забить» или девчонку «полюбить» прямо среди пыльных кулис, сваленных в кучу – но Бог миловал, до самой армии юноша был  девственен и душой, и телом.
     И она – армия, случилась…
 
     Со второго курса училища и забрали. Мамочка опять похлопотала и Васеньку направили в известную  часть, но не в Дом офицеров, как он рассчитывал, а в полковой оркестр. Причём, место барабанщика было уже занято и Василию пришлось довольствоваться таким же звонким инструментом, как его имя – медными тарелками. Кто не знает – тарелки тоже «ударный музыкальный инструмент с неопределённой высотой звучания». Да Бог с ней, с высотой, зато громче и звонче всех!
     Оркестр был большой со всеми штатными единицами. Но не сыгранный. То есть ещё не звучащий, как гармоничное единое целое. Буквально через неделю по прибытии на службу пришлось играть на похоронах старенького дедушки, ветерана войны, заслужившего посмертный  почётный караул и оркестр.


     Васька играл траурный марш Шопена с большим вдохновением.
     Особенно удавались эти долго звучащие, рвущие душу акценты. Сначала музыка воспринималась как какофоничная. Ну, дворовое исполнение. Но к концу марша звучали уже вполне прилично. Пока на подошла бабулька с клюшкой из числа «провожающих» и, опасно размахивая ею, не исполнила, соло, обращая гневную свою тираду к закостеневшим на морозе солдатикам-музыкантам: «Кто ж так играет? Как кота за яйца тянете… Под эту музыку люди плакать должны… А вы, что делаете?  Вашу дивизию…».
      А так, служба была приличной – спокойной для мамы и без напрягов для Васятки…
      Пока не грянуло 9 мая…

       К праздничному параду готовились загодя. Километров  под двадцать – точно оттопали по огромному полковому плацу. И вдоль. И попрёк. И так. И сяк. Умотались…  «Музыканты должны завершать парад. И, чтобы, значить, красиво!» Почти без купюр высказался полковник Бобров.
      Всех потряхивало. В преддверии торжеств нашему герою присвоили первое  звание – ефрейтор. И ещё, кроме мамы, он пригласил на парад Люсеньку (Васенька плюс  Люсенька – звучит!), с которой познакомился в клубе на танцах и сразу влюбился до умопомрачения. Влюбился от страстной,  сумасшедшей и пока единственной в его жизни ночи, последовавшей сразу после танцев.  Он ещё не знал, что первая любовь практически всегда не счастливая. Болезненное её ощущение важно только как первый  важный в жизни урок, пусть и горький опыт. Об этом Васька и близко не думал, а виделись-мерещились и мнились ему теперь всюду   смятые горячие простыни, и тугое податливое тело Люсеньки.

       Все готовились к параду, а Вася к... признанию в любви. О торжествах даже не думал.  Знал своё дело «на ять»! То есть – будь здоров как! Он чувствовал каждую щербинку плаца. Каждую выбоину, не говоря про партию тарелок: и раз, и раз, и раз…
      И вот этот день настал.  Отыграли все марши, как на концерте в Кремлёвском дворце. Войска маршировали блестяще! И вершина праздника. Сначала, как и положено для последней колонны отлабали «Встречный марш», а затем двинулись сами. 
      И… о, ужас!
      Когда коробка оркестра   вышла на финишную прямую и двинулась к трибуне, переполненную начальством и гостями, какой-то гад  в задней  шеренге наступил на пятку левого Васькиного почти офицерского полуботинка.
      И сорвал его с ноги!
      Но и это не всё…

    От сильного толчка лопнул старенький ремень одной из тяжёлых  тарелок.  Коротко и звонко прогремев (слава Богу «в долю»), она ровненько  ребром грохнулась на бетонное покрытие плаца и со скоростью движения солдатской «коробки» покатилась между воинами.
     Но (!) на два ряда впереди.
     Вася в секунду взмок. Ну, весь. Даже козырёк фуражки.
     Не спуская глаз с трибуны ефрейтор не шагал, а летел над плацем. Порхал.  И «давал ножку» в одном ботинке: левой, левой, левой…
 
     В один момент Васино зрение стало панорамным, куда вместились приближающиеся с каждым шагом и шевелящиеся в безмолвном крике командирские усы, глупые счастливые улыбки Люсеньки и мамы, приглашённых на торжество командованием части и,  даже ехидные лица впереди шагающих друзей, которые он не мог видеть по определению.  Так и дошёл ефрейтор  «утиным»  шагом и босой на одну ногу к   трибуне в эскорте товарищей-музыкантов. И подлая тарелка, постепенно замедляя ход, теряла инерцию движения пока хозяин не догнал её.   
     И грянул «марш Славянки»!
 
     Величаво-торжественные и звонкие, отбиваемые древним инструментом доли задавали ритм движения воинской колонне. И в мерной поступи марширующих, с каждым аккордом жаркой, бликующей на солнце  меди оркестра   чувствовалась великая энергия движения, а значит жизни, объединившая души и сердца тысячи военных и гражданских минуту назад ещё не знакомых друг с другом людей.

      И только одинокий Васькин ботинок, безжалостно отброшенный кем-то на обочину дороги,  скорбно свидетельствовал о бренности  бытия. Скорбел и ефрейтор Василий в ожидании грядущего начальственного разноса, вызванный на плац, на место «преступления». Полковник, как «мессер» зашёл со стороны солнца, поэтому парень не мог видеть его улыбающегося лица. Откозыряв и представившись, Василий хотел было объяснить товарищу полковнику, что он не виноват, что… «Молодец сынок, молодец! Не сломал строй, не подвёл.  Отыграл хорошо. Судьба у нас такая, военная… Не подвести!»
     Васька был счастлив.
     А потом был Афган.

     Он играл и там. Если вне базы, на задании (так часто бывало) справлялся без ударной установки, как в детстве. Если дома, в части стучал на старенькой «Трове» Стучал вдохновенно. Виртуозно. Ему пророчили большое будущее.
     Не судьба.
     Вася был в числе  последних  53 советских солдат и офицеров, погибших в 1989-ом, последнем военном году. Когда и «наверху» и «внизу» уже было всё известно. Когда, наши серо-зелёные пыльные колонны уже готовились в поход, на север. Когда до дома оставалось чуть-чуть…

     Как жить хотелось нам с тобой!
     В надежде озарялись лица...
     Колонна, как в последний бой,
     Рванула в сторону границы.
     И вдруг ударил автомат,
     Швырнув свинец со скал разбитых...
     Хоть я ни в чем не виноват,
     Я стал последним из убитых.
     Е.Бунтов