Истории Евсея. Часть 1. Глава 2

       Родился в небольшом греческом городке на берегу южной части Эгейского моря. Тогда это была провинция Римской империи – Азия, область Кария.
       Помню и слышу шелестящий прибой, море цвета неба, а на горизонте – очертания островов. Отца почти не помню. Иногда всплывает в памяти короткое воспоминание: он, большой, сильный, с густой чёрной бородой, огонь в кузнице и раскалённый докрасна металл. Он был мастером-кузнецом. Говорили, что он погиб где-то вне дома – не буду придумывать название места – от рук римских воинов. Отец за кого-то заступился.
       Маму помню. Очень красивая и очень добрая. Вьющиеся тёмно-русые волосы и нежные светлые глаза. Она рассказывала мне истории о богах и богинях, среди которых были и наши далёкие предки, они пришли со звёзд. Мама называла эти звёзды, показывала на них рукой. Названий, конечно, не помню. Её рассказы научили меня любоваться ночным небом с нескончаемыми рисунками созвездий. Усиливали это впечатление мелодии песка и камушков, перекатывающихся в подсвеченном Луной прибое…
       Мама рано научила меня читать. Пергаментов для детей тогда не было, я читал всё, что попадалось на глаза. В нашем доме была книга философа Хрисиппа, жившего лет за триста до меня. Я перечитал его труд несколько раз, понимал там далеко не всё, но эта книга мне нравилась, у неё был особенный запах.
       Побольше книг, пергаментов и папирусов было у деда Иоанна, который жил рядом с нами на жёлто-белой от пыли и солнца улице. Я часто пропадал у него, перелезал через невысокий каменный забор, наступал на сухие колючки и, прыгая по белой, протоптанной мной тропинке, заскакивал в дом…
       Когда мне было, наверное, восемь лет, мамы не стало. Хотя она и предупреждала, что может уйти жить на Небо – за ней приходил папа и звал её с собой – но я сильно и долго плакал, когда это случилось. И плакал до тех пор, пока она не пришла ко мне утром во сне, чтобы успокоить и сказать, что она жива, но не сможет теперь видеть меня часто. Мама сказала, что всегда будет любить меня, даже если будет далеко. По Воле Неба, где так много звёзд, ей надо быть сейчас в другом месте, но однажды мы обязательно снова будем вместе. Дед Иоанн научил меня молиться одному Богу, и мы молились с ним, чтобы у мамы была лёгкая дорога к её звезде.
       А ещё я помню, как мы ходили с очень красивой мамой в храм Аполлона в нашем городке. Не помню, что происходило в храме. В памяти осталось лишь то, что жрец дал мне птицу с жертвенника и что мама была необыкновенно красива какой-то особой нежностью и спокойствием…
       Иоанн забрал меня к себе и стал для меня всем: и отцом, и матерью, и другом. Он был поджарым, подвижным человеком с добрыми карими глазами, возрастом ближе к семидесяти.
       Дед научил меня многому – не только разным хозяйственным навыкам, но и читать по-арамейски. К десяти годам я перечитал все пергаменты и папирусы на греческом и арамейском, которые были в доме. И не один раз. Среди книг были истории о греческих богах, об Александре Великом, пара сочинений греческих философов (книгу Хрисиппа я забрал с собой), два Евангелия – одно на греческом, другое на арамейском, Книги пророков и Тора на арамейском…
       Особенно мне нравилось читать записи Иоанна о Рабби и его друзьях, которые он иногда дополнял. Эти записи были живыми и понятными мне, даже учитывая мой возраст.
       И конечно, я заворожённо слушал рассказы деда о том необыкновенном времени. Кстати, пока не забыл: он никогда не говорил о себе как о любимом ученике и никогда не писал такое.
       Иоанн был замечательным рассказчиком. Правда, других я тогда и не знал, лишь книги, в которых истории при каждом новом прочтении оставались без изменений, предоставляя возможность фантазии вносить свежие краски. В историях же Деда, которые я уже не раз слышал, появлялись новые детали, даже новые события, которые вызывали, соответственно, новые переживания.
       С детства Рабби и Его ученики стали моими главными героями. В воображении я исходил с ними все тропы и вершины, ловил рыбу на Галилейском море, сидел много раз у костра, слушая Учителя. И сожалел, что не родился раньше и не путешествовал вместе с ними. О казни Учителя Дед говорил редко. Он не любил вспоминать об этом. Да и рассказывать, по его словам, было особенно нечего. «Никого из нас, близких друзей, там не было. Мы испугались за себя, боялись, что в нас узнают разбойников… Мы были с Ним рядом, когда люди слушали Его, а когда Ему было трудно, нас рядом не было. Стыдно, сынок, это вспоминать…»
       Слушать истории и проповеди Деда Иоанна приходили дети и взрослые со всего городка. Его успели полюбить многие. До тех пор, как Дед забрал меня в свой дом, он прожил в нашем селении, наверное, лет пятнадцать. Пришёл сюда из Иерусалима: пешком добрался до Антиохии, а оттуда морем до нашего берега.
       Дед не только увлекательно рассказывал, но и лечил – молитвой и общением. Ещё изгонял бесов, правда, дома он этого не делал, уходил в другие дома. А лечил наложением рук, но не всех: детям Иоанн никогда не отказывал в помощи, взрослых учил быть чистыми внутри. «Болеет человек не от того, что входит в него, а от того, что исходит из его сердца. Вот за чистотой сердца и смотреть надо, – говаривал Дед. – И молитесь чаще. Бога славьте».
       Вместе с нами жил ученик Иоанна. Это был взрослый человек, он тоже умел рассказывать и изгонять нечисть. Кажется, его звали Прохор. Пусть будет так. Иоанн с Прохором отлучались в соседние селения, чтобы лечить людей и задавать жару бесам. У нас говорили, что бесы сильно боятся Иоанна, поэтому редко заглядывают в наши места.
       Бывало, Иоанн и Прохор уходили в дальние селения – морем или по суше, вглубь Азии – чтобы рассказать об Учителе, поддержать существующие общины и помочь основать новые. Уходили надолго. Тогда оставляли меня в доме секретаря народного собрания нашего селения. Там было что почитать: от количества книг у меня захватывало дух.
       Секретарь любил меня, наверное потому, что любил мою маму. Я понимал и разделял его чувства.
       В доме секретаря я познакомился с мыслями Пифагора, жившего за шесть веков до меня, и с воспоминаниями учеников о нём. Всё это попало в то самое яблочко, в которое должно было попасть – я был изумлён прочитанной информацией и личностью мудреца. Я сразу согласился с Пифагором, что душа может переселяться в разные тела. И был в восторге от этого знания. Немного смущало, что могу родиться змеёй или камнем, если недостаточно хорошо буду вести себя в текущей жизни. А так как я не хотел рождаться змеёй, решил, раз и навсегда, вести себя хорошо.
       Рад был за Пифагора – он вспомнил свою прошлую жизнь: он не был ни змеёй, ни кабаном, а был воином Евфорбом, погибшим в Троянскую войну. Пифагор даже узнал свой щит, сохранившийся со времён войны – на обратной стороне щита были инициалы Евфорба. Конечно, после этой истории я очень старался вспомнить свою прошлую жизнь в надежде, что тоже был историческим героем, а не деревом, – хотя дерево было бы не худшим вариантом, – но безрезультатно. Вспоминались лишь мамины глаза, её улыбка и звёздное небо.
       Мне запомнилось, что Пифагор, хотя и не был жрецом, общался в храме Аполлона с самим Аполлоном. И добрался до Вавилонии, Халдейского царства, где жрецы научили его общаться с богами. В общем, от таких сильных впечатлений я решил стать пифагорейцем в еде, то есть вегетарианцем – больше никогда не есть мяса…
       Когда рассказал о своём решении Деду, он улыбнулся: «Что ж, достойное мужчины решение. Рабби тоже мясо не жаловал. Рыбу, сыр, овощи, лепёшки ел с удовольствием. К еде относился просто, посты мы с Ним не соблюдали. Он ведь сказал как-то: то, что попадает в тебя, не может сделать тебя нечистым, делает тебя нечистым то, что из тебя исходит. Мы тогда по молодости не сразу поняли и попросили Его разъяснить. Он улыбнулся и сказал:
       – То, что в вас входит извне, в желудке переварится, попадёт в отхожие места – это не может сделать вас нечистыми, да ещё и земле пользу принесёт. Так же и то, что говорят о вас люди – ложь ли, недоброе, славят ли вас – всё пустое, даже для отхожего места, и пусть не задерживается в вас. А вот то, что исходит из сердца вашего, может сделать вас нечистым, если оно злое, недоброе. Следите за тем, что исходит из сердца, чтобы слова и мысли ваши были чистыми. В этом жизнь».