Уголёк. Приключения пиратского кота 3

(Осторожно! Битое стекло!)

Я вновь забился между сундуков. Слышал, как вернулся в каюту капитан, как охнул, увидев следы моей крови на полу, как звал меня. Но сил откликнуться не было.

Дело дрянь. Крысиные укусы зарастают плохо, может и загнить. Сил нет. Я отрубился.

Проснулся от тупой пульсирующей боли. Морда распухла, глаза слезились и почти не видели. Было очень плохо. Хотелось пить. Пошатываясь и не соображая, я побрел сам не зная, куда. В какой-то момент я провалился в пустоту. То ли в люк, то ли — просто в беспамятство.

Я плыл среди моря, словно рыба. Это было странно. И море было странным. Полным звёзд.

Или это небо?

Так, стоп. Я что, умер? Эй, я не согласен умирать!

Ударил лапами, словно я и впрямь в воде, повинуясь инстинктам и поплыл среди звёзд.
Хм. Я теперь звёздный кот или звездный кит? 
Интересно, а тут водятся звёздные акулы? А космические русалки? А звёзды на вкус солёные, или сладкие?

Странные мысли. Странное место.

Впереди показалось что-то серое.
— Ты кто?
— Я — Серый. Кот, который жил до тебя на корабле.
— А теперь?
— А теперь я живу тут. Тут хорошо и спокойно. И тут нет крыс. Только я скучаю по капитану. Но ему ещё рано сюда. И тебе ещё рано, — Серый отвесил мне оплеуху когтистой лапой, — а ну брысь!
— Эй, ты чего дерешься?
— Я сказал тебе — брысь! У тебя ещё дела не окончены. Слышишь? — Серый навострил уши, — плыви на звук.
Я тоже насторожил уши. Сердце кольнуло — я узнал бы этот звук из тысячи. Так мурлыкала когда-то мама-кошка. Давно, когда мы с братьями жили на теплом безопасном чердаке и мама каждый вечер мурлыкала нам кошачьи сказки. А потом она однажды ушла на охоту. И больше  не вернулась.

Я перебирал лапами, словно боясь не успеть.
Вот она — простая черно-рыжая кошка с разными глазами — один зеленый, другой голубой.
— Мама! Мамочка, — я заплакал. Кто сказал, что кошки не умеют плакать?
— Тише, Уголёк, тише, моя радость. Что ты делаешь тут? — она боднула меня головой в плечо в знак приветствия.
— Я не знаю. Только Угольком меня теперь не зовут. Кличут Чёрным. Я уже и забыл это имя, — я прижался к теплому пушистому боку, блаженно зажмурив глаза. Через секунду почувствавал, как шершавый язык причесывает меня, словно стирая одновременно все горечи и печали месяцев, что прошли с той поры, как мы расстались.
— Тебе пора, мой маленький. Слышишь песню. Иди за ней.
— Я не хочу, мамочка.
— Нужно, Уголёк. Иди.
Мама ткнулась в меня носом, что по кошачьи было поцелуем и растворилась без следа.

И я поплыл, поплыл на голос, который слышал вдали.

Песня была похожа на всё сразу — колыбельную, которую поёт жена бедного рыбака своему больному ребенку, крик чаек, шум дождя, шелест прибоя, стрекот цикад, звон колокольчика и детский смех, мамино мурлыкание и ни на что из этого. И ни на что, что я мог слышать раньше, но я словно слышал эту песню сотни тысяч раз. Раз за разом, каждый свой день — и в этой жизни и во всех прошлых. И песня была вокруг меня, и внутри. И я был песней и весь мир был ей. И песня рождала мир, и песня рождалась прямо из моего сердца.

Я открыл  глаза. Меня держали чьи-то руки, и было так хорошо, тепло и мягко, словно в детстве, под маминым боком.
— Очнулся? — красивая смуглая девушка смотрела на меня, и в глазах её был космос и звёзды.
— Ага, — только и смог ответить я, — очнулся. Пить хочу.
Девушка поставила меня на лапы и подвинула небольшую миску с водой.
— Хорошо. Кто тебя так?
— Крыса, — буркнул я и принялся жадно лакать воду.

 Когда я напился, до меня, наконец, дошла одна вещь. Я сел, подняв голову и глядя на девушку круглыми  от удивления глазами.
— Ты что, меня понимаешь?
— Понимаю, — согласилась девушка.
— Но так не бывает.
— Как видишь — бывает, — она рассмеялась, а потом добавила, — меня зовут Маия.
— Уголёк. Но теперь меня все кличут Черный.
--Уголёк, — задумчиво протянула она, — хорошее имя. Тебе идёт.