Бирюк. Часть 2

Бирюк.     1 1 - 20


Жизнь продолжается. Но не складывалась жизнь семейная у Петра с Анфисой. Не был мужик импотентом, которому не нужна женщина, как женщина, не была фригидна и Анфиса, но переступить черту , которая была нарисована Петру юношеской болью предательства любимой девушкой, которую, не смотря на её предательство, он продолжал любить, они не могли, из - за Петра, конечно.  Анфиса не была уродливой, она была обыкновенной, без физических изъянов, а значит не некрасивой, но Петр, когда его мысли грешили думкой о её привлекательности, спешил прогнать мысли о интимной близости с ней. Он боялся обидеть эту , ставшую очень дорогой для него , женщину , надеясь в глубине души на возврат любимой. Откуда бралась эта надежда, на что она опиралась, неизвестно, но так и было. Лиза не была забыта, она незримо всегда была рядом. Анфиса же, вопреки тому, что была более раскрепощена в вопросах отношения мужчин и женщин, все - таки с Петей была сдержана , уважая его, иногда жалея его, но и то, что он был товарищем Алексея, имело свою цену сдержанности. Они продолжали жить вместе, как брат и сестра . 53- ий год был годом смерти Сталина, и в связи с ней, большой амнистией и делами населения, связанных с ней. Много преступников , выпущенных на свободу, наводнили Сибирь. Участились случаи краж, грабежей и даже убийств. Пришли такие амнистированные и сюда, в небольшой таежный рубленный  городок. После нескольких нападений на женщин в тёмное время, Петр старался с работы идти домой рядом с Анфисой, чтобы, не дай Бог, кто - то не мог обидеть её по дороге. Рост мужчины позволял отпугнуть желающих возможным  сделать что - то нехорошее его спутнице, они всегда благополучно возвращались домой. Беда пришла совсем не оттуда, но была связана с выросшей преступностью. В городок приехал новый начальник  , присланный в район в связи с усилением борьбы с преступностью. Это был крупный, но не толстый мужчина среднего возраста, спортивного вида. По разговорам досужих  кумушек, он был женат, но пока приехал один, жена прибудет позже. Новый начальник рьяно взялся за дело, и  в первую очередь начал свою работу с укрепления кадров. В милиции района уже были изменения к лучшему, сотрудников стало намного больше, чем сразу после войны, но все они были из местных. С одной стороны это хорошо, ведь они знали нравы местных жителей, знали что и от кого можно ожидать, знали тайгу. Но был и минус. Они часто сквозь пальцы смотрели на мелкие , а иногда и весомые правонарушения. В связи с этим , новый начальник вербовал в райотдел и работников со стороны. Знакомясь с прошлым района, он наткнулся на информацию о задержании в разное время нескольких человек, оказавшихся дезертирами.  В один из дней Петра вызвали в кабинет начальника райотдела. Удивился вызываемый, но пришёл к назначенному часу, угадав, что вызывают его по поводу былых задержанных им.
  Майор представился, протягивая вошедшему руку для рукопожатия:
      - Евгений Викторович. Щеглов. Как вы, наверное , уже знаете, начальник райотдела. Присаживайтесь.
 Петр сел на предложенный стул и молча рассматривал майора. Понравился майор.  А тот сел напротив, и сразу приступил к делу.
       - Петр Иннокентьевич, я попросил вас о встрече, ознакомившись перед этим с вашим досье. Фронтовик - доброволец, разведчик, орденоносец, уже приехав сюда, отличились, задержали самолично преступников. Работаете же обычным рабочим. У нас в социалистической стране каждый труд, конечно, достоен уважения, но разбазаривание ценных кадров недопустимо, преступно даже. Вот я и подумал, правильно - ли будет предложить Вам работать в органах милиции? И думаю, что это будет правильно. С ответом не спешите, посоветуйтесь с женой, вы же живете с женщиной?
 Петр хотел возразить, но майор ,не делая паузы в своей речи, продолжал:
      - Знаю, знаю, что вы не расписаны, но это не меняет ничего, сейчас многие живут без росписи. Со временем вы , конечно и это исправите, не гоже работнику милиции сожительствовать,
но пока это не помеха. В общем, идите домой, советуйтесь, а завтра с утра жду Вас с документами в отделе кадров.
 Домой Петр шёл в глубоком раздумье. Надо же, круто взял майор быка за рога, и , практически  выбора не оставил, как откажешься от его утвердительного предложения, да и женил заодно. Анфиса новость о переходе его на работу, куда его уже один раз вербовал её бывший муж, приняла не особо радостно, но и , как она считала, не имела права отговаривать. А Петр за первой новостью ошарашил второй, рассказав о сватовстве новым начальником к законным семейным отношениям живущих неправильно . Анфиса подняла свои глаза на него и, вздохнув  , сказала:
      - Он - то правильно сказал, да я и надеяться даже не смею.
      - А ты и не надейся, ты уверена будь. Чего уж там брыкаться, пора и честь знать. Хорошая ты, а я дурак.
 Смотрит Анфиса на него и ушам своим не верит. Неужели и правда то, что говорит этот не старый, но уже битый не раз, мужик? Подошла к нему, в глаза глянула..., и поверила. Прислонилась несмело к груди, да и слезами залилась. Он гладил её по волосам и бормотал несвязно слова утешения.
 Утром Петр задержался с приходом в отдел кадров районного отдела внутренних дел, а на вопрос начальника улыбнулся виновато и сказал:
     - Да в ЗАГСе задержали. Заявление относили с Анфисой, решили вот по закону чтобы.
12.



   
12.

Работа в милиции была нова для Петра, но втянулся он быстро, а служба в разведке была хорошим подспорьем в новой профессии. Уже в первый месяц он показал своё умение находить то, что скрыто от глаз обычного обывателя. Но не об этом рассказ, это побочно. Взаимоотношения новых супругов тоже не цель. Но повествование и об этом вплетается , иначе о главном не расскажешь.
     Уже сказано было, что начальник милиции Евгений Викторович Щеглов был прислан откуда - то, был женат, но жена должна была приехать позже. Она и приехала. Городок небольшой, даже те, кто в органах не работал, знали обо всех и все. Ну а уж о жене такого большого ,в районном масштабе, начальника, знать просто необходимо. Первая же встреча Петра с приехавшей имела эффект взрыва огромной силы. Это была Лизка, не состоявшаяся невеста Петра. Они с Анфисой шли из магазина. Анфиса повеселела последние дни, шла, о чем - то рассказывая и смеясь и, вдруг, осеклась. Петр изменился в лице, весь напрягся и остановился, глядя на идущую навстречу богато одетую нарядную женщину, которая тоже как бы споткнулась на ровном месте. Никогда , кроме как в день их знакомства, не заходили разговоры о обманувшей Елизавете, но Анфиса сразу все поняла. Петр напрягся, но вдруг подтянулся, взял под руку свою жену и уверенно пошёл навстречу своему несчастью.
 До дома шли молча, ни он, ни она не могли начать разговора. Уже перед калиткой Анфиса задала вопрос:
      - Это она?
      - Да! -, только и сказал муж.
  Вроде ничего не изменилось, так же оба старались быть предупредительными , так же Анфиса старалась быть ласковой, но все это стало нарочито - выпукло, напоказ. Петр ходил задумчивым, а когда Анфиса трогала его за локоть, как бы спрашивая : " Ну что с тобой? ", он смотрел на неё виновато и ласково говорил:
     - Ничего, все хорошо. О плохом не думай.
  А как тут не думать!?
  На работе тоже замечали, что Петро чего - то смурной. Он же на все расспросы отмахивался:
      - Нормально.
  Прошло несколько дней после встречи , перевернувшей снова перпендикулярно жизнь Петра, он , кажется, успокоился, но делал все, чтобы , не дай Бог, не пересечься с Лизкой. Дом, где проживал его начальник, Петр старался обойти стороной, но невозможно это делать бесконечно долго. И однажды они все - таки пересеклись.
 Петр пришёл на работу к Анфисе, сам не зная, зачем. Была свободная минутка от службы , и его ноги сами понесли его к реке.  Была уже зима, снега навалило много, тропинка протоптанная ногами рабочих с лесозаготовительных складов , привела его на берег, к кромке берега закованной ледяной бронёй реки.  Поговорив ни о чем с женой, он возвращался в город, когда впереди показалась женщина, в дорогой шубке и унтах. Петр сразу понял , кто это, местные женщины одевались проще, но свернуть было некуда, разве что в сугроб. Они остановились, минуту молча смотрели друг на друга. Петр первым поздоровался. Прямо глядя в его глаза, она дерзко ответила:
     - Здравствуй. А ты чего здесь делаешь!
     - Как что!? - , удивился он, - к жене приходил, она на складах работает. А ты - то что потеряла здесь? Шубку испортишь, по сугробам шастая .
     - Ничего, муж новую купит, и не одну!
     - Ну да. Конечно. Удачно выйти замуж не каждой удаётся.
     - А не надо завидовать, - начала заводиться бывшая невеста - , Кому за кого положено, за тех и выходят. Некоторые вон за друзей погибших друзей даже умудряются.
 Они смотрели друг на друга с необъяснимой ненавистью. Кажется, сейчас она сорвет шапку с головы мужчины и вцепится ему в волосы.  Он протиснулся мимо неё с трудом, елозя задницей по стене сугроба и споро  пошёл прочь. " Сволочь, - шептал он, - какая же сволочь! А я её ещё и любил, идиот. Все! Нечего о ней думать, у меня Анфиса. И ведь красивая какая, не испортило замужество. И дерзкая такая же, как раньше. Тьфу, изыди, Сатана. Все! Всеее! Не думать о ней ".
Да как не думать! Думал, да и как ещё думал. Обнимал в мыслях любимую, зацеловывал, заласкивал. А потом снова клял последними словами. Анфиса замечала метания мужа, догадывалась о причинах, но старалась вида не подавать, не оскорблять ненужными упреками. Несколько раз происходили встречи бывших одностаничников, и каждая встреча оставляла по очередной ранке на душе каждого из них. А по весне уже радость неожиданная дала и результат неожиданный. Как - то вечером, во время ужина, Анфиса , как - бы оправдываясь, сообщила:
      - Беременная я, Петя, вот чего. И чего теперь делать - то!?
  Даже не высказав ни радости, ни удивления, Петр пробурчал набитым ртом:
      - Чё делать! Рожать, конечно! Она ещё спрашивает. Рожать!

   
13.
 
   Сибирское лето - пора прекрасных солнечных дней, расцвета и так неимоверной красоты, когда, куда ни кинь взгляд , взору открывается благодатный вид богатства от щедрот природы. Сразу же за околицей подступающий лес из сосны, ели, пихты, березовые рощи радуют глаз сонмом белоствольных березок, кудрявых, поющих хором шелестящей листвы гимны сибирским просторам. Богата Сибирь, но и сурова. Коренные жители степенны, рассудительны, любящие все делать с чувством, с толком, расстановкой. Но вековой порядок нарушается пришлыми, или беглыми из просторов огромнейшей страны, и охотниками за богатством, которого в Сибири должно бы на всех хватить. Эти богатства повсюду, в реках, полных рыбой, в заломах тайги, с ягодами, пушным зверем, и даже золотом, залежи которого даже не все ещё открыты и исследованы. Городок живёт этой жизнью, работает, даёт восстанавливаемой после страшной войны сырьё для строительства, лес.
  Узнав, что Анфиса беременна, Петр обрадовался, конечно, ему лестно было стать отцом, тем более Анфиса была для него роднее кого бы то ни было. Он стал более бережно относиться к теперь уже жене, настаивал на её уходе с лесозаготовок, работа на которых была не только тяжела, но и опасна. Анфиса смеялась в ответ, говоря, что будущему сыну надо дать все, а поэтому она пока поработает, она сильная, а для ребёнка даже лучше, если будущая мать не будет сиднем сидеть.
    Омрачало жизнь молодой семьи присутствие в городе Лизки. Нет - нет, да и встретит она Петра, надерзит, а сама глазками постреливает. Начали по городу слухи ходить, что не все ладно в семье приезжего начальника районного отдела милиции. Вроде бы и не из чего взяться таким слухам, ведь Щеглов любил жену, а она не было замечена в явных изменах, но Елизавета с мужем была холодна, капризничала, но , главное, она не хотела детей. Женщина, не желающая иметь детей, как бы и не настоящая женщина, с виду только. Долго не понимал Щеглов, что мешает, и только здесь, в городке посреди безбрежной тайги, понял, не любит она его. Подступался он к ней с разных сторон, и наконец, в последнюю, даже не ссору, перепалку, она упрекнула его в том, что он сам виноват в её несчастьях. Зачем ему приспичило приехать именно сюда, где живёт её бывший жених. Мало того, он ещё и работает теперь рядом. И этого мало, она поняла ко всем своим бедам, что до смерти любит Петра, готова удавиться от этой мерзопакостной  любви. Вот так курьёз! Ревность - не лучшее человеческое чувство, от дьявола оно, а главное - мстительное. Евгений Викторович в корне изменил своё отношение к сотруднику. Теперь он меньше стал заговаривать с Петром, общение ограничивалось приказом, принятием доклада и участившимся придиркам. Неопытность в оперативной работе бывшего разведчика раньше встречала оправдания и подбадривания, мол ничего, со временем прийдет,  теперь же все чаще поступали угрозы выговора, дисциплинарных взысканий и , даже, увольнения. Не дурак был Петр, понимал в чем дело, но изменить что - либо в отношениях с начальником не мог. А Лизка уже в открытую подстерегала Петра. Она не старалась объясниться с любимым, просто была рядом.
 Работы по поиску и задержанию преступников вроде и уменьшилось, страна поднималась и понемногу жизнь налаживалась, однако полностью истребить криминал никогда и никому ещё не удавалось, да и вряд - ли удастся, как показывает история всего человечества.  Петр работал добросовестно, он даже своим стал для многих жителей городка. Однако, он все больше задумывался о том, чтобы после рождения сына или дочери, это было не важно, увезти семью подальше от этого городка, ревнивого начальника, а  главное - от Лизки. Он все чаще ловил себя на мысли, что любит эту женщину до невозможности, до исступления. Порой он был готов схватить стоящую в кустах, следящую за ним женщину в охапку, зацеловать, залюбить , но здравый рассудок возражал. Он не мог предать женщину, вынашивающую его первенца. Так и жили они, мучаясь от безысходности положения.
Чуть было не наступила драматическая развязка, но начало ей было однажды положено. Поступила информация, что появились в тайге самостоятельные группы искателей золота, так называемые дикие старатели. Мало того, что добытое ими золото шло мимо казны государства, в погоне за наживой группы таких добытчиков не брезговали и убийством конкурентов, грабежа одних другими. Не все погибающие были потом найдены, многие бесследно исчезали даже не внесенными  в списки погибших в этой не менее страшной войне, не похороненные, но кем - то, да помянутые. Принимали в поисках таких групп и сотрудники районной милиции. В одном из таких рейдов принял самоличное участие и Щеглов.
 За несколько несчитанных верст оказались вместе Петр с Евгением. На привале у них возникло желание объясниться наконец, разрубить гордиев узел претензий, в первую очередь - Евгению. Спешить им приходилось медленно в поисках преступного элемента, поэтому у костерка, весело мигающего в наступающей темноте, начальник потребовал объясниться подчиненному в своих связях с женой его. Поначалу Петр вполне миролюбиво поведал историю любви станичных парня с девушкой, исключив из рассказа её предательство. Не хотелось ему порочить бывшую подругу, необъяснимо это было ему самому. За разговорами они выпили спирта, согреваясь на отдыхе. Петр  пил мало и неохотно, лишь бы компанию поддержать,Евгений же пил жадно, в каком - то исступлении. Он все больше заводился, обвинения его становились все бессвязней, и наконец, он вскочил и бросился на Петра. Бывший разведчик не был готов к такому повороту, поэтому удар ногой в плечо бросил его наземь. Правда, удар получился вскользь, и не очень болезненным, поэтому вскочил Петр на ноги, не особо пострадав.
     - Думай, что делаешь, Евгений Викторович! Потом жалеть будешь сам! - прорычал он, желая, однако, самому врезать от души.
     - Ты что, сосунок, пугать меня будешь? Да я тебя...
 Договорить он не успел. Сильный удар в переносье отбросил разбушевавшегося начальника метра на два. Кровь залила лицо и на мгновение он даже потерялся, но уже через мгновение вскочил, выхватывая пистолет из кобуры, и выстрел не заставил себя ждать. Петр схватился руками за простреленный левый бок, чуть ниже сердца, и медленно опустился на лапник. Он недоуменно смотрел на срелявшего, и, уже теряя сознание прошептал:
    - Что же ты вытворяешь, а? Совсем сдурел!

 Наступил мрак. Евгений опамятовал, глядя на неподвижного сотрудника. Сорвался с места и , ломая встречающиеся на пути ветки молодой поросли, умчался в темноту.

   
14.
 Как полз, шёл, перекатывался Петр, раненый в левый бок, он сам не может вспомнить. Боль то погружала в спасительное беспамятство, то возвращалась и возвращала сознание. Силы оставляли его с каждым новым отрезком преодоленного пути. Случайно на него наткнулся лесник, обходящий свою таежную епархию. Он приволок  окончательно потерявшего сознание милиционера в свою каморку посреди леса, поручил заботу о нем жене, а сам пошёл дальше, в район. Через время его перевезли на лошади в районную больницу. Несколько дней просидела Анфиса у постели умирающего , как считали все, моля Бога о выздоровлении мужа, и Господь услышал молитвы чуть было повторно не ставшей вдовой женщины.
Никто не знал, и позднее не узнал правды о случившемся в тайге. Явившийся в одиночку Евгений заявил, что в тайге они разделились , и он ничего не знает о пропавшем сотруднике, а сам Петр, прийдя в себя , сказал, что стрелявшего в него не видел, а после выстрела ничего не помнит. Так и остался этот случай секретом на двоих. После выписки Петр подал рапорт об увольнении, сославшись на подорванное снова здоровье, а начальник отпустил, подписав рапорт без сожаления.
  В этом месте мне страшно не хотелось бы продолжать. Я открываю планшет, смотрю на буквы, и думаю. Экран перестаёт светиться, обидевшись на моё бездействие, но продолжать сил нет. Я никого никогда не убивал, хотя желание такое появлялось, такое с каждым бывает, но в основном это желание умирает на корню. В повествованиях же  приходится лишать жизни даже тех, кто этого не заслуживает. Хочется, чтобы герои жили, и каждому из них хочется приписать жизнь долгую и счастливую. Я же пишу не сказку, в которой я сам был, мёд пиво пил, я пишу о жизни, как она есть, пусть простит меня за это читатель.
     Долечивался Петр дома. Не смотря на боевые ранения на фронте, здоровье его не было совсем уж удручающим. Природа Сибири, его работа на свежем таежном воздухе, даже укрепили его. Послевоенная чахотка исчезла. Я пишу " чахотка " не в смысле " туберкулез", а в простонародном понимании кашляющего часто человека, которого часто обзывали чахоточным. Так вот, кашель случался реже и реже. Но последнее ранение ревнивцем дало возможность вернуться отголоском войны периодическому кашлю. На работу Анфиса пока запретила устраиваться мужу .
     - Не спеши -, говорила она ,- оклемайся маленько. Мне пока не трудно, до родов время есть. Да и жалеют меня на работе, что полегче делаю".
  Хоть и трудно было смириться с этим Петру, но он сам чувствовал, не сможет пока быть добытчиком.
   В этот день, как обычно, Анфиса приготовила с утра пораньше обед, сделала необходимые и не очень наставления мужу отдыхать и хорошо кушать и убежала. До шести Петр был спокоен, но когда стрелки часов начали приближаться к семи, Петр заволновался. До половины восьмого он ещё дотерпел, а затем оделся и вышел на улицу. Когда он прошёл уже половину пути к реке, навстречу ему быстро шла женщина, которую Петр знал. Она работала рядом с Анфисой. Поравнявшись с мужчиной, она остановилась.
     - Я к вам.
     - А где Анфиса? Что так долго, время - то позднее уже!
 Женщина заплакала.
     - Горе - то какое. Утопла родненькая. Не смогли быстро вытащить из воды.
 Позже, когда Анфису принесли в дом и уложили на лавку, рассказали, как случилось несчастье. Анфиса зачем - то по бревнам, качающимся на мелкой волне, отошла от кромки берега, это не было редкостью, это обыденно на сплаве. Может у неё закружилась голова, беременна же , может что другое, но она упала, бревна под ней разошлись, и она провалилась в образовавшуюся щель. Увидели произошедшее сразу же, но пока она, Анфиса не выплыла по течению на чистую воду, никто и ничем не смог ей помочь. Беда одна, как говаривают, не приходит, но на этот раз случился перебор.  Анфису хоронили всем миром. После похорон Петр впал в какой - то ступор. Он часами сидел на берегу реки, молчал и думал. Однажды рядом присела Лиза. Оба молчали долго, пока Лиза не заговорила, как бы сама с собой.
- Знаю, что ты обо мне думаешь, знаю и то, что кругом виновата. А как ты хотел? Чтобы я загнулась от голода? Ничего не было дома съестного, шаром покати, немцы выгребли все подчистую.  Как скелеты все стали. А Женька сразу после ухода немцев пришёл к нам на постой, какие - то дела были у него, они тогда пособников фашистских вылавливали. Паек у него, тушенка. Вот и сдалась. Потом, конечно, пожалела, да поздно было. Он собственник ещё тот, не дай Бог, кто в мою сторону глянет. Устала я от него, а куда пойдешь? Он из под земли достанет и прибьет.
   Петр посмотрел на неё, как очнулся от обморока.
      - Бьёт?
      - Ну , нет так, чтобы очень, но бывает.
      - Это плохо, - решил несостоявшийся жених. Я бы не бил.
      - Ты меня не осуждай, - настаивала Лизка, - не виновата я, хоть и виновата. А тебя всегда любила! И сейчас люблю. И любить, кажется, буду. Вот так!
  Она поднялась и ушла, не прощаясь.
  Горе , горем, а жить дальше надо. Устроился Петр снова в лесхоз, работал яростно, работой загоняя себя в тиски ночного сна без сновидений. А Лиза все чаще старалась поймать Петра по пути на работу и обратно. Она признавалась в любви, говорила о том, как ненавистен ей Евгений, и как бы требовала, "забери  меня". А Петр и не против, но и то, что не даст им жизни начальник милиции, понимал.  Природа своё неизбежно потребует и возьмёт, осталась Лизка на ночь у Петра. А посреди ночи  двери распахнулись , в комнату ворвался разъярённый Майор с пистолетом в руках

   
15.
 Не выстрелил пистолет на этот раз, никто не был ранен , или убит. Даже никто никого не ударил, хотя первоначальное намерение тренированного, сильного сотрудника органов было именно убить, или хотя -  бы покалечить соперника, покусившегося на его жену. Разомлевшие от ласк любовники были застигнуты врасплох и не сразу смогли сориентироваться , что делать. А Евгений сдернул одеяло с парочки и неожиданно сам растерялся. Вид голых тел произвёл эффект неожиданного взрыва, дизориентировавшего разьяренного мужа. Он мгновение смотрел на тела, а затем развернулся и выбежал из дома на улицу. Немного пролежав , влюбленные встали и быстро оделись. Лиза виновато сказала:
     - Пойду я. Прибьет он меня.
 Петр возразил:
      - Зачем тебе уходить ? Ты же сказала, что не любишь его, что он тебе противен, так зачем тебе туда идти? Разведись с ним, что тебе мешает раз и навсегда определиться?
     - Ты не знаешь Женьку . Он не даст нам покоя. У него связи, он уничтожит нас обоих. Да и поздно менять мне свою жизнь. С ним я обеспечена, у меня есть все, что пожелаю, а что можешь дать мне ты? Вот это? -, она рукой обвела комнату рукой.- Я люблю тебя, и буду всегда любить, но ...
  Петр смотрел недоуменно. Наконец смысл Лизкиных слов дошёл до его сознания, он резко встал , подошёл к входной двери и , распанув её, сказал резко:
      - Вон!
Лизка подошла к нему, прильнула к груди:
     - Не надо так. Я буду приходить, когда будет возможно, но быть всегда вместе мы не сможем. Разве плохо то, что я всегда буду рядом?
  Петр отошёл к столу и , присев на табурет, повторил:
     - Вон!
  Лизка ушла, а Петр ещё долго сидел, глядя на стол. Он думал. "Как же так можно? " -, думал он, - " Неужели можно вот так?"

    На следующий день он пошёл в управление лесхоза и попросил направить его на работу лесником в самый отдаленный квадрат района. То - ли удрученный вид просителя, то - ли дефицит кадров рабочих, но его назначили на просимую должность, правда, перед тем, как ему отправиться к месту службы, он должен был пройти краткий срок обучения. Для этого его отправили на стажировку к человеку, ставшему невольным спасителем его.
 Кондрат встретил стажера даже с радостью, а жена его Наталья не знала как угодить новому временному жильцу в их лесной избушке. Она и видела - то его краткое время тогда, когда муж притащил раненого, а сам отправился за помощью, но высокий , бледный умирающий сразу по сердцу пришелся. Почему? Да кто ж его знает. Кондрат был коротконогим, сморщенным не от старости, сухоньким мужичком, пошедшим в лесники ради свободы. Работа не пыльная, гуляй себе по тайге, подавай изредка сводки о количестве того, или этого, находящегося под его" зорким " присмотром, встречай иногда районное начальство, и не только лесхозное, вот и все дела.  Он и до того, как стать лесником, был не против нахлестаться деревенским первачем, а здесь и сам лесной бог велел, тем более было на что, оплата под ногами и по лесу шастает. В общем, любил выпить Кондрат, а выпив, любил поучить женку законную уму - разуму. Наталья родом была из глухого таежного угла, затерянного в дебрях ближе к тундре, куда ни царская, а потом и советская власти так и не успели донести блага цивилизации . Там и нашел её обыкновенный охотник, промышлявший пушниной. Забрел как - то в тот край, познакомился на коммерческой почве с местным таким же охотником, а однажды и предложил ему тот свою сестру за пару соболевых шкурок, бери мол, в хозяйстве пригодится, а мне она только обуза. После хорошей обмывки приобретения и привёл в свой холостяцкий домик жену не жену, но бабу. Не королева, но красота северных народностей была в ней, но не это радовало Кондрата. Кротость, молчаливое подчинение и работоспособность. В руках её горело все, за что - бы не взялась. Одежку сшить, пимы скатать,  дров нарубить, кашу сварить - все по ней. А Кондрату того и надо. Она и грибы - ягоды впрок запасет, и свежатинки настреляет, разделает и в дом принесёт, а он уж дальше, в ближнее село. Самогон там отменный, да и на
хлебушек хватает, кормить - то и " обузу навязанную" , хош не хош, а надо. Начальство знало, конечно, о чудачествах лесника, да рукой махнуло. Работу свою тянет вроде, и услужлив, коли - что. Вот и познакомился Петр Иннокеньтьевич с семейством своих спасителей. Как раз Кондрат с прибылью был, а значит - с выпивкой. Усадил гостя дорогого за стол, потчевал, да в курс дела вводил. Кондрат носа, правда, не задирал, сказал просто:
     - А чего тебя учить? Тайга сама научит. А ты , главное, своё не упускай, его здесь много, греби - не выгребешь. Начальству вовремя отчёт, а там кто его проверять будет. Бегают животинки по лесам, а сколько их и каких, кто знает? Бог только, а его, как известно, нет. Значит никто! Вот и получается, раз никто не знает, бери, сколько можешь, с прицепом. И тебе, и гостей угостить, всем хватит. Но знать места рыбные тебе надо. Допустим, приехал толстопуз к тебе с ревизией, так ты думаешь оно ему надо, ревизия та? Да пофиг ему ревизия та, и подальше ещё. Ему сохатинки бы, ему кабанчика бы. Вот и надо знать, где они тобою же прикормлены. Научишься, будешь сыт, пьян и нос в табаке.
 - Наталья! Чего там застыла? Мигом принеси там бутыль, эта пустая уж. - Так вот, о чем это я? А... Ну да... Вот я и говорю... Дааа!
  Петр поддерживал застольную беседу молча, выпивал понемногу, закусывал щедро, потому и не опьянел так, как хозяин. Кондрат же начал скоро заговариваться, корить за что - то жену, обещая громы и молнии на её голову, и наконец, уснул, уронив голову на собственные локти. Петр помог уложить мужа Наталье, и вышел покурить на воздух. Высокие сосны затеняли и без того темную ночь, но в их верхушках стояли и мерцали мириады звёзд, как - бы подмигивая  смотрящему в небо мужчине. " Ничего, - думал он, - все наладится, все будет хорошо. Я справлюсь. А Наталью жалко, издевается он над ней, а за что?

   
16.
  Учить Петра работе лесником Кондрат не умел, так как и сам работал только благодаря своему рождению в тайге, выросшему с природным инстинктом добытчика пропитания для себя. Советская власть, конечно, в затерянных заимках , считалось, была, но так только было на бумаге, а на самом деле жили в них так же, как и сто лет назад. Источником благосостояния аборигенов так же была тайга. Все необходимое, рожденное цивилизацией, приобреталось за сотни верст, в деревнях и городах, за ту же пушнину, кедровый орех и другие дары леса. Отчётности особой от лесников  и не требовали, чаще начальство само составляло те сводки, которые были выгодны для него, приезжающие члены немногочисленных проверок приезжали не ради кропотливого труда, а уезжали нагруженные подарками и с тяжёлой похмельной головой. Некоторые указания по работе Кондрату  выполняла сама Наталья, но , так как была неграмотна, то отчёты, чаще для проформы, писал Кондрат сам. Он и стажировку Петра передоверил ей, хотя стажировка заключалась лишь в ознакомлении нового лесничего с его подконтрольной территорией.
  Несколько дней они , Петр и Наталья, бродили по берегам реки, по сопками, покрытым вековыми разнородными деревьями и кустарниками, по выгоревшим после пожаров , но никогда до тла, местам, о которых, как объяснила Наталья, нужны были сведения начальству в первую очередь. Женщина была знающей наперечет все породы деревьев, все потаенные ягодные и грибные закоулки, знала, где и какого зверя можно выследить, где выгоднее ставить капканы на мелкого зверька с ценным мехом, а где ловушки для рыбы. Она была неисчерпаемый кладезь знаний по выживанию в глухомани, с её завалами от бурелома, с болотинами и топями. Уже несколько лет Петр жил в этом краю, считал  себя знатоком тайги, а тут вдруг понял, что , по сравнению с этой женщиной, он младенец, который даже пищу, кроме материнского молока, ещё не может есть самостоятельно. Его изумляла простота обращения хрупкой с виду бабенки  с ружьем, с костром, с топором, даже с кашей, которую она готовила , кажется из только крупы, воды и соли, но она получалась не только сытной, но и вкусной. Их брожение по тайге превратилось в занимательную прогулку парочки , отличающейся только тем, что ни он, ни она не пытались ухаживать друг за другом. Петр был видный мужик и нравился Наталье, она нравилась Петру, и тоже не была лишена красоты и привлекательности, но замужество одной и такт другого исключали какое - либо излишество в общении. Сидя на отдыхе у костра, шагая - ли друг за другом по звериной тропе, разговор велся исключительно деловой, касающийся фауны и флоры края, особенностей поведения того, или другого вида. Пытался было пораспросить Петр о жизни Натальи в родном селе, но она ответила коротко: " Плохо там!" и все. Смирившись с нежеланием спутницы к разговорам про жизнь, Петр просто внимал её поучительным рассказам, запоминал то, что считал нужным запомнить, а так же правила поведения в стране сопок, елей и вечной мерзлоты. То новое, что узнал он о таежной жизни в этом недолгом походе по территории , которую отныне он должен был беречь и защищать, и о которой, как оказалось, он не имел ни малейшего представления, поразило его воображение. Тайга, как он понял, имела свои законы, которые человек если и может изменить, то только в худшую сторону. Наталья не рассказывала о себе лично, но её рассуждения о изменениях, произошедших на её родине , даже за годы только её существования на земле, изменились очень чувствительно . Эти места начали познавать блага цивилизации сравнительно недавно, но даже в самых глухих, затерянных, казалось бы, надёжно от глаз всего мира местах, жизнь людей начала давать результаты не те, которые бы могли понравиться его обитателям. Да и не было пока результатов, принесших счастье и  повышение  благосостояния, а вот забирать уже приобретенное начала сразу. Уклад первобытной общины, к которому привыкли, который , казалось, был единственно правильным, рушился, а из нового добавилось только правило - отдай своё и получи
обещание Рая на Земле. Петр и до этого не был высокообразованным и знающим жизнь , но из разговоров с Наташей он получал знания, от которых мурашки по коже побежали и стало неуютно жить вообще. Наталья  пеняла на все пришедшее нового в течении своей жизни, и только голодное детство в семье, с кучей детей, больной матерью, строгим отцом, слово которого закон, она вспоминала с радостью. Петр сначала удивлялся её высказываниям о голодном счастье, но поразмыслив, пришёл к выводу, что это так и должно быть. Каким бы не было детство бесприютным и голодным, а только оно  всегда счастливо.
    Вернувшись в домик Кондрата, они застали там пьяненького хозяина и нескольких гостей, приехавших проверяющих . Они уже успели поохотиться, добыли мяса на жаркое, и теперь гуляли. Прибывших встретили радостными воплями, особенно хозяйку, приглашая её присоединиться к пирушке. Петр поблагодарил приглашающих его и откланялся, сославшись на неотложные дела. Он вернулся в райцентр, отчитался , принял указания и отбыл. Теперь он лесник.

   
17.
 Его новое место жительства, рубленый домик с двумя комнатами и  пристройкой для хозяйства , с нескольким курочками во главе с голосистым петухом, козочкой, ревниво оберегаемой бородатым козлом и жеребчиком, ленивым и толстым. Петру свои обязанности, которые со временем он научился исполнять машинально, даже не считая их работой, были даже в радость. Изъездив, а ещё больше - исходив каждый километр своей вотчины, влюблялся в эту землю все больше и больше, благо человеческого конкурента этой любви не было. Хозяйство его было предоставлено само себе, он не очень - то и заботился о нем. Пропитания хватало, воды в рядом текущей речушке   вдоволь. Разве что зимой надо было позаботиться о корме, но и это не составляло проблем. Сено заготавливал он на лесных полянках вдоволь и с удовольствием, а в последующие годы освоения цивилизацией края и государство начало заботиться о пропитании обитателей, выделяло корма в наиболее морозные и бескормные времена. Браконьерство, конечно, было, и немало, но и с ним постепенно справился Бирюк. Это прозвище крепко прилепилось к Петру  после нескольких попыток определённых кругов нажиться к нему в друзья. Полюбив место, в котором он оказался по прихоти Бога - ли, судьбы, а может и самого черта, он защищал его рьяно, даже яростно. Поймав с поличным очередного браконьера, он никогда не доводил дело до суда, просто ломал оружие преступления, забирал добычу и отпускал нарушителя. Со временем добытчики поняли, что хоть и крут Бирюк, но справедлив. Он понимал , что без охоты местным жителям не прожить, но должность обязывала его быть на страже обитателей леса. Постепенно охота на зверя с одной стороны и охота на охотника превратилась как - бы в игру. Браконьер нарушал, егерь ловил и отбирал. Ружьё для охотника удовольствие не дешевое, потеря его - беда, вот и старается не попадаться такой охотник. Но это только в период запрета на охоту, в сезон же Бирюк всегда готов был помочь охотнику и жильем, и средством доставки добычи к дому охотника. В такое время его жеребчик становился общественным. И все - таки Петру всегда было жалко убитого зверя, каждый раз он переживал остро убыль в своём лесу. Может поэтому и дал себе зарок, самому в своей округе не трогать даже маленькой пичуги. Смешно, наверное, со стороны, ведь убитого за пределами своей должностной территории зверя он с удовольствием пускал на жаркое, но для этого он уходил дальше на север, в места совершенно дикие, куда даже браконьеры из - за дальности не заглядывали. Работа егеря, лесника, не нормирована, у него нет офиса, в котором он должен находиться определённое время, он не должен давать по часовой отчёт о своём местонахождении, поэтому иногда, особенно в разрешенный сезон охоты, когда самого беспокойство о своих зверьках особенно гложет, он давал полную свободу выживать своим курочкам, козам и коню, а сам уходил за тридевять земель. В такие свои походы он брал автомат, отобранный когда - то у пойманного дезертира. Его он забрал из тайника сразу после устройства на работу лесником, почистил тщательно, смазал, и пользовался только в таких случаях, когда уходил надолго и далеко. Со временем он нашел для него немного, на диск, патронов, и с ним было удобнее и надежней. И вот однажды зимой, после открытия сезона охоты, он распахнул настеж двери хозяйственной пристройки, закрыл на щеколду дом и отправился в путь, на север, туда, где есть добыча, которую он будет есть с удовольствием.

   
18.
 Петр решил обследовать ту северную сторону подконтрольной ему территории, до пределов которой пока ещё ни разу не доходил, тем более и Наталья, и Кондрат, предостерегали от походов туда. Места те гибельные, мало изученные, да и не было указаний свыше лесникам обследовать там чего бы то ни было. Даже местные охотники не отваживались уходить так далеко, а кто отважился , уже не смог рассказать, что там есть , так как таких не было. Петр решил, что автомат будет лучшим оружием в неизведанном лесу, диска патронов должно было хватить, ведь уходил он, самое большее, на неделю. Из продуктов взял только то необходимое, чего не мог дать лес, то - есть соль, немного круп и сухари.
   Поначалу прогулка и была прогулкой, зимний лес шумел верхушками сосен и елей, перемежающихся кедровыми , по верхушками их часто прыгали белки, совершенно игнорируя человека, на снегу, то появлялись, то исчезали следы пушного зверька, лисьи и заячьи так же пятнали замысловатыми узорами искристый снег.  Солнце светило ярко, хотя , при всем желании , не согревало. Петр удивлялся, к чему были рассказы о непроходимости и опасности в этой стороне тайги. Пушнины было много, зверь был малопуганный, поэтому хоть и скрытный, но не настолько, как в тех местах, где человек уже чувствовал себя полным хозяином. Петр пожалел, что не взял с собой и ружья, жалко было тратить автоматных патронов на мелкую дичь, поэтому он старался бить только куницу и соболя, а зайца он пристрелил только ради пищи. Как - бы там ни было, а поход оказался удачным до такой степени, что лесник только руками всплескивал, увидев очередного зверька. На пятый день он понял, что нужно возвращаться, ничего такого, что имело бы представлять обещанные опасности, он не увидел, тайга, как тайга, только более богатая, так что надо возвращаться, любопытство было удовлетворено. Он шёл по компасу, знал направление, но расстояние, пройденное за четыре дня, он не мог определить точно. К вечеру последнего дня похода Петр начал поиск места для ночёвки. Пурга поднялась нешуточная, и хотя высокие деревья сдерживали её силу, стало неуютно и морозно. В скалистой части сопки охотник решил найти естественное укрытие от ветра, поэтому обходил её подножие и не заметил занесенную снегом расселину, оказавшуюся ловушкой для неопытного путешественника. Неожиданно он провалился в темень. Удар от падения был таким сильным, что он даже боли не почувствовал, так как ударился о камни головой и потерял сознание. Сколько он пролежал без сознания неизвестно, было тёмно и холодно, а, кроме этого, его нога , при попытке пошевелиться, взвыла от боли. Немного пролежав, с ужасом думая о положении, в которое попал по своей глупости, Петр начал потихоньку стараться выпрямить согнутые ноги. Боль была, но терпимая, и кричала она больше от неожиданности, чем от непоправимой травмы. Сев, наконец , и ощупав себя, он понял, что ничего не сломано, даже боль потихоньку проходила, саднило ушибленное плечо, да в голове шумело. Было темно, поэтому он никак не мог вообразить, что его окружает. Вытянув руки, наткнулся на каменную стену, которая была и сзади, он опирался на неё спиной, по бокам же была пустота. Все его имущество, вещмешок и  связка добытых шкурок , рядом, но автомата под руками не было. Видимо он выпал при падении и где - то рядом, но в темноте его не найти. Сверху , в пробитую падающим дыру в снежном заносе ,видны были далёкие звезды , но они казались такими недосягаемыми и сулящими в данное время только грядущую беду. Немного придя в себя и поразмышляв над своим положением, Петр решил не тратить попусту сил, а как можно удобнее пристроить своё тело в ожидании утра, а с ним и света. Положив под голову имеющиеся вещи, он попытался уснуть, но беспокойство не покидало, мысли роились в голове, не давая погрузиться в забытье. Никогда ещё в своей жизни он не ждал прихода рассвета так долго и с такой тревогой. Он задремывал, но тут же вскидывал голову вверх. Темнота, казалось, уже никогда не растворится в живительных солнечных лучах.

   
19.            
  Петр открыл глаза и огляделся. Узкая щель в каменном мешке, уходящая влево и вправо на неизвестное расстояние. Он сидел на холодном камне, ноги занемели, и прежде, чем встать, ему пришлось долго массировать их через плотную одежду. Наконец, преодолевая боль в коленях, он встал и выпрямился. Снежный купол над головой, с дырой от его падения, светился и обещал свободу, но как её обрести, если дотянуться до неё не представлялось возможным, высоко, а сами стены мешка гладкие и достаточно ровные, без складок и выбоин. Петр начал протискиваться по стене в одну сторону, но через несколько метров щель сузилась до размеров, меньших толщины узника. В другую сторону он прошёл дальше, но с тем же успехом. Другого выхода, как тот, по которому он попал сюда, не было. Он достал из мешка скудные остатки предыдущей трапезы и съел все, что было. " Если уж и подыхать здесь, так поборовшись, а для этого надо подкрепиться" -, подумал он.
 Сначала он обследовал более тщательно стены капкана, но только больше убедился в их неприступности. Затем он долго сидел, подняв голову вверх, глядя на небо, по которому безразлично плыли облака. Тоска подкатила такая, какой он не испытывал никогда, даже в минуты узнавания о предательстве Лизки. Вспомнив о ней, он возмутился. Не её предательством, хоть боль от него никуда не делась до сих пор, а тем, что тогда у него был выход, он смог бежать, куда глаза глядят, сейчас он бежать не мог. Снова поднялся и начал шарить руками по стене, сняв рукавицы. Никакой мало - мальски щербины . Вывалив из мешка все, что было в нём, начал перебирать и рассматривать его содержимое. На глаза попались пара сухих запасных портянок. Он ещё с войны привык иметь запасные портянки , чтобы иметь в поиске сухие ноги, и считал это правильным. Портянки были чистыми, но , главное, крепкими. В голову пришла умная мыслишка -" Это же верёвка". Он прикинул расстояние до дыры. Метра два с половиной, посчитал за три, плюс расстояние от лаза в сторону. Подумал -" хватит". Ножом надрезал крепкую холстину и начал рвать полосы, не широкие, но надёжные, как он думал. Получилось метра два с гаком. Снял одежду, нижнее бельё , и так же разорвал его на полосы. Когда связал все концы , получилась довольно длинная бечевка, достаточно прочная, чтобы выдержать вес Петра недолгое время. Но как теперь её выбросить на поверхность, да ещё и так, чтобы она за что - то зацепилась? По счастью он, сам не зная зачем, взял с собой капкан ,на всякий случай, будучи на 90% уверенным, что не использует его. Капкан на некрупного зверя, поэтому небольшой и лёгкий. Теперь он решил использовать его, как своеобразный крюк. Надёжно привязав конец веревки к капкану , он получил снаряд, который и стал его единственной надеждой на освобождение из каменного плена. Примерявшись, он стал бросать капканом вверх, пытаясь попасть в снежную лузу без дна. Идиотизм! Капкан, даже когда летел точно в цель, возвращался назад, к ногам метальщика. Петр метал чертов кусок металла все более ожесточаясь, раз за разом. Он взмок, пот градом капал с лица его, спина тоже источала влагу на оставшееся на нем бельё. Наконец, он со стоном опустился на камни и затих. Все тщетно, законов физики не отменить придурку, самого себя бросившему в бездну. Он сидел и думал о том, что стоит сила человека, знания его, весь опыт пройденной жизни перед случаем, когда случайный шаг, казалось - бы на твердую почву, припорошенную снежком, вверзает человека в могилу. И вынужден он будет умирать, медленно замерзая, дыша чистым воздухом, насыщенным здоровым сосновым духом, под пение пичуги, которая там, наверху, рассвистелась что - то уж очень весело, а может и тревожно. Вдруг он увидел, что кромка слежалого снега начала осыпаться, а дыра - расширяться. Видимо под солнечными лучами снег поддтаивал, тяжелел и осыпался. " "Надо ему помочь" -, подумал Петр. Он снова начал бросать самодельный снаряд вверх, стараясь бить по краям наста. Это оказалось действенным, снег осыпался под ударами, дыра увеличивалась и , наконец
, железо лязгнуло о камень. Передохнув, снова начал швырять импровизированный крюк, стараясь делать это под углом. Несколько раз капкан укладывался рядом с ямой, но стоило потянуть веревку на себя, как он падал назад и  даже пару раз Петр не успел увернуться от летящего снаряда и получил удар им по голове, благо, защитила и смягчила удар шапка. Когда очередной раз капкан остановился там, за кромкой, Петр оставил его в покое. Он боялся дотронуться к висящей бечевке, чтобы не сорвать назад капкан. Он даже задремал, зажав конец веревки рукой, и вскинулся, почувствовав её подёргивания. Через мгновение веревка снова натянулась и Петр догадался потихоньку отпускать её до тех пор, пока в пальцах оказался зажатым только её конец. Наверху слышался непонятный негромкий шорох и какое - то урчание, такое, как у играющей то - ли кошки, то - ли собаки, то - ли ещё кого. Наконец, Петр осмелел и потянул на себя. Сначала веревка шла свободно, но через полметра во что - то уперлась и остановилась. Подергав, пленник убедился, что её что - то держит. Освободившись от верхней одежды, Петр повис и, упираясь ногами в противоположную стену, начал медленно подниматься. Пару раз ноги соскользнули и он, боясь порвать бечевку, отпускал руки и падал вниз, но все - таки выдержала веревка, он не соскользнул и перевалился через край расщелины. Не так тяжело это было физически, зато моральные силы его были истощены до предела. Закрыв глаза, он несколько минут лежал рядом с открытым зевом предназначенной ему могилы, боясь пошевелиться и снова рухнуть вниз. Наконец он, перекатившись несколько раз прочь от щели,  сел и осмотрелся. Капкан чудодейственным образом зацепился за хиленький кустарник, и держался за него краем клёпки, от долгого использования капкана расшатавшейся, и образовавшей почти незаметный паз между втулками работающих зазубренных  челюстей.То, что он выдержал вес человека, иначе как чудом, назвать нельзя. Но как, кто оттащил снаряд от кромки ямины и зацепил за куст? Метрах в десяти на продольной толстой ветви полувысохшего дерева сидела большая с рыжинкой кошка с кисточками на концах ушей и, припав к ветви , смотрела внимательно на человека. " Спасительница моя" -, подумал Петр. Он даже не подумал, что такого просто не может быть. Рысь очень осторожное животное, все, что связано с человеком, заставляет её панически бежать прочь, даже запах предупреждает её об опасности. Но вокруг на десятки километров никого не было, кто мог протянуть руку помощи погибающему в безысходности человеку. Тайна спасения Петра так и останется неразгаданной.

   
20.
  Петр почувствовал, наконец, что замерзает. Пока усилия по освобождению отвлекали, он не чувствовал мороза, но сейчас, сидя на снегу без верхней одежды, он дрожал всем телом, тем более , что выступивший ранее пот не способствовал выделению тепла. Он глянул в сторону дыры на месте трещины. Автомат валялся аккуратно на кромке , обещая при следующем начале осыпания кромки свалиться вниз. Петр подполз ближе к расселине и , стараясь не нарушить существующего равновесия, потянулся к ремню. Схватив его немеющими пальцами, потянул на себя. Пласт снега рухнул вниз и автомат повис, показавшись Петру тяжёлым грузом, который он с трудом удержал. Но это была маленькая радость, теперь он не безоружен. Все его имущество, верхняя одежда, остатки продуктов остались там, откуда в данный момент достать не было никакой возможности. Делать нечего, решил человек, жить все равно надо, а чтобы жить, первое средство - надо двигаться.  Он растер руки и лицо колким снегом так, что тело начало гореть, и пошёл, стараясь идти быстро настолько, насколько это возможно. Компас, слава Богу, был прикреплен ремешком к руке и при падении не разбился, так что направление Пётр  знал, но сколько идти до жилья или хотя - бы какого - либо зимовья, он не знал. Время для него остановилось, перед глазами только стрелка компаса и лес, небо и снег. Один момент впереди мелькнул силуэт лося,Петр сдернул автомат с плеча и нажал на спусковой крючок, лось сиганул в сторону и испарился. Длинная очередь оказалась впустую, и , поняв это, Петр проверил наличие в магазине патронов. К ужасу понял, остался один патрон, от которого теперь зависела его жизнь. Долго горевать по этому поводу у Петра не было ни сил, ни времени. Он продолжил путь, хотя тело его одеревенело, морозило  каждую его клеточку, в голове мысли сменялись туманом безумия. Сколько времени , дней - ли, часов, шёл он в снежном кошмаре, теперь уже никто и никогда не узнает. Почему не лег он и не уснул в бредовом тепле, тоже тайна. Даже сам он, впоследствии, не мог ничего путного рассказать о пройденном пути. Даже то, как он наткнулся на завал под упавшим полусгнившим деревом и ветвями валежника, наглухо закупоренного снежным сугробом, но с едва приметой талинкой от идущего изнутри теплого духа, он помнит смутно. Смутно помнит, как выбрав жердину подлиннее  , начал тыкать ею в едва заметное отверстие, сипло приказывая кому - то убираться к чертям собачьим, как этот кто - то вдруг появился, недовольно урча, встал во весь рост, маша лапами, словно советуя непрошенному гостю самому валить туда, куда требуют валить его , как раздался выстрел и недоуменно опрокинулся медведь, не на спину, а на живот, словно напоследок хотел дать пощечину за оскорбление. Сделав надрез оставшимся на счастье при нём ножом шкуры и вен, Петр пил теплую медвежью кровь, чувствуя и насыщение и расползающееся по телу тепло, а затем ужом вполз в лаз чужого жилья. Спал долго и с пользой, проснулся даже бодрым. В жилище медведя было достаточно просторно, и намного теплее, чем снаружи.
Потом, разделав тушу и срезая только мякоть, он уложил мясо в кусок медвежьей шкуры, связав ремешком из той же шкуры, остатки разрывал зубами, крепкими пока и ел, тщательно разжевывая. Мясо, как мясо, сырое, но без соли.  Ещё день он отсыпался сытый и укрытый хоть и вонючей, но тёплой шкурой своего спасителя. Медведь его спас, но для этого его надо было убить. Петр думал об этом, жалел медведя и дал себе слово - никогда и ни за что в жизни он не убьет медведя, даже если это будет стоить ему собственной жизни. Надо отдать ему должное, свой зарок он никогда не нарушил.

   
16.
  Учить Петра работе лесником Кондрат не умел, так как и сам работал только благодаря своему рождению в тайге, выросшему с природным инстинктом добытчика пропитания для себя. Советская власть, конечно, в затерянных заимках , считалось, была, но так только было на бумаге, а на самом деле жили в них так же, как и сто лет назад. Источником благосостояния аборигенов так же была тайга. Все необходимое, рожденное цивилизацией, приобреталось за сотни верст, в деревнях и городах, за ту же пушнину, кедровый орех и другие дары леса. Отчётности особой от лесников  и не требовали, чаще начальство само составляло те сводки, которые были выгодны для него, приезжающие члены немногочисленных проверок приезжали не ради кропотливого труда, а уезжали нагруженные подарками и с тяжёлой похмельной головой. Некоторые указания по работе Кондрату  выполняла сама Наталья, но , так как была неграмотна, то отчёты, чаще для проформы, писал Кондрат сам. Он и стажировку Петра передоверил ей, хотя стажировка заключалась лишь в ознакомлении нового лесничего с его подконтрольной территорией.
  Несколько дней они , Петр и Наталья, бродили по берегам реки, по сопками, покрытым вековыми разнородными деревьями и кустарниками, по выгоревшим после пожаров , но никогда до тла, местам, о которых, как объяснила Наталья, нужны были сведения начальству в первую очередь. Женщина была знающей наперечет все породы деревьев, все потаенные ягодные и грибные закоулки, знала, где и какого зверя можно выследить, где выгоднее ставить капканы на мелкого зверька с ценным мехом, а где ловушки для рыбы. Она была неисчерпаемый кладезь знаний по выживанию в глухомани, с её завалами от бурелома, с болотинами и топями. Уже несколько лет Петр жил в этом краю, считал  себя знатоком тайги, а тут вдруг понял, что , по сравнению с этой женщиной, он младенец, который даже пищу, кроме материнского молока, ещё не может есть самостоятельно. Его изумляла простота обращения хрупкой с виду бабенки  с ружьем, с костром, с топором, даже с кашей, которую она готовила , кажется из только крупы, воды и соли, но она получалась не только сытной, но и вкусной. Их брожение по тайге превратилось в занимательную прогулку парочки , отличающейся только тем, что ни он, ни она не пытались ухаживать друг за другом. Петр был видный мужик и нравился Наталье, она нравилась Петру, и тоже не была лишена красоты и привлекательности, но замужество одной и такт другого исключали какое - либо излишество в общении. Сидя на отдыхе у костра, шагая - ли друг за другом по звериной тропе, разговор велся исключительно деловой, касающийся фауны и флоры края, особенностей поведения того, или другого вида. Пытался было пораспросить Петр о жизни Натальи в родном селе, но она ответила коротко: " Плохо там!" и все. Смирившись с нежеланием спутницы к разговорам про жизнь, Петр просто внимал её поучительным рассказам, запоминал то, что считал нужным запомнить, а так же правила поведения в стране сопок, елей и вечной мерзлоты. То новое, что узнал он о таежной жизни в этом недолгом походе по территории , которую отныне он должен был беречь и защищать, и о которой, как оказалось, он не имел ни малейшего представления, поразило его воображение. Тайга, как он понял, имела свои законы, которые человек если и может изменить, то только в худшую сторону. Наталья не рассказывала о себе лично, но её рассуждения о изменениях, произошедших на её родине , даже за годы только её существования на земле, изменились очень чувствительно . Эти места начали познавать блага цивилизации сравнительно недавно, но даже в самых глухих, затерянных, казалось бы, надёжно от глаз всего мира местах, жизнь людей начала давать результаты не те, которые бы могли понравиться его обитателям. Да и не было пока результатов, принесших счастье и  повышение  благосостояния, а вот забирать уже приобретенное начала сразу. Уклад первобытной общины, к которому привыкли, который , казалось, был единственно правильным, рушился, а из нового добавилось только правило - отдай своё и получи
обещание Рая на Земле. Петр и до этого не был высокообразованным и знающим жизнь , но из разговоров с Наташей он получал знания, от которых мурашки по коже побежали и стало неуютно жить вообще. Наталья  пеняла на все пришедшее нового в течении своей жизни, и только голодное детство в семье, с кучей детей, больной матерью, строгим отцом, слово которого закон, она вспоминала с радостью. Петр сначала удивлялся её высказываниям о голодном счастье, но поразмыслив, пришёл к выводу, что это так и должно быть. Каким бы не было детство бесприютным и голодным, а только оно  всегда счастливо.
    Вернувшись в домик Кондрата, они застали там пьяненького хозяина и нескольких гостей, приехавших проверяющих . Они уже успели поохотиться, добыли мяса на жаркое, и теперь гуляли. Прибывших встретили радостными воплями, особенно хозяйку, приглашая её присоединиться к пирушке. Петр поблагодарил приглашающих его и откланялся, сославшись на неотложные дела. Он вернулся в райцентр, отчитался , принял указания и отбыл. Теперь он лесник.

   
17.
 Его новое место жительства, рубленый домик с двумя комнатами и  пристройкой для хозяйства , с нескольким курочками во главе с голосистым петухом, козочкой, ревниво оберегаемой бородатым козлом и жеребчиком, ленивым и толстым. Петру свои обязанности, которые со временем он научился исполнять машинально, даже не считая их работой, были даже в радость. Изъездив, а ещё больше - исходив каждый километр своей вотчины, влюблялся в эту землю все больше и больше, благо человеческого конкурента этой любви не было. Хозяйство его было предоставлено само себе, он не очень - то и заботился о нем. Пропитания хватало, воды в рядом текущей речушке   вдоволь. Разве что зимой надо было позаботиться о корме, но и это не составляло проблем. Сено заготавливал он на лесных полянках вдоволь и с удовольствием, а в последующие годы освоения цивилизацией края и государство начало заботиться о пропитании обитателей, выделяло корма в наиболее морозные и бескормные времена. Браконьерство, конечно, было, и немало, но и с ним постепенно справился Бирюк. Это прозвище крепко прилепилось к Петру  после нескольких попыток определённых кругов нажиться к нему в друзья. Полюбив место, в котором он оказался по прихоти Бога - ли, судьбы, а может и самого черта, он защищал его рьяно, даже яростно. Поймав с поличным очередного браконьера, он никогда не доводил дело до суда, просто ломал оружие преступления, забирал добычу и отпускал нарушителя. Со временем добытчики поняли, что хоть и крут Бирюк, но справедлив. Он понимал , что без охоты местным жителям не прожить, но должность обязывала его быть на страже обитателей леса. Постепенно охота на зверя с одной стороны и охота на охотника превратилась как - бы в игру. Браконьер нарушал, егерь ловил и отбирал. Ружьё для охотника удовольствие не дешевое, потеря его - беда, вот и старается не попадаться такой охотник. Но это только в период запрета на охоту, в сезон же Бирюк всегда готов был помочь охотнику и жильем, и средством доставки добычи к дому охотника. В такое время его жеребчик становился общественным. И все - таки Петру всегда было жалко убитого зверя, каждый раз он переживал остро убыль в своём лесу. Может поэтому и дал себе зарок, самому в своей округе не трогать даже маленькой пичуги. Смешно, наверное, со стороны, ведь убитого за пределами своей должностной территории зверя он с удовольствием пускал на жаркое, но для этого он уходил дальше на север, в места совершенно дикие, куда даже браконьеры из - за дальности не заглядывали. Работа егеря, лесника, не нормирована, у него нет офиса, в котором он должен находиться определённое время, он не должен давать по часовой отчёт о своём местонахождении, поэтому иногда, особенно в разрешенный сезон охоты, когда самого беспокойство о своих зверьках особенно гложет, он давал полную свободу выживать своим курочкам, козам и коню, а сам уходил за тридевять земель. В такие свои походы он брал автомат, отобранный когда - то у пойманного дезертира. Его он забрал из тайника сразу после устройства на работу лесником, почистил тщательно, смазал, и пользовался только в таких случаях, когда уходил надолго и далеко. Со временем он нашел для него немного, на диск, патронов, и с ним было удобнее и надежней. И вот однажды зимой, после открытия сезона охоты, он распахнул настеж двери хозяйственной пристройки, закрыл на щеколду дом и отправился в путь, на север, туда, где есть добыча, которую он будет есть с удовольствием.

   
18.
 Петр решил обследовать ту северную сторону подконтрольной ему территории, до пределов которой пока ещё ни разу не доходил, тем более и Наталья, и Кондрат, предостерегали от походов туда. Места те гибельные, мало изученные, да и не было указаний свыше лесникам обследовать там чего бы то ни было. Даже местные охотники не отваживались уходить так далеко, а кто отважился , уже не смог рассказать, что там есть , так как таких не было. Петр решил, что автомат будет лучшим оружием в неизведанном лесу, диска патронов должно было хватить, ведь уходил он, самое большее, на неделю. Из продуктов взял только то необходимое, чего не мог дать лес, то - есть соль, немного круп и сухари.
   Поначалу прогулка и была прогулкой, зимний лес шумел верхушками сосен и елей, перемежающихся кедровыми , по верхушками их часто прыгали белки, совершенно игнорируя человека, на снегу, то появлялись, то исчезали следы пушного зверька, лисьи и заячьи так же пятнали замысловатыми узорами искристый снег.  Солнце светило ярко, хотя , при всем желании , не согревало. Петр удивлялся, к чему были рассказы о непроходимости и опасности в этой стороне тайги. Пушнины было много, зверь был малопуганный, поэтому хоть и скрытный, но не настолько, как в тех местах, где человек уже чувствовал себя полным хозяином. Петр пожалел, что не взял с собой и ружья, жалко было тратить автоматных патронов на мелкую дичь, поэтому он старался бить только куницу и соболя, а зайца он пристрелил только ради пищи. Как - бы там ни было, а поход оказался удачным до такой степени, что лесник только руками всплескивал, увидев очередного зверька. На пятый день он понял, что нужно возвращаться, ничего такого, что имело бы представлять обещанные опасности, он не увидел, тайга, как тайга, только более богатая, так что надо возвращаться, любопытство было удовлетворено. Он шёл по компасу, знал направление, но расстояние, пройденное за четыре дня, он не мог определить точно. К вечеру последнего дня похода Петр начал поиск места для ночёвки. Пурга поднялась нешуточная, и хотя высокие деревья сдерживали её силу, стало неуютно и морозно. В скалистой части сопки охотник решил найти естественное укрытие от ветра, поэтому обходил её подножие и не заметил занесенную снегом расселину, оказавшуюся ловушкой для неопытного путешественника. Неожиданно он провалился в темень. Удар от падения был таким сильным, что он даже боли не почувствовал, так как ударился о камни головой и потерял сознание. Сколько он пролежал без сознания неизвестно, было тёмно и холодно, а, кроме этого, его нога , при попытке пошевелиться, взвыла от боли. Немного пролежав, с ужасом думая о положении, в которое попал по своей глупости, Петр начал потихоньку стараться выпрямить согнутые ноги. Боль была, но терпимая, и кричала она больше от неожиданности, чем от непоправимой травмы. Сев, наконец , и ощупав себя, он понял, что ничего не сломано, даже боль потихоньку проходила, саднило ушибленное плечо, да в голове шумело. Было темно, поэтому он никак не мог вообразить, что его окружает. Вытянув руки, наткнулся на каменную стену, которая была и сзади, он опирался на неё спиной, по бокам же была пустота. Все его имущество, вещмешок и  связка добытых шкурок , рядом, но автомата под руками не было. Видимо он выпал при падении и где - то рядом, но в темноте его не найти. Сверху , в пробитую падающим дыру в снежном заносе ,видны были далёкие звезды , но они казались такими недосягаемыми и сулящими в данное время только грядущую беду. Немного придя в себя и поразмышляв над своим положением, Петр решил не тратить попусту сил, а как можно удобнее пристроить своё тело в ожидании утра, а с ним и света. Положив под голову имеющиеся вещи, он попытался уснуть, но беспокойство не покидало, мысли роились в голове, не давая погрузиться в забытье. Никогда ещё в своей жизни он не ждал прихода рассвета так долго и с такой тревогой. Он задремывал, но тут же вскидывал голову вверх. Темнота, казалось, уже никогда не растворится в живительных солнечных лучах.

   
19.            
  Петр открыл глаза и огляделся. Узкая щель в каменном мешке, уходящая влево и вправо на неизвестное расстояние. Он сидел на холодном камне, ноги занемели, и прежде, чем встать, ему пришлось долго массировать их через плотную одежду. Наконец, преодолевая боль в коленях, он встал и выпрямился. Снежный купол над головой, с дырой от его падения, светился и обещал свободу, но как её обрести, если дотянуться до неё не представлялось возможным, высоко, а сами стены мешка гладкие и достаточно ровные, без складок и выбоин. Петр начал протискиваться по стене в одну сторону, но через несколько метров щель сузилась до размеров, меньших толщины узника. В другую сторону он прошёл дальше, но с тем же успехом. Другого выхода, как тот, по которому он попал сюда, не было. Он достал из мешка скудные остатки предыдущей трапезы и съел все, что было. " Если уж и подыхать здесь, так поборовшись, а для этого надо подкрепиться" -, подумал он.
 Сначала он обследовал более тщательно стены капкана, но только больше убедился в их неприступности. Затем он долго сидел, подняв голову вверх, глядя на небо, по которому безразлично плыли облака. Тоска подкатила такая, какой он не испытывал никогда, даже в минуты узнавания о предательстве Лизки. Вспомнив о ней, он возмутился. Не её предательством, хоть боль от него никуда не делась до сих пор, а тем, что тогда у него был выход, он смог бежать, куда глаза глядят, сейчас он бежать не мог. Снова поднялся и начал шарить руками по стене, сняв рукавицы. Никакой мало - мальски щербины . Вывалив из мешка все, что было в нём, начал перебирать и рассматривать его содержимое. На глаза попались пара сухих запасных портянок. Он ещё с войны привык иметь запасные портянки , чтобы иметь в поиске сухие ноги, и считал это правильным. Портянки были чистыми, но , главное, крепкими. В голову пришла умная мыслишка -" Это же верёвка". Он прикинул расстояние до дыры. Метра два с половиной, посчитал за три, плюс расстояние от лаза в сторону. Подумал -" хватит". Ножом надрезал крепкую холстину и начал рвать полосы, не широкие, но надёжные, как он думал. Получилось метра два с гаком. Снял одежду, нижнее бельё , и так же разорвал его на полосы. Когда связал все концы , получилась довольно длинная бечевка, достаточно прочная, чтобы выдержать вес Петра недолгое время. Но как теперь её выбросить на поверхность, да ещё и так, чтобы она за что - то зацепилась? По счастью он, сам не зная зачем, взял с собой капкан ,на всякий случай, будучи на 90% уверенным, что не использует его. Капкан на некрупного зверя, поэтому небольшой и лёгкий. Теперь он решил использовать его, как своеобразный крюк. Надёжно привязав конец веревки к капкану , он получил снаряд, который и стал его единственной надеждой на освобождение из каменного плена. Примерявшись, он стал бросать капканом вверх, пытаясь попасть в снежную лузу без дна. Идиотизм! Капкан, даже когда летел точно в цель, возвращался назад, к ногам метальщика. Петр метал чертов кусок металла все более ожесточаясь, раз за разом. Он взмок, пот градом капал с лица его, спина тоже источала влагу на оставшееся на нем бельё. Наконец, он со стоном опустился на камни и затих. Все тщетно, законов физики не отменить придурку, самого себя бросившему в бездну. Он сидел и думал о том, что стоит сила человека, знания его, весь опыт пройденной жизни перед случаем, когда случайный шаг, казалось - бы на твердую почву, припорошенную снежком, вверзает человека в могилу. И вынужден он будет умирать, медленно замерзая, дыша чистым воздухом, насыщенным здоровым сосновым духом, под пение пичуги, которая там, наверху, рассвистелась что - то уж очень весело, а может и тревожно. Вдруг он увидел, что кромка слежалого снега начала осыпаться, а дыра - расширяться. Видимо под солнечными лучами снег поддтаивал, тяжелел и осыпался. " "Надо ему помочь" -, подумал Петр. Он снова начал бросать самодельный снаряд вверх, стараясь бить по краям наста. Это оказалось действенным, снег осыпался под ударами, дыра увеличивалась и , наконец
, железо лязгнуло о камень. Передохнув, снова начал швырять импровизированный крюк, стараясь делать это под углом. Несколько раз капкан укладывался рядом с ямой, но стоило потянуть веревку на себя, как он падал назад и  даже пару раз Петр не успел увернуться от летящего снаряда и получил удар им по голове, благо, защитила и смягчила удар шапка. Когда очередной раз капкан остановился там, за кромкой, Петр оставил его в покое. Он боялся дотронуться к висящей бечевке, чтобы не сорвать назад капкан. Он даже задремал, зажав конец веревки рукой, и вскинулся, почувствовав её подёргивания. Через мгновение веревка снова натянулась и Петр догадался потихоньку отпускать её до тех пор, пока в пальцах оказался зажатым только её конец. Наверху слышался непонятный негромкий шорох и какое - то урчание, такое, как у играющей то - ли кошки, то - ли собаки, то - ли ещё кого. Наконец, Петр осмелел и потянул на себя. Сначала веревка шла свободно, но через полметра во что - то уперлась и остановилась. Подергав, пленник убедился, что её что - то держит. Освободившись от верхней одежды, Петр повис и, упираясь ногами в противоположную стену, начал медленно подниматься. Пару раз ноги соскользнули и он, боясь порвать бечевку, отпускал руки и падал вниз, но все - таки выдержала веревка, он не соскользнул и перевалился через край расщелины. Не так тяжело это было физически, зато моральные силы его были истощены до предела. Закрыв глаза, он несколько минут лежал рядом с открытым зевом предназначенной ему могилы, боясь пошевелиться и снова рухнуть вниз. Наконец он, перекатившись несколько раз прочь от щели,  сел и осмотрелся. Капкан чудодейственным образом зацепился за хиленький кустарник, и держался за него краем клёпки, от долгого использования капкана расшатавшейся, и образовавшей почти незаметный паз между втулками работающих зазубренных  челюстей.То, что он выдержал вес человека, иначе как чудом, назвать нельзя. Но как, кто оттащил снаряд от кромки ямины и зацепил за куст? Метрах в десяти на продольной толстой ветви полувысохшего дерева сидела большая с рыжинкой кошка с кисточками на концах ушей и, припав к ветви , смотрела внимательно на человека. " Спасительница моя" -, подумал Петр. Он даже не подумал, что такого просто не может быть. Рысь очень осторожное животное, все, что связано с человеком, заставляет её панически бежать прочь, даже запах предупреждает её об опасности. Но вокруг на десятки километров никого не было, кто мог протянуть руку помощи погибающему в безысходности человеку. Тайна спасения Петра так и останется неразгаданной.

   
20.
  Петр почувствовал, наконец, что замерзает. Пока усилия по освобождению отвлекали, он не чувствовал мороза, но сейчас, сидя на снегу без верхней одежды, он дрожал всем телом, тем более , что выступивший ранее пот не способствовал выделению тепла. Он глянул в сторону дыры на месте трещины. Автомат валялся аккуратно на кромке , обещая при следующем начале осыпания кромки свалиться вниз. Петр подполз ближе к расселине и , стараясь не нарушить существующего равновесия, потянулся к ремню. Схватив его немеющими пальцами, потянул на себя. Пласт снега рухнул вниз и автомат повис, показавшись Петру тяжёлым грузом, который он с трудом удержал. Но это была маленькая радость, теперь он не безоружен. Все его имущество, верхняя одежда, остатки продуктов остались там, откуда в данный момент достать не было никакой возможности. Делать нечего, решил человек, жить все равно надо, а чтобы жить, первое средство - надо двигаться.  Он растер руки и лицо колким снегом так, что тело начало гореть, и пошёл, стараясь идти быстро настолько, насколько это возможно. Компас, слава Богу, был прикреплен ремешком к руке и при падении не разбился, так что направление Пётр  знал, но сколько идти до жилья или хотя - бы какого - либо зимовья, он не знал. Время для него остановилось, перед глазами только стрелка компаса и лес, небо и снег. Один момент впереди мелькнул силуэт лося,Петр сдернул автомат с плеча и нажал на спусковой крючок, лось сиганул в сторону и испарился. Длинная очередь оказалась впустую, и , поняв это, Петр проверил наличие в магазине патронов. К ужасу понял, остался один патрон, от которого теперь зависела его жизнь. Долго горевать по этому поводу у Петра не было ни сил, ни времени. Он продолжил путь, хотя тело его одеревенело, морозило  каждую его клеточку, в голове мысли сменялись туманом безумия. Сколько времени , дней - ли, часов, шёл он в снежном кошмаре, теперь уже никто и никогда не узнает. Почему не лег он и не уснул в бредовом тепле, тоже тайна. Даже сам он, впоследствии, не мог ничего путного рассказать о пройденном пути. Даже то, как он наткнулся на завал под упавшим полусгнившим деревом и ветвями валежника, наглухо закупоренного снежным сугробом, но с едва приметой талинкой от идущего изнутри теплого духа, он помнит смутно. Смутно помнит, как выбрав жердину подлиннее  , начал тыкать ею в едва заметное отверстие, сипло приказывая кому - то убираться к чертям собачьим, как этот кто - то вдруг появился, недовольно урча, встал во весь рост, маша лапами, словно советуя непрошенному гостю самому валить туда, куда требуют валить его , как раздался выстрел и недоуменно опрокинулся медведь, не на спину, а на живот, словно напоследок хотел дать пощечину за оскорбление. Сделав надрез оставшимся на счастье при нём ножом шкуры и вен, Петр пил теплую медвежью кровь, чувствуя и насыщение и расползающееся по телу тепло, а затем ужом вполз в лаз чужого жилья. Спал долго и с пользой, проснулся даже бодрым. В жилище медведя было достаточно просторно, и намного теплее, чем снаружи.
Потом, разделав тушу и срезая только мякоть, он уложил мясо в кусок медвежьей шкуры, связав ремешком из той же шкуры, остатки разрывал зубами, крепкими пока и ел, тщательно разжевывая. Мясо, как мясо, сырое, но без соли.  Ещё день он отсыпался сытый и укрытый хоть и вонючей, но тёплой шкурой своего спасителя. Медведь его спас, но для этого его надо было убить. Петр думал об этом, жалел медведя и дал себе слово - никогда и ни за что в жизни он не убьет медведя, даже если это будет стоить ему собственной жизни. Надо отдать ему должное, свой зарок он никогда не нарушил.