Записки наобум. Былька 3

     Помните? «Любите ли вы театр, как люблю его я!» Строка из статьи Белинского, ставшая мемом. Как вешалка Станиславского и Патриаршие пруды Булгакова. На самом деле всё глубже, серьёзнее и опаснее. Полюбив однажды театр, человек влюбляется во все его причиндалы. Как в жизни, влюбившись в живого человек, он обожает и его глупость, и его уродство, и его пакости и подвохи по отношению к себе.

     То есть эта любовь ненормальна, как и всякое сверхчувство, пронизанное светом, тьмой, банальностью и мистикой.

     Я проработал артистом в театре (на театре!) двадцать лет без малого кусочка. И до сих пор не понимаю, почему разочарования, обиды, мучения, мелкие занозы и крупные болячки так и не убедили меня в том, что театр надо не любить, а проклинать с момента первой встречи с ним и до расставания.

                СОНЯ И АГЛАЯ

     Так зовут мою дочь и дочь одной актрисы, в которую я влюбился по ходу служения вместе с нею в одном московском театре. Опишу актрису коротко: невысокая, легконогая, с русыми короткими волосами а-ля Марина Цветаева и красивыми, выразительными руками. Но главное – это её серо-голубые глаза, убивающие наповал наивной нежностью и ледяным надменным кокетством. 

     Само собой, там же служил и муж актрисы. Театр снабдил меня не только любовью и страстью к его величию, но и безумной тягой к его мелочам, ароматам, запашкам и потрошкам.

     К тому же я был женат, обыкновенно и счастливо, так что театр заодно со мной втянул в свою ловушку ни в чём не повинную молодую женщину, мою жену.

     Я мечтал ежедневно о встрече с актрисой с глазу на глаз, наедине, откровенно, бесстыдно, греховно и сходил с ума от своей мечты. Но рядом всё время был её муж, остальная труппа, десятки посторонних глаз и ушей. Случая уединиться великий насмешник-театр  нам не предоставлял.

     Обстоятельства много раз демонстрировали мне, что я записной дурак. Но кто может, влюбившись в театр, не балдеть от его гримас и его ужимок «со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного». И так далее, со всеми остановками и тупичками.

     Но однажды мне улыбнулась удача.

     Главный режиссёр пригласил труппу в свой кабинет. Мы толпой собрались у двери. Главный вставил ключ в замок, покрутил, несколько раз дёрнул ручку, напрягся лицом, покраснел, скрипнул зубами, топнул ногой, навалился на дверь плечом, но замок не открыл.

     Мы, артисты, покорно ждали. Всё бывает! Замки иногда не поддаются ни главным режиссёрам, ни опытным взломщикам.

     - Ну что? – рассердился наконец режиссёр. – Кто-нибудь может его открыть? Или от вас толку, как с козла молока?

     - Давайте, открою, - вдруг сказал я и прибавил. – С ключом нужно обращаться нежно, как с женщиной. Можно?

     Получив от главного ключ, я осторожно вставил его в замочную скважину, аккуратно погрузил внутрь, почти ювелирно покрутил влево-вправо, ловя сам не знаю чего – и внезапно услышал щелчок открываемого замка.

     Царственным жестом я распахнул дверь:

     - Пожалуйста!

     Главный чуть растерялся и неуверенно спросил:

     - Так что с замком?

     - Пустяки, - я держал марку, так как рядом была вся труппа и – она, моя мечта и наваждение; мне просто повезло, ведь в замках я понимал не больше, чем свинья в апельсинах. - Дело житейское.

     Это было накануне Нового года. Главный вручил мне как бонус за вскрытый замок билет на ёлку в Кремлёвский Дворец съездов для моей десятилетней дочери и одновременно – билет той самой актрисе с неповторимыми серо-голубыми глазами.
Потому что её муж был ведущим актёром театра, и у них с женой тоже была дочь, но шести лет.

     Итак, мне и моей тайной возлюбленной предстояло через неделю отвезти дочерей на Кремлёвскую ёлку, а после два часа в ожидании детей побыть рядом, лицом к лицу, без свидетелей и абсолютно законно.

     Вот такая выпала мне награда!   

     Неделю я готовился. Объяснил Соне, что ей нужно будет на ёлке в КДС присмотреть  за одной шестилетней девочкой и вывести её оттуда живой и невредимой. Соня выслушала меня внимательно и кивнула. За малышку отвечать она была готова. Мне беспокоиться не стоило. Моя дочь давно умела осваиваться в любой ситуации, не пугаться, не паниковать, следовать правилам и, главное, быстро сходиться с людьми, просто и дружелюбно.

     Далее я продумал, куда поведу маму девочки, свою возлюбленную. Мороз в Москве стоял крепкий, ниже двадцати градусов. Два часа ожидания детей на улице были невозможны. Нужно было тёплое, тихое, уютное место, и там уже… Ну, сами всё  понимаете.  В общем, я соображал. На Арбате можно будет найти хорошее кафе. Или пойти в какой-нибудь Кремлёвский музей. Наконец, устроиться в читальном зале библиотеки имени Ленина. Там тихо и культурно, и буфет есть неплохой, с выпечкой и кофе. В крайнем случае, можно будет посидеть на станции метро «Александровский сад». Поболтать. Покадриться. Понежничать. 

     Короче говоря, не пропадём. Главное, мне пережить неделю ожидания и дальше, как говорится, не наломать дров. Спокойствие, только спокойствие, как советовал тот, кто живёт на крыше!

     Но театр, мой коварный гений, затеял иную игру.

     Сначала мы с Соней четверть часа прождали наших попутчиц на станции «Площадь революции», на месте встречи. Не дождавшись их, летели сломя голову в КДС.
Успели, но впритык. Входные двери уже закрывали. Я еле уговорил дежурных пропустить мою дочь на представление.

     Соня смотрела на меня хмуро, но терпела, помалкивала. Ребёнок понимал, что папа облажался, но не по своей вине.

     Когда она была уже внутри, я крикнул в стекло:

     - Буду ждать тебя на Соборной площади! Не волнуйся!

     Соня опять кивнула, махнула мне рукой и что-то ответила. По губам я прочитал: «Сам не волнуйся».

     И она пошла вслед за дежурной в гардероб. Уже заливался третий звонок. В фойе гасили свет и звучала начальная музыка представления.

     Я медленно брёл к выходу с территории Кремля сквозь позёмку и злющий зимний ветер. Утренняя погода не желала мне ничего хорошего. Настроение было паршивое. Спрятав руки в карманы куртки и ссутулившись, я почти ничего не замечал и двигался как автомат.

     - Серёня! Остановись!

     Я поднял взгляд.

     - Ну, вот. Мы опоздали. Я так и знала.

     Передо мной стояли женщина с девочкой. Это были они, но я их ненавидел и не желал их узнавать.

     - Понимаешь, пока прособирались, пока доехали до метро, пока дождались поезда…

     Я молчал. Я понимал, что сам опоздал. И ждать подарков от судьбы и театра не стоит. Всё было невовремя. И сочинять свою выдуманную историю дальше глупо и нелепо.

     - Привет! – сказал я. – Моя Соня уже на представлении. А вы опоздали. Очень жаль!

     Потом мы вернулись к КДС и зачем-то пытались достучаться неизвестно до кого в толстое стекло. Потом шли к метро. Потом просили друг друга не расстраиваться и на удивление равнодушно прощались. Потом моя серо-голубоглазая мечта унеслась домой и вместе с ней унеслись навсегда мои иллюзии.

     Через два часа я встретил Соню на Соборной площади. Родителей выстроили в каре по периметру, а детей водили по кругу, чтобы папы и мамы выхватывали из кучи одетых в шубки, пальтишки и курточки гномиков своих.

     - Соня! Соня! Соня! – крикнул я три раза, увидев дочь.

     - Папа! – она бросилась ко мне, счастливая и румяная. – Смотри, какой подарок! Конфет целый килограмм!

     Потом мы сидели в обнимку в тёплом поезде метро, как два путешественника, нашедшие друг друга на краю Земли. 

     И я понял, что я счастлив. Своей дочкой, своим настоящим, своей судьбой. Я люблю всё это. Ну, заодно люблю и насмешника-театр, который иногда любит поиграть со мной в свои безобидные игры.


               
                январь 2022,
                Саморядово

………………………………
На фото: Кремлёвская ёлка.