Горе от ума и тем более от гениальности

К 1934 году Пастернак был признан и советскими и  зарубежными
поэтами как мировая величина. Бухарин так прямо и сказал-единственный у нас поэт мирового уровня.

Эренбург заявил, что Пастернак пишет  стихи намного лучше, чем все другие советские поэты, мало того-писать стихи лучше ,чем Пастернак, в принципе невозможно.

Поэты даже переставали писать из-за этого превосходства. Тоже самое происходило
 в ситуации с Блоком. Поэты прямо говорили, что не в силах писать, зная, что существуют стихи Блока.

 Потом в силу политической коньюнктуры Пастернака  стали замалчивать. Поэты даже стали отрицать значение Бориса Леонидовича.
Мало того-писали поэты ,если можно их так назвать, доносы  в КГБ ,на осноании которых
составлялись списки для ареста, Из этих списков имя Пастернака вычеркивал лично Сталин.
Сельвинский  написал ругательный стих. К смертельно больному Пастернаку
он пришел и ,стоя на коленях, просил прощения. Пастернак сказал ,что давно простил Сельвинского.

А теперь об отношении Пастернака к другим стихотворцам.
Мне говорил Петников, что Пастернак был милейшим человеком.

Он действительно был крайне доброжелателен к поэтам ,но только как к  людям.
К своему творчеству Пастернак был невероятно строг. Я вижу в этом роль марбургского учителя Пастернака-
философа Когена ,о чем я уже писал раньше .Коген же считал задвчей поэзии созидание совершенства.

Попобуйте найти похвалы Пастернака  современным ему поэтам.
Да, ценил Маяковского ,но раннего-периода Флейты-позвоночника.
А про советский период Маяковского написал-горел во славу темной силы, что потихоньку по углам его с насмешкой поносила.

Одно время Пастернак горячо восхищался  Цветаевой, потом охладел.

Чуть-чуть похвалил Есенина и Хлебникова. Вот и все.

Поэты типа Симонова, неплохого вроде бы стихотворца, смертельно обижались невниманием Пастернака. И это стало, пожалуй, главной причиной неслыханной
травли Пастернака после присуждение тому нобелевки .Никакой антисоветчине в Докторе Живаго, конечно, не было, что подтвердил Хрущев в своих мемуарах