Мой ЦДЛ. Продолжение

Вот, написал несколько эссе, и вновь начали мучить сомнения: может, зря я всё это затеял. Ведь, в сущности, все эти воспоминания имеют какое-то значение в большей степени для меня. Они – яркие мазки в моей жизни, в моей биографии.
А для остальных – так, ещё одни откровения о встречах с «великими», призванные возвеличить автора этих строк. Мол, смотрите, с кем мне довелось общаться!
Подумал-подумал, да и продолжил писать. Наплевать, по большому счёту, на автора (на меня, то есть). А вот случайные эпизоды из жизни известных людей могут добавить несколько штрихов к их портретам. Открыть какую-то новую чёрточку их характеров. А, если так, то это может быть кому-то и интересно. Поэтому – продолжаю.

«А ТЫ МЕНЯ, КАК ХОЧЕШЬ, НАЗОВИ...»

Однажды мой старый добрый приятель – поэт и журналист Леонид Виноградский – познакомил меня со своим другом: поэтом Владимиром Шлёнским. С Володей мы сдружились как-то сразу. У нас нашлась масса общих знакомых, обнаружились общие интересы, и что нас особенно сблизило –
мы оба не любили кипячёное молоко.
Собственно, с молока всё и началось. За столиком в кафе (не в ЦДЛ, в другом), где мы заказали себе по чашке кофе, мы с Володей хором воскликнули: только без молока! И сразу почувствовали родство душ.
Общались мы не часто, но плодотворно. Как-то раз даже, чтобы выручить одного Володиного друга – небезызвестного московского поэта, некстати загулявшего в ответственный момент, я даже ездил вместо него (этого поэта) по путёвке Бюро пропаганды Союза писателей в другой город на творческую встречу. Это тоже была очень интересная история, потом я, может быть, о ней расскажу.
Но к ЦДЛ эта история не имела ни малейшего отношения. Зато две другие – самое непосредственное.
Володя Шлёнский,  кроме того, что был прекрасным поэтом, был и изумительным переводчиком. Как-то раз, придя в ЦДЛ, я обнаружил его за столиком в кафе в окружении молодых ребят из кавказских республик.
Увидев меня, Володя энергично замахал рукой, приглашая за свой столик. Оказалось, что ребята, сидящие рядом с ним – молодые грузинские поэты, сборник стихотворений которых он только что перевёл. Я уже не помню, что они отмечали: то ли завершение работы над рукописью, то ли выход книги. Но чувствовалось, что ребята очень благодарны Володе Шлёнскому, потому что тосты в честь него лились рекой. Володя удовлетворённо поднимал в ответ свой бокал, а в это время уже звучал тост следующий. Я слушал их, замирая от восхищения. Ну, вы же знаете, насколько красивы грузинские тосты, особенно, если говорятся они от души. Особенно вдохновенно говорил молодой черноволосый парень. Боюсь соврать, по-моему, его звали Гиви. После его пламенных тостов создавалось впечатление, что Володя – самый талантливый поэт-переводчик всех времён и народов. Дифирамбы в его честь, украшенные классическими грузинскими эпитетами и сопоставлениями, звучали как песня.
Моя рука сама потянулась к шариковой ручке, и я экспромтом набросал на бумажной салфетке несколько строк.

     Устал от разных правил и приличий,
     И лишь одно доныне любо мне:
     Есть в Грузии прекраснейший обычай:
     На каждый тост ответствовать вдвойне.

     Я свой бокал готов поднять за это,
     Что издавна живет в твоей крови...
     Я чту в тебе прекрасного поэта,
     А ты меня, как хочешь, назови.

И, конечно, не преминул прочесть своё творение вслух. На несколько секунд за столом повисла тишина, а потом ребята начали хлопать меня по плечу, утверждать, что я тоже прекрасный поэт, а Гиви попросил записать для него эти строки, обещая перевести их на грузинский и опубликовать в каком-то республиканском журнале.
Я подарил ему эту салфетку с написанным строками.
И начисто забыл о его обещании. Да и сами стихи я начисто забыл, потому что в тот вечер вина было выпито немало, а наутро меня ждали другие заботы. И только спустя год, после того, как Володя сказал мне, что Гиви сдержал своё слово, я вспомнил об этом эпизоде. И восстановил стихотворение по памяти. Может быть, не дословно. Но суть его осталась прежней и последние строки стихотворения звучали именно так, как они здесь приведены.
Спасибо тебе, Гиви! Я, правда, не видел журнала, в котором был опубликован перевод, и не слышал, как звучат написанные мной строки по-грузински. Но верю, памятуя о красноречии Гиви, что перевод был прекрасен.