Чудны порой дела купеческие

Сын Петра Фёдоровича вспоминал, что отец выпивкой не увлекался совсем, «что в нашей породе, очевидно, было наследственным, так как многие представители её от вина нашли преждевременную кончину, а при жизни своей немало почудили».
 
Немало почудил в своей молодости под диктовку «зелёного змея» и сам глава семейства Фёдор Дмитриевич. «Это была неуравновешенная, широкая русская натура, – продолжает вспоминать Александр Петрович Кузнецов. В молодости своей он, как говорят, выпить любил шибко, я ещё застал, когда он понемножку попивал, но к старости своей пить совсем бросил…
 
Рассказывала мне об этом бабушка моя, Феодосия Ивановна… Дело было в суровое Николаевское время, в разгар Крымской кампании, когда на купечество власти смотрели чуть снисходительнее, чем на крепостное сословие. В это время он уезжал на какую-то сельскую ярмарку, а во время его отсутствия в Пензу пришёл следовавший путём пешего хождения в Севастополь эшелон ополченцев. Эшелон был большой, казарм не хватило, и ополченцев стали расставлять по частным квартирам.

Ну, человек десять разместили в его доме. Не успели усталые ополченцы снять свои котомки и разместиться на полу, кто-где смог, как возвратился мой дедушка с ярмарки и, как водится после хорошей и пребольшой торговли, сильно выпивши. Увидев в доме своём чужих мужиков и не разобравши хорошенько, в чем тут дело и кто они такие – хвать за их котомки, да и давай их выкидывать в грязь на улицу…».
Слава Богу, в тот раз всё обошлось, и от тюрьмы Фёдор Дмитриевич смог у начальства откупиться. А благодаря тому, что купец всё-таки нашёл в себе силы к своим зрелым годам опомниться и совсем отказаться от рюмки, прожил довольно долгую жизнь – умер в возрасте 82 лет. А вот племянник его, Алексей Григорьевич младший, который славился в Пензе своими пьяными выходками, умер совсем ещё молодым человеком, не оставив даже потомства.

Когда Алексей Григорьевич был трезв, он был «интересен, весел и приличен». Но стоило ему выпить рюмочку-другую, как его эксцентричное поведение на другой же день становилось предметом весёлых пересудов в городе: то он перекрыл своей фигурой в дорогой шубе выход из цирка, нарочно рассыпав коробку спичек и встав на четвереньки, чем создал пробку из падающих друг на друга людей; тоел пирожки в дешёвом трактире, используя их как рюмки, заполнив предварительно водкой и обрызгав всех присутствующих вокруг…

Рядом с усадьбой брата Андрея Григорьевича располагалась контора нотариуса по фамилии Гуль (отца будущего писателя-эмигранта Романа Гуля), а во дворе стояла голубятня. «Вот Алексей Григорьевич, будучи, конечно,  сильно пьяным, увидел, что голуби выпущены на волю, взял стул, чарку с овсом и, сев против окон нотариальной конторы, начал разбрасывать овёс и громким голосом, который отлично доносился внутрь конторы, стал сманивать голубей: гуль, гуль, гуль».

В нотариальной конторе в это время, помимо служащих, находилось много пришедшего по делам народа. Уговоры Петра Фёдоровича и двух старших братьев о прекращении этих безобразий не приводили ни к чему, не помогло и решение вылечить Алексея от алкоголизма гипнозом в Москве. Уехав в Москву к известному психиатру, он вскоре, неожиданно для всех, объявился пьяный в своём магазине с бритой головой, усами и даже бровями. Узнали его лишь тогда, когда он, показав всем кукиш, произнес: «Что, вылечили? Нате-ка, выкусите».

Почудил он и в день празднования новоселья в новом доме Фёдора Дмитриевича на Московской улице. На торжество Алексей Григорьевич приехал во фраке, с белым галстуком и в белых перчатках. Когда же все сели за ужин, он, уже изрядно подвыпивший, протащил из кухни по всему коридору упиравшуюся кухарку Аксинью в танцевальную залу. Бросив четвертной военному духовому оркестру и заказав «Камаринского», молодой купец стал выплясывать вприсядку вокруг Аксиньи, держа в одной руке цилиндр, а в другой бутылку шампанского.

ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2022/01/21/607