Немцы в Пензе

Вообще немцев в Пензе было много. «Немцами», то есть, немыми, исстари называли на Руси всех иностранцев, не говорящих по-русски. Не стали исключением и поволжские поселенцы, среди которых были голландцы, французы, швейцарцы, австрийцы, датчане, шведы, поляки, но всё-таки большей частью это были жители Юго-Западной Германии.

Заселение и освоение немцами пустующих земель Поволжья началось в 1762 году после издания указа Императрицы Екатерины II, уроженки Пруссии, приглашающей сюда всех желающих иностранцев. Переселенцев привлекали большие незаселённые просторы с плодородной землёй и возможность основать своё дело, они сами выбирали место поселения и род занятий.
 
Немало немцев выбрали для себя и пензенский край, где основным их занятием стало земледелие. Приезжающим отводились наделы по 30 десятин на семью; каждая немецкая семья получала 2 лошади, корову, семена для посева и земледельческие орудия. Кроме того, им даровались многочисленные льготы: освобождение от рекрутской повинности, своя внутренняя юрисдикция и беспошлинное право устройства ярмарок. Была и свобода вероисповедания.

Кроме крестьян много приехало и квалифицированных специалистов: медиков, ремесленников, ювелиров, живописцев и др. Желающих приехать оказалось так много, что спустя четыре года уже вызов пришлось остановить. Однако отдельные представители немецкой молодёжи всё же продолжали приезжать к нам на постоянное жительство.

К началу XX века в Поволжье уже насчитывалось 190 колоний с населением 407,5 тысяч человек, преимущественно немцев, которые с конца XIX века официально назывались «немцы Поволжья» или «поволжские немцы» (нем. DieWolgadeutschen).
Живя и трудясь в Пензенском крае бок о бок с русскими, мордвой, татарами без малого 200 лет, немцы участвовали в возделывании земель, посадке лесных массивов и садов, в создании промышленности, в развитии российской науки и образования. Уже невозможно себе представить русскую культуру без таких выдающихся пензенских немцев, как композитор и дирижёр Николай Григорьевич Минх, скульптор барон К. А. Клодт фон Юргенсбург, живописцы Яков Яковлевич Вебер и Альфред Альфредович Оя, театральный режиссер-авангардист Всеволод Эмильевич Мейерхольд, поэт-имажинист Анатолий Борисович Мариенгоф и др.

Как уже упоминалось раннее, в новом доме Фёдора Кузнецова арендовали помещения под жильё и свои магазины две немецкие семьи – Цабеля и Бартмера.

Эрнест Иванович Цабель имел здесь небольшой часовой магазин, а Константин Егорович Бартмер – магазин аптекарский.

***

ЭРНЕСТ ИВАНОВИЧ ЦАБЕЛЬ

Чистота во дворе нового дома Кузнецовых была идеальная, поэтому немцам, с их менталитетом: «Ordnungmusssein» (порядок превыше всего) здесь было жить и работать вполне комфортно.

Весной, когда начинал рыхлеть снег, целая армия подёнщиков тут же скалывала лёд, очищала крыши, вывозила снег и подметала двор. Тут-то старик  Цабель и начинал кататься на велосипеде, не обращая внимания на частые падения на каменную мостовую. «Велосипеды тогда ещё были старого фасона, – вспоминает А. Кузнецов, – с громадным передним колесом и с совсем крошечным задним. При этом сидение было высоко-высоко и, мне думается, что при падении жутко доставалось костям Эрнеста Ивановича, которые, тем более, уже раз подвергались порядочному массажу от задавившей его лошади. Но он, как видимо, за этим не гнался и преспокойно катался и падал каждый вечер по закрытии своего магазина.
 
Но ему мало было кататься на суше, он ещё изобрёл водяной велосипед, над которым немало потрудился. И когда же, по его мнению, он был совсем готов, Эрнест Иванович нанял ломового извозчика и повёз своё изобретение на реку Пензу для пробы.

К несчастью, эта проба окончилась не совсем счастливо для водяного велосипеда и сравнительно счастливо для изобретателя. Первый, перевернувшись, пошёл ко дну, а второй был вынут находившимися недалеко купальщиками и весь мокрый на извозчике доставлен домой».

***

НЕМЧИКИ

Федя Цабель был сверстником Саше Кузнецову и скоро стал другом ему и его дяде Пане. Федя, отец которого был часовщиком, тоже умел мастерить часы, хотя и игрушечные, и мальчики играли в часовой магазин. По изобретательности и аккуратности ему не было равных среди мальчиков: «Лучше и чище его солдат никто не наклеивал и не вырезал, а сейчас он выдумал новую игру в цирк. Он из коробок от шляп делал цирковой манеж, насыпал его песком, из дерева выпиливал лошадей, собак, слонов, клоунов, наездников, атлетов, всех необходимых цирковых персонажей, всех их раскрашивал масляными красками, посредством иголочек соединял разные предметы».

Федя очень хорошо играл на рояле, но в обществе играть стеснялся. Иной раз всё же удавалось упросить Федю сыграть, и он мило исполнял два-три вальса. В то время любимыми вальсами были «Невозвратное время» и «Дунайские волны». Спустя  годы из него выйдет очень хороший музыкант, и всю свою жизнь посвятит он исключительно музыке.
 
Вскоре к этой и другим весёлым играм: в железную дорогу и в войну с бумажными солдатиками на коврах гостиной присоединятся и гимназисты -немцы: Саша Скрупе, Артур Цвирык и др. Таким образом, дети семьи Кузнецовых попадут в совершенно немецкую компанию: «Какая-то фатальная судьба нам давала в товарищи всё немцев и немцев»,– пишет Александр Кузнецов.

Артур Цвирык, хотя и был чуть старше Феди и Пани, но строил из себя взрослого. «На наши игры детские он смотрел свысока и с пренебрежением. Вечерами он садился за рояль и барабанил «Бурю на Волге», пользуясь без отрыва педалью и немилосердно ударяя по клавишам. Играл он совсем неважно и, мне помнится, что кроме этой пресловутой «Бури на Волге» он ничего не знал».
 
По вечерам к мальчикам присоединялись тётки Шуры Кузнецова Маня с Катей, сестра Милуша и его ровесница–сестра ФедиЦабель Анюта – «типичная немочка». Начинались комнатные игры: «На кого похожа моя барыня», краски, фанты, свои соседи и др., ныне уже совсем забытые, но очень увлекательные для детворы в те времена.

Вечером приезжали из магазина Фёдор Дмитриевич и Пётр Фёдорович, и семья готовилась к ужину, на который непременно приглашались Цабели, которые к этому часу тоже уже закрывали свой магазинчик.
 
Ужин был сытный и обильный. Вот как вспоминал его меню Александр Кузнецов в голодные советские 20-е годы: «На первое подавались: когда холодный поросёнок с хреном и со сметаной, когда ветчина, когда холодный гусь или ещё что-нибудь в этом роде. Второе – что-либо из жареного: котлеты, баранина, телятина и т. п. На третье – что-либо сладкое домашнего приготовления или же пирожное из кондитерских, которое стоило 3 коп. штука; к сладкому обыкновенно подавалось молоко».

* * *
 
МАТРЁНА ИВАНОВНА ЛЮДВИГ

Сестра Феодосии Ивановны Матрёна была замужем тоже за немцем, бывшим железнодорожником Оскаром Юльевичем Людвиг, и в замужестве звалась Матрёной Ивановной Людвиг.
 
Жили уже тогда пожилые бездетные супруги и ещё одна сестра – вдова Александра Ивановна недалеко от казённого сада в тихом доме с типичным для немцев порядком и чистотой.

Пожилые женщины украшали дом вязаными птичками и фарфоровыми статуэтками, изображавшими различных животных, словно, не имея своих детей и внуков, сами не могли расстаться с детством.
С той же немецкой аккуратностью и любовью Оскар Юльевич ухаживал за своим садиком с какой-то особенно крупной тёмной махровой сиренью, жасмином и разноцветной мальвой. Были в саду и плодовые деревья, и всевозможные ягоды.

* * *
ПРЕПОДАВАТЕЛИ

Нередко жёны немецких предпринимателей и учителей, сами говоря плохо по-русски, преподавали языки в богатых семьях. «Учительница французского языка у нас была старая, страшно худая, сильно кашлявшая и много курившая швейцарка Гроссет.
Муж её был учителем немецкого языка в одной из пензенских гимназий, но в это время уже умер, оставив её в большой бедности и с пятью детьми на руках, которых она, несмотря на свою болезнь, воспитала и вывела в люди.
Был у неё ещё старший сын, но тот был женатый и жил отдельной семьёй. С её детьми мы скоро познакомились, и два мальчика, Едя и Роба, вскоре стали нашими товарищами», - пишет Александр Кузнецов.

* * *

АПТЕКАРЬ БАРТМЕР

Константин Егорович Бартмер приехал в Россию из г. Ревеля Эстляндской губернии.

После окончания в 1877 году Московского университета, в возрасте 29 лет был определён фармацевтом врачебного отдела Пензенского губернского правления, а в 1883 году стал владельцем собственной аптеки в Пензе. Аптека-то была собственной, а вот собственного дома у фармацевта долго не было, и ему приходилось снимать квартиры и арендовать помещения под фармакологическую лабораторию (лекарства раньше изготавливались на месте) и аптечный магазин в богатых домах других владельцев. Вот и на этот раз он присмотрел себе помещения на первом этаже только построенного, просторного, богато украшенного здания на Московской улице купца Ф. Д. Кузнецова.
 
Однако, несмотря на то, что Константин Егорович был очень дисциплинированным квартиронанимателем: аккуратным, платил хорошо и исправно, ему вскоре пришлось подыскивать себе новое помещение. Причину этого требования Фёдора Дмитриевича Александр Кузнецов описывает так: «Магазин этот отпускал ежедневно в большом количестве медикаменты и разные дезинфицирующие снадобья. Каждый день на нашем дворе стояли подводы, на которые грузили ящики с лекарствами и большие бутылки с карболкой и тому подобным. Этот магазинчик, находившийся в нижнем этаже, как раз под нашей половиной, доставлял нам порядочные неприятности, так как частенько они разбивали или просто проливали разные вонючие лекарства, запах от которых поднимался к нам наверх. Хуже всего, когда они разливали олений рог или нашатырный спирт. От первого пахло так мерзко и неприлично, что при посторонних даже было совестно, от второго же можно было задохнуться. Все наши платья, да и мы сами пропахли этими специфическими запахами. Постороннему человеку в квартире нашей было неприятно».

На решительный отказ от помещений повлияло ещё и то, что К. Е. Бартмер хранил у себя большие запасы легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ.

Из дома Кузнецовых Бартмер съехал в дом инспектора врачебного отделения пензенского губернского правления действительного статского советника А. А. Никитина, который был расположен на той же Московской улице. И лишь в 1897 году он отстраивает напротив на собственной усадьбе (д. 21), приобретённой у поручика Н. Н. Пособцева, сына бывшего головы г. Пензы Н. Д. Пособцева, специальное аптечное здание, химико-микроскопическую и бактериологическую лаборатории, завод по изготовлению карандашей, мыла, креолина и вазелина, а также по производству искусственных минеральных вод, фруктовых и ягодных эссенций.

Фасаду главного здания был придан оригинальный, соответствующий профилю заведения облик, который сохранился и сегодня. Богатый лепной декор изображает покровительницу медицины богиню Асклепию в окружении Грифонов – мифологических сильных и мудрых существ с телом льва и крыльями орла, объединяющих землю и небо, основное призвание которых охранять от неприятеля. Может, благодаря им и сейчас это здание не только сохранилось, но и по-прежнему несёт своё основное предназначение: здесь аптека № 1, а при аптеке – музей истории аптекарского дела, где представлено около 500 экспонатов.
 
К большому сожалению, порадоваться осуществлённой своей мечте Константину Егоровичу Бартмеру суждено будет не долго. Он скончается спустя три года после приобретения собственной усадьбы, а его дело постепенно будет затухать, не выдерживая конконкуренции с более деятельными аптекарями, чем потомки К. Е. Бартмера.

Лучшей аптекой Пензы в последние предреволюционные годы станет аптека в доме Д. В. Вярьвильского, построенного в стиле модерн под руководством архитектора Яковлева, с фасада которого будут наблюдать за всеми, кто приближается к дому две львиные головы работы скульптора, преподавателя ПХУ Константина Александровича Клодта фон Юргенсбурга. Возможно, что дом № 17 на Московской улице тоже сохранился благодаря тому, что и эти сильные, умные, благородные и справедливые стражи дома по сей день усердно выполняют свою миссию.*

* * *

СКУЛЬПТОР КЛОДТ ФОН ЮРГЕНСБУРГ

Константин Александрович Клодт фон Юргенсбург был родом из семьи немецких балтийских баронов. Решив продолжить дело своего великого деда-скульптора Петра Карловича Клодта – автора конных групп на Аничковым мосту и памятника баснописцу Крылову в Летнем саду Петербурга, Константин Клодт становится тоже скульптором, закончив Московское училище живописи, ваяния и зодчества, а затем переняв опыт у итальянских мастеров.
 
По возвращению в Россию он работает модельером на московской фабрике золотых и серебряных изделий Фаберже, а в 1897 году приезжает в Пензу по приглашению академика живописи К. А. Савицкого.
В Пензенской рисовальной школе К. А. Клодт возглавляет скульптурный класс, организовывает занятия по керамике и исполняет директорские обязанности во время отсутствия К. А. Савицкого.

Пенза кроме лепнины на фасаде дома Д. В. Вярьвильского обязана скульптору оформлением лепных орнаментов для Дворянского земельного и Крестьянского поземельного банков, а также созданием множества статуэток и керамических работ.
В подражании деду, К. А. Клодт в 1899 году создаёт для московского ипподрома две скульптурные группы «Укрощение коней». Формы для скульптуры изготавливались во дворе художественного училища с помощью скульптора Сергея Михайловича Волнухина – автора памятника первопечатнику Ивану Фёдорову в Москве.

Эти скульптурные группы, отлитые в бронзе и поставленные на высокие постаменты, до сих пор украшают главную аллею московского ипподрома. Развиться дальше творческому таланту немца К. А. Клодта помешают дальнейшие события – война с кайзеровской Германией, изменившая отношение к немцам со стороны государства; затем революция, приведшая к реорганизации имперского Пензенского художественного училища в советские художественные мастерские.

Скончается скульптор в уральском городе Касли в 1928 году, где в советские годы будет работать в художественном цехе чугунолитейного завода.

Однако Константин Александрович Клодт (уже без приставки «фон») ещё застанет и радостные для немцев России события: с октября 1918 года из части территорий Саратовской и Самарской губерний будет создана первая в РСФСР автономная область – автономная область немцев Поволжья (иначе «Трудовая коммуна немцев Поволжья»). Административным центром автономной области будет сначала Саратов, потом Марксштадт, а затем Покровск (нем. Kosakenstadt). С декабря 1923 года будет создана Автономная Социалистическая Советская Республика Немцев Поволжья (АССР НП, нем. AutonomSozialistischeSowjetrepublikderWolgadeutschen). Город Покровск переименуют в Энгельс. Государственными языками республики будут русский, немецкий и украинский.
 
Но в результате нападения на нашу страну фашистской Германии в июне 1941 года, 180 лет достижений и накопленного опыта немецкого народа в России будет перечёркнуто навсегда. Когда станет ясно, что фронт быстро движется на восток, полмиллиона поволжских немцев будут депортированы в Казахскую ССР, на Алтай и в Сибирь. Причём, после окончания войны, настрадавшийся от немецкого фашизма советский народ станет возражать против возрождения немецкой автономии, а в 1990-е годы дружественные связи разных народов в бывших республиках СССР будут разрушены. Поэтому домом «русских немцев» снова станет их прародина Германия.


ПРИМЕЧАНИЯ:

*О дальнейшей судьбе аптеки Бартмера см. Витальева Е. Была усадьба в старой Пензе Вярьвильских на Московской – Троицкой

ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2022/01/21/668