Дети семьи Кузнецовых

Тихо, мирно и весело протекала жизнь в новом доме Кузнецовых. Семья состояла из трёх поколений, поэтому и дети, и внуки Кузнецовы росли, чаще всего, играли вместе. Дети Фёдора Дмитриевича и Феодосии Ивановны Мария, Екатерина и сын Павел были лишь немного старше их внука Александра от сына Петра Фёдоровича. У Мани и Кати была общая няня, которая ещё раньше ухаживала за их отцом, у Павла (Пани) тоже была своя няня, а Александр неразлучно был с мамой. У Саши была ещё младшая сестричка Милуша, но в то время она была слишком мала для совместных игр с остальными детьми в семье и тоже имела няню, позже родились ещё и близнецы.

В новом доме было духовое отопление, печки которого помещались в подвале. Лишь в одной маленькой столовой была печка на манер голландки с лежанкой. Зимой, когда в этой комнате топили, она казалась детям самой уютной и, набегавшись за день, маленькие «кузнечики» с удовольствием усаживались здесь на длинный диван и слушали рассказы нянек Настасьи Никаноровны и Прасковьи Семёновны. Руки нянек при этом всегда были заняты: то они вязали чулки, то Настасья Никаноровна, сидя на полу, колола сахарные головы с помощью косаря и молотка.

* * *

В конце ХIХ века в Пензе, как, впрочем, и в России вообще, была очень высокая рождаемость. Часто в крестьянских и купеческих семьях женщины рожали почти каждый год, однако и смертность была очень высока.
 
В городе, в отсутствии нормального водоснабжения, с выгребной канализацией, при наличие скота на усадьбах, частыми пожарами и общей антисанитарией, эпидемии не были редкостью (холера, тиф). Дети же, как правило, редко пропускали такие опасные болезни как корь, круп, скарлатина, оспа, дифтерит, ангина и др.
Из-за страха перед болезнями детей в доме Кузнецовых держали в тепличных условиях, стараясь не выпускать на улицу зимой и в плохую погоду летом без особой надобности. Ну, а если и выпускали, то одевали так, что невозможно было двигаться.

К тому же, семейный доктор Александр Петрович Корнилов не специализировался раньше по детским заболевания, а был военным хирургом: в турецкую войну находился в Кавказской армии. Хотя, надо сказать, у Кузнецовых он был своим человеком: иногда заходил к ним по пути, даже когда в доме не было больных. «Придёт, бывало, обыкновенно попросит рюмку водки, закусит икрой или балыком, разговорится, да и просидит час, а то и больше. Потом спохватится, что ему надо куда-нибудь ещё, выпьет ещё на дорогу и был таков».
 
Вот Кузнецовы-младшие и сидели в морозные зимы дома. Девочки играли, учились рукоделию и занимались с подружками, а мальчики устраивали свои военные баталии на ковре или играли в хутор с лошадями, птицей и коровами, вырезая все фигурки из бумаги и наклеивая их на картон или фанеру.

Но когда в город приехал доктор Тимофей Евграфович Гаврилов, вся жизнь детей Кузнецовых резко изменилась. Появившись в доме на улице Московской, Тимофей Евграфович тут же занялся перевоспитанием его домочадцев и приступил к их закаливанию. Теперь дети вечерами выходили на прогулку во двор в любую погоду, где затевались весёлые подвижные игры: в горелки, в колдуны, в пятнышки, в застуколку, и тогда двор заполнялся шумом и смехом. В этих играх принимали участие все девочки, все мальчики, жившие на усадьбе, в том числе «магазинные» и «приходящие немчики». Часто и горничная, которую посылали звать детей на ужин, заражаясь общим веселием, ненадолго присоединялась к стремительным горелкам.

По весне Фёдор Дмитриевич, чтобы хоть как-то приблизить городскую среду обитания к природе, установил везде, где можно, скворечники и приобрёл смежный с усадьбой пустырь, выходящий на Троицкую улицу. Сейчас на этом месте находится сквер, где установлен бюст Максиму Горькому, а улица Троицкая носит имя этого писателя. Часть пустыря Фёдор Дмитриевич с подручными засадил тополями и сиренью, а в середине разбил цветочные клумбы. Место это в семье Кузнецовых назвали палисадником.

Как-то зимой Тимофей Евграфович велел всем детям Кузнецовых и своим двум родным Оле и Серёже брать лопаты, мётлы и салазки и идти с ним в палисадник на Троицкую, строить снежную гору и заливать каток. Вот как вспоминает Александр Кузнецов это мероприятие: «Придя туда, весело и дружно принялись за работу: сгребали снег в кучу, подвозили его на санках, утаптывали.

На нашу радость зашёл полюбоваться и дедушка. Он, поздоровавшись с Тимофеем Евграфовичем, попенял ему на то, что его не предупредили. «Я бы прислал дворников, и они на лошади бы мигом навозили снег, и через день бы у Вас гора была готова». Гаврилов благодарил его за это. Но сказал, что для детей самое устройство горы есть уже удовольствие, да к тому же работа на свежем воздухе кроме пользы ничего не принесет. Дедушка согласился с его доводами, но всё же сказал: «Ну, пускай себе тешатся и сгребают снег, но вот когда придётся обливать гору водой, тогда уже Вы не взыщите: пришлю дворников с водовозкой, и они зальют гору».

И так мы ежедневно хлопотали и работали по устройству горы. Сколько было радости, сколько надежд впереди, а когда гора, наконец, была готова и залита водой, а также была залита и небольшая круглая дорожка перед нею для катания на коньках, радости нашей не было границ.
 
До этого я на коньках ещё не катался, если не считать коньки самодельные, топорной работы деревянные колодки, которые привязывались к валенкам бечёвкой. Но сейчас мне купили настоящие американские коньки, и я терпеливо принялся за обучение. Правда, учение это у меня подвигалось медленно, и успехов в конькобежании я не обнаруживал, как и впоследствии я никогда не мог выучиться хорошо кататься. Да и к тому же у меня всегда зябли ноги, и я принуждён был пристраивать коньки на валяные сапоги. Ну а в валенках, конечно, уж какое катание».

Вскоре после знакомства с доктором Гавриловым окрепших ребят и девчат трудно было загнать с мороза в тёплый дом, даже несмотря на то, что горячий обед со стола после таких прогулок исчезал мгновенно. Почти все дети стали болеть реже, но вот для «дяди Пани» всё же этот здоровый образ жизни начался слишком поздно. У него стала постепенно развиваться типичная болезнь городов с их скученностью, каменными постройками и недостаточной санитарией – чахотка, от которой он уйдёт из жизни в совсем ещё молодые годы, в возрасте 22 лет.

 * * *

После переезда в новый дом для Мани с Катей, Пани и Саши с Милушей пригласили учительницу для обучения игре на рояле – француженку м-м Белянш.

Детям приходилось заниматься с ней по очереди. Вполне успешно занимались музыкой Паня и Милуша, а вот Саша, которого м-м Беляш на ломанном русском называла лентяем, равно как и Маня с Катей, отмучившись за музыкальными занятиями год, были освобождены от обязательств в дальнейшем музыцировании. Однако слушать музыку любили все дети, и те, которые ленились, с наслаждением и завистью слушали игру на рояле более успешных в учении, а также самой м-м Белянш.

Самыми благодарными зрителями на таких музыкальных вечерах были нянюшки и бабушка Феодосия Ивановна, которые сидели вдоль стенки и вечно щёлкали спицами. Придя с работы и переодевшись в свой неизменный парусиновый сюртук, к ним присоединялся и Фёдор Дмитриевич, с царственным видом присаживаясь на собственный «дедушкин стул». В те времена об электричестве в Пензе ещё не знали, и когда смеркалось, Настасья Никаноровна приносила лампу и ставила на рояль. «Бабушка посылала Настасию Никаноровну за сластями, и она приносила на большом подносе виноград, яблоки, груши, апельсины, мандарины, мармелад и конфеты. Поднос этот ставился на рояль, и каждый желающий мог подходить и брать по своему вкусу, сколько и чего угодно. Иной раз и дедушка соблазнится и скажет: – Никаноровна, обчисть-ка мне апельсинчик, да выбери королёк. – Да разве его узнаешь, Фёдорыч, королёк он или не королёк. – Ну, у королька шкурка-то покраснее, да потемнее... Тогда всё это было не в диковинку, и купить апельсины за 8-10 копеек можно было не только во фруктовых магазинах, а у любой торговки, которые десятками сидели на базаре во всех частях его...
 
Жили просто, патриархально или, как сейчас говорят, по-мещански. Но вот именно в этом-то мещанстве и был весь уют и вся прелесть. Большая зала, слабо освещённая лампой, три милые старушки с любовью созерцающие наши игры, вкусное  и обильное угощение – всё это было так просто, так дорого».*

Потерпев фиаско в игре на рояле, Маня и Катя большое удовольствие нашли в занятиях танцами, что мальчикам, наоборот, не нравилось. Занятия проходили на Покровской улице, д. 25, у Натальи Петровны Лисовской. Зимой три раза в неделю детей туда возили на больших санях, что доставляло им удовольствие не меньшее, чем сами танцы. В гимназиях учились все дети Кузнецовы с разными успехами.

Мальчики посещали Вторую мужскую гимназию, о которой Александр Кузнецов вспоминал так: «Гимназия наша стояла на горе Лекарской улицы (теперь Володарского), и толпа учеников направлялась к низу с шумом и гамом, кто бегом, а кто, катясь по обледенелым тротуарам на калошах, заставляя сторониться встречных прохожих»
Для подготовки к поступлению в гимназию дети купцов Кузнецовых обучались с домашними учителями. К своим семи годам они уже самостоятельно читали, могли производить простые вычисления с цифрами, говорили на иностранном языке (больше на французском), неплохо знали библейские притчи и легенды.
 
В первый класс гимназии держали строгий экзамен по разным предметам. Сдавшим весной вступительный экзамен полагалось к концу лета сшить форменную одежду и приобрести ранец, что было предметом особой детской гордости.
 
Мы уже знаем из воспоминаний Давида Вярьвильского, как выглядела форма ученика Первой мужской гимназии Пензы. Мальчики же семьи Кузнецовых, Шура и его дядя Паня, ходили во Вторую мужскую гимназию и их форма выглядела так: «Ко мне был призван портной, который, сняв с менямерку, стал шить мне форменный мундир, шинель, блузу и брюки.

В это же время были мне куплены гимназический пояс и фуражка. Когда всё это было готово и принесено мне, я не без гордости оделся в красивую гимназическую форму.

А форма у нас была действительно красивая: тёмно-синий мундир с серебряными пуговицами посередине и серебряным галуном на стоячем воротнике, сшитый в талию, с фалдами почти до колен с разрезом назади, где помещался единственный карман для носового платка. Парадные светло-серые брюки навыпуск. Шинель светло-серого цвета из офицерского сукна с серебряными пуговицами царского сукна в два ряда и тёмно-синими выпушками; летняя без подкладки, зимняя на вате или меху с чёрным каракулевым воротником. Фуражка тёмно-синяя одноцветная с белыми галунами и с серебряной кокардой, изображающей две соединённые лавровые ветки, между которыми буквы П.2.Г., т. е. Пензенская 2-ая гимназия. Те же буквы были и на бляхе ремённого широкого пояса, которым подпоясывалась рабочая блуза из тёмно-серого мягкого сукна…

Мы пришли уже с книгами и тетрадями, принесёнными в ранцах. Ранец этот, сделанный из кожи, имел в ширину немного более 1/2 аршина, закрывался мягкой кожаной крышкой с тюленьей шерстью наверху. Крышка эта застегивалась двумя ремешками снизу. Ранец носился на спине посредством двух ремней, перекинутых через плечи, пропущенных подмышки».*

В год поступления Шуры Кузнецова в первый класс гимназии его мама Наталья Александровна родила ещё близнецов Борю и Зину. Теперь у матери пятерых детей всё внимание переключилось на малышей, и гимназист Александр, который до сих пор был неразлучен с мамой, почувствовал своё резкое повзросление.

Маня и Катя в гимназии учились по-разному. Маня занималась очень неохотно, и в итоге полного гимназического курса не окончила. А вот Катя, наоборот, училась очень хорошо, и всё время была первой ученицей. В старших классах уроков было много, и она, прежде с удовольствием участвовавшая с остальными детьми Кузнецовыми в подвижных уличных играх, постоянно сидела за книгами и тетрадями, из-за чего стала часто болеть. Семейный доктор Тимофей Евграфович Гаврилов с трудом заставлял её хоть иногда выбираться зимой на каток.

ПРИМЕЧАНИЯ:

*Кузнецов А. П. Моя родословная. Неоконченные воспоминания // Журнал «Земство». № 3.

ДАЛЕЕ: http://proza.ru/2022/01/21/674