Мастер на все руки

        - Маша, уж я и не знаю. Или я приключения ищу, или они меня сами находят. Вот мы с тобой и на одной улице родились, и в школу вместе ходили, но почему у тебя, если жених, так он - жених, а если у меня, то обязательно метоморфоза, глупость одна?!

       Уж я и в салоны хожу, и педикюр каждый месяц делаю. Я даже тату  на спину себе ниже пояса прилепила, и ещё в кружок "Сделай сам" записалась, но жених ко мне, как и раньше только непутёвый идёт. Вернее пришёл. В этом самом кружке познакомились. Он тоже любитель железо чинить. Я-то в гайках ни бум бум, а Гоша - мастер - умелые руки. Из самоката самолёт собрать для него, как нам чебурек проглотить. Ты видела самолет в парке стоит? Говорит, его рук дело.

        Что-то я отвлеклась. Расскажу тебе не таясь как наше свидание было. Вышли мы после кружка рано. Под ручки друг дружку взяли. Гуляли, гуляли, ноги в кровь истоптали. Потом Гоша мне томно так говорит, что проголодался и не прочь что нибудь себе в рот положить. Я обрадовалась. Думала в кафе или ресторане посидим, дюваляй покушаем, шампанское разопьём. Но он повёл меня к себе домой. Вернее, к дому. Приглашать в квартиру не стал. Велел мне у подъезда его дожидаться. Я решила, за деньгами пошёл. Ноги гудели и потому решила присесть, отдохнуть. И очень правильно сделала, потому как жених мой деньги по квартире собирал почти час. А из окон какой не знаю квартиры запах жаренных окорочков разливался. У меня ещё сильнее засосало под ложечкой. "Ничего, - думаю, - у нас  ещё вкуснее в ресторане будет!"

        Через час он явился с пакетом в руках и заявил, что дальше мы будем гулять на вокзале. Я набралась смелости и спросила: "А как же ресторан?".
"Какой ресторан?". "Ну, не ресторан, хотя бы кафе? Пусть даже чебуречная!- не унималась я, - ведь ты , - говорю,-  проголадался пока с самолётом в клубе возился?" Он же мне просто так без обидняков рассказал, как только что дома вкусно поел, и  кушать ему теперь не охота". И добавил потом: "Ты свои деньги по ресторанам не трать, деньги нам ещё пригодятся. Они у нас теперь общие будут, и у меня на них планы".

        Ну, вокзал, так вокзал. Будем гулять у железки. Пирожок там себе, кстати, куплю. Их много по ларькам выпекают.

        Доехали мы, можно сказать, с шиком: на трамвае и за бесплатно. Вагоновожатый знакомым ему оказался. На площади перед вокзалом купила себе пирожок. Любимому навязывать почему-то не стала. Но он сам попробовать попросил. Пирожок Гоше понравился и он доел его целиком. Потом предложил ещё пару купить. Я купила, жених их в один присест и уплёл.

        После этого Гоша со своим пакетом в мужской кабинет поспешил, а меня попросил два билета на электричку купить. Купила билеты и пирожок за одно. Присела, ем, жду. Долго не появлялся. Неужели пирожки ему боком вошли? Вот, думаю, опять жениха потеряю! И что я такая во всём невезучая!? Но вижу идёт, вернее ползёт. Едва ногами передвигает. Глаза выкатил, руками болтает, лицо  перекосило, шея трясётся. На ногах еле - еле стоит. Рубашки на нём уже нет. Мятым шерстяным пиджаком голое тело прикрыл. Ну, думаю, его грузовик сейчас переехал, или он под поезд там в мужском кабинете попал. А ещё страшусь: вдруг это на пирожки у него аллергия такая. На мне злость теперь вымещать будет.

        Спрашиваю, что случилось. Отвечает спокойно: "Метомарфоза, потом всё узнаешь. Билеты купила? Хорошо, пойдём медленно к поезду."

        Пока шли к вагону, он раз восемь упал. Его сильно штормило, дёргало и трясло. Вот, думаю, пирожок страшных каких дел нам в романтическом нашем свидании понаделал. Зареклась их на вокзалах в будущем теперь покупать.
 
       Очень трудно мне было его всякий раз с земли поднимать, и потому мне всегда помогали те, кто шли следом. С трудом и грехом мы добрались до вагона. Тут он мне суёт в руки фото какого-то малыша и ещё какие-то бумаги, выписки, бланки. На всех гербовые печати расставлены. Иногда по нескольку раз.

     Вползли мы кое-как в вагон. Думала, кончились мои мучения и бумаги готовилась рассмотреть. Но тут поезд тронулся, мой друг вскочил с места и меня за собой поволок. Руки его опять затряслись, глаза выкатились, лицо сильнее прежнего перекосило. Еле ступая, он громко, заикаясь и с трудом выговаривая слова, произнёс: "Люди мои дорогие! Очень не хотел я к вам обращаться, но жизнь заставила вот так по вагонам ходить и просить вас о помощи!"

       Тут он ткнул грязным пальцем в мою сторону. "Вот!",- говорит. Вернее кричит. Поезд едет и его плохо слышно. После этого он хватает из моих рук фотографию, начинает громко рыдать и кое-как, заикаясь, объяснять, что это его внук, и ему срочно нужна операция. Теперь он выхватывает у меня бланки, бумаги и начинает трясти ими над своей плешивой с пятнами головой.

        Видя, что трясущиеся руки и дёргающаяся в такт голова ожидаемого эффекта не принесли (уверена, публика здесь ещё и не таких камерных мастеров встречала), артист как бы случайно роняет бумаги себе под ноги на пол и как-то очень коряво пытается их поднять. Тут он окончательно теряет равновесие и со всей своей шальной дури шумно грохается навзничь на этот самый треклятый пол.

        В этот момент его ловит такая жуткая трясучка, что я сама решила бежать, но билета куда бежать у меня не было. Они остались у больного в кармане. А у того уже и глаза совсем из головы вылезли и, по-моему, он даже обмочился. Видя такой умопомрачительный кардебалет, благодарные зрители повскакивали со своих мест, полезли кто в толстый кошелёк, кто в худой карман. У всех разом оказались в руках купюры очень хорошего достоинства. Расталкивая друг друга, они совали их моему визави в руки, карманы и чуть ли не в зубы, уговаривая прекратить издеваться над ними, и прежде всего над собой.

       Нащупав в карманах и руках немалые  деньги, пять минут назад инвалид кое-как с моей помошью встал, стряхнул пыль со своего затрапезного пиджака и сказал всем: "Спасибо!" И ещё, что его внук теперь обязательно будет жить. Затем он заковылял, временами припрыгивая, к выходу из вагона. Я, сгорая от стыда, поплелась за ним следом.

       В следующем вагоне было тоже самое. И в следующем за ним тоже. Сценарий везде был один, только зрители разные. Ну, и суммы, естественно, отличались.

  Но в тамбуре уже четвёртого вагона я попросила у инвалида вернут мой билет, без которого выйти с перрона было совершенно нельзя. Он вытащил его из заднего кармана, нерешительно протянул и спросил почему я оставляю его. Я очень хотела дать ему больно по самой его наглой роже, но сдержалась, выхватила бумажку из его уже нетрясущихся рук и на ближайщей остановке покинула сначала вагон, а затем и платформу.