Непрушко. ВИА Аритмия. гл. 10

Глава 10.

До сих пор неизвестно, кем это было заведено, но, скорее всего, застольные ритуалы возникли и прижились в людском обществе естественным образом.
Первую свою добычу первобытные охотники употребляли в пищу сообща и молча. По мере развития, общество добавляло не совсем необходимые изыски.
Христос прощался со своими учениками за столом Тайной Вечери – с вином и хлебом. Леонид Ильич Брежнев – потчивал членов ЦК мясом секача, сообщая о перестановках в правительстве. Клара Срульевна Попентрах устроила шикарные поминки своего первого мужа, заодно отпраздновав смену его фамилии на свою девичью – Гранд Попен Гаген.
Согласен, примеры и сравнения – так себе. Но Вениамин Эрнестович не придумал ничего лучшего, чем произнести свою пламенную речь за накрытым разносолами столом.
На правах хозяина жилплощади Непрушко усадили во главе стола. Розалия и Венера уселись по леву и правую его руку, соответственно – во избежание бегства доктора астрономии с неизбежным последующим исчезновением.
Селявон Правдолюб подкатил к беспечной Лесе Незабудке и принялся закармливать болтушку, в отчаянной надежде на халявный интим. Белорусы всегда блистали своей хлебо-сольностью, особенно – когда угощали кого-то чужими продуктами питания.
Напротив этой пульсирующей парочки восседал Питерский эстет Эдуард Фердинандович. Всем своим видом он выражал презрение к кишкоблудству и пустословию, не понимая – как можно тратить время впустую, когда революционная ситуация требовала активных действий!
Итак, публика была готова вкусить прелестей гламурного конферанса. Непрушко внимательно осмотрел разношёрстную аудиторию и внёс, нужную на его взгляд, ремарку:
-- Ещё один нюанс, и мы начнём… -- и кивнув куда-то в сторону окна, воскликнул – Кац! Входите уже!
Адольф Дартаньянович вошёл в гостиную, как Гай Юлий Цезарь в зал Римского Сената за час до убийства. Возбуждённо осмотрев собравшихся, он уселся на противоположной от Непрушко  стороне стола, словно подсудимый перед коллегией присяжных заседателей.
-- Ну-с, теперь, кажется, все в сборе? – уточнил Вениамин Эрнестович – Надеюсь, больше никого не будет?
Кац утвердительно кивнул головой в ответ. Непрушко набрал в грудь побольше воздуха и начал свою речь:
-- Дорогие друзья, коллеги и… -- он посмотрел на Каца – И всё прочее… -- для пущей уверенности Вениамин Эрнестович поправил бабочку и щёлкнул подтяжкой брюк – Я рад приветствовать вас в этом доме… Пусть даже по спонтанному поводу… Иначе, как я понимаю, в наше время уже и не собраться вместе… Но… Рад… Действительно… Честное слово… Правда… -- мысль ускользала от Непрушко, путаясь в эмоциях и погружаясь в бездну абсурда и растерянности.
Бенефис находился на грани провала. Слушатели напряжённо молчали в ожидании продолжения выступления. Непрушко блуждал взглядом по комнате в поисках подсказки или зацепки для развития текста и ситуации. Ситуация стремительно двигалась к тупику.
На выручку пришёл Селявон Правдолюб:
-- Эх! Сухая ложка и горла дзярэ! За встречу можно и по чарочке! Вот! Белорусский самогон! Угашчайцеся! Нядорага!
Мутная сивуха с ароматами Полесья наполнила стаканы. Вениамин Эрнестович был вынужден констатировать уместность ритуала.
Все выпили охотно и дружно. Розалия протянула Непрушко солёный огурец, Венера – кусок котлеты. Вениамин Эрнестович принял закуски с благодарностью и настороженностью. Настроение заметно улучшилось, но требовало радикальной коррекции.   
Пока наливали по второй, раздалось несколько загадочных фраз. Эдуард Фердинандович горько выдохнул:
-- Эх! Пропили Россию! И всё никак не остановятся!
Леся Незабудка по привычке презентовала новую грудь в алмазном декольте и просто томно простонала.
Розалия Дормидонтовна заботливо прошептала:
-- Вениамин Эрнестович! Вы закусывайте! Нам ещё потом предстоит непростой разговор!
Венера Ксенофондовна добавила:
-- Налегайте на болгарский перец! В нём много витамина «Це»!
Селявон продолжал расхваливать продукцию белорусского сельхоз-прома:
-- Вось…И сальца…И драники… Усё натуральнае… Нядорага…
Адольф Кац хищно пялился на Вениамина Эрнестовича и причитал:
-- Вот так, Непрушко! А ты не верил!
Второй тост был молчаливым и последовал дуплетом, вслед за первым. Третий «За любовь и присутствующих здесь дам!» исходил от самих присутствующих здесь дам и  принят с единогласной покорностью. И вечер-таки заиграл!