Торжества

Самым любимым и ожидаемым праздником на усадьбе Вярьвильских был Новый год. И не потому, что ёлка, Дед мороз  и подарки. Главным праздником с ёлкой, застольем и подарками всё же было Рождество, описанное выше. А потому, что 1-е января отмечали именины главы семейства Василия Андреевича. А именины или День Ангела в те времена – главный семейный праздник.

Давид Васильевич Вярьвильский вспоминает это ежегодное торжество так:
«Новый год у нас, по установленному отцом обычаю, встречали религиозными молениями.

В нашем городе в Кафедральном соборе имелась чтимая старинная икона Казанской Божией Матери, которая считалась благословенным даром царя Алексея Михайловича ко времени образования города Пензы. Религиозные горожане часто брали для моления эту икону к себе в дома, в особенности это практиковалось в большие праздники.
 В канун Нового года и отец устраивал у себя в зале новогодний молебен с этой чтимой иконой, на котором присутствовали кроме членов семьи и многие близкие и родные. После молебна был всегда сервирован чайный стол для духовенства, совершавшего богослужение, и для гостей.

В канун Нового Года, в двенадцать часов ночи шёл торжественный молебен в Кафедральном Соборе. Храм был полностью освещён люстрами, пел хор певчих, храм заслонялся массой горожан, и мы, взрослые дети, обычно с отцом посещали эти молебны.
 
Рано утром вся семья, в том числе и малыши, была на ногах, чтобы встретить нашего именинника – отца, возвращавшегося с ранней обедни. Все гурьбой приветствовали отца, поздравляя его с днём Ангела и с Новым Годом. При этом подносили ему подарки: сёстры дарили своё рукоделие, маленькие говорили заученные стихотворения, взрослые тоже одаривали именинника разными полезными вещами.
Днём же к нам приезжало много визитёров, которые принимались в гостиной мачехой и нами, взрослыми детьми.
 
Отца при этом обыкновенно не было, так как он сам в это время наносил визиты высокопоставленным лицам, начиная с губернатора. Его визиты иногда затягивались на два-три дня праздников. Все приезжающие к нам регистрировались в передней, на блюде лежало много визитных карточек с фамилиями посетителей. Отец всем им отдавал ответные визиты.

Днём у нас всегда был сервирован парадный обед, на котором присутствовали ближайшие наши родные. Вечером же, часов с восьми, начинался приезд гостей на наш традиционный бал.
 
Зал нам освещали зажжёнными свечами в люстре и канделябрах по стене, впоследствии – газовыми лампами; пол натирали воском для танцев; играть на рояле приглашали тапёршу, а иногда бывала и военная музыка.

 В малиновой гостиной был полумрак от шёлковых абажуров стоящих на столиках ламп. Гостиная была затянута большим ковром – там садились наши пожилые дамы, любуясь танцами своих дочерей и сыновей.
 
В столовой к этому часу был накрыт чайный стол с различными печеньями, сладостями, тортами и сладкими пирогами...После чая
накрывался закусочный стол, и гости в течение бала подходили закусывать и выпивать. В то же время в зале и в гостиной на подносах разносились разные сладости, мороженое, фрукты, орехи и прочие угощения.

Около двенадцати часов, когда молодёжь в течение часа рассаживалась вдоль стен зала парами для котильона, в столовой сервировали ужин для взрослых. Тут подавались разнообразные рыбы, жареные птицы и сладкое: мороженое-пломбир, мусс, консоме в чашках с пирожными. Повара особенно красиво устраивали пломбиры, в виде моделей дворцов, с горящим внутри огнём на спирте. Жареную птицу подавали в перьях...
 
В середине бала нередко заглядывали к нам компании ряженых, которые в эту ночь разъезжали по городу. Но мы допускали только лиц, которых знали. Ряженые в различных костюмах, в масках и загримированные включались в наши танцы, но скоро уезжали, и их заменяла какая-либо другая компания; и так за вечер приезжали три–четыре группы.
 
Интересно отметить, что у нас вообще не было связи с нашей дворянской аристократией. Они жили обособленно, но, правда, частенько ездили к Василию Андреевичу (отцу) на его бал в масках. Отец всегда с удовольствием принимал такую компанию, угощал, и они после некоторого пребывания, не снимая масок, уезжали. Но некоторые ряженые – наши знакомые, снимали их и оставались у нас до конца бала. Все мы любили с оживлением рассматривать ряженых, стараясь узнать, кто под масками.
 
Постоянными гостями на этом балу были наши двоюродные братья и сёстры Карповы, Барсуковы, Финогеевы, Фалины, наши новые родственники Кузнецовы, и обязательно – барышни Мартышкины...»

1898–1900 годы

«Мне исполнилось двадцать лет, и к этому времени я получил образование и отбыл воинскую повинность. Второй наш прапорщицкий лагерный сбор должен был состояться только через пять–семь лет. Но в действительности спрятанный свой офицерский мундир пришлось вынимать из шкафа и надевать на себя уже теперь. В этот год происходило политическое осложнение с Китаем. Там вспыхнуло так называемое «Боксёрское восстание». Китайцы не выдержали иноземного нашествия на их государство, и там организовалось военное противодействие против всех иностранцев, в том числе и русских. В распоряжение Сибирских полков было мобилизовано сто офицеров из нашего Казанского округа. В этом числе был и я – получил повестку явиться через пять дней к воинскому начальнику для получения назначения на отправку в Сибирь.

Этот гром грянул в момент только зародившегося у меня любовного переживания. Я в душе уже решил свою судьбу связать с Лизой Мартышкиной, и хотя мы с ней ещё не сказали последнего слова, но этот вопрос у нас был уже предрешён. Это настолько расшатало мои нервы, что, вернувшись после военного вызова на дачу, я в отсутствии свидетелей разревелся в своей комнате, со мной случилась что-то вроде истерики.

Однако через час-два, я оправился и до конца отъезда вёл себя с достойной стойкостью. У нас в городе был хороший военный портной, еврей Фрумсон, к которому я пошел заказать полную офицерскую форму. Форму он мастерски изготовил мне за три дня. Я в молодости обладал довольно статной фигурой. Ко мне шла военная форма и, облачившись в неё, я из штатского человека вновь стал офицером. В течение пяти дней я успел собраться: взял несколько уроков верховой езды у нашего кучера, бывшего кавалериста; по совету родных отговел в церкви и причастился к святым таинствам; в дорогу получил от отца, от служащих своих магазинов и от родных несколько благословенных серебряных иконок с выгравированным именем.
На прощание Лиза привезла мне свою маленькую фотографию с надписью “На память дорогому моему Давиду Васильевичу от его друга Beauty” (я её звал по-английски Бьюти/Beauty) – эта фотографическая карточка до сих пор хранится у меня».
Надо сказать, что на этот раз Давиду Васильевичу участвовать в военных действиях не пришлось. Они стали лагерем в районе Семипалатинска, когда восстание китайских боксеров уже подходило к концу, проводили небольшие военные учения и караулы.
 «Наши вояки вместе с иностранными войсками освободили окружённый боксёрами Пекин, и там начались расправы и грабёж китайских богачей, – вспоминает далее Д. В. Вярвильский. – Я лично всё это время заведовал обозным хозяйством, и мне частенько приходилось выезжать верхом в горы за приобретением сена. Хорошо, что меня кучер подучил ездить в седле…

В первых числах ноября я был уже дома. Радость была большая и для меня, и для отца, и для всех моих братьев и сестёр».

ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2022/01/22/1523

К СОДЕРЖАНИЮ:http://proza.ru/avtor/79379102895&book=11#11