Свадьба

«Как ни желал я избежать пышной свадьбы, заменив её большим свадебным путешествием, отцу неудобно было женить своего сына скромно без гостей и пира – это не соответствовало требованиям нашего общества. Так мои мечты не исполнились, и нам пришлось подчиниться воле отца. До сего времени я жалею, что не настоял на своём. Нам, молодым, уже подготавливали жильё, и моя вторая мечта – жить отдельно от большой нашей семьи тоже не исполнилась.

Отец был такой патриархальный и так любил, чтобы его семья была рядом с ним, что наотрез отказал мне в просьбе о выделении. Дом наш, как говорили в городе, был какой-то резиновый: семья росла, увеличивалась, а следом увеличивалось и число комнат. Прежде не занимаемые комнаты нижнего этажа присоединились и превратились в жильё…

Рядом с нашей гостиной была большая зала Мишиной (брата) половины. В дальних комнатах жила семья Миши и его жены Марии Фёдоровны, у них к этому времени были дети: Соня, Дося и Вася, кажется, уже родилась Шура.

Мы с Лизой красиво меблировали свои комнаты: спальня у нас была выкрашена в розоватый цвет, были куплены две широкие чёрные гнутые венские кровати, был зеркальный шкаф, туалет и розовый фонарь на потолке; гостиная была тёмно-зелёная с мягкой будуарной мебелью и письменным столом, на стенах были фотографии, картины, разные украшения и цветы; пол был застелен ковром на всю комнату; на окнах были драпировки и тюль. Всё это новенькое, и я даже сейчас помню, как хорошо пахало в наших комнатах…

Ко дню свадьбы постели и все Лизины вещи уже были перевезены к нам и убраны в шкаф, сундуки и туалеты. Наши с Лизой комнаты блистали новизной с пышными кружевными убранствами…

Одним словом, было прекрасное гнёздышко для нас – двух любящих сердец.
В день свадьбы весь наш дом превратился в большой ресторан, все комнаты в верхнем этаже были предоставлены для приёма гостей, и только в нижних комнатах, где ютились маленькие дети, оставалось без изменений...»

*
«…День нашей свадьбы я помню с самыми мельчайшими подробностями, вот как врезался в память этот момент моей жизни. Какой был восторг, радость, какое счастье обуревало нас с Лизой, когда мы с ней в карете возвращались из церкви после венчания к себе в дом, какой шумный, восторженный, шикарный был наш свадебный бал!
 
Счастье грезилось нам вечным, но в действительности столько на пути совершилось у нас жизненных волнений, страданий, страхов!
 И какой ужасный контраст произошёл между первыми годами нашей семейной жизни и позднейшим периодом!
И насколько пышна была наша свадьба, настолько же печальна и мрачна была 43-ая годовщина нашего брака, когда в опечаленной бедной обстановке померла моя любимая подруга жизни, и так далеко похоронена (в Казахстане), что я не могу даже посетить её могилу…»

 *
«Венчание состоялось в Спасском кафедральном соборе. После чего, обняв друг друга, в непрерывном поцелуе мы скоро подъехали к нашему дому...
 
Все гости нас встречали с музыкой военного оркестра в передней. Когда мы по лестнице входили в зал, нас, по обычаю, осыпали хмелем. У дверей обе родительские пары: мой отец с мачехой и Иван Егорович с Елизаветой Петровной встретили нас с хлебом и солью, благословили иконами и расцеловали с поздравлением.
 
Мы торжественно прошли мимо заполонивших большую залу гостей и у дивана в гостиной принимали поздравления с бокалами шампанского вина, которое разносили лакеи на больших подносах... Когда съезд гостей уже приходил к концу, оркестр заиграл вальс, и мы с Лизой первой парой открыли наши свадебные танцы в верхней зале. Внизу же, в Мишиной половине, зал предназначался для отдыха от танцев. Все гости с любопытством рассматривали комнаты молодых, куда, наконец, и мы вошли с Лизой уже мужем и женой.

Бал наш затянулся надолго, молодёжь танцевала, пожилые дамы через дверь гостиной любовались, как танцевали их дочки, а старички засели во внутренних комнатах за карты. В столовой после чайного стола сервирован был закусочный стол, а по залам и другим комнатам лакеи разносили на подносах разные сладости, фрукты и мороженое.

Часа в три ночи танцы закончились, и во всех парадных комнатах внесли раскладные столы и стали сервировать ужин. В зале в центре трёх столов, поставленных покоем (П), сидели мы с Лизой и рядом с нами – наши родители. Перед каждым кувертом лежали карточки с золотым вензелем наших имён, на которых, с одной стороны было напечатано меню, а на другой – программа исполняемых оркестром во время ужина пьес.
 
Первый тост перед вторым блюдом (рыба) произнёс мой шафер за здоровье нас, молодых, а следом за этим шли тосты за родителей, наших шаферов и всех гостей.

Уже на рассвете ужин закончился, и гости начали разъезжаться. Молодёжь ещё немного потанцевала. Комнаты наши пустели, всех гостей мы c Лизой провожали лично и благодарили за посещение нашего бракосочетания.

Когда почти все поразъехались, я помню, как мы с Лизой, глядя в окно зала, любовались утренней зарёй и восходом солнца. Последней мы провожали Лизину маму Елизавету Петровну, которая со слезами на глазах расставалась со своей старшей дочкой. У Лизы глаза тоже были мокрые, но она была радостная. Мы расцеловались с отцом, мачехой и своими братьями и сёстрами.

Мачеха предложила Лизе проводить её в спальню и помочь раздеться, это кажется, тоже входило в свадебный обычай, но, к моему удовольствию, Лиза сказала: “Нет, благодарю Вас, меня разденет сам Додя!” Кажется, старикам это не понравилось, но я был рад такому ответу Лизы, так как он свидетельствовал о том, насколько близко мы уже свыклись и сдружились с моей молодой женой. Она доверчиво и без страха осталась наедине со мной.

Утром, вернее уже днём, мы быстро оделись и вошли в столовую, где собрались за чайным столом наши приезжие гости. Второй день свадьбы обыкновенно праздновался обедом с приглашением наиболее близких родных и знакомых.

На третий день мы с Лизой вместе со стариками и братьями проводили на станцию к поезду уезжавшего нашего милого шафера – моего закадычного друга и приятеля Колю Кандырина. Я так был рад, что он приехал к нам на торжество всей своей семьёй. Этим же днём мы проводили и других гостей, приезжавших к нам на свадьбу.
 
Ну а дальше пошли наши будничные дни, я приступил к работе в конторе… но они для нас с Лизой долго ещё были как праздничные… В первое же воскресенье после нашего бала мы с молодой женой в нашей открытой коляске, запряженной парой лошадей, весь день посвятили визитам к родным и знакомым, посетившим нашу свадьбу.

 Мы были в парадных костюмах: я – во фраке, а она в великолепном шёлковом платье розового оттенка с шёлковой накидкой «сорти де бал» и в шляпе с перьями.
 
Эта поездка было довольно утомительна, хотя мы в каждом доме не засиживались: нас всюду ожидали, угощали вином, фруктами и шоколадом – таков был этот обычай.

За последние четыре месяца мы с Лизой так сдружились, привыкли друг к другу, что переход от холостой к супружеской жизни совершился очень легко. Я предавал большое значение удлинению периода жениховства, благодаря чему, как я считал, для женщин исключается та естественная боязнь и трепет остаться наедине с пока ещё чужим человеком. Я был в этом убеждён, помня трагедию молодой женщины, оставшейся в первую ночь после свадьбы наедине с мужем в романе “Жизнь” у Ги Де Мопассана. Первый месяц, как говориться, «медовый», мы с Лизой прожили как брат с сестрой. Это очень не нравилось нашим мамашам, которые волновались за необычный наш союз, но мы совершенно сознательно это соблюдали».

*
«Только почти через месяц, то есть 23 мая, мы вкусили супружеское наслаждение, и ровно через девять месяцев – 23 февраля 1902 г. у нас родилась первая наша дочка Софочка.
 
Лиза понемногу привыкала к новой жизни и начала помогать в нашем общем хозяйстве. Сначала она немного смущалась и побаивалась нашей патриархальной жизни, в особенности в отношении моего отца – он действительно был очень серьёзный и требовательный человек, все дети наши его боялись. Но, тем не менее, он очень всех любил, и к Лизе относился также сердечно, и даже ласково, пожалуй, даже лучше, чем к старшей невестке – жене брата Миши Марии Фёдоровне. Мачеха тоже хорошо относилась к Лизе.

К нам с Лизой часто приезжала Елизавета Петровна. Она всегда была мила и добра ко мне, и из чувства моего к ней уважения и любви, я начал её называть «мамой». Другое дело – отец Лизы, Иван Егорович. Он был довольно сухой человек, и с ним у нас не наладилось родственных чувств – он для меня остался хорошим знакомым, и более ничего.

Вскоре вся наша семья выехала на лето на дачу, а мы с Лизой остались в городе, хотя часто навещали своих. Если нам не удалось зажить отдельным хозяйством, то это временное наше с ней уединение в течение всего лета нам нравилось. Мы ещё были в угаре нашего счастья и долго не могли насладиться близким сожительством…
 Ну, а потом, мало-помалу мы пришли в себя, и у нас началась та дружеская и любовная жизнь с моей Лизой, которая продлилась сорок три года».

ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2022/01/22/1536

К СОДЕРЖАНИЮ: http://proza.ru/avtor/79379102895&book=11#11