Русско-Японская война

«В конце 1903 г. на горизонте Дальнего Востока начали сгущаться грозные тучи. После китайской боксёрской эпопеи великие державы, в том числе и наша Россия, захватив китайскую столицу Пекин и разграбив её ценности, постепенно начали присваивать целые территории китайской империи, где устраивали военные базы с выходом на моря и океаны.

Россия, на условии 99-ти летней аренды, захватила Манчжурию и соорудила на китайском море сильную крепость Порт-Артур и торговый порт в г. Дальнем.

Немцы на противоположной стороне моря захватили и устроили крепость в Цин-Дао, англичане – в Вей-Хай-Вее. Последнее время Россия затеяла и большую лесную концессию на р. Яву в Корее. Вся эта экспансия очень не нравилась новой великой державе Дальнего Востока Японии. Она заявила свою претензию на Китайские и Корейские богатства, мотивируя это острой нуждой в приобретении земель для своего народа, который не умещался на японских островах. На этой почве разгорелся острый спор между Россией и Японией.
 
Сам русский народ был далёк от желания захвата новых земель, и в широких слоях общества осуждалась политика правительства. Но в концессиях были заинтересованы группы финансовых «дельцов» – лиц, близко стоящих к придворным сферам и царскому двору с князьями и графами».

1904 год

«В результате этих событий, в январе 1904 года совершенно неожиданно, как гром при ясном небе, японский флот ворвался в нашу крепость ПортАртур и подорвал несколько стоявших там военных броненосцев. Насколько это было неожиданно, можно заключить из того, что наши военные генералы и офицеры в ночь японского набега мирно развлекались на одном из балов, а на корабле оставалось лишь небольшое офицерское дежурство.

Мы все были ошеломлены, когда узнали из утренних газетных телеграмм, что Япония без объявления войны одним наскоком ополовинила наши морские силы на Дальнем Востоке. Так началась эта ужасно-несчастная Японская война...

Дела на фронте протекали плохо, Японцы нас били, и наши войска под их натиском, будучи совершенно не знакомы с местными условиями, всё время отступали. Наш Казанский военный округ был мобилизован летом 1904 г.
 В июле месяце мы с младшим братом Борисом, только что окончившим воинскую повинность и произведённым в прапорщики запаса, получили вызов в армию, с назначением в запасную 71-ю дивизию, формируемую в Пензе. Срок явки был назначен пять дней, и мы с Борисом скорее побежали к нашему военному портному Фрумсону заказать офицерское обмундирование.

Этот вторичный вызов в армию лично на меня меньше подействовал, чем в 1900 году. Однако он вызвал большое волнение моей семьи. Лиза и я тяжело переживали предстоящую разлуку.

Тяжело переносил наш вызов и отец. Он, так любивший присутствие около себя своих сыновей, сразу лишался двоих. Но Василий Андреевич был патриот своего отечества, поэтому считал долгом подчиниться указам правительства и не считал добросовестным аннулировать наши вызовы. Такого взгляда были и мы с Борисом, хотя идея и цель этой войны для нас была довольно мутная: куда-то надо далеко ехать, чего-то защищать, а для чего? Что, у нас земли, что ли мало, или кто-либо нас  обижал?
Ну, так или иначе, мы готовились опять быть офицерами вопреки нашему желанию. На другой день после вызова к нам явился портной Фрумсон, который какими-то судьбами уже узнал, что наше назначения с Борисом в военных сферах изменены, и что надо шить мундир не по форме 71-й дивизии, а по форме 78-й дивизии, о чем, вероятно, нам скоро сообщат секретными повестками.
 
Через несколько часов, действительно, я получил повестку от воинского начальника, в которой сообщалось, что я назначен в 78-ю дивизию, в 311-й Челябинский полк, который формируется в Уфе. Следовательно, через пять дней я должен буду уже туда выехать.

Такое неожиданное изменение моего назначения и необходимость немедленного выезда из Пензы нас всех всполошила. Мой братец Борис предложил вместе отправиться к воинскому начальнику и просить назначить в Уфу вместо меня его, Бориса, поскольку ему, как холостому, легче сейчас же выехать из Пензы.
 
Но мне почему-то не хотелось вмешиваться в судьбу. Я вообще придерживался правила подчиняться тому, что не по моей воле делается. Ведь часто бывает так, что хочется сделать лучше, а на деле выходит – в ущерб же тебе самому. Поэтому я отказался хлопотать об оставлении меня в 71-й дивизии. В эти пять дней я успел собраться и обмундироваться, мы решили оставить свою дочку с няней на попечение бабушек, а в Уфу поехать вдвоём с Лизой...
 
А устроившись в Уфе на постоянной квартире, мы вернулись за нашей девочкой. Я отпросился у командира полка на несколько дней, чтобы перевезти свою семью из Пензы. Он был так любезен, что дал мне кратковременный отпуск, и мы с Лизой поехали в Пензу. Там пробыли два дня и, собравшись со своей малышкой, которой было два года, и с няней, все четверо погрузились в поезд. Вся наша и Мартышкинская семья провожали нас на вокзале.

Софочке сшили дорожный костюм с сумкой через плечо, и она пустилась с нами в первое своё путешествие. Была хорошая, ясная летняя погода, поезд отправлялся со станции днём. Мы взяли себе купе во втором классе и застелили диваны своими простынями, так как боялись заразы...»

Прослужив некоторое время в Уфе, Давид Васильевич Вярьвильский назначается батальонным адъютантом, и семья переезжает в Екатеринбург. «Как я раньше писал, – вспоминает Давыд Васильевич далее, – мой младший брат Борис попал по мобилизации в 71-ю дивизию, сформированную в нашем городе Пензе. Эта дивизия, однако, долго в городе не продержалась, и осенью 1904 г. её полностью перебросили на Дальний Восток.
 
Борис по дороге к себе заехал к нам проститься в Екатеринбург, где как раз гостила у нас из Перми наша сестра Клавдия Васильевна. Это свидание с Борисом было последним. Мы в память её снялись в фотографии, и у меня хранится эта карточка, где запечатлены мы, оба брата, в офицерской форме: я в белом кителе, а Боря в походном кителе защитного цвета. Борис, как бы предчувствуя свою трагедию, любовно обнял меня...

На фронте Борису не везло, он попал сначала в дивизионный обоз, что могло бы сохранить его в войне. Но он возмутился своим начальством за их пьянство и мошенничество по отношению к окружающим кадровым офицерам. И потому лично упросил командующего дивизиона перевести его в строевую часть.
 
Его назначили в Оровайский полк. Он славно провёл Ляоянский бой, и за отличие получил орден Станислава с мечами. Однако, в следующем – Мукденском сражении, во время атаки получил две сквозные пули из пулемёта в живот, и через несколько дней скончался в Мукденском лазарете. Схоронен в братской могиле.
 
О его последних страданиях написала отцу та сестра милосердия, на руках которой он умер. Эта весть страшно огорчила нас всех и в особенности старика отца, который до самой своей вскоре последовавшей смерти не мог утешиться. Борис с пути на Дальний Восток и впоследствии с фронта присылал в семью очень интересные письма, где описывал печальные страницы этой бесцельной и самой непопулярной японской войны.

Армия не понимала её целей, и только после ряда поражений сказался стимул вести войну, чтобы отомстить. Но и это не удалось нашим славным бойцам, не смотря на большие жертвы людей, которые храбро шли и умирали на полях сражений».


ПРИЛОЖЕНИЕ:

Последнее фото братьев Вярьвильских. 1905г.


ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2022/01/22/1546

К СОДЕРЖАНИЮ: http://proza.ru/avtor/79379102895&book=11#11