Чёрная вдова

В маленьком городке на окраине империи, чуть южнее Петербурга, замечательным июльским утром, в просторном купеческом доме Аристарха Владимировича Чернова, задорно топали с десяток пар ног. Это бегали друг за другом кругами, сметая всё на своём пути, счастливые дети купца Чернова и его молодой двадцатишестилетней жены Антонины Марковны. В доме царили мир и благополучие: все девятеро детей купеческой семьи исправно плотно обедали, одевались по погоде, были опрятны и находили себе каждый любимое занятие.
Антонина Марковна мужа своего не любила, относясь к нему пренебрежительно, немного снисходительно, но по-доброму, даже считая его вроде вечно брюзжащего старшего брата. Её выдали за нелюбимого человека, едва ей исполнилось пятнадцать лет, сославшись на несметные богатства, ожидающие её в будущем, влюбчивость и внешнюю красоту жениха. Действительно, Аристарх Владимирович был красив собою, высок, черноглаз и также молод, может, всего на пару лет старше невесты, но завоевать ему этим её сердце так и не удалось. В детях оба родителя не чаяли души, размножаясь, как какие-нибудь кролики или насекомые, что откладывают тысячи яиц, дабы удовлетворить желания своих семей.  Жили они как все и тем и были счастливы.
Равнодушный женою муж семейства каждый день, возглавляя стол, произносил молитвы, после чего спешно уносил ноги из дому, чтобы только заработать денег и накормить каждую душу. А одинокая мать семейства по обычаю подходила каждое утро в уединённой комнате к окну и садилась в любимое кресло, за долгие годы ставшее как её троном, так и жёрдочкой в клетке особняка, за свою прялку и брала в руки веретено. Здесь она занималась делом всей её жизни, продолжая семейную старинную традицию. Матушка Антонины Марковны, называвшая её ласково «Тоня» передала той в приданое гобелен, который сама продолжала ткать по указу своей матери. Подобно всем женщинам семьи, девушка вложила в это занятие всю свою душу, как только поняла свою судьбу на смотринах. На роскошном гобелене были изображены двое по-настоящему влюблённых шекспировских персонажа, бегущие друг к другу подле замка, между озером и закатом. Так и проводила, окутанная нитями среди разбросанных тканей, словно колдующая над заклятием ведьма, увлечённая молодая дева все дни напролёт. Друзей и подруг у ней не было, вот и пряла она всю свою жизнь.
И вот, обозначенным утром, когда Аристарх Владимирович уже унёсся прочь, а младшие Черновы снова отправились познавать мир, молодая домохозяйка медленно и неуверенно ступала в свою комнату, словно на работу в поле. Она вроде как любила работать руками, её изящные, белые, тонкие, как и сама она, ручки ловко управлялись с кропотливой работой.
Дверь противно скрипнула, закрывшись. Девушка, тяжело вздыхая, медленно подходила к своему креслу. Неожиданно, когда она обыкновенно бросала взгляд на принадлежности, её внимание привлекла странная движущаяся по гобелену чёрная точка. Непроизвольно она вскрикнула «Ой!» и боязливо попятилась. Это был паук, сидящий на разложенном гобелене. И хотя хозяйка не боялась пауков, почему-то в этот раз приближаться она остереглась. Паук был достаточно большим, с ноготь, и вызывал некоторую тревогу, но вместе с тем и интерес. Он перемещался куда-то вбок, словно прыгая с прялки вниз. По-видимому, это была самка, потому как в природе самка побольше самца. За одну лишь ночь ей удалось освоиться в целом доме, подняться на второй этаж, найти излюбленный угол человека и свить на этом месте большую, красивую, блестящую на утреннем солнце паутину, тянущуюся от прялки до самого подоконника, между которыми было около чуть больше аршина пространства. Девушка аккуратно подступилась, заглянула за рабочее место и присела в своё кресло, не сводя глаз с паучихи. Членистоногое активно перемещалось от центра к периферии и обратно, тщательно прибираясь в своём местном хаосе, завораживая столь занятым хозяйственным поведением. Тоня наблюдала за паучихой, изучала её интересные повадки и пыталась вникнуть в суть забот. Колесо и ремень нельзя было вращать сегодня, потому что тогда вся паутина, которую так старательно плела паучиха, порвалась бы. Снимать её девушка также не хотела, рискуя отправить долгие труды в помои. Тоня, ещё немного посидев, принялась раздумывать, чем же заняться в этот день, не отводя ни на долю секунд глаз от чёрной точки. Детей было не видать, муж прилежно оставил её в гордом одиночестве, а паучиха забрала последнее более или менее интересное человеческое занятие. Впервые за десять лет девушка не работала веретеном.
За окном наступил чудесный июльский полдень, яркое солнце светило из-за деревьев, отбрасывая длинные тени, кружащиеся по траве в вальсе с играющими соседскими котами. Свежий запах травы и листьев проникал в дом через открытые окна. Слабый ветерок огибал деревья и заглядывал в сени.
Переодевшись в любимое платье цвета кофе с чёрными вставками, и надев новую, подаренную недавно, красную шляпку, Тоня решилась немного прогуляться по округе, которую почти не знала. Бричку не изволила, а потому пошла самостоятельно. Путь от дома до рынка и через речку с обратной стороны никогда не был полной жизни дорогой, так что взгляд прямиком из дома бросила она сразу в неизвестность. Несмотря на размер городка, незнакомых ей мест в округе было много – она постоянно находилась в доме, окружённая детьми и пряжей, не употребляла спиртных напитков, потому как постоянно носила под сердцем очередного из рода Черновых, не находилась в окружении светских леди на балах и не разбиралась в модных местах для посещения приличной барышней.
Дом купца Чернова находился не в городском центре, а поодаль, в конце одной из центральных улиц. Тоня шла по ней медленно, словно тень, кроткая и как будто поникшая, но вскоре такой темп наскучил ей и она, улыбнувшись приключениям, сначала ускоряла шаги, а затем и вовсе резво помчалась в центр, точно та самая паучиха на паутинке. Она рассматривала всю округу, весело размахивала руками и приветствовала всех прохожих. Так, она и пробежалась и прогулялась кругами, по площади, смотря на птиц и высматривая интересной наружности мужчин, странными действиями привлекая к себе внимание. Люди на улицах узнавали её, но в ответ  не приветствовали. За нею закрепилась слава эдакой легкомысленной дурнушки, что распустила детей и совсем за ними не следит. И теперь она укрепилась бы, когда народ увидел, какое место избрала купчая жена для своего посещения.
Девушка вошла в трактир, с виду приличный, но только с виду. Извращённый сладковато-пряный запах и никчёмный вид внутренних убранств её не оттолкнули, наоборот – она с живостью и почти забытым ныне весельем уселась за стол и начала заказывать разнообразные блюда.
- Буженины батман, ухи полную плошку, пряников да пирожков с капустой побольше, с дюжину, и большущий штоф медовухи неси! – кричала она непотребно громко на всё заведение и безумно улыбалась окружающим её людям. Лакей удалился. Тоня обычно не уподоблялась такому количеству еды. В её тощее тельце, несмотря на количество произведённых отпрысков, не помещалось обычно больше полугривенка бефстроганова, половинки пирожка и стакана чая. Но тут на девушку внезапно набросился апокалиптический голод.
Когда, наконец, принесли ей одной такое количество еды, в изумлении и ожидании замер весь трактир. Конечно, еда была здесь не первой свежести и от неё несло тухлятиной, особенно от рыбы, а буженина показалась странноватой. Все блудницы, шулеры, простаки, бродяги и редкие честные мещане заворожённо смотрели за ней. Тоня закрепила тем вечером за собой славу легкомысленной дурочки, да теперь ещё и с причудами, точно умалишённая. Она жадно набросилась сразу на всё, что подали на стол. За четверть часа она уничтожила подчистую каждую ёмкость. Затем она встала, улыбаясь и оглядываясь, будто совершенно не объевшись, небрежно бросила на стол девять рублей, что было намного больше положенного, и вышла вон, крикнув:
- Я буду рекомендовать это заведение!
Когда она выходила, вся улица уже говорила о том, какая она ненасытная и безумная. Женщины перешёптывались, а Тоне совершенно не было до этого дела. Она уже ловила бричку.
Бричка вскоре прикатила к дому, девушка сошла и представительно направилась внутрь. Уже были сумерки, солнце садилось, но дети её всё бегали где-то по городу. К этому времени уже возвращался домой Аристарх Владимирович, голодный и воодушевлённый на ужин в кругу семьи, а сама Тоня в это время обычно приветливо помогала кухарке. Неожиданное отсутствие и жены и ужина расстроило и озадачило главу семьи. Он искал по всему дому свою любимую жену, но обойдя многочисленные комнаты, не нашёл. Лакею было приказано искать сударыню Чернову по всей округе, поднимая на уши всех соседей, а няне - немедленно прислать всех детей домой к ужину. Поиски длились ещё только с десять минут, а Аристарх Владимирович расстроенно сидел в кресле в комнате жены и рассматривал вытканный рисунок, перекатывая колесо и бережно поджигая свечи позади, иногда роняя скупую мужскую слезу. Он не видел ничего нового или необычного, совсем не понимал, чего в этой комнате переменилось, что заставило её пропасть. Как вдруг, в свою пряльную размеренно, но твёрдо и уверенно вошла довольная хозяйка.
– Тоня! – Обернулся он. – Ты нашлась! Отчего тебе, дурёхе, не сиделось на месте! Переволновались и слуги и я! – Он вскочил, подбежал к жене, и, обняв её, начал было отчитывать. – Ты должна была быть дома! Я не находил себе места! – Уже отходя от неё, отвернувшись и хватаясь за голову, мужчина прислонился к стене. – Не приготовили ни ужина, ни кроватей, напугали до смерти… – Медленными шагами, не проронив ни слова, Тоня подступалась к своему креслу, и бесшумно взяв веретено, подняла голову на мужа, который всё продолжал. – Ну, дурёха! Сейчас ещё детей приведут, чем кормить будешь своих непосед? Эээххх…  – девушка смотрела ему в спину стеклянными глазами, совсем не жалея о будущем и не думая о том, что сейчас совершит.
По паутине, сплетённой накануне, вниз пробежала новая знакомая, покидая гобелен и усаживаясь, будто в первый ряд. Девушка подошла к мужу сзади и воткнула веретено тому в шею слева. Аристарх Владимирович резко замолчал, медленно повернулся к ней лицом, и, бросив на жену удивлённый взгляд, упал замертво, истекая кровью.
Антонина Марковна, довольная и счастливая, усаживалась за колесо и бросала на пол веретено. Её, наконец, совершенно ничего не волновало, она преисполнилась благодатью. Теперь она могла спокойно наблюдать за своей новой подругой, игнорируя такое скучное занятие, как ткацкое мастерство. Женщина уютно разместилась на кресле и проводила взглядом до центра паутины свою компаньонку.
На всей территории Российской империи от западных границ с Австро-Венгрией и до южных морей Персии никогда не водились чёрные вдовы.