Глава 2 отрывок

Наступил сентябрь. Крылья главного здания дворца Разумовского, обрамленные колоннадой из коринфских колонн и фронтоном из гиганского окна-ока и ступенчатым аттиком, готовились принять под свою сень новоиспеченных студентов среди которых оказался и я. Садовый фасад с высокой каменной оградой и изгибающейся дугой, обнимал темные воды реки Мойки, лижущие гранитные оковы набережной и стремящиеся всякий раз разорвать сковывающие его цепи, чтобы излить всю свою ярость на фасады ограды. Лабиринт из переходов арок, петляющие среди высочайших лип и дубов и перетекающие из одной открытой площадки перед корпусами зданий к другой, поражал своим размахом и монументальностью. С противоположной стороны реки это ощущение только усиливалось за счет чугунного обрамления Красного и Зеленого мостов, дополняющих общий ансамбль и похожим на взмах крыльев огромного альбатроса, готового в любой момент воспарить в серое, питерское небо               
Первый день занятий. Волнующие ощущение. С огромным удовольствием окунулся в этот дивный мир академических знаний. О, новый, чудный мир! Я глотал все новое с жадностью оголодавшего, требуя все новых и новых порций гранита науки. Мои преподаватели были,  наверное,  последним осколком советской профессуры, сохранившимся после распада страны и в силу может быть возраста, а может личных обстоятельств, не покинувшие страну в начале крушения империи. Одна из них сгорбленная старушка сразу заслужившая среди студентов прозвище « бабушка божий одуванчик» медленно прохаживалась между партами и увлеченно повествуя о простейших или плоских червях в духе лучших рассказов Джеральда Дарелла или Виталия Бианки. Другая строгая и высокомерная «химичка» монотонно повествующая о химических связях или свойствах оксидов на лекциях, во время практических занятий совершенно преобразовывалась. Манипулируя колбами и пробирками, она высекала огонь из вещества,  своим опытным глазом переливала растворы и жонглировала тигелем, при этом успевая подойти к каждому, кто нуждался в ее помощи и одаривая всех лучезарной улыбкой.   Мне казалось это самым лучшим временем в моей жизни. День летел за днем. Наполненная радостями новых знакомств, удивительных знаний, возбуждающего воодушевления жизнь захлебнула меня. Я был похож на большинство моих однокурсников: радовался молодости, массе возможностей, которые, казалось, возникали прямо из воздуха, но когда я погружался в учебу меня ничто более не увлекало. Проводя с утра до вечера, то на кафедре ботаники, то в лаборатории органического синтеза порой мне в голову не приходило, что надо сделать перерыв на обед или вместе с шумной компанией моих новых знакомых после лекций отправиться в ближайший бар. Преподаватели видя мою такую порой маниакальную тягу к учебе позволяли засиживаться в кабинетах до поздна, а университетсткий библиотекарь знала меня по имени и всегда приветливо кивала, стоило мне только переступить порог читального зала. Мне казалось я сам себе напоминаю фанатика, поставившего цель собрать самую обширную коллекцию знаний в своей голове.
Наша группа представляла собой пеструю ткань, сотканную из лоскутов  совершенно разных и непохожих характеров и судеб. С ними я чувствовал себя свободно и легко. Может это свойство юности воспринимать окружающих с совершенной непринужденностью и без какой-либо предвзятости. Может я, будучи воспитан в атмосфере абсолютного доверия , считал всех их своими добрыми приятелями, не зная, сколько алчности, злобы и зависти может порой таиться за улыбками и приветливыми взглядами. Все это откроется мне позднее, и я всякий раз вспоминал ту наивность и открытость, с которой встречал новых людей и с какой легкостью называл их своими друзьями даже не подозревая, что двуличность рода человеческого порой безгранична и может ранить намного глубже, чем любая неудача или роковое стечение обстоятельств. Тогда же я радушно принимал каждое знакомство. Погружался с головой в новые отношения.
Именно среди них я встретил ее. Первоначально она совершенно, не произвела на меня впечатления. Долговязая, с длинной русой косой девушка, с не правильными чертами лица легко терялась в толпе и скорее вызывающая на первый взгляд отталкивающее впечатление. По-крайней мере красавицей ее назвать было сложно. Насколько же это не сочеталось с тембром ее певучего голоса, мелодичностью каждого произнесенного слова. Я даже не придал этому сначала значения. В голове возникло лишь ощущение какого-то диссонанса между ее внешностью и манерой разговора. Она всякий раз находясь в компании что-то быстро щебетала, сопровождая свои высказывания легкой улыбкой. Я был удивлен, что никогда не видел ее хмурой или опечаленной. Заряжая всех вокруг своим неподдельным оптимизмом, она быстро  завоевала популярность в нашей группе. Вокруг нее все время толпились ребята, обсуждая последние новости или просто мило болтали о пустяках. Даже тогда я и подумать не мог, что эта девушка может вызвать во мне тот шквал эмоций, который совсем скоро закружила меня в своем бурном потоке. Летом весь наш курс выехал на полевую практику в поселок Вырица, где находилась биологическая станция университета. К тому времени, мы настолько сдружились, что, когда заселяясь в бараки, в которых нам предстояло жить, вся наша группа дружно решила занять самую большую комнату с двухярусными кроватями и разместится в ней всем вместе.
Начались будни студенческой практики. С раннего утра мы уходили в поле и постигали азы почвоведения, геологии, ботаники и зоологии. Все дни напролёт, шагая по тропам, проложенным не одним поколением первокурсников до нас или бегая с сочками за неуловимыми насекомыми, чем вызывали улыбки на лицах местных жителей посёлка, напоминали сами себе первооткрывателей тайн природы, которые на заре становления науки, больше были похожи на сумасшедших Хемулей или Дуремаров. Вечером, собравшись все вместе в нашей огромной, просторной комнате-жилище, обсуждая за чашечкой горячего чая со сладостями события прошедшего дня и делясь впечатлениями, мы все больше узнавали друг друга. Кто-то, как оказалось, был увлечён живописью,  кто-то с упоением мог пересказывать до бесконечности фильмы Хичкока, кому-то были близки песни под гитару. Вообще большинство из нас очень любило петь. Частенько, уходя вечером за границы биостанции, мы разводили костёр и голосили о " безысходности", навеенной текстами Сплинов или о " едином дыхании" Наутилусов. Вокруг же безумствовали летние, тёплые, июльские ночи. С неутомимой энергией всего живого,  с мириадами звуков, окутывающих мягким покрывалом. В одну из таких ночей , мы остались дежурить с Ольгой возле метеорологических приборов, замеряя суточную температуру и влажность воздуха для отчёта по почвоведенью. Холодный сумрак ночи опустил свои крылья на наши фигуры, превратив их в тени, окутанные шлейфом тумана с реки. Лишь догорающие угольки костра, время от времени вспыхивающие слабыми языками пламени, выхватывали из темноты надвигающейся ночи черты наших лиц. Ольга, одевшаяся явно не для ночного бдения,  в лёгком сарафане, сжалась от холода над угасающим пепелищем.  Я, видя, как волны дрожи пробегают одна за другой по её голым коленям, набросив на её плечи свитер, отправился по берегу реки в поисках дров для костра. Вернувшись, я обнаружил Ольгу, плотно закутанную в мою одежду и прикорнувший практически у самого края костра на заранее расстеленном пледе. Подбросив собранный хворост, аккуратно подул на уже почерневшие, и казалось остывшие головешки. В воздух взвилась мошкара пепла, а угольки едва окрасились румянцем. Оля, с спросонья, отмахнулась от едкого дыма, повалившего из костра, размазав по лицу пепел, покрывающий все вокруг серой пеленой. Несколько неровных линий покрыли её лоб и щеки. В её зеркальных от сна глазах вспыхнули игривые языки разгоревшегося пламени. Только сейчас я увидел насколько красивы и глубоки её глаза. То, что до этого казалось мне нескладным и угловатым в выражении её лица, стало таким невинным и озорным. Похожая на индейца с раскрашенным гримом лицом, она, упершись подбородком в колени, будто младенец протянула ко мне свои руки. Её ладони,  озябшие от холода, покрывали мелкие пупырышки гусиной кожи, и были такими миниатюрными, что легко поместились в моих. Я начал массировать её  пальцы и пытался отогреть своим тёплым дыханием. Она, будто съежившийся на морозе воробушек, продвинулись ко мне, сильно вжавшись в меня и продолжала преданно смотреть на меня пылающими переливами пламени глазами. Так мы и просидели все ночное дежурство, не отрываясь друг от друга. Я гладил её русые волосы, вдыхал их наполненный запахом луговых цветов аромат, а она время от времени вздрагивала и ещё больше зарывалась в тепло моей куртки. Утром, уставшие от ночного бдения, вернувшись в наш корпус, она сняла свитер и как будто внезначай приблизила свои губы к моему лицу. Вот так, подумал тогда я , из совершенно нелепых деталей рождается между людьми то самое прекрасное, что делает их единым целым, сплетает их, как корни огромного дерева в общую сеть. Кто знает не будь этой ночи, сложились этим кусочки пазла под названием я и ты в единую узор с именем "мы". Может такие мелочи кирпичиками слагают стену наших биографий, нашего движения в круги жизни.
Все время проводя вместе, каждый из нас не мог насытиться присутствием другого. Она веселила меня своими рассказами, а я баловал её в мелочах, принося полевые цветы, когда она ещё нежилась в постели или находи уединенные, девственные места, наполненные молчаливой,  суровой красотой северных чащоб, по вечерам украв её из шумной компании подруг, брал за руку и отводил под магический сумрак вековых елей, наполненный запахом хвои и прелой листвы. Казалось, что это счастье не закончиться никогда.
Июльские душные дни начали сменяться августовскими проливными дождями. Все реже солнечные лучи пробивали многослойность серого пирога низкого свинцового неба. Ночная темнота с каждым днем все раньше и раньше расстилала свой покров над биостанцией и  неохотно, ворчливо, задувая в щели жилищ, прохладой медленно снимала его по утрам, окрашивая их молочным цветом с силуэтами чёрных пятен облаков. Пришло время окончания полевой практики. Вереница однокурсников растянулась от ворот биостанции до перрона электрички, которая порциями глотала их возвращая к родным и семьям. Деревянные скамейки неуютно принимали в свои объятья натруженные спины дачников. Студенты, шумной, неугомонной толпой вливались потоками в раскрытии пасти вагонов, разрывая молчаливость, царившую внутри, своим щебетанием и нескончаемой болтовней. Наша группа, втиснувшись в переполненную электричку, разместилась в тамбуре. В приподнятом настроении, мы весело распевали песни. Пожилого вида мужчина, все время хмуро оценивающий нас взглядом, долго сопел и недовольно бормотал что-то себе под нос. Минут через пятнадцать, он громко откашлялся,  привлекая наше внимание и произнес:
- Вот же молодежь,  ничего нет в вас святого.
Мы недоумевающе посмотрели на него
-В стране траур,  а вы веселитесь будто бы ничего и не произошло.Только тогда от него мы узнали,  что в России объявлены дни скорби по погибшим морякам подлодки Курск. Находясь в полной информационной блокаде во время практики, где не было даже радио, каждый из нас и представить не мог в каком напряжении все последнии дни жила вся страна, с замиранием сердца переживая за судьбу подводников Северного Флота.
Всю оставшуюся дорогу мы провели в гробовой тишине. Каждый из нас вдруг осознал,  что долгое отсутствие дома могло таить в себе множество новостей. И, к сожалению,  не все они были добрые и радостные.            
      Все это настолько поглотило меня, что я даже не заметил, как над моей семьёй начинают собираться свинцовые тучи, надвигающейся катастрофы.
Нестабильность положения в стране постепенно привела к разорению или закрытию большей части научно-исследовательских институтов. Из сотен оставались десятки. Сотрудники были вынуждены торговать на рынках, увольняться, пытаться хоть как то обеспечить свои семьи. Не исключением была и моя мама. Оказавшись никому не нужным старшим научным сотрудником биологического института, она устроилась на работу в находившуюся недалеко от нас военную часть коммутатором, фактически поставив крест на своей карьере во благо выживания семьи. Отец, чья жизнь всегда была связана с армией, служил в этой же части. Будучи солдатом срочной службы советской армии, он возвращался из увольнительной и встретил на берегу реки молоденькую, чернявую девушку с робкие, испуганно взглядом. С тех пор они не расставались.  Мама частенько прогуливаясь с сестрой у реки находила повод для того, чтобы подольше задержаться у той самой излучины, где они познакомились, и находя разные незначительные поводы,  оставалась в одиночестве, она ждала его. Сестра, делая вид,  что совершенно ни о чем не догадываться, уходила домой. Каждый день на закате они встречались. Она всегда знала, что он придет, а он был уверен, что она обязательно его дождется. Через год они сыграли свадьбу. Уже в статусе офицерской жены переехала в его маленькую коммунальную комнату в воинской части. Амбициозная и целеустремлённость молодая женщина не хотела жить, так же как её соседки, жены военных, которые обзаводились детьми и вели домашний быт, каждый вечер ожидая с работы своих мужей. Это было не для неё. Она окончила аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию, начала свою научную деятельность в одном из крупнейших биологических институтов страны. Жизнь её вращалась вокруг чашек Петри,  колб, пробирок,  гербариев и анатомического театра.
За чашкой чая, взахлёб рассказывая о результатах нового эксперимента, она ловила на себе восхищенные взгляды мужа, чья работа была рутинна и однообразна.  Порой эта неуемная энергия утомляла его, порой вызывала неожиданные приступы апатии или раздражения. Он не мог похвастаться столь кипучей деятельностью, все чаще сожаления, что его жена, как другие женщины не смакует по вечерам, какой гарнитур урвали в комиссионки Анисимовы, или что жена Глотова вновь была замечена возле общежития молодых офицеров. Может быть поэтому,  он частенько начинал задерживаться со своими сослуживцами после работы, выпивая и приходя домой в приподнятом настроении, ужинал и быстро засыпал.  Но, несмотря на это он искренне восхищался ею, любил эту чертовски привлекательную женщину.  Она платила ему благодарностью и взаимностью. Вскоре на свет появился сначала мой брат, а потом и я.
И вдруг,  этот мир, её мир, начал  рушиться. Мама не смогла поступить иначе, пожертвовав работой, она пришла на помощь отцу, чьей зарплаты катастрофически не хватало на семью.
Старший брат, который сразу после моего поступления уехал работать в Германию и особого интереса к нашей судьбе не проявлял. Он давно уже жил собственной жизнью, осваиваю премудрости быта русских мигрантов. Лишь изредка мы получали от него письма или небольшие посылки с дефицитными для нас продуктами и вещами. Отец не без иронии назвал их гуманитарной помощью зажравшихся капиталистов. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами папа вынужден был реанимировать свой старый ГАЗ-53  с облупившейся от времени на кабине краской, деревянным уже кое-где прогнившим кузовом, мощной решеткой радиатора, напоминавшую мне намордник на собаке и двумя торчащими, как бивни у матерого кабана, буксировочными крюками. Он брался за любые заказы: перевести стройматериалы знакомым, вывезти мусор, доставить в близлежайшие деревни дрова. Вся ответственность за семью легла на его плечи. Тем более, что военнская часть за эти годы, как и огромное количество, ей подобных по всей стране приходила в упадок. Министерство обороны сочло не рациональным держать на балансе такие заведомо убыточные части и постепенно расформировывало их, оставляя людей фактически без крыши над головой и лишая их последнего куска хлеба, на который еще мало мальски можно было заработать выполняя свой служебный долг. Военный городок отрезанный от цивилизации и затерянный в лесах Ленинградской области выживал как мог. Мужчины выкорчевывали деревья прямо за домами и распахивали землю, чтобы обустроить на них огороды, построить сараи, заселяя их домашней живностью, что хоть как-то прокормить семьи. По выходным собирались все вместе и лотали дома, начинающие приходить в негодность от отсутствия капитального ремонта. Разбирая шифер на боксах автопарка,  которые стояли опустелые и с разверзнутыми пастями воротами от отсутствия техники, они заменяли прохудившуюся кровлю на своих жилищах. Многие, имеющие возможность или гостеприимных родственников, уезжали, навсегда покидая эти, когда кипевшие жизнью места. По ночам в городке стали появляться невесть откуда появившиеся мародеры, выискивающие легкую наживу, срезавшие чугунные батареи с опустевших казарм и разграблявшие местные склады и кочегарку. Мужикам, многие из которых были заядлыми охотниками и имеющие табельное оружие, приходилось по очереди дежурить, охраняя периметр городка. Но все это были временные меры. Все чаще в разговорах взрослых можно было услышать о том, что необходимо уезжать. Перебираться ближе к городу. По крайне мере там есть работа, там можно снять жилье. Отец до последнего не хотел верить в столь плачевное положение дел. Он решил не сдаваться. Работал на износ. Все изменилось в одночасье.
Декабрьским вечером, когда ранний сумрак уже окутал здания и лес за окном превратился в сплошную черную, зловещую полосу на горизонте, за окном раздался привычный рык отцовского ГАЗа. Он раньше никогда так рано не возвращался. Обычно, измотанный и уставший, отец приезжал за полночь, когда я уже спал. Распахнув входную дверь, он с порога позвал мать и, не разуваясь, прошел в кухню, на ходу бросив мне вместо обычного приветствия:
 - А ну-ка быстро в свою комнату и свет выключи.
Из ванны выскочила взбудораженная мама, с закатанными рукавами длинной не по размеру рубахи, руками пенными от стирального порошка и быстро просеменила вслед за отцом, по пути плотно закрыв за собой дверь. До меня лишь долетали лишь обрывки их оживленного, серьезного, проходящего порой на повышенных тонах, и перемежающегося с всхлипываниями матери, разговора. Я понял, что выполняя очередной заказ по перевозке грузов, отец то ли пренебрег правилами дорожного движения, то ли став жертвой сложившихся обстоятельств, задел на дороге дорогую иномарку «нового русского», которых в то время развелось небывалое количество. В результате бандит повесил на него огромную сумму компенсации и, как было модно говорить в то время «поставил на счетчик», угрожая в случае невыплаты, что найдет и убьет всю нашу семью. Когда разговор оборвался, я услышал, как в свою комнату пробежала мать, и вернулась шурша по дороге отложенными на «черный день» деньгами и драгоценностями. Отец вышел из квартиры. За окном вновь раздался гул заводившегося мотора и рев отъезжающей машины. Я осторожно приоткрыл дверь комнаты и увидел сквозь щель мать, которая закрыв руками лицо, пыталась сдержать слезы. Неаккуратно открываемая дверь предательски скрипнула. Женщина вскинула голову, обернулась на звук и, увидев меня, подбежала, обхватила и уже не в силах подавить плач, начала нервно всхлипывать. Потом, резко  и неожиданно посмотрела на меня, утерла слезы, посмотрела по сторонам, как будто что-то прикидывая в голове, и сказала:
 - Андрей, погаси свет во всей квартире и марш спать, тебе завтра рано вставать на учебу. И еще, ближайшее время ты поживешь у своей тети. В выходные отец отвезет тебя к ней. До тех пор, каждый раз как идешь домой смотри, чтобы за тобой никто не шел, не включай свет и телевизор – приказным тоном, не допускающим пререканий, отчеканила она.
Все последующие дни в квартире стояла мертвецкая, гнетущая тишина. Мы боялись включить даже радио, особенно, после того, как к нашему подъезду несколько раз подъезжал дорогого вида автомобиль, явно не принадлежащий жителям городка, и по несколько часов стоявший под окнами. Мы не могли понять, кто сидит в нем. Темные, тонированные окна не позволяли этого сделать. В выходные меня отвезли к маминой сестре, которая проживала в соседнем селе. Это была грузная, молчаливая женщина лет на 10 старше своей сестры. До этого мы виделись с ней от силы несколько раз на общих семейных праздниках. Мне всегда казалось, что она не одобряла выбора моей мамы, которая решила выбрать в качестве спутника жизни отца. Будучи сама когда-то замужем за военным, она укрепилась в мысли, что достойных кандидатов среди этих, как она называла всех военных «пьяньчуг и бабников» людей просто не может быть. Последнее время, видя пример моего папы, она кажется немного смягчилась и даже порой навещала нас.   
Прощаясь с родителями, я впервые за эти дни обратил внимание, как осунулся отец и как распухли от постоянного плача по ночам, чтобы никто не видел, глаза матери. Тетка, перекрестила родителей на последок, подтолкнула меня к калитке, махнула в сторону дверей дома. Так я поселился под одной крышей с родной сестрой мамы.