Оранжевая кепка

               

Я стал таким, каким стал, и таким, каким меня многие знают сейчас, не
только благодаря каким-то особым способностям и знаниям, но и во многом
благодаря божьему промыслу и тому времени, когда происходило моё
становление, как писателя. Вот основные вехи 1994 года: 1 января состоялось
бракосочетание Била Гейтса основателя компьютерной компании «Microsoft»
со своей сотрудницей Мелиндой Френч, 1-го февраля вступили в силу
Шенгенские отношения, дающие право свободного передвижения между
странами Евросоюза, двадцати шести её членам, 23 марта произошла крупная
авиакатастрофа под Междуреченском. Самолёт Airbus A-310 компании
«Аэрофлот», выполнявший рейс Москва – Гонконг, рухнул в Кузбасской
тайге, унеся жизни 75-ти человек, 23 мая фильм Квентина Тарантино
«Криминальное чтиво» завоевал «Золотую пальмовую ветвь», как лучший
фильм на 47-м Каннском кинофестивале, 10 мая руководителем ЮАР,
становится Нельсон Мандела, первый в истории страны чернокожий
президент, 27 мая писатель-диссидент Александр Солженицын вернулся в
Россию, спустя 25 лет после изгнания, 19 августа умер советский поэт и
переводчик Роберт Иванович Рождественский, 31 августа прекратила своё
существование Западная группа войск в Германии(ЗГВ), а 1-го сентября
произошёл полный вывод войск, 31 декабря началась первая «чеченская
война», российские танки, героически, но безуспешно пытались штурмовать
Грозный. Но это была лишь малая часть того, что мелькало в кричащих
новостях, на экране покрытого слоем сажи, идущего цветными полосами
телевизора. Мне было 23 года, и я был полон желаний и амбиций.

Новый 1994 год, по причине своего холостяцкого образа жизни, я отмечал с
родителями. А на Рождество решил пригласить к себе в гости коллегу
Василия Степнова, с которым я бок о бок работал на аммиачно-
холодильной компрессорной станции (АХКС), что располагалась на
территории завода химического волокна. Он обещал зайти, да ещё
не один, а с женой, и принести с собой что-нибудь из еды. Из наших с
ним разговоров в курилке я уже знал, что они семья вегетарианцев.
Василий не обманул моих ожиданий. Ровно в шесть вечера задзинькал
звонок. Выглянув в окно, я увидел две стоящие у ворот фигуры, мужскую
и женскую. Набросив на плечи овчинный тулупчик и запрыгнув в валенки,
пошёл открывать. Поздоровавшись и обменявшись любезностями, мы все
трое последовали в тёплый уют дома. Гости принесли с собой авоськи с
салатами, типа оливье и селёдки под «шубой».
- Знакомься Андрей – это Нина, моя супружница – представил Василий
свою спутницу, брюнетку лет тридцати.
- Очень приятно – пожимая руки и как можно более радушней ответил я.
А когда, те, наконец сняли с себя верхнюю одежду на кухне, которая по
совместительству являлась и прихожей, добавил от себя:
- Ну, проходите, гости дорогие в залу и располагайтесь вон за тем круглым
столом. Чувствуйте себя как дома.
- Спасибо, Андрей – заговорила Нина – а можно мы сначала руки помоем.
- Да, да, конечно, раковина направо, сразу за печкой.
Я выставил на стол жаренную курицу и отварную картошку. В тарелках
горкой лежали солёные огурцы и помидоры. По центру стола красовалось
вино «Букет Молдавии». Но Василий с Ниной удивили меня ещё больше,
сказав, что: - Мы не пьём. – И мы будем есть только своё.
Поэтому спустя два часа такого застолья я немного заскучал. В моём
понимании, праздник – это нечто большее, чем поедание салатов.
Я всё же откупорил бутылку и съел половину курицы. В первый раз в жизни
у меня были такие странные гости. Но выпив полбутылки вина я
раздухорился: - А, хотите, я вам стихи почитаю?
На меня удивлённо уставились две пары карих, смеющихся глаз.
- А, так вы батенька, ещё и поэт – сыронизировал Василий.
- Василий, не прикалывайся, пусть почитает – одёрнула мужа Нина.
И я, достав тощую двенадцатилистовую тетрадку, изобразив скорбный вид,
начал декламировать:

                ***
В высохшем колодце пыль одна,
Сруб гнилой, да сорванная цепь.
И никто его не видел дна.
А вокруг – лишь выжженная степь.

Было время, он спасал людей,
От жары и жажды много лет.
Но ушла вода – иссяк ручей,
Затерялся жизни в поле след.

Я прочитал ещё несколько виршей, но потом в горле пересохло,
и я исподлобья взглянул на гостей. Те даже перестали есть.
- Андрей, прервал Василий затянувшуюся «рекламную паузу»,
а ты не пробовал свои стихи на конкурс посылать?
- Василий, ты издеваешься? У меня за плечами восемь классов
образования и «шарага». Кому нужны мои тетрадные писульки?
- Я как-то читал газету «Кузнецкий край», так там объявлен какой-то
областной литературный конкурс. Может надо и тебе попробовать?
- А в каком номере?
- Я не помню. Может в понедельничном? А может в пятничном?
Я выписывал газету «Кузнецкий Край» лишь с одной целью,
чтобы было чем печь растапливать. И кипа ещё не прочитанных огнём
газет лежала на жёлтой полировки, тумбочке-этажерке, на которой стоял
допотопный телеящик «Рубин». Недолго думая, я прошерстил несколько
газетных разворотов за последние две недели и наткнулся на некое
объявление о конкурсе «Свой голос», проходящего под эгидой Центрального
Дома Литераторов Кузбасса. Я поблагодарил Василия за ценную
информацию. И пообещал ему отправить по указанному в газете адресу,
несколько своих лучших стихотворений. Вот так, Рождество 1994 года,
волшебным образом довольно круто поменяло мою судьбу.
После марта месяца на ЗХВ перестали выплачивать заработную плату и
народ немного покряхтев для вида, стал увольняться по собственному
желанию, ища себе более «хлебные места» на других предприятиях города.
За месяц уволилась половина нашей бригады слесарей-ремонтников,
в том числе и Василий. Наш начальник цеха, начал с горя поддавать со
сварщиком. Я целыми днями (руки в брюки) слонялся по ещё работающим
корпусам завода в поисках не занятой курилки, или пинал фланцы и болты в
слесарке, стараясь как-то пережить этот декаданс. Но меня хватило
ненадолго. Через две недели я тоже написал заявление об увольнении, в
связи с переходом на другую работу. В одном из номеров «Кузнецкого края»
в разделе <требуются>, промелькнуло объявление: кнпо «Токем» на
постоянную работу требуются стрелки ВОХР. Зарплата и питание
гарантированы. Ключевым словом в этом объявлении было слово – зарплата.
Таким макаром я устроился на работу в охрану Кемеровского научно-
производственного объединения «Токем» (бывшего «Карболит»)
Начальник ВОХР(а) седой мужик под два метра ростом, обещал мне
сухпаёк, талоны на обед, и экипировку (тёмно-синюю форму с медными
пуговицами. Но в итоге, всё оказалось совсем не так, как мне расписывали.
Весь апрель я пробега в своих затёртых до дыр джинсах, кофте с
логотипом «Lacoste», и чёрной синтетической куртке с подозрительно
тонкой подкладкой. Сухпайки давали только по праздникам, а зарплата шла
с задержкой на месяц. Единственное, что радовало, давали «жирные» талоны
на питание. А в остальном, «работа не бей лежачего» -  читал книги и писал 
стихи на посту. Правда случались небольшие казусы и происшествия.
Однажды, будучи на посту№2, я охранял КПП научно-исследовательского
института. И тут перед въездными воротами нарисовался трактор «Кировец»-
длинномер. Его платформа, с десятком колёс, была длинной в сотню метров.
Я как положено, вышел из своей будки и спросил у сидящего за рычагами,
рыжего бородача, пропуск на въезд. Он стал мяться и твердить что-то про
Экибастуз, но из кабины своей не вылез. Вместо его, в сторону отдела
пропусков побежал сидящий с ним молодой парнишка, примерно моего
возраста. И всё бы ничего, но этот длинномер создал грандиозную
автомобильную пробку, перекрыв движение по улице Карболитовской.
И меня накрыла волна пиликающих на все лады, клаксонов. Вереница
легковых и грузовых автомобилей, начиналась где-то в районе Советского 
проспекта и заканчивалась низкосидящей платформой «Кировца» у ворот.
Какофония продолжалась больше пятнадцати минут, а парнишка с
пропуском, как сквозь землю провалился. И я, на свой страх и риск, дав
отмашку, запустил этого многоколёсного «крокодила» на территорию НИИ.
Трактор, взревел как оглашенный и обдав меня выхлопами сгоревшей
солярки, проехал в отворённые мной ворота.  Постепенно пробка рассосалась
и автомобильное движение было восстановлено. Но тут, как из-под земли,
появился начальник ВОХР(а).
- Молодой человек, обратился он ко мне, - а какого лешего ты сейчас
запустил? У него хотя бы пропуск на въезд был?
- Не знаю. Сопровождающий пошёл в отдел пропусков.
- Так ты что, гадёныш, его так запустил? Уволю к чёртовой матери!
- Товарищ капитан, но он же создал аварийную ситуацию на дороге.
- Молчать! Ты нарушил должностную инструкцию! Не видать тебе премии!
- А, я и так стажёр. Какая у меня может быть премия?
- Ладно, с тобой я позже разберусь. Пойду вставлю пистон этому горе-
экспедитору, и с этими словами, он «семимильными шагами» направился в
направлении здания заводоуправления.
Я зашёл обратно в будку, вытер носовым платком выступившую на лбу
испарину, и отпил воды из носика алюминиевого чайника. Затем взял со
стола принесённый из дому свежий номер «Кузнецкого края». В рубрике:
<Интересное> некий Фёдор Полухин, проводил открытый семинар
экстрасенсов-целителей, и приглашал всех желающих научиться снимать
порчу и сглаз, а также нетрадиционным путём вылечивать все существующие
болезни. Ниже, мелким шрифтом была напечатана денежная сумма и адрес.
На тот момент, у меня прибаливала мать, и обычные лекарственные средства
ей не помогали, как впрочем и врачи. В голове что-то перемкнуло и я решил
вдруг стать если не Владимиром Кашперовским, то хотя бы Аланом
Чумаком, домашнего разлива. И вот, в обозначенный день, я был на пороге
какой-то средней школы на Кузнецком проспекте, что недалеко от второго
хлебокомбината. Здание было не типовое, а ещё довоенной постройки,
поэтому я кое как нашёл нужную аудиторию. Учебный класс был забит
разношерстными людьми: за партами сидели пенсионеры, мужчины и
женщины лет сорока, и молодёжь, примерно моего возраста. Я дежурно
поздоровался и пройдя вглубь сел на свободное место, рядом с какой-то
раскрашенной девицей, средних лет. Несмотря на то, что мы сидели на
«камчатке» (на самой задней парте), нам хорошо была видна бледно-розовая
лысина выступающего, то и дело мелькающая на фоне исписанной какими-то
знаками, классной доски. Это был сухопарый мужчина лет пятидесяти,
среднего роста, в костюмной паре советского кроя. Попробую восстановить в
памяти, то, что он говорил:
- Здравствуйте, уважаемые дамы и господа! Меня зовут Полухин Фёдор
Михайлович.
Моя соседка по парте хмыкнула:
- Блин, прям, как Достоевский.
- Я дипломированный экстрасенс-парапсихолог. На курсах прикладной
экстрасенсорики, мы научим вас диагностике и лечению различного рода
заболеваний, а, так же попытаемся найти у вас третий глаз, и если повезёт,
избранным откроется дорога к ясновидению. Все, кто хочет записаться,
передавайте конверты с деньгами, моему ассистенту Дмитрию, и не
забывайте указывать на них свои имя и фамилию.
И только тут, я заметил, сидящего сбоку за учительским столом пухленького
молодого человека, с кучерявой шевелюрой, который при упоминании его
имени, улыбнулся, как продавец краденного.
На следующее занятие, я уже пришёл с тетрадкой и ручкой. Моей соседкой
по парте опять оказалась эта странная рыжеволосая женщина. На перерыве я
узнал, что её зовут Марина, и что она продавщица в ликёро-водочном
отделе гастронома. В тетрадки вольнослушатели записывали загадочные
мантры, петроглифы, и краткое пояснение к ним. Как оказалось, позже,
это были методики некой Лизы Речкиной. На третьем занятии, всех нас
ждал сюрприз. Полухинский ассистент Дима принёс в аудиторию чёрный
ящик размером со свернувшуюся клубком кошку. Как нам объяснил наш
гуру, это машина для ловли приведений, которая якобы разработана
инопланетянами, но сделана здесь у нас на Земле, по лицензии.
Забыл сказать, что Фёдор Михайлович, не только экстрасенс –парапсихолог,
но и контактёр-целитель со стажем. И он предложил всем присутствующим
испытать на себе чудодейственное воздействие этой штуковины.
Поначалу, многие смотрели на загадочный чёрный ящик с торчащими из
него проводками, с опаской. Но когда трое добровольцев с грустными
минами, сняв медные ободки с головы, стали улыбаться, все стали тянуть
руки как школьники, чтобы испробовать на себе это чудо инопланетной
техники. Наконец дошла очередь и до меня. Полухин надел мне на голову
жёлтый обруч, от которого шли проводки к чёрному, будто покрытому
бархатом, коробу, и заговорщески так подмигнул. А его помощник Дмитрий,
тем временем, начал щёлкать, похожим на переключатель каналов у
телевизора, тумблером на верхней панели прибора. Я сгруппировался, как
перед прыжком с парашютом и закрыл глаза. В голове зашумело и перед
мной поплыли цветные круги и пятна. Слегка подташнивало. Но где-то
примерно через минуту, в голове прояснилось, и укачивающие тошнотики
прекратились. Было такое ощущение, что с моих плеч упал камень, и
дыхание стало ровным и размеренным. Я разомкнул веки: - всё та же
школьная аудитория и с любопытством глядящие на меня два десятка глаз. 
И только солнечный свет в окне стал немного ярче и сочнее.
- Ну, как ощущения? - спросил меня Фёдор Михайлович.
- Да, так, нормально. Сначала было чувство, будто я куда-то проваливаюсь.
А потом, отпустило. И ещё, было ощущение, будто нечто тяжёлое перестало
давить сверху.
- Правильно. Ведь мы же, голубчик, за минуту почистили всю твою ауру.
С твоей головы мы буквально сдёрнули большую «шапку» негативных
эмоций. Чёрная масса тридцать секунд висела в воздухе, пока её не засосало
в ловушку для приведений.
И уже обращаясь к помощнику: - Правда, Дмитрий? Ты же видел?
Тот, лишь улыбаясь покивал головой.
Мне действительно стало очень хорошо после опыта, я до конца занятий
пребывал в какой-то лёгкой эйфории. Весь день моих губ не покидала
фирменная улыбка Чеширского кота. И даже Маринка, со своим макияжем,
мне уже не казалась такой страшной. В общем, с экстрасенсорикой, я был
теперь практически на-ты. Из Кузбасского Дома Литераторов, мне пришло
письмо с благоприятным отзывом о моих стихах, от некого Иосифа
Куралова. Зато на работе дела начали складываться не лучшим образом. Всё
началось с того, что когда я крапал очередную виршу, через щель в воротах
КПП, прошмыгнула лаборантка Лариска, в своём белом, как у врачей, халате.
Очевидно намереваясь пораньше попасть в «токемовскую» столовку, что
находилась буквально через дорогу. Краем глаза я заметил лишь белый
всполох от её халата. Спустя какое-то время Лариска пошла обратно. И
только она, как мышь, юркнула в щель, на пороге КПП нарисовался
начальник ВОХР(а).
- Стоять! – зычно, по-военному крикнул он. – Кто такая?
Женщина от испуга присела и чуть не начала заикаться.
- Я, я, это в столовую ходила, покушать. А, что нельзя?
Услышав шум, я отложил писанину и вышел из своей будки.
- Молодой человек, (он обращался уже ко мне) почему у тебя на посту
посторонние? – Очевидно намекая на лаборантку.
- Да, это ж, Лариска, наша лаборантка из НИИ.
- В таком случае, пусть предъявит пропуск!
- Простите, заныла насмерть перепуганная молодая женщина,
я оставила пропуск в лаборатории. Очень спешила.
Да, оставьте её в покое, товарищ капитан. – вступился я за лаборантку,
Она правда местная. Вы же знаете какая у этих женщин память.
- А ты не встревай, щенок!
То, что произошло потом, просто не укладывается в голове. Начальник
охраны, этот дылда-здоровяк, хватает за руку и буквально вышвыривает
бедную Лариску за ворота, со словами:
- Чтоб без пропуска тут не появлялась, курва!
Я бросился с крыльца вслед за ними и схватил его за плечо.
- Товарищ капитан, вы ведёте себя как фашист! Это же всё-таки женщина!
- А ты, молокосос, вообще не вмешивайся, я уволю тебя за несоблюдение
пропускного режима.
Я взбеленился и уже хотел кинуться на него с кулаками. Но вместо этого,
послал его на три русские буквы и развернувшись пошёл в сторону своей
фанерной сторожки. Меня всего трясло. Заявление об увольнении по
собственному желанию я напишу завтра. А сейчас, не найдя чистого листа
формата А4 в ящике письменного стола, я энергично чиркал ручкой на
последней странице журнала регистрации номеров транспортных средств:

                ***

Идёт на море шторм, а я - всего лишь щепка,
Меня то бросит вверх, то на берег швырнёт.
А рядом, как фрегат, оранжевая кепка,
Не знает, как и я, куда она плывёт.

Мы кружимся в одном большом водовороте,
Мы - пленники одной безудержной волны,
На гребень взгромоздясь, мы бредим о полёте.
Но в пропасть манят нас ревущие холмы.

Нет, мне не утонуть, ведь я всего лишь щепка.
Тупых голодных рыб я больше не боюсь.
Меня взяла на борт оранжевая кепка.
Пусть чаек сводный хор венчает наш союз!