Червоточины Петрика и норы Кузи УО

     Возмущавшийся вопиющим незнанием местночтимых святынь кучер, подвозивший брата на хату с трупом двойняшки - хоккеиста, мало задумывался над присущей и конституциям, и свиным хрящикам, изъятым за ненадобностью из дарового хлебова общепринятой пищи ушлым флотским коком, демобилизовавшимся с Советского Речфлота по Указу Андропова, и даже таким зубрам, как Керви и Витухновская, не говоря о трогательной Пикачу, чьих загорелых в чернь финифти ножонок мне так не хватает в эту крайне снежную зиму, разницей едемдассейности, но тот же кучер, будучи приглашен в совсем другое советское кино ( б...дь, даже не верится, что здесь когда - то было кино, музло и даже книги ), по обычаю лицедейства совершенно перевоплощался и херачил штангой по зубам бухарившего Мамонова, вихляющегося с саксом по притонам советского Марселя, кем, без сомнений, выступала всю дорогу Одесса.
    - Эх, Одесса, - вздохнул жабрами расклешенный и гнусавый продавец родины ранжира  " лайт " Утесов, невероятно выбешивая седобородого Солженицына, с нескрываемым неудовольствием обнаружившего свою фамилию в райдер - листочке, небрежно прибитом на саморезы к покоробленной двери провинциальной дискотеки, вознося левую ногу на скользкую ступеньку пассажирской лесенки в небо, технологично предусмотренной у крутобокого автобуса марки  " Икарус ", дребезгливо приуготовившегося к спущению в ад, - было время.
    - Не было ни х...я, - отозвались из застывшей кабины водилы автобуса.
    " Бобби де Ниро ", - подумал Утесов, придерживая широченный пиджачок в полосочку рукой.
    - Х...й вот тебе, - так же сумрачно ответил голос и над жалко притороченной изолентой к поручню жестяной кормушкой кассы из обшарпанного плексигласа проявилось широкое лицо Копытина. - Копытин, - представилось лицо, сияя кирпично - новой краснотой полного жизненных соков человека, - персональный водила отдела по борьбе. Ваш билетик, гражданин.
    Утесов мучительно зашарил по карманам, уже одним нервным тиком выдавая себя с головой : так только заведомые зайцы играют личиной - то, натурально персонажи правильного Ерофеева, стоят на ступеньке и невнятно прикашливают, суетливо оглаживая себя по шкерам.
    - Мозги не е...и ! - прикрикнул Солженицын, рассматривая по оптическим законам выпуклый зад Утесова, потому как стоял снизу, следующим в очереди на погрузку в   "Икарус ", добродушный хотя бы своим рылом померанчевой окраски моей чудесатой Марты Костюк, вдребезги проигравшейся и получающей по обету утешительную сказочку от любящего различного образа товарищей женщин и даже тощих трансов, типа Хлое Кэй, коалы. - Только время отымаешь у кондуктора - то.
    - Я не кондуктор, - с достоинством возразил Копытин, пропуская джазмена без предоплаты, - я водила отдела по борьбе.
    - Водила он, - недовольно бубнел в бороду Солженицын, подтягиваясь на руках и громоздя свое сухопарое туловище любомудра на верхнюю ступеньку автобуса, - отделы, бля. А где тогда Шарапов ?
    - Тута я, - отозвался демобилизованный со всех фронтов Володя, что - то царапая ногтем мизинца на заиндевевшем окне пассажирского места сразу сбоку от кассы, - я тута.
    - Как пели анархиствующие матросы, - прочувствованно произнес Солженицын, протягивая Утесову чемодан с оторванной ручкой, удерживавшийся при восхождении в автобус грудной мышцей и бицепсом писателя, - ты, верно, котишься во Флориду или Эл - Эй.
    Копытин коротко хохотнул, дергая рычаг.  " Икарус " заскрежетал стальной требухой, закрывая дверь, а водитель тыкал ключом зажигания в еле заметную щель, напевая чуть слышно :
    - Он шел на Флориду, а вышел к Херсону ...
    - Твою ж ты мать, - оценил усилия водителя Утесов, преграждая дальнейший путь в салон замешкавшемуся Солженицыну, - вот и в холливудских кинах все время так - то : пытается свалить от маньяка какая бабенция, а ключ не лезет, или не найдет она ключ никак, или падает он под педали, или ...
     - А тута как ё...нет по стеклу ! - заорал Шарапов, привскакивая на изрезанной бритвами седушке. - И рожа маньяка скалится, хватает псих жертву любви за волосенки и тащит наружу. А зачем ?
     - Чтобы надругаться, - произнес в микрофон Копытин, заводя автобус, - для чего ж еще.
     " Икарус " перднул клубом невкусной солярки и попыхтел куда - то. Целый автобус мертвецов, управляемый тоже мертвецом. Впрочем, Федор Сологуб некогда куда как поэтичнее высказался по существу о навьих чарах, мне же для моей любимой Марты плагиатить западло, она не скудоумная Тицкая, никак не умеющая влезть не в свои сани. Дрочится девка большим теннисом, не пытаясь вскочить на подножку троллистического рондо  " Гребаный Экибастуз - Пешмерга ", и - слава Богу.